Уиллард и его боулинговые трофеи

Моча завертелась, как зловещий знак препинания, и исчезла. Солнце тоже заходило. Он ждал Констанс, которая встречалась с друзьями. В квартире было очень тихо. Он не включил свет. Обычно он ненавидел темноту. Он поглядел в окно на уличное движение раннего вечера, звучащее как дождь. Поёжился, словно ему было холодно. Проезжавшие внизу машины напомнили ему об очень одиноком дождливом дне его детства.

Он снова туда вернулся.

Когда Констанс открыла своим ключом дверь и вошла, квартира была темна, так что она зажгла свет. Она не думала, что он там. Он сидел в комнате в нескольких футах[7] от неё, уставившись в окно такими глазами, будто в них был прозрачный свинец.

«Что не так?» – сказала она.

«В моём члене бородавки», – сказал он.

Она очень осторожно села на пол рядом с ним, как если бы садилась на обветшавшую паутину.

«Тяжко я скорблю, что мои друзья ничего не стоят»

«Это только фрагменты», – почти год спустя сказал Боб лежащей на кровати Констанс, связанной и заткнутой, с головой на его коленях.

«Строки, – сказал он. – Куски строк…» Он умолк, а потом забыл на мгновение, о чём говорил.

Констанс ждала, когда он вспомнит, о чём говорил. Он переворачивал страницы книги, но не знал, зачем. Они переворачивались, как листья на бездумном ветру.

Потом он вспомнил, что делает, и начал сначала, повторяя те же самые слова, которые только что употребил. «Это только фрагменты. Строки, – сказал он. – Куски строк, а иногда только отдельные слова, которые остались от стихотворений, написанных греками тысячи лет назад».

«„Прекраснее“, – сказал Боб. – Это всё, что осталось от стиха».

«„Сбегая“, – сказал Боб. – Это всё, что осталось от другого».

«„Тебе он изменяет“, – сказал Боб. – „Разрывая“. „Заставила меня забыть о всех печалях“. Вот ещё три».

«Вот два по-настоящему красивых, – сказал Боб. – „Тяжко я скорблю, что мои друзья ничего не стоят“. „Кусает огурцы“».

«Что думаешь? Тебе они нравятся?» – сказал Боб. Он позабыл, что она не может ему ответить. Она кивнула головой, мол, да, ей они нравятся.

«Хочешь послушать ещё?» – сказал Боб.

Он позабыл, что у неё во рту кляп.

Она медленно кивнула – да.

«Вот ещё четыре фрагмента, – сказал Боб. – Это всё, что за тысячи лет осталось от человеческого голоса: „Бури“. „Из этих“. „Я был“. „Он понял“. Невероятно, а?»

Она очень медленно кивнула – да.

«Ещё один?» – спросил Боб.

Она медленно кивнула – да.

«„И ничего не выйдет из чего угодно“», – сказал Боб.

Уиллард и его боулинговые[8] трофеи

А как же Уиллард и его боулинговые трофеи? Каким образом они угодили в эту историю извращения? Легко. Они были в квартире этажом ниже.

Уиллард был птицей из папье-маше, высотой около трёх футов, с длинными чёрными ногами и частично чёрным телом, покрытым странным, ни на что не похожим, красно-бело-синим узором, и у Уилларда имелся экзотический клюв, как у аиста. Его боулинговые трофеи, конечно, были украдены.

Они были украдены у трёх братьев, братьев Логанов, составлявших очень хорошую, на самом деле – чемпионскую боулинговую команду, в которой они играли не один год. Боулинг был кровью их жизни, а потом кто-то украл все их трофеи.

С тех пор братья Логаны искали их, колеся по стране, как три зловещих брата из вестерна.

Они были худые, остроглазые и потрёпанные на вид, из-за того, что позволили своей одежде прийти в негодность, и оттого, что не брились регулярно, и превратились в злостных преступников, чтобы финансировать поиски украденных трофеев.

Они вступали в жизнь полноценными американскими ребятами, способными вдохновить и малых и старых, показать, как можно сделать нечто из своей жизни и привлечь к себе внимание. К сожалению, пытка трёх потерянных на поиски боулинговых трофеев лет изменила их. В них мало чего осталось от прежних братьев Логанов: этих статных доблестных игроков в боулинг и гордости родного города.

Уиллард, конечно, всегда оставался всё тем же: птицей из папье-маше в окружении боулинговых трофеев.

«И ничего не выйдет из чего угодно»

В комнате было слишком светло. Это была небольшая комната, и лампа, свисавшая с потолка, была слишком велика для этой комнаты. Внизу по улице ехали машины. В начале вечера на улице было активное движение.

Боб поглядел на Констанс.

Лицо Боба было очень нежным, и далёким, и погружённым в мечты. Он думал о людях, которые жили в другое время, а теперь были мертвы и лежали, скорбя о себе, и о нём, и о всей человеческой природе: прошлом и будущем всего этого.

Констанс, вглядываясь в него снизу, была глубоко тронута выражением его лица.

Внезапно она захотела сказать, что любит его, несмотря на то, каким он стал, но не смогла. Только где-то один раз из десяти ему удавалось успешно её заткнуть, и это был именно тот раз.

Какая удача, подумала она.

И она потёрлась щекой о его ногу, это было всё, что она могла сделать, чтобы сказать, что любит его. Она хотела сказать, что они всё преодолеют и вернут былое, и снова всё будет прекрасно, но не могла, потому что её язык был плотно прижат к нёбу платком, насквозь промокшим от её собственной слюны.

Она закрыла глаза. «„И ничего не выйдет из чего угодно“», – тихо повторил Боб, на этот раз только самому себе.

Братья Логаны в погоне

Один из братьев Логанов сидел в кресле и пил пиво из банки. Другой лежал на кровати дешёвого гостиничного номера и читал комикс[9]. Время от времени он громко смеялся. Старые обои походили на змеиную кожу. Его смех с треском отлетал от стен.

Третий брат шагал взад-вперёд по комнате, что само по себе было маленьким подвигом, потому что комната была так мала. Он был недоволен тем, что брат смеётся над комиксом. Он думал, что его брату не следует снисходить до таких легковесных занятий.

«Где эти треклятые боулинговые трофеи?» – крикнул он.

Брат Логан на кровати от удивления уронил комикс, а тот, что пил пиво, остановил банку на полпути ко рту и превратил её в статую пивной банки.

Они уставились на брата, который всё так же умудрялся вышагивать по крохотной комнатке.

«Где эти треклятые боулинговые трофеи?» – повторил он.

Они ждали телефонного звонка, который сообщит, где находятся боулинговые трофеи. Телефонный звонок стоил им 3000 долларов, денег, нажитых попрошайничеством, мелкими кражами, потом ограблениями заправочных станций и, наконец, убийством.

Долгие три года они провели в поисках трофеев. Американской невинностью братьев Логанов пришлось пожертвовать.

«Где эти треклятые боулинговые трофеи?»

Святой Уиллард

Тем временем – меньше, чем в миле[10] от крохотного гостиничного номера, в котором братья Логаны ждали телефонного звонка, что снабдит их местом расположения боулинговых трофеев, – Уиллард, огромная птица из папье-маше, высился над трофеями. На полу их угнездилось около пятидесяти: больших, замысловатых, как миниатюрные боулинговые алтари, и маленьких, как иконы.

Уиллард и боулинговые трофеи стояли в гостиной большой квартиры. В гостиной была ночь и тьма, но даже при этом от боулинговых трофеев исходило бледное религиозное сияние.

Святой Уиллард украденных боулинговых трофеев!

Люди, которые жили в квартире, пошли посмотреть повторный показ Греты Гарбо[11] в местном арт-кинотеатре[12]. Их звали Джон и Патриция. Он был молодой кинорежиссёр, а она – школьная учительница. Они были очень дружны со своими соседями Констанс и Бобом. Боб спускался к ним три-четыре раза в неделю. Ему нравилось сидеть на полу в гостиной с Уиллардом и его боулинговыми трофеями, пить кофе и разговаривать с Джоном об Уилларде. Пэт обычно была на уроках. Она преподавала испанский в младшей средней школе[13].

Боб задавал вопросы об Уилларде и его металлических друзьях. Часто это бывал один и тот же вопрос, потому что Боб забывал, что уже задавал его.

«Где ты достал эти боулинговые трофеи?» – спрашивал Боб в сотый или уже в тысячный раз? Это был его любимый вопрос, который он задавал снова и снова.

«Я нашёл их в брошенной машине в округе Марин[14]», – терпеливо отвечал Джон в сотый или в тысячный раз. Джон знал Боба уже три года, и когда Джон с ним познакомился, Боб не был таким. Боб очень ловко управлялся со всеми аспектами жизни, а ум у него был настолько острый, что мог бы устроить пикник на лезвии бритвы.

Джону было неловко видеть Боба таким. Он надеялся, что это пройдёт, и Боб станет прежним.

Иногда Джон гадал, что же могло случиться, из-за чего Боб так себя вёл: всегда задавал одинаковые вопросы, снова и снова: «Где ты достал эти боулинговые трофеи?» и т.д., неуклюже передвигался и был рассеянным, а иногда проливал кофе, и Джон его оттирал, а до Боба едва доходило, что это сделал он.

Когда-то для Джона Боб являлся героем, потому что был так хорош в делах и словах. Те дни прошли, и Джон жаждал их возвращения.

Боулинговые трофеи продолжали бледно сиять в комнате, а Уиллард был тенью среди них, как безмолвная молитва.

Джон и Пэт вернутся позже, беседуя о Грете Гарбо, и включат свет в гостиной, и там будет верный Уиллард и его боулинговые трофеи.

«Сельдерей»

Боб снял ремень и начал медленно хлестать им Констанс: оставляя бледные красные отметины на её ягодицах и ногах. Она невнятно стонала из-за кляпа, который крепко сидел во рту и выплюнуть его она не могла.

Иногда её ещё заводило, когда он её хлестал. По-настоящему это заводило её, когда они только начинали играть в «Историю О», до того, как у него на пенисе появились и остались бородавки.

Он никогда не повреждал плоть, когда хлестал её, не оставлял на теле кровоподтёков. Он очень заботился об этом. Он не был заинтересован в том, чтобы она страдала.

Порка заводила его совсем не так сильно, как связывание и затыкание рта, но он продолжал это делать как часть ритуала, который вёл к их очень патетичному сексуальному акту, потому что ему нравилось слышать её стон из-за кляпа.

Что ей здесь по-настоящему не нравилось, так это кляп, который сильнее всего заводил его, и с которым он хуже всего справлялся, потому что сильно возбуждался и нервничал, когда вставлял его. Она не могла взять в толк, почему он так сосредотачивается на затыкании, а он не мог ей объяснить, потому что не знал и сам.

Иногда он пытался разобраться, почему ему нравится затыкать её, но он не мог найти рациональной причины. Просто ему нравилось, и он это делал.

Много раз, после того, как он заканчивал её связывать, а делал он это всегда в первую очередь, она говорила: «Пожалуйста, не затыкай меня. Ладно, связывай, хлещи, но только не затыкай. Пожалуйста. Мне это не нравится», – но он всё равно это делал, и чаще всего портачил, а иногда причинял боль, и очень нечасто ей нравилось быть с кляпом, и эти единичные, очень редкие случаи происходили только тогда, когда она вспоминала, как это нравилось ей поначалу.

Потом он положил ремень рядом с ней на кровать. Эта часть кончилась. Её глаза над кляпом так красиво, подумал он, так чутко и умно глядели на него.

Он развязал её ноги.

«„Давайте же венки из сельдерея наденем на чело и празднество начнём в честь Диониса“», – сказал ей Боб, цитируя греческую антологию по памяти.

«Мило, а?» – сказал он.

Она закрыла глаза.

Резинка

Боб всё ещё был одет, но уже ощущал в штанах эрекцию. Там всё набухло и тяжело прижималось к ноге. Близилось время, которого он по-настоящему боялся.

Единственным способом ввести в её вагину пенис, так чтобы она снова не заполучила бородавок, было использовать резинку, которую ненавидел он и ненавидела она.

Он подошёл к туалетному столику и под носками отыскал пачку резинок. Извлёк из пачки резинку. Прикасаясь к ней, он чувствовал себя грязным.

Констанс наблюдала за ним с кровати.

Она знала, как сильно он ненавидит пользоваться ими.

Боб вернулся к кровати. Разделся. У него было рослое, здоровое тело. Глядя на его тело, невозможно было догадаться, что в его пенисе – бородавки.

Он взял упакованную в фольгу резинку, разорвал фольгу, вынул эту ужасную штуку, и ему поплохело от её запаха. Он, правда, ненавидел этот резиновый запах. Его передёрнуло, когда он натягивал резинку на пенис, не глядя на Констанс во время этого занятия.

Надевание резинки всегда его смущало, и Констанс тоже отворачивалась, не желая видеть это смущение.

Резинка была на нём, и он чувствовал себя круглым дураком.

Братья Логаны ждут

Комиксовый брат Логан положил комикс на кровать рядом с собой. Он взглянул на обложку. Герой на ней смотрелся безрадостно, как залежалая печенюшка.

Пивной брат Логан закончил с одним пивом и принялся за другое. Ему нравилось чувствовать холод банки в руке. Это было одно из немногих удовольствий, оставшихся у него после трёх лет поисков украденных боулинговых трофеев.

Шагающий брат Логан ходил взад-вперёд по комнатушке. В его руке был револьвер. Он откидывал и закрывал заряженный барабан, глядел на пули. Ему не терпелось использовать пистолет. Он хотел убить людей, которые забрали его любимые боулинговые трофеи.

Они дорого заплатят…

Своими жизнями!

Скоро телефон должен был зазвонить. Он темнел на столе, как ещё не выкопанные могилы.

Комиксовый брат Логан вернулся к комиксу, открыв его на объявлении – продавать бальзам в свободное время и по пути из школы домой. Он прочёл объявление очень внимательно. Он гадал, каково это – продавать бальзам.

Поцелуй

Она ненавидела ощущение резинки, входящей в вагину. Ей следовало быть по-настоящему влажной, иначе это было больно. У него такой красивый пенис. Уже так давно она не чувствовала его внутри себя. Почти год всё, что она чувствовала вместо него – это резинку. Это был кошмар, и у него больше ничего толком не получалось.

О, боже!

Она потёрлась своим заткнутым ртом о его рот в подобии нежного поцелуя.

«Рисуйте льва с когтей»