— Приглядись к сослуживцам. Они все ж фейсконтроль проходят.
— Мужчина хочет быть всегда выше и больше зарабатывать. Мне конкуренция не нужна, а также внутренняя неуверенность.
— Три раза ха… да и полно сейчас домохозяев, — хохотнула «кряква», так прозвала старушонку Оксана. Женщина приглянулась ей. Стояла она переходах, вязала, продавала приятные вещи, но никто их не покупал. Хотя были хороши. Те, кто мусор бросал, были обруганы, а их мусор летел в корзину, тогда и предложил директор работу на центр, а та была радехонько. Живо тряпку взяла, освоилась и новичков учила уму-разуму. — Да и не все мужики козлы. Был мой Сенечка еще жив, ангелок поднебесный. Я работала на заводе, он пахал с детишками… малыми такими детками, получил менее моего, но любил не бросил, детей воспитывал. Все он понимал.
— Вам повезло.
— Вы молодежь сейчас более прагматичная. У вас это… есть контракты, распишите обязанности.
— Вы умны.
— Я жизнь прожила, а ты свою толком не можешь прожить, эй, давай, — схватила несчастный тюбик и завинтила крышечку. — Ты на работе мегерой будь, а дома ласковой козочкой, и тогда даже всякие Георгии Ивановичи не вякнут.
— Спасибо за совет, подумаю, — печально улыбнулась Оксана и пошла в свой кабинет. — И перед кем мне козу строить? — по пути ей встретился Аркадий, несший новую стопку документов. Они переглянулись и улыбнулись друг другу.
Справный симпатичный мужчина. Она толком не замечала его новый имидж. С приходом весны и он сменил образ и действительно превратился в делового человека. Молчаливый, но знающий, что сказать и в какой момент. Способный, мастер на все руки и просто человек, особо не лазящий в ее личную жизнь. Был высоким, неплохо сложенным и приобретал более спортивную форму. У него появилась стабильная зарплата — и уже пользовался корпоративной картой, открывающая доступ к лучшим местам в кинотеатры, спортзал, а также семь часов детям сотрудников центра в месяц на посещение детской секции. Она толком не интересовалась Аркадием Павловичем, был да был, да и зачем, если работает исправно? Женщина спрятала выбившуюся прядь густых русых волос за ушко и прошла мимо помощника, оказалась прямиком в кабинете, где уже находился утренний ланч с кофе и документами. Настоящий секретарь, выполнявший большой объем работы и не позволяющий отвлекаться на пустяки.
Глава 11
Глава 11
Сегодня принесли документы на утверждение строительства шанхайского павильона, а также договор на аренду помещений на имя Вадима Александровича Красноштанова под компанию по недвижимости и различным финансовым мероприятиям. С тяжелым сердцем ставила печать Оксана. Следом шли отчеты продаж за прошлый месяц по каждому отделу.
И все же продажи пошли вверх. Стабильно повышался трафик. Хотя тратилось слишком много на рекламу, но она давала свои плоды. Женщина ждала открытия карусели, планетария, строящегося контактного зоопарка, а также работы новых марок одежды.
В какой-то момент ей захотелось прочесть что-то легкое. Она не заметила, как вошел Аркадий забрать подписанные документы и застал начальницу читающей; печальная улыбка, звездные глаза, тонкий носик, а эти губки… Прекрасная женщина, от вида которой ему вновь стало хорошо. В какой-то момент он стал ощущать пустоту, даже если их разделяла стена. Моменты разлуки были в тягость для него. Отсюда и шло осознание — это точно было чем-то большим, чем страсть.
Он глядел как на богиню, рисовал ее в греческих нарядах в своих фантазиях, всю такую свободную и прелестную, хрупкую и страстную. Он бы накинулся на нее, начал с ее удивительных эрогенных ушей, с ласковых слов, после бы цепочкой приник к шее, и как вампир стал бы выцеловывать, искать венки и покусывать самые сокровенные места, отвлекая ее от чтения. И как было ему скверно от того, что его не считали за мужчину, даже при смене имиджа. Она даже толком ничего не сказала, лишь кивнула, но он старался! Старался угодить.
— Чем занимаетесь?
— Читаю.
— Что же?
— «Легенду и жизнь» Надежды Тэффи.
— Кто это?
— Ты разве не знаешь? Она выступала при самом Николае Втором, была очень знаменита и любима. Послушай, — и ее тихий голос, такой непривычный на службе, обласкал слух мужчины.
Ничего прекрасного, казалось бы, он ни слышал. Он не любил сопли, но печальная история любви, трагичная и при этом очень светлая, ненароком вникла в сердце. Жертвы Годеруны напоминали его жертвы. Он умер, отдавая всего себя любимым людям…
— Колдунья Годеруна была прекрасна, — начала легенду Оксана, будто бы запев. — Когда она выходила из своего лесного шалаша, смолкали затихшие птицы и странно загорались меж ветвей звериные очи. Годеруна была прекрасна.
Однажды ночью шла она по берегу черного озера, скликала своих лебедей и вдруг увидела сидящего под деревом юношу. Одежды его были богаты и шиты золотом, драгоценный венчик украшал его голову, но грудь юноши не подымалась дыханием. Бледно было лицо, и в глазах его, широко открытых, отражаясь, играли далекие звезды.
И полюбила Годеруна мертвого. Опрыскала его наговорной водой, натерла заклятыми травами и три ночи читала над ним заклинания. На четвертую ночь встал мертвый, поклонился колдунье Годеруне и сказал:
— Прости меня, прекрасная, и благодарю тебя.
И взяла его Годеруна за руку, и сказала:
— Живи у меня, мертвый царевич, и будь со мной, потому что я полюбила тебя.
И пошел за ней царевич, и был всегда с нею, но не подымалась грудь его дыханием, бледно было лицо, и в глазах его, широко открытых, отражаясь, играли далекие звезды. Никогда не смотрел он на Годеруну, а когда обращалась она к нему с ласкою, отвечал всегда только: «прости меня» и «благодарю тебя». И говорила ему Годеруна с тоскою и мукою:
— Разве не оживила я тебя, мертвый царевич?
— Благодарю тебя, — отвечал царевич.
— Так отчего же не смотришь ты на меня?
— Прости меня, — отвечал царевич.
— Разве не прекрасна я? Когда пляшу я на лунной заре, волки лесные вьются вокруг меня, приплясывая, и медведи рычат от радости, и цветы ночные раскрывают свои венчики от любви ко мне. Ты один не смотришь на меня.
И пошла Годеруна к лесной Кикиморе, рассказала ей все про мертвого царевича и про любовную печаль свою. Подумала Кикимора и закрякала:
— Умер твой царевич оттого, что надышался у черного озера лебединой тоской. Если хочешь, чтобы он полюбил тебя, возьми золотой кувшинчик и плачь над ним три ночи. В первую ночь оплачь молодость свою, а во вторую — красоту, а в третью ночь оплачь свою жизнь; собери слезы в золотой кувшинчик и отнеси своему мертвому.
Проплакала Годеруна три ночи, собрала слезы в золотой кувшинчик и пошла к царевичу.
Сидел царевич тихо под деревом, не подымалась дыханием грудь его, бледно было лицо, и в глазах его, широко открытых, отражаясь, играли далекие звезды.
Подала ему Годеруна золотой кувшинчик:
— Вот тебе, мертвый царевич, все, что у меня есть: красота, молодость и жизнь. Возьми все, потому что я люблю тебя.
И, отдав ему кувшинчик, умерла Годеруна, но, умирая, видела, как грудь его поднялась дыханием, и вспыхнуло лицо, и сверкнули глаза не звездным огнем. И еще услышала Годеруна, как сказал он:
— Я люблю тебя!
На жертвенной крови вырастает любовь.
Мужчина и женщина затихли. Уставились в безмолвной печали друг на друга, ощущая в груди непонятную тоску. Их сердца бились в одном ритме, их слух еще принимал легенду о глупой Годеруне и неблагодарном царевиче, выпившем всю молодость, кровь и любовь того, кто был искренен с ним, отдав самое ценное, что у него было — саму жизнь.
— Тебе идет серый.
— Что? — выдохнул Аркадий тихо-тихо. Быстрая смена темы разговора слегка смутило его.
— Хорошо, что ты сменил гардероб, — пояснила она, улыбаясь. Женщина сидела, трясла правой ножкой, лежащей на левой, и говорила ему “хорошо”. Говорила то, что он мечтал услышать, ради чего и затеял этот маскарад. — Для змеи это способ избавиться от старой кожи, а значит и жизни.
— Я так жалок?
— Ты несчастен. Никогда не торопишься домой, на столе нет семейных фотографий, одинок до мозга костей, — и все же, как бы она проходила мимо него, начальница подмечала многие детали его жизни, как профессионал и как человек.
Флер легенды рассыпался из-за накатившей работы. Оксана подняла гудящую трубку и защебетала на японском. Мужчине пришлось оставить начальницу, туфли которой соскакивали со стройных ножек. Она играла ими, снимала обувь, обувала, как ребенок, дразня его. Эх, если бы!
***
— А я сказал: ты не можешь пройти на служебную часть, — заявил гордо и уверенно Аркадий, отгораживая Оксану от Вадима. Тот пришел повидаться, с тортиком, то ли помириться, то ли просто остаться друзьями. Его пропустили как сына генерального, но правая рука закрыла проход грудью.
— А ты кто такой? Ты знаешь кто я? А, мы с тобой встречались тогда… — щурился неприятный человек.
— Вы — арендатор площади в ТРЦ «Молли-центр», прошу удалиться. Если вам нужна встреча с директором, прошу соблюсти все правила и не вносить панику.
— Ты, — загневил человек, а Аркадий стоя львом, защищая ореол от чужаков. — Я тоже претендую на «Молли», не знал? Я такой же акционер и имею полное право видеть твоего директора. А так как я акционер — ты мой тоже подчиненный, так что свали.
— Я нанят личным секретарем и не обязан слушать ваши пустые разговоры, прошу не беспокоить Оксану Викторовну и не отвлекать от работы.
— Это ее работа — меня принять. Нам нужно поговорить! — рычал человек, бодался, терял лицо, толкая Аркадия в грудь. А за ними смотрели, ставили ставки, а глава охраны срочно звонил Оксане, оповещая о стычке двух баранов. Женщина появилась неожиданно и эффектно. Стуча каблуками дошагала до Аркадия и осталась подле него, как бы очерчивая линию перед Вадимом и ней. Тот замолк, уставился во все глаза на суровое лицо госпожи центра. — Раньше ты не была такой смелой.
— А ты таким борзым. Если еще раз тронешь моих сотрудников — получишь иск и расторжение контракта за нарушение внутренних распорядков ТРЦ «Молли-центр», усек? — и окатила его таким презрительным и уничижительным взглядом, что руки у человека сами отвалились.
— Ты… ты… Из-за какой-то мелочи хочешь арендатора потерять? Я могу твою репутацию стереть в два счета.
— Уверен, что силенок хватит? Что насчет акций, можешь не беспокоиться. Твой отец решил все заранее.
— О чем ты?
— Твои акции были лишь по доверенности, ее отозвал Александр Петрович. И передал твою долю мне.
— Какого хуя? — покраснел мужчина и сделал грозный выпад на Оксану. — Ах ты шмаль, может, спала с моим отцом? Раньше тут полы мыла, а сейчас в директорах. За какие за… — он хотел договорить, его хотел прибить Аркадий, но их вновь прервала Оксана, встав посередине.
— Если ударю — это будет насилием. Законы ты знаешь лучше меня и как их обходить тоже, — и многозначительно повела бровью, что тот хапнул воздухом. — Уползи в свою нору, достань телефон и вбей мое имя. За какие шиши? Ты там найдешь, окаянный арендодатель. Твоя аренда в качества штрафа за беспорядок увеличивается на двадцать процентов. Не оплатишь — съедешь в следующем месяце, я предупредила. Сообщите о случившемся в дисциплинарный комитет, — обратилась охране и попросила Аркадию следовать за ней. — Только посмей поднять руку на человека — выгоню.
— Но он…
— Я сама о себе позабочусь, а ты не уподобляйся такому говну. Сама не понимаю, что в нем нашла, — и исчезла в своем кабинете. И застонала, заскрипев зубьями. Вновь вернулась боль, сразу, как гнев сошел. Аркадий вновь оказался перед красной женщиной, стонущей и слабой, не в силах даже подняться. Полчаса мял руку, думал о произошедшем и пытался разобраться в сказанном. Многие моменты его напрягали, как, например, слова про обход законов, про силенки, история про акции.
*Н.Тэффи "Легенда и жизнь". Взята часть легенды.
Глава 12
Глава 12
Закончился рабочий день. Пар еще шел из ушей. Мужчина бил боксерскую грушу, поднимал груз и общался с тренером — своим новым приятелем.
— Шумиха получилась знатная. Кто знал, что они так невзлюбят друг друга? — усмехнулся Василий Олегович, или просто, Василек. Это был грузный высокий спортивный мужчина с такими бицепсами и трицепсами, что было аж завидно, а какие ножки были! В шортах — истинный красавец родом из Скандинавии, чуть ли ни настоящий викинг. Однако его все прозвали цветком из-за кучерявых темно-русых длинных волос и длинной бороды, которую он любил превращать в косичку. Хмурый снаружи, василек внутри. Таким был Василий, дергающий бородку и глядящий на частично занятый зал рабочими людьми, которые, как Аркадий, пытались снять напряжение. — Вы чуть ни подрались. Два барана. Вас так и прозвал начальник охраны. Понравилась она, да?
— Ты случайно не знаешь, что произошло между Оксаной и этим упырем?
— А я-то почем, пришел лишь в прошлом месяце сюда. И да, лучше не напрягайся сильно. Завтра тело будет болеть, груз нужно поднимать постепенно и еще более натренированным. Спину сорвешь — и себя не сможешь ублажить, и женщину, это также печально, как и потерянное либидо. Не завидую молодежи. Приходят хлюпиками, надрочился на порно, более на встает. Я им и говорю: «мясо ешь, яйца пей, учись подкатывать и уламывать, — и он понес рассказывать про своих клиентов с прошлого клуба, где тусовались тем, кому было меньше двадцати пяти. Василек слишком разгорячился с рассказами, что Аркадию пришлось его остужать более нейтральными разговорами. — А лучше бабу Свету спроси — она все про всех тут знает.
— Бабу Свету?
— Ну ту, вуайеристку, вечно торчащей в туалете. К ней за советами ходят, погадать просят, свести. Она же пасется на женской половине и на нашей, — Василек загоготал и покраснел.
***
— Ух, какой большой! — закряхтела старая мадам за спиной Аркадия. Мужчина застонал от жести, происходящей за ним. За ним подсматривали. Старая бабка смотрела, как он справляет нужду и вообще этого не стеснялась. Извращенная натура! — Не переживай, у того олуха и меньше, и в охвате совсем тю-тю, — боднула под ребра и заковыляла вычищать мусорные баки.
Аркадий застегнул ширинку и пошел к раковине. Из зеркала на него смотрел красный и смущенный мужик, не знающий, как угомонить женщину, но в данном случаи она могла ему пригодиться. Так что пришлось терпеть.
— И у кого тут меньше?
— Я за просто так такие данные не выдаю, — и как хорошо, что они вновь были тут одни. Вообще, у бабы Светы был талант проникать в туалетную комнату, где находился всего один человек, чтобы его обходить со всех сторон.
— И что же вы хотите?
— Ну… сведи меня в ресторан. Когда были жив мой Сенечка, он каждый месяц водил меня в рестораны есть красную икру. Черную едят лишь мажоры, а он был простым слесарем. Но он так меня любил, хочу вновь молодость вспомнить, — и смахнула показательно слезы. Просьба женщины удивило Аркадия, но ради Оксаны он был готов вытерпеть даже бабу СВЕТУ.
***
Она надела лучшую блузку, лучшие штаны, накрасилась, причесалась. Была теперь не бабой, а истинной мадам приличного возраста, имеющей вздорный характер, но удивительную чуткость к людям. Она страстно пожирала молоденьких людей, неплохо понимала психологию и даже предсказывала, какая из пар расстанется, а какая доживет до первых подгузников.
Мадам даже захотела покурить, прямо за обеденным столом, потому как в ее голове крутились сцены молодости, в которой палило солнце, дымились и растряхивались сеновалы, как она крутила бедрами, как нянчила детей, работала, кормила их и провожала друг за другом в свободное плаванье, пока ни осталась одна.
Старшего сына сбил пьяный мотоциклист пару лет назад, второго убили в девяностых на перестрелках, третий сгорел от рака, а единственная дочь уехала в Израиль и почти не вспоминала мать. Оставалась у нее лишь крикливая, в меру прибухивающая невестка старшего сынка. Успела народить она от чужих мужиков. Забыла бы ее, если ни увезли ее с шизофренией. Так и осталась бабка одна с двумя дитятками, остальных забрали службы. Одному было десять, второму — двенадцать. Грустную повесть о женской доле наслышался Аркадий. Заказал неплохое шампанское, пили они под горе, чокаясь, пожевывая стейки и жаловались на жизнь, на бога, на людей.
— Да… тебя жизнь помотала не хило… За бывшую не переживай. Чую, ее нового хахаля другая уведет, с ней он только из-за бизнеса. Он еще тот лицедей, сожрет бабу, а твоего сына на помойку выкинет.
— Баб Света…
— А что поделать? И я была хреновым родителем, — вздохнула мадам, обливаясь горькой правдой. — Но что воспитали, то и пожали. Пацан без отца рос, ты был женат на бизнесе. Ни на жену времени не было, ни вел хозяйство, и там прогорел, и здесь. Хоть сам понимаешь ошибки-то?
— Да-да, — закивал человек, делая еще глоток напитка. — Но жалеть я больше не хочу. Любить тоже. Пусть живут своими жизнями.
— Только сынка-то из виду не теряй. Держи на расстояние вытянутой руки, чтобы тебя кусать не стал, когда имя себе отвоюешь. Баба к тебе вновь подбежит, сынка подставит. Так что смотри… не натвори дел, иначе до старости будешь хапать и икать.
— Не собираюсь возвращаться к ним. Лучше бы ее не встречал. Сына жалко, но… я тоже не святой, прощать не намерен. Если захочет узнать меня — пускай, алиментов хватит с меня. Устал…
— Правильно, но особо не серчай на прошлую жизнь; течения судьбы меняются. Но когда нового ребеночка заделаешь, все на самотек не пускай.
— Нового? — усмехнулся Аркадий и допил несчастный бокал. А баба Света все говорила и говорила, умасливала размягченный мозг:
— Конечно. Ты же дельный мужик. Жизни испробовал, опытный, квартира есть, пороха в пороховницах предостаточно, — кинула взгляд на пах. Мужчина поежился. — Чего ни жених? Может, миллионы не зарабатываешь, но некоторые и на двадцать сносно живут, а тебе сил хватит многих поднять. И женушку любить. Как тебе Оксана? Ты же за ней все эти месяцы ухлестываешь.
— То-то вы все знаете…
— Знаю, ибо вижу, — и показала на свои два глаза. — Девка-то она фигуристая, рожать будет спокойно и здоровых. Правда, сидеть не сможет с детьми, потому как ей очень важна работа, поэтому человек нужен, что возьмет часть и домашних, и служебных дел.
— Я? — Аркадий поперхнулся и с удивлением взглянул на бойкую бабку.