Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: По ту сторону войны [СИ] (без редактуры) - Зоя Михайловна Цветкова на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

26 июля 1941

— Давай я помогу тебе. — Предложила я Ане, которая не могла осилить тяжелые кипы книг. От них пахло старостью, но выглядели великолепно. Огромные тома, поврежденные временем, с кучей пожелтевших листов, в кожаном переплете. — А что это?

— Молитвенники, наш священник говорит, что нужно их спрятать, иначе немцы придут и сожгут церковь с иконами и библией. Мы их закапываем, а когда все закончится, откапаем обратно. — Она задумалась, прошла несколько метров молча. — А что с нами будет, если Германия победит?

— Наверно, ничего, я не знаю. — Я действительно старалась эти мысли от себя отводить.

Уже почти неделю мы живем в подвешенном состоянии, мы не ожидаем, не боимся, эта вся неизвестность приелись. От мамы не было вестей, из фронта только «умер», «ранен», «еще живу». Мимо нас летали самолеты, ездили огромные машины, шли немцы, а мы все молчали и ждали хороших вестей. Наташа плакала, хоть и старалась всем видом показать, что ей не больно, но внутри у нее, наверняка, пустота. Я держусь, мысль о том, что скоро мама мне напишет, не покидала. Она ведь действительно жива! Врачей нельзя трогать, они нейтральны и неприкосновенны, значит нет причин волноваться. Только отклики взрывов часто заставляли содрагаться и молиться.

— Сегодня так холодно. и дымом пахнет. — Заметила подруга. — Давай сегодня пойдем в старую библиотеку? Я так давно там не была.

— Она же практически разрушена! — Странная эта Аня, ей может ни с того, ни с сего взбрести что-то в голову, она порой и сама не может дать объяснение своим идеям, пройтись по старому сараю с кучей угля, а теперь и библиотека.

— Ну и что, нужно, нужно, пойдем! — Она потащила меня сначала к груде мусора, где мы запрятали книги.

Затем я пошла домой к Наташе, сообщив, что буду вечером с собаками. Сестра отпустила меня без всякой охоты, но Аня буквально выпихнула меня из дома и побежала к противоположную сторону.

Неожиданно Аня забежала за осину и меня потянула за собой, на глазах читался испуг, а я находилась словно в трансе. Я услышала шум, что-то тяжелое ехало в город, и оно ехало не одно, будто десятки тракторов проезжали мимо меня.

— Нам нужно спрятаться. — Крикнула Аня и взяла меня за руку. Я, вцепившись в дерево, затормозила, все еще находилась в непонимании и неизвестном страхе. А подруга буквально обезумела, она тянула меня вперед.

— Ты что? — Но она не слушала.

— Нас убьют, понимаешь? Убьют! — Я невольно расцепила пальцы и отбежала на небольшое расстояние. Нас, я поняла, что и Аня в опасности, так как также похожа на еврейку, ее мама однажды встретила еврея, от которого родилась девочка, этот еврей исчез, но Аня так похожа на него, ей так же не повезло. Мы бежали к кукурузному полю, которое недалеко сливалось с подсолнечным, я не чувствовала ног и пыталась уровнять дыхание, главное не слышать, что там происходит, кто за нами. Зашли подальше в заросли и уселись. В ста метрах от нас ехали машины со странными знаками, это свастика, но перемешанная с многообразием других цветов.

— Это нацистская символика. Они едут забрать нас. — Объяснила Аня.

— Откуда ты это знаешь?

— Рассказал один…знакомый. — Запнулась она, но я не стала расспрашивать, не люблю лезть в чужую жизнь и подробности. А потом меня осенило.

— Там же Наташа! — Я приподнялась, но подруга схватила меня за ногу, при чем хватка была настолько сильной, что я сцепила зубы.

— Нет, с ней ничего сегодня не сделают.

Я села, но легче не стало, что значит «сегодня»? Мы смотрели на свой городок, который казался так далеко, но отчетливо слышались моторы. Я подняла глаза к небу, солнце безжалостно палило. Птицы летали, оседая на деревьях. И выстрелы заставили природу встрепенуться. Я задрожала всем телом, стало до жути страшно, захотела похоронить себя в этой кукурузе. Я схватила Аню за руку, она больно сжала мою кисть. Еще выстрелы и крик. Я собралась броситься бежать, куда глаза глядят, я захотела закричать во все горло, плакать или просто умереть на месте, так как не могла угомонить стук сердца. Но. что-то меня сдавило и сжало в землю, крики. опять крики. Рев машин, сколько это еще длиться будет? Казалось, вечность. Аня рядом не шевелилась, только изредка глубоко вздыхала.

Потом послышался громкий голос из рупора, нечеткий с акцентом. «Всем жителям быть на площади». Аня тихонько застонала. Откинула голову вверх.

— Я так больше не могу… — Я ее понимала прекрасно. Мы сидели вот так вот еще минут 20, ужасно отекла шея и солнце жгло. Но нам было все равно, нельзя, чтобы меня нашли, я молилась, только бы они все уехали, только бы не заметили нас, только бы не было жертв.

— Мы, как два труса сидим тут, пока наши родные вон там терпят. — Прошептала я.

— А есть лучше идея? Подавай, их не тронут, они мирное население, а мы с тобой для немцев, как второй сорт, мусор. Тебя убьют и не моргнут глазом. — Я расплакалась.

Закусила до боли губу. И услышала в рупор отчетливое «Огонь!». Аня закрыла мне уши, крикнула от боли в сердце, что-то кольнуло с ужасной силой. Душераздерающие крики окутали мое сознание. Казалось, этот выстрел прошел через меня, я умерла, а не кто-то там, в городе.

— Наташка.

Я выбежала из зарослей кукурузы, вся взъерошенная, Аня еще что-то кричала мне в след, пыталась остановить, но я видела перед глазами только сестру, родную сестру, которую оставила под обстрелами в городе, а сама, поджав хвост спряталась. Когда я добегала до главных ворот, они уже уезжали, десять машин, загруженных людьми, люди полуживые, а кто-то плакал, прощался, орал непонятные слова. А затем до боли родной голос заставил остановиться.

— Соня, Соня, беги! — Из машины донесся крик Наташи, она, а вместе с ней еще 5 девочек сидели в кабинах грузовиков. Я кинулась за ними, но голос таял вдалеке, я бежала, кричала, спотыкалась. А Наташа смотрела на меня и плакала. Все, кто был в грузовиках, плакали. Я упала на колени, обессиленная, а слезы полностью затмили мне весь вид, они скрывались за горизонтом, 10 машин с нашими людьми и моей сестренкой. Я просидела так на полу около часа, изредка выкрикивая имя сестры, я предала ее, оставила одну, ее забрали в неизвестном направлении..

Я вернулась не в город, в руины, везде разруха, душевная, человеческая. Люди кричат, бегают, кое-где тушат огонь. Я прохожу к крыльцу и вижу своих собак, 5 моих собак лежат друг возле дружки с распоротыми животами, и вырвался крик, отчаянный и бешеный мой крик, и дорожка горячих слез начала обжигать лицо.

Мимо проходила соседка.

— Они кинулись на немцев, когда те забирали девушек и Наташу твою. — Я взвыла, я сидела на голой земле, обхватила колени руками и взвыла в небо. Соседка покачала головой, а у меня глаза болели от слез. И сердце болело.

— Соня.. — Ко мне подошла Аня. — Что с ними..

— Они мертвы, мои собаки, щеночки мои. мертвы. — Я огляделась, сквозь слезы я не могла разобрать дороги. Лежали какие-то мешки. А люди возле них читали молитвы. — Аня. это жители города, их тоже убили. Аня. их всех убили. — Я помешалась, я била землю кулаками, смотрела на собак и не могла остановить истерику.

— Соня. остановись. — Она попыталась меня обнять.

— Лучше бы я сдохла тут, под пулей, чем видела все это, лучше умереть, чем остаться без семьи. — Я выла, а люди пробегали мимо. Я рыдала, а пожары тушились.

Я зашла в пустой дом, где были небрежно расставлены предметы, где было ужасно холодно и тихо, где не услышать больше звонкого голоса моей Наташи, где не будет больше смех. Ничего нет.

На столе лежала бумажка, я подошла, слегка пошатываясь от усталости и боли внутри. Взяла дрожащими руками, почерк Наташи.

«Я люблю тебя, сестренка»…

30 июля 1941

— Куда ты собралась? — Меня останавливала Аня, перепуганная девушка наблюдала за тем, как я раскладывала в который раз вещи по своим местам, отыскивая старые сбережения, собираясь в путь.

Аня не могла меня успокоить три дня, только сегодня удалось немного поспать, переосмыслить свое положение и в который раз прокрутить в голове тот самый день, когда я струсила, это мой страшный сон, ставший наказанием, преследующий меня в каждом углу пустого дома. Это будет продолжаться, пока я заживо себя не закопаю.

— Я хочу сестру найти. — Я настроена решительно.

— А куда ты пойдешь? Куда? На смерть? — Она бросилась мне в ноги. Плакала. Я быстро ее подняла. Не могла я смотреть на увядающий вид подруги, она до сих пор винит себя во всем.

Она такая же как я, маленького роста, с огромными карими глазами, и с такой же жаждой жизни, вот только, у нее есть к кому придти домой, есть с кем вместе погоревать, с кем посоветоваться или кого просто обнять. Война забрала мою маму, разлучила с друзьями, а теперь лишает и сестры.

— Я узнаю. — Я все еще продолжала собирать вещи.

Вечером я отправилась в госпиталь, где нашла силы работать. Я быстро научилась менять повязки, ставить капельницы, врать умирающим в лицо, что все будет хорошо, вы обязательно поправитесь, они, может, и поправятся, но их судьбы навсегда покалечена, их психика разрушена основательно.

В свои 14 я уже видела, как отрезали людям ноги без наркоза, только потому что не было этого препарата и обезбаливающих средств. Они мучаются, кричат, их сотни ежедневно, людей присылают к нам целыми машинами. Из ста больных примерно 15 обязательно мертвы, их скопом бросают в машину и развозят в ближайшие госпитали. А дальше, их судьба никого не волнует. Дальше мы пытаемся спасти, бегаем от одного человека к другому, разрываясь между ампутацией и извлечением пули.

Я привыкла к жалобам, к крикам, к вечным орам врачей «Заберите, не выжил, пишите похоронку». Сколько километров бумаги ушло на эти письма? А руки чуть-ли не в кровь содрала при стирке марли, ее нам тоже не хватало.

Однажды меня за подол платья ухватил солдат, когда я делала обход и проверяла процесс заживления. Меня это очень напугало, хотела отмахнуться, но услышала голос. Сердце забилось, я услышала голос Сережи.

— Соня..- он прошептал. Сразу внутри все сжалось, я боялась повернуться к нему.

— Ты же. а как же похоронка? — Я обернулась, он лежал на кушетке и улыбался, у него отсутствовало ухо, но он был даже очень бодр и жив.

Я была настолько рада видеть его, что бросилась обнимать. Я поверить не могла в такое счастье, в такую удачу, он для меня словно глоток воздуха среди пыльной дороги.

— Я тоже рад видеть тебя. Не умер, слава Богу, как видишь, дышу. — Он оглянулся, все шумели, бегали, а парень искал глазами только одну. — А где же.. — Я опустила голову.

— Наташу увезли, я не смогла.. — Слезинка скатилась по щеке.

Я прикусила губу и почувствовала железный привкус крови. Стало так больно от осознания, что еще бы неделя и Наташа увидела Сережу, она была бы под защитой своего любимого солдата, а я так и не смогла, не дождалась.

— Понимаю, не вини себя, я знаю, куда их вывезли. Девушек доставят в Германию на заработки. Их привезут на работу гувернантками, посудомойщицами, может, это и хорошо. — Я посмотрела на парня, горечь и обида на его лице. Захотелось отвернуться от него.

— Ты выздоравливай, Сережка, а Наташу я верну, обязательно. — это единственное, что я смогла промямлить, прежде, чем слезы меня накроют окончательно.

Вечером я собрала свои вещи, платок и немного хлеба, пару монет, немного, но очень пригодится. Решила двинуться к рассвету. Даже не знаю куда, но просто мне нужно было ехать. У меня только два выхода — или к сестре в Германию, или смерть. Еще мысли были о маме, она ведь тоже не знает, что произошло. Но пусть она надеется, что ее девочки вместе, что с ними все хорошо.

Я прошла по кукурузному полю, где словно трусливый котенок я пряталась, пока грабили город, убивали людей. Я прошла по дороге под знойным солнцем, не видя и не слыша ничего вокруг. Мне было все равно, кто меня подберет, пусть хоть и убьют, но я дойду до цели. Дорога плавилась под солнцем, я не могла дождаться, когда же кто-то проедет. Просто уставилась на дорогу, мучая глаза под лучами.

Птиц не было, тишина, только вдалеке появился рев мотора. Я обернулась, ехала машина, но чья она сказать не могу. Не было никаких рисунков, только несколько фигур внутри.

— Соня!!! Соняяяя, запрыгивай! — Ко мне подъехала маленькая армейская машинка, там сидел немец и Аня, сказать, что я шокирована, ничего не сказать. Я просто открыла от удивления рот, подруга такая счастливая была.

— Ты..

— Не спрашивай, мы поедем в Германию, как бы в концлагерь, а Паул нас довезет, затем оформит в пансионат работать. Ты сестру найдешь. — Она так быстро это говорила, что я едва улавливала ее слова.

Но меня этот Паул очень настораживал, он смотрел вперед, ничего не отвечая, контролируя рев машины.

— Ты больная? Какой Паул? — Я осмотрела этого немца, ничего особенного, все на одно лицо.

После долгих уговоров о том, что Паул хороший, не такой как все и знает, где именно находятся наши девушки, я все же села. Упоминание про Наташу меня просто обезоружило, я осторожно присела на край сидения, с подозрением наблюдая за водителем.

Мы ехали по травянистой дороге, я смотрела в даль и не могла поверить в то, что творится. Аня, тихоня забитая, с немцем связалась.

— Аня, кто он? — Я кивнула на мужчину.

— Он… у него дочь умерла, на меня похожая. Вот он слезу и пустил. — Я с подозрением посмотрела на подругу. — Ты не переживай, он поможет нам. Он немного русский знает, объяснил, рассказал. План даже придумал.

Я задумалась, на какую дочь может быть похож ребенок немца, если Аня явная еврейка. что-то не так в этой истории.

Мы ехали молча день и ночь, слышались взрывы, ездили танки, я посмотрела на фронт издали, это так странно, но я не чувствовала ничего. Обдумывала ситуацию, оказывается Аня запланировала все заранее, но зачем? Неужели она предаст своих людей, свою родину, и так просто уедет в другую страну с этим странным Паулом..

Но на границе нас ждали солдаты, немцы. Они остановили машину, мое сердце бешено застучало, так как Анин друг что-то тихо сказал и вышел к ним. Он изредка поглядывал в нашу сторону, а те двое просто улыбались.

— Аня… он не друг, — вырвалось у меня.

31 июля 1941

Я проснулась из-за женского крика. Душераздерающий крик озарил маленькую темную комнату. Я успела только подняться и постараться привыкнуть к кромешной мгле.

У меня ужасно болела голова, я не осознавала, где нахожусь. Лежала на голой холодной земле, которая отдавала сыростью, в полураздетом виде, мышцы содрагались при малейшем прикосновении с холодом. Глаза слегка привыкли к темноте, и я смогла различить две фигуры, которые стояли над рыдающей Аней и что-то говорили. Я присела на корточки и начала отползать в дальний угол. Они мучили ее, избивали, тащили за волосы по земле и громко смеялись. Страх полностью сцепил меня, я не могла пошевелиться, я боялась даже выдохнуть громко, чтобы меня не постигла та же участь. Аня уже молила о смерти, не о жизни, она не кричала больше, просто шептала охрипшим голосом.

— Шваль русская! — Послышался рык с противоположной стены. Послышался удар, еще один. И больше голоса подруги я не услышала.

Минут пять длилась тишина, а затем за ними закрылась дверь. Я закусила кулак, чтобы в голос не заплакать, не выкрикнуть что-то лишнее. В дальнем углу лежало нечто похожее на тряпку. Я подползла к ней.

— Анечка… — На полу лежала обнаженная девочка вся в побоях, в крови, на ее лице не было живого места, одно месиво.

Рядом лежала полуразбитая бутылка с каплями крови, из промежностей подруги тоже текла кровь. Господи, ее насиловали, при чем в такой жестокой форме. От этих мыслей я поморщилась. Она не могла говорить, только смотрела практически потухшими глазами из которых текли слезы. Как мало я могу сделать для нее, я обернула ее в мешковину, которую нашла в этом убогом сарае. Я гладила ее волосы, пыталась стереть кровь.

— Соня, они убьют нас здесь, сначала меня, а потом тебя. — Прохрипела она.

Я положила ее голову себе на колени и обняла подругу, чтобы хоть как-то согреть. Я смотрела на стены и ждала, когда откроются двери и войдут мои палачи с приговором. Я не была готова к этому, но ожидала, я знала, что так будет, знала, что это не конец.

И они пришли спустя какое-то время, для меня казавшееся вечностью, отворили с шумом двери и взяли меня под руки.

— В Бухенвальд повезем, ты же хотела Германию? — На едва понятном русском проревел один из немцев, а затем вновь рассмеялся.

Я не поняла, что он сказал. Но меня, бодро подхватив за руки, потащил у выходу. А второй немец остался, я обернулась и увидела в его руке нож, внутри похолодело, я начала вырываться. Наступила паника, мой крик, отчаянные попытки упасть перед подругой. Меня продолжали тащить, грубо толкая вперед, а затем я услышала хрип, последний хрип своей подруги Ани.

— Твари!!! — Кричала и билась в истерике я, но один удар заставил меня замолчать.

Меня тащили, как безвольную куклу, без эмоций, без сил, без надежд на возвращение. Я и не хотела, поскорее бы умереть, чтобы закончился этот ад, я не выдержу, сердце просто разорвется на части. Тащили по коридору, наполненному криками людей и хмельным смехом. Мимо проходили важные немецкие солдаты, о чем-то переговаривались и лишь один из них бросил на меня взгляд. И я вспомнила имя.

— Густав… — прошептала еле слышно. Но реакции не поступило.

И вот меня затаскивают в кабину грузовика, где лежат десятки тел, эти тела разбросаны в неестественных позах. У всех острижены волосы, не могла даже понять, живы они или нет. Просто села и уставилась в небо сквозь щелочку, кто-то из моих попутчиков стонал, кто-то пытался ползти. А меня била ужасная дрожь, очень холодно, страшно, нет никаких сил.

Послышалась немецкая речь, двое людей о чем-то говорили, опять упоминалось это неизвестное слово «Бухенвальд». И неожиданно донесся четкий голос, опять тот самый, знакомый, который я слышала несколько месяцев назад и который не скоро забуду.

— Густав! — Я крикнула из последних сил. сквозь щель увидела его голубые глаза, смотрящие со страхом и беспокойством. Увидел ли он меня? Вспомнил ли?

Меня привезли ближе к вечеру. Я слышала в беспокойном сне чей-то кашель, нытье, значит люди живы, просто обессилены, как я.

О чем я думала? О сестре, о том, что совсем недавно мечтала о выпускном с красивым платьем, задорной музыкой, о светлом будущем, о том, что поступлю на медицинский и проживу долгую жизнь. А сейчас я мечтаю о выживании, о том, чтобы очнуться дома с мамой и сестрой. Я просто хочу жить, но понимаю, что это невозможно, что сил моих не хватит. И остается молиться о гибели.

Свет, яркий свет освятил кузов. Открылись двери, трое солдат с ружьями крикнули что-то и люди подняли голову. Нас вывели цепочкой, я оглядела каждого. Здесь были девушки и мужчины, худые, обшарпанные, напуганные. Они дрожали от голода и холода. А кто-то продолжал молиться, кто-то проклинал. Я же молчала и пыталась приглядеться, осмотреть местность.

Немцы начали переговариваться, пока мы стояли.

— Они половину на опыты бросят, а остальных к расстрельному аппарату. — Сказал один из пленников. Люди сразу зашумели, попятились.

Я поняла, что значит Бухенвальд. Это конечная точка жизнь, тот самый тоннель, который человек видит перед смертью. Отсюда уже не выходят, их, наверное, даже не выносят, оставляют в качестве удобрения гнить. Это огромные стены с плесенью, это сплошные трубы с ядовитым дымом, и ограждение острое, как лезвие ножа. А больший страх от людей..

— Где мы? — Я спросила первая.

— В аду. — Ответила женщина.

Нас потащили к входу, выстроили в ряд, начали обсуждать, кто умрет первый, а кто еще помучается. Им это доставляет удовольствие, ужасное удовольствие. Нас отсеяли на две группы, одних увели сразу, остальные, которые были со мной, остались в предвкушении чего-то страшного.

Вышел Густав, оглядел нас презрительно, будто перед ним куски гнилого мяса, хотя так это и есть, а затем дал команду открыть двери. А я не смогла оторвать взгляд от этого парня. Как он гордо держался, как и его товарищи.



Поделиться книгой:

На главную
Назад