Помоги проекту - поделись книгой:
— А что тут поделаешь? Ведь я не вправе запретить и не в силах заставлять… Я слишком сильно ее любил, чтобы принуждать к чему-либо. Поэтому, я дал ей свободу, как она этого хотела.
Вдруг на Винсента последнем слове мужчину и женщину ослепил внезапно загоревшийся в лифте свет. Мгновенная приглушенная боль появилась в отвыкших за это короткое время от освещения глазах Ребекки. Винсент, быстро опомнившись, нажал на кнопку лифта по направлению к первому этажу. Буквально пару секунд и кабинка со звуком отворился, чтобы выпустить своих пассажиров.
Бекки заинтриговано посмотрела на мужчину, который, сообразив, что его хотят слышать, с удовольствием продолжил затронутую тему:
Мужчина лишь отрицательно покачал головой.
— Скажите, а вы суеверный человек?
— Ну почему же? — засмеялся Винсент. — Знаете, это все не такая уж и чепуха. Я раньше тоже не верил в знаки, пока сам не столкнулся с ними…
— Так вы считаете, что мне все-таки стоит?…
— Я тебя не виню, — раздался долгожданный ответ. — Все хорошо.
— Вообще-то не часто. Хотя на этой недели это случалось уже дважды. Правда, в первый раз мне повезло больше, я оказался дома.
Мужчина, наконец, посмотрел на свою собеседницу, однако ничего не ответил. На что женщина продолжила, как бы ожидая данной реакции:
— Ты же… Ты же говорил, что давно расстался с ней. Что между вами все кончено раз и навсегда…
— Тебе кажется, Бек, — серьезно и твердо попытался убедить свою гостью Патрик. — Ты себя накручиваешь.
— Я? — удивилась Ребекка, — да не то чтобы… А почему вы спрашиваете?
Винсент немного замедлил. Заметно взбодрившись, он оживленно ответил:
После непродолжительной паузы он продолжил:
— Девушка, которую я уже упоминал до этого, Эмма, была чуть помешана на знаках, воспринимала их слишком серьезно, и итогом этого стало ее вывод того, что нам не судилось быть с ней вместе. Причин существовало достаточно для такого вердикта: родители были против, все ее подруги и знакомые, то ли от зависти, то ли от глупости, постоянно настраивали нас друг против друга, и в добавок ко всему моей на то время девушке предложили довольно солидную работу, но в другом городе. Три веских основания и наши отношения на краю обрыва! Однажды она сказала, что не видит никаких знаков, которые говорили бы о том, что нам суждено быть вместе. Я помню, в тот день мы жутко поругались. Я, естественно, сказал, что все это ерунда, что я ее люблю и мне плевать на все знаки, которые есть в этом мире. Но она сказала, что ей не плевать… В итоге я психанул и ушел.
— Да это же очевидно: вас не хотят отпускать. Я говорю вас, потому что в данный момент мне не к кому возвращаться, это было бы нелогично. Эта случайность явно говорит о том, что вам не стоит вот так сейчас уходить, и может быть, все таки есть смысл вернуться, чтобы завершить, исправить или просто сказать… Нет, этот знак определенно предназначен для вас.
— И часто в вашем доме отключают свет? — раздался моментальный вопрос от женщины, отходящей от угла и уже более спокойно глядящая на своего собеседника.
— То есть как? — не поняла Бекки. — И что же он означает?
— Что с нами происходит, Патрик? Мы явно что-то теряем, но я не пойму что и кто является этому причиной…
Вновь наступило томительное молчание, которое вскоре, на радость Бекки, было нарушено мистером Андердоуном:
— Я думаю, волноваться не стоит. Дольше чем пятнадцать минут нас не заставят ждать.
— Бред какой-то… — еле слышно произнесла Ребекка.
Почти на выходе из подъезда, мимо Ребекки прошла женщина, к которой обратился уже знакомый голос, доносившийся где-то с улицы, со словами: «Только давай быстрее, Эмма! Нам нежелательно опаздывать!». Покинув наконец-то стены чужого жилого дома и выбравшись на свежий воздух, Бекки увидела сидящего на лавочке с сигаретой в руках мужчину, с которым сегодня ехала в одном лифте.
— Как?! — воскликнула Ребекка. — Как вы могли отпустить свое счастье?
Вдруг Бекки остановила свой взгляд на женских замшевых туфлях красного цвета, местами обшитые розовым и бежевым бисером, стоящих возле тумбочки в коридоре. Ребекка хорошо помнила, как когда-то их хозяйка утверждала, что эти туфли были изготовлены лично ей на заказ довольно известным модельером, и найти точно такие же просто невозможно. Бекки отпустила Патрика и, посмотрев ему в глаза, очень тихо произнесла:
What goes around comes around
Тишина. Оглушающая и разрывающая изнутри тишина. Хорошенько прислушавшись, пытаешься словить звучание немало важного и уже родного голоса, а вместо этого время от времени доносятся лишь обрывки приглушенных посторонних звуков, отторгающихся собственным слухом, который принимает при этом ноющее и давящее молчание. И хочется его разрушить, проронив хотя бы одно, не имеющее смысла слово, но все никак не решаешься найти подходящего, и потому миришься и уступаешь неловкому молчанию. Тишина… Глупая и коварная тишина выступает в роли ответа тогда, когда не терпится услышать что-то совсем другое: более убедительное, обнадеживающее и выражающее полную ясность. А вместо всего этого — тишина… Глухая и нелепая тишина…
«Не молчи! Ну же, скажи что-нибудь/ Что угодно, но только не молчи! Видишь, он смотрит. Господи, он ведь ждет. Люси, не будь трусихой! Ответить ему… Ну, чего же ты медлишь?»
— А тебе человека не было жалко? — уже более серьезно спросил Джастин, приподнимая правую бровь так, как он обычно это делал при обсуждении важных вопросов.
— А что же старик?
— Как? С кем это? — спросил Джастин, не сразу сообразив, о чем идет речь.
— А что он? У него, к моему счастью, лишних денег не оказалось. И трофей достался мне. Победа!
— Не надо мне звонить позже! Ни завтра, ни после завтра, никогда! — Мейбл почти кричала. — Господи, ну неужели не понятно? Я хочу, чтобы меня оставили в покое! Достали уже все! И ты! Ты меня достал…
— Ну это как посмотреть, — задумчиво произнес Джастин, ставя на данной теме жирную точку.
— Нет, не пришло, — раздраженно ответила Мейбл, медленно прохаживаясь по комнате. — А что? Тебя это так расстраивает?
Держа в одной руке пакет с продуктами, а другой — придерживая спину, девушка не быстрым шагом прошла метров тридцать, как вдруг голова ее резко закружилась, в глазах потемнело, и будущая мать без чувств упала на асфальт. В одно мгновение вокруг нее собрались прохожие. Две пожилые женщины, не переставая, что-то горланили, статный мужчина, среднего возраста в замшевой куртке ощупал пульс, кто-то вызывал скорую помощь.
— Спасибо, — весело и немного аристократично ответила Люси. — Мне он самой очень понравился. Правда… Хм… Не так-то легко он мне достался: пришлось за него немного побороться.
— Да, был там один дедушка, — начала рассказывать Люси, немного замявшись. — Ну в общем тоже хотел купить этот шарфик. Он просил, сильно просил. Но ты же меня знаешь?
В той самой тридцать первой квартире, в гостиной, напротив двадцатидевятидюймового телевизора с отключенным звуком, поджав ноги под себя, сидела девятнадцатилетняя девушка, студентка по имени Мейбл, и наблюдала, как немые цветные картинки менялись одна за другой. Минутой раньше девушка спускалась к почтовым ящикам, но, не обнаружив ожидаемого, она ни с чем вернулась в квартиру и заняла свое место на диване. Учащенно дыша и редко моргая, Мейбл полностью абстрагировалась и на время покинула осознание реальности. Лицо ее выражало усталость и апатию, а глаза были наполнены печалью. У девушки только сейчас, впервые за последние две недели, возникла мысль, что, по всей вероятности, уже слишком поздно, и ждать не имеет смысла, хотя где-то глубоко в душе, за всеми существующими чувствами: ненависти, тоски, горечи, вины и сожаления; тихо притаившись, все еще хранилось еле заметное некое подобие надежды. В третий раз девушку серьезно обидели, безжалостно втаптывая заветные мечты в землю и превращая иллюзии в прах. Обидела никто иной как судьба, умышленно оттолкнувшая в нужный момент госпожу удачу. Мейбл не могла понять, почему, когда ты решительно поднимаешься вверх, стремясь к своей цели, пытаешься достичь чего-то в жизни, но при этом спотыкаешься дважды на одном и том же месте, тебя отбрасывают назад, и несмотря на это, ты не останавливаешься, а наоборот, еще с большей уверенностью, перестрадав и переждав, снова идешь дальше, где тебя опять там же наплевательски сбрасывают вниз. Зачем? Почему одним достается все, даже то, чего им и не надо, а на других, тех, которые бьются и трудятся, кто-то заранее ставит крест? Как здесь можно не опустить руки, если все, до чего ты дотрагиваешься, рушится? Естественно, Мейбл найдет в себе силы и позже придумает другой способ достижения цели, но пока она сдается, потому что слишком долго ей приходилось быть сильной.
— Хотел узнать, как у тебя дела, — заговорил молодой человек веселым и приятным голосом. — Письмо так и не пришло?
— Привет, — раздалось с другого конца провода.
Из здания налоговой инспекции, на ходу накидывая верхнюю одежду, выбежала сорокавосьмилетняя Сильвия Нэльп. С взволнованным лицом она мчалась к платной стоянке, где была припаркована ее машина марки «Пежо». Больше всего на свете женщине хотелось как можно быстрее оказаться в больнице, куда доставили ее беременную дочь, упавшую в обморок полчаса назад.
— Пойми, я говорю это тебе не потому, что я хочу услышать что-то в ответ, нет. Я просто хочу, чтоб ты знала. И не кори себя за то, что тебе нечего мне сказать. Не надо. Я все понимаю, — произнес Джастин и отпустил девушку, отрывая от нее взгляд и переводя его куда-то вдаль.
— С одной стороны, было жалко. А с другой, — девушка выдержала непродолжительную паузу, — я же, в конце концов, не хлеб у него отняла. Переживет. Тем более что все было по-честному, и силы были равны.
— Да, — протянул Джастин, не скрывая улыбки, — если ты что надумала, то тебе непременно нужно это получить!
Так и не дослушав эмоциональную речь до конца, парень повесил трубку. Еще пару секунд постояв у автомата, Оуэн с одной стороны немного злился на Мейбл, а с другой — сочувствовал и понимал ее. Вскоре молодой человек вновь вернулся к своему рабочему месту, увидев, что к центральной кассе подошла беременная девушка около двадцати пяти лет, в джинсовом комбинезоне и расстегнутой спортивной курточке.
Девушка поспешно достала из кошелька последние сто долларов и протянула их кассиру. Молодой человек, по-прежнему думая о Мейбл и прокручивая в голове сказанные ею слова, по ошибке неправильно дал сдачу, и девушка, не заметив этого, спокойно приняла пятидолларовую купюру вместо нужной и довольная своими покупками направилась к выходу, оставляя Оуэна наедине со своими мыслями. Покинув стены супермаркета и пройдя буквально двадцать метров, девушка остановилась у бордюра в надежде поймать такси. Зная заранее, сколько будет стоить проезд, она решила приготовить деньги, но, обнаружив явную недостачу, сказала самой себе: «Что ж придется идти пешком».
— Хм… Наверное, ты сейчас не в настроении со мной разговаривать, — уже совсем не весело высказал свое предположение Оуэн.
«Слава Богу» — снова подумала про себя Люси и глубоко выдохнула.
— С вас ровно пятьдесят долларов, — произнес Оуэн высветившуюся на табло сумму, после того, как пробил все выбранные покупательницей товары.
В это время Люси и Джастин находились вдали друг от друга: он, наслаждаясь теплой весенней погодой, не спеша, шел домой; она, расхаживая по своей квартире и держа в руке мобильный телефон, судорожно набирала его номер. Люси почувствовала, что ожидаемый момент настал, и она с полной уверенностью, без малейшего страха и сомнения могла и хотела сказать Джастину то, что так много раз слышала от него самого. Впервые девушке захотелось уничтожить разделяющую ее и Джастина столько времени навязчивую тишину, произнеся три самых могущественных слова, поэтому именно сейчас Люси с нетерпением звонила тому, кто должен был непременно узнать о ее любви.
— Именно. И скорее всего отсюда все мои проблемы, — горестно призналась Люси. — Просто, я как увидела этот шарф и меня вдруг осенило — это должно быть моим! Ну вот как будто моя вещь, специально сделанная для меня. Любой другой человек будет смотреться с ней нелепо. И представляешь, мне даже пришлось на пятнадцать долларов больше заплатить, чтоб шарфик продали именно мне.
Вскоре, подойдя к своему подъезду, Элиот наткнулся на почтальона, который второпях попросил мужчину закинуть письмо в ящик тридцать первой квартиры, в чем мистер Оттурвен, естественно, не отказал. Поднявшись на второй этаж, Элиот, наконец-то, решился просмотреть заодно и свою почту, которой за последние два месяца накопилось целая куча, состоящая из бесплатных неинтересных газет и рекламных листовок. По-прежнему с головой погрузившийся в свои мысли, мужчина бегло просмотрел кипу бесполезной макулатуры, среди которой ошибочно затерялось кем-то ожидаемое, переданное от почтальона, письмо. Направляясь к своей квартире, Элиот Оттурвен машинально, без задних мыслей и малейшего сожаления, забыв о безобидной просьбе, опустил все, что было у него в руках, в мусоропровод, не подозревая о том, что, возможно, из того ненужного для него самого, что-то могло быть слишком важным для кого-то другого.
— Мне нравится твой шарф. Цвет красивый. Тебе идет.
Мейбл испугано подскочила, когда лежащий на столе телефон неожиданно и очень громко затрезвонил на всю квартиру. Девушка нехотя сняла трубку и разбитым голосом тихо произнесла вялое и одинокое «алло».
— Алло… Алло! Джастин! Ты меня слышишь?… Алло! — доносился звонкий женский голос в телефоне, отлетевшем прямо на обочину. Через пару секунд связь прервалась.
— Я позвоню позже. Извини, что побеспокоил, — серьезно и абсолютно спокойно произнес Оуэн, намереваясь на этом окончить разговор.
Еще полминуты оба шли молча, уставившись при этом в разные стороны, каждый продумывал что-то свое. День был солнечный, и в воздухе приятно пахло весной.
— Я тебя люблю, — все также размеренно, делая паузу после каждого слова, уверенно повторил Джастин, держа Люси за плечи и смотря прямо в глаза, от чего Люси, чувствуя себя как бы загнанной в тупик, резко захотелось вырваться и убежать. Немного помолчав, молодой человек продолжил:
Пулей вылетев из магазина и почти пробежав несколько метров, Элиот Оттурвен резко остановился и, обернувшись назад, с весьма сумбурными мыслями недоброжелательно посмотрел вслед отдаляющейся девушке. Постояв еще пару секунд неподвижно, мужчина, шестидесяти шести лет, медленно, взвешивая каждый шаг, побрел домой. По дороге он размышлял о том, как ему сегодня в очередной раз не повезло. В жизни Элиота было много разочарований, десятки раз удача поворачивалась к нему спиной, но только сегодняшнее, казалось бы, незначительное невезение навеяло на него грусть небывалого масштаба. Мужчина думал о внучке. Он усердно пытался подготовить слова, которые ему предстоит сказать в свое оправдание, но, увы, не находил их. Он знал, что его любимый семилетний ангелочек ожидает такого подарка в свой день рождения, который ее дедушка сегодня так глупо упустил. Если бы он только знал, что все так обернется, то обязательно подкопил бы чуть больше денег, хоть и те, которые у него уже были, дались ему нелегко. Конечно, он купит что-то другое и ни в коем случае без подарка ребенка не оставит, но ему искренне хотелось подарить ей не просто какую-то вещицу, а именно то, чего она сама пожелала. Но не вышло. Элиот расстроился. Он по-настоящему ужасно расстроился. Для родной внучки этот человек готов был на все: свернуть горы, достать звезду с неба, перевернуть весь мир с ног на голову; а сегодня ему помешали какие-то злосчастные и ничтожные пятнадцать долларов. Обидно.
Джастин прогулочным шагом переходил дорогу, как вдруг услышал знакомую мелодию звенящего телефона. Нажав клавишу «принять», молодой человек так и не успел ничего произнести: из-за угла на бешеной скорости выехало «Пежо» белого цвета. Реакция Сильвии была слишком запоздалой. С глазами полными ужасом женщина до упора нажала на педаль газа, образуя на асфальте две черные полоски от резиновых шин.
— Чего ты хочешь, Оуэн? — сухо спросила девушка.
— Наверное! — грубо ответила девушка, при этом останавливаясь посредине комнаты и поворачиваясь к окну. — Ты просто гений! Сам догадался или кто подсказал?
Джастин, по-прежнему не глядя на Люси, слегка замедлил шаг и непринужденно, как ни в чем не бывало, произнес:
Хватит советовать
Почти целых четыре минуты в запасе. Четыре минуты, чтобы все решить окончательно и бесповоротно. Время есть, и еще не поздно все исправить. Может не стоит убегать от проблемы и все-таки имеет смысл остаться? Ведь очевидно то, что бегство никак не поможет разобраться, а наоборот, усложнит и без того запутанный конфликт. Данных минут хватило бы, чтобы прямо сейчас подорваться, выбежать и никуда не уезжать. А стоит ли? На самом деле, забегая наперед, можно предположить, что за этим последует: разговоры, крики, возможно, слезы, оправдания, оскорбления, а за всем этим огромная как океан ложь, воспоминания о которой не позволяют сердцу простить и навеки забыть. Слишком много боли она вызвала в ранимой душе, слишком велика оставшаяся обида и чересчур много потрачено нервов и терпения. Нет больше желания, и уже почти не осталось сил бороться за свое счастье. Скорее всего, пришло время сдаться и убежать. И поэтому те четыре минуты, показавшиеся целою вечностью, мучительно протянулись в полном бездействии, но с трезвой рассудительностью о том, что так все должно быть и так оно и происходит.
Вдруг звучит нудный голос диспетчера, слышен звук закрывающихся дверей, проглатываются слова проходящей по вагону проводницы, где-то негромко играет музыка и долгожданный стук колес, наконец-то, режет слух. Мгновенно ощущается небольшая тряска, навеявшая облегчение и некую грусть. Вот все и решилось: поезд тронулся, и обратной дороги нет.
Артур, поспешно накинув пальто и схватившись за ручку коричневого чемодана, у самой двери купе обернулся и пристально посмотрел на по-прежнему сидящую у окна озадаченную девушку. Глаза его в тот момент явно пытались что-то сказать, а слегка ехидная улыбка не сходила с его лица. Произнеся прощальную фразу «Всего хорошего», Артур Броуд покинул купе девятого вагона.
После непродолжительной паузы мужчина добавил:
— Миранда Симунс. Очень приятно, — девушка всегда по мере возможности старалась казаться вежливой, даже тогда, когда с некоторыми людьми ей этого вовсе не хотелось. — Так значит, я права…
— На счет счастья. Вы уж меня извините, — мужчина улыбнулся, — но, как вы, должно быть, понимаете, я все слышал. И считаю, что вы правы.
Миранда заметно удивилась. Обычно у представителей противоположного пола и в мыслях не возникает, что такая юная девушка, не выглядящая на свои года, может являться чей-то женой, когда в действительности же так оно и было.
— За счастье нужно бороться, — гордо и властно произнесла Рут.
Артур Броуд же, выйдя из купе, уверенно и деловито шел по вагону к выходу. Лицо его сияло. Отчасти от того, что он чувствовал — слова, сказанные им до этого, найдут отражение в мыслях его собеседницы, а отчасти от того, что он знал- на перроне его с нетерпением уже дожидаются любящая жена и девятнадцатилетний сын.
— Ну и что же осталось от вашей любви? — храбро задал вопрос Артур, заставивший девушку врасплох. — Что? Выключенный телефон, поезд, уносящий вас в другой конец страны, и боль в ваших глазах? Так?
— А что, если нет? — более оживленно заговорила Миранда. — Что если мне это все уже, на самом деле, не нужно? Может, я просто себя обманываю, заставляя поверить, что мне необходимо сохранить полуживые отношения? Когда в действительности же их существование ровным счетом ничего не значит!
— В вас говорит обида, — сделала свой вывод Рут, — но никак не здравый смысл.
— Нет, — грустно произнесла Миранда. — Нельзя… Я не готова сейчас слушать данного человека. Мы уже все сказали друг другу.
— Мне все равно, — спокойно ответила Миранда.
— Именно. Поэтому вам, я считаю, просто нет смысла бороться за то, что со временем и так само увянет. Вас, как я уже понял, очень сильно обидели. И эта личная обида для вас гораздо выше вашей семьи, что говорит о том, что ваши чувства к мужу не такие уж и сильные, как вам казалось.
— Да, кстати, забыл представиться. Артур Броуд.
— Вы думаете все настолько недолговременно? — недоверчиво спросила Миранда, по истине заинтересовавшаяся начатой беседой.
До конечного пункта назначения оставалось ехать каких-то семь часов. Миранда, плотно пообедав и выкурив за последние полчаса четыре сигареты, спокойно, с абсолютной апатией на лице сидела у окна и бросала безразличные взгляды на проезжающие пейзажи, людей, города и поселки. Она снова и снова прокручивала в голове утренний разговор со своей старшей сводной сестрой. Это был довольно напряженный и серьезный момент сегодняшнего монотонного дня. Миранда четко запомнила, как ее настойчиво просили ничего не усложнять, как упорно уговаривали не отворачиваться, а пойти навстречу, как убедительно для разума, но вяло для сердца звучали различные доводы, и как непоколебимо она лично выдавала свои отрицания. До боли знакомый очень высокий голос сестры звучал в голове Миранды, не переставая: «Нельзя все бросать тогда, когда оно еще и не успело начаться! Не сдавайся, Миранда! Не разрушай…». Миранда глубоко вздохнула и, устало облокотившись на столик между полками, уныло закрыла глаза. «Разве я разрушаю?» — подумала она про себя. «По-моему, это сделал уже кто-то другой. Зачем бороться, когда нет в этом никакого смысла? Чтобы я не сделала, как бы себя не повела, все рано или поздно меняется в худшую сторону. Мне это надоело! Я хочу, чтоб все было проще».
— Не обманывайте себя, Миранда, — уже более спокойно произнес мужчина, привставая и забирая свой чемодан с багажной полки. — Вы в чем-то очень похожи на меня. Я уверен, что даже если вам удастся простить мужа и уладить ваш конфликт, то в любом случае через пару лет ваш брак все равно развалится. Поверьте мне, борьба за счастье не принесет вам, в конце концов, ничего, кроме новой боли. Так что, и вправду, позвольте судьбе решать за вас. Так жить гораздо проще! Поступайте, как вам угодно, и не слушайте остальных.
— Конечно. Зачем напрягаться ради того, что не существует?! Любовь, возвышенные чувства — все это люди придумали, лишь для того, чтобы успокоить себя и сделать этот мир немного прекраснее.
— Знаете, моя мама всегда говорила: даже если ты думаешь, что сказала человеку все, что хотела, ровно через секунду может появиться еще десяток мыслей, которые ты еще не озвучивала до этого, — сказала Рут, один раз прокрутив золотой браслет на левой руке. — Чтобы что-то понять и где-то переосмыслить человеку не обязательно тратить целую вечность, иногда бывает достаточно пару мгновений, чтоб признать свою вину и попросить прощение.
— А я уже не знаю, люблю ли я.
— Нет! — вновь закричала Миранда.
— Возможно, вы правы, — согласилась Миранда. — Но не стоит забывать, что другому человеку может быть недостаточно этих пару мгновений, чтобы избавиться от боли, простить и забыть.
— Да, но мы способны на многое, когда мы любим…
— Зачем?! — закричала Миранда и засмеялась. — Кто сказал? Наверняка тот, кто никогда не боролся и не знает, что счастья очень часто влечет за собой слезы и разочарования.
Девушка из купе девятого вагона, сидящая по некой невольной привычке еще пару минут неподвижно, была двадцатипятилетняя Миранда Симунс. Она заметно вздрогнула, когда с громким шумом отворилась купейная дверь и, не переставая разговаривать, нарушили идиллию Миранды двое супругов не старше сорока лет, которые несколько минут назад поставили свои вещи на полку, а сами отлучились для прощания с родственниками. Миранде с первого взгляда понравилась эта пара: такие добрые на вид, нежные друг с другом и приятные по общению. Как оказалось позднее, их браку уже было двенадцать лет, но у окружающих создавалось впечатление, что эти два человека нашли друг друга совсем недавно.
— Миранда! Миранда! — послышался женский голос. — Вы что не слышите? У вас звонит телефон.
— Но ведь можно, по крайней мере, выслушать… — настаивала попутчица на своем.
«Через пару лет ваш брак все равно развалится…», — повторила про себя Миранда. «Тоже мне, умник нашелся! Много ты понимаешь!» — подумала девушка, глядя на то место, где пару минут назад сидел Артур. «Как долго продлится мой брак, можем знать только я и мой муж. Пускают все на самотек только люди, которые не ведают, чего они хотят. А это уж явно не я! Позволить судьбе решать за меня — клянусь, это будет самое последнее, что я решусь сделать в этой жизни!» — так закончила свои размышления Миранда, при этом поспешно включая мобильный телефон.
— Нет! Это все не то! — воскликнула Миранда. — Я люблю своего мужа. Просто сейчас…
Поделиться книгой: