Если она кровоточит

.

Если Она Кровоточит

Сборник

Автор: Стивен Кинг

перевод: Колыжихин Алексей ака Kolyzh

Думая о Расс Дорр

Я скучаю по тебе, шеф.

ТЕЛЕФОН МИСТЕРА ХАРРИГАНА

Мой родной город был всего лишь деревней в шестьсот человек или около того (и все еще есть, хотя я переехал), но у нас был интернет, как и в больших городах, поэтому мы с отцом получали все меньше и меньше личной почты. Обычно Мистер Недео приносил только еженедельный номер "Тайм", листовки, адресованные жильцам или нашим дружелюбным соседям, и ежемесячные счета. Но начиная с 2004 года, когда мне исполнилось девять лет и я начал работать на Мистера Харригана, я мог рассчитывать по крайней мере на четыре конверта, адресованных мне от руки каждый год. Там была открытка на День Святого Валентина в феврале, открытка на день рождения в сентябре, открытка на День Благодарения в ноябре и рождественская открытка либо непосредственно перед праздником, либо сразу после него. Внутри каждой карточки лежал однодолларовый лотерейный билет штата Мэн, и подпись всегда была одна и та же: "добрые пожелания от мистера Харригана". Просто и официально.

Реакция моего отца тоже всегда была одинаковой: смех и добродушное закатывание глаз.

“Он скупердяй, - сказал однажды папа. Это было, наверное, когда мне было одиннадцать лет, через пару лет после того, как начали приходить открытки. - Платит тебе дешевое жалованье и дает дешевый бонус—счастливые билеты дьявола от Хоуи.”

Я заметил, что одна из этих четырех царапин обычно окупается парой баксов. Когда это случилось, папа собрал деньги для меня у Хоуи, потому что несовершеннолетним не полагалось играть в лотерею, даже если билеты были бесплатными. Однажды, когда я по-крупному выиграл пять долларов, я попросил папу купить мне еще пять долларовых скретчей. Он отказался, сказав, что если он подпитает мою зависимость от азартных игр, то моя мать перевернется в могиле.

- То, что это сделал Харриган, уже достаточно плохо” - сказал Папа. - Кроме того, он должен был бы платить тебе семь долларов в час. Может быть, даже восемь. Видит Бог, он мог себе это позволить. Пять в час, может быть, и законно, поскольку ты еще ребенок, но некоторые считают это жестоким обращением с детьми.”

“Мне нравится работать на него, - сказал я. - И он мне нравится, папа.”

“Я понимаю это, - сказал он,-и это не то же самое, что читать ему и пропалывать его цветник, что делает тебя Оливером твистом двадцать первого века, но он все равно дешевка. Я удивлен, что он готов платить за почтовые расходы, чтобы отправить эти открытки, когда от его почтового ящика до нашего не может быть больше четверти мили.”

Мы сидели на нашем переднем крыльце, когда у нас случился этот разговор, пили Спрайт из бокалов, и папа поднял большой палец вверх по направлению к дороге (грязной, как и большинство из них в Харлоу) к дому Мистера Харригана. Это был настоящий особняк с крытым бассейном, оранжереей, стеклянным лифтом, на котором я очень любила ездить, и оранжереей на заднем дворе, где раньше был молочный сарай (до меня, но папа хорошо его помнил).

“Ты же знаешь, какой у него сильный артрит, - сказал я. - Теперь он иногда использует две трости вместо одной. Прогулка сюда убьет его.

“Тогда он мог бы просто вручить тебе эти чертовы поздравительные открытки, - сказал Папа. В его словах не было ни капли злобы, он просто поддразнивал. Они с мистером Харриганом прекрасно ладили. Мой отец прекрасно ладил со всеми жителями Харлоу. Наверное, именно это и сделало его хорошим продавцом. - Бог свидетель, что нам и так уже достаточно.”

“Это было бы совсем не то же самое, - сказал я.

- Нет? Почему бы и нет?”

Я не мог ничего объяснить. Благодаря тому, что я много читал, у меня был богатый словарный запас, но не слишком большой жизненный опыт. Я просто знал, что мне нравится получать эти открытки, с нетерпением ждал их, и лотерейный билет, который я всегда соскребала своим счастливым десятицентовиком, и подпись в его старомодной скорописи: "добрые пожелания от мистера Харригана". Оглядываясь назад, я вспоминаю слово "церемониал". Это было похоже на то, как Мистер Харриган всегда надевал один из своих тощих черных галстуков, когда мы с ним ехали в город, хотя в основном он просто сидел за рулем своего седана "Форд" и читал "Файнэншл Таймс", пока я ходил в IGA и брал вещи из его списка покупок. В этом списке всегда была тушеная говядина и дюжина яиц. Мистер Харриган иногда высказывал мнение, что человек вполне может прожить на яйцах и солонине, когда достигнет определенного возраста. Когда я спросил его, сколько ему лет, он ответил, что шестьдесят восемь.

“Когда человеку исполняется шестьдесят восемь,-сказал он, - он уже не нуждается в витаминах.”

- Неужели?”

- Нет” - сказал он. “Я говорю это только для того, чтобы оправдать свои дурные привычки в еде.  Крейг, ты заказывал спутниковое радио для этой машины?

“Я так и сделал.” На домашнем компьютере отца, потому что у Мистера Харригана его не было.

Тогда где оно? Все, что я могу получить, это чертовского болтуна Лимбо.

Я показал ему, как добраться до радио XM. Он повернул ручку и миновал около сотни станций, пока не нашел одну, специализирующуюся на сельской жизни. Это была игра “стой рядом со своим мужчиной.”

От этой песни у меня до сих пор мурашки бегут по коже, и я думаю, так будет всегда.

В тот день, когда мне шел одиннадцатый год, мы с папой сидели, пили спрайт и смотрели на большой дом (именно так его называли Харлоуиты: Большой Дом, как будто это была тюрьма Шоушенка), и я сказал:”Получать почту это круто"

Папа закатил глаза. - Электронная почта-это круто. И сотовые телефоны. Эти вещи кажутся мне чудом. Ты слишком молод, чтобы понять это. Если бы ты рос с одной только партийной линией и четырьмя другими домами на ней-включая Миссис Эдельсон, которая никогда не затыкается—- ты мог бы чувствовать себя иначе.”

“Когда у меня будет свой сотовый телефон?” В тот год я часто задавал себе этот вопрос, особенно после того, как первые айфоны поступили в продажу.

“Когда я решу, что ты достаточно взрослый.”

- Как Скажешь, Папа.- Была моя очередь закатывать глаза, что заставило его рассмеяться. Затем он стал серьезным.

“Ты хоть понимаешь, как богат Джон Харриган?”

- Я пожал плечами. “Я знаю, что раньше он владел мельницами.”

“Он владел гораздо большим, чем мельницами. Пока он не вышел на пенсию, он был великим старшим в компании под названием "Oak Enterprises". Он владел транспортной линией, торговыми центрами, сетью кинотеатров, телекоммуникационной компанией, я не знаю, чем еще. чем еще. Когда дело дошло до Big Board, Oak был одной из самых больших.”

“А что такое Big Board?

Фондовый рынок. Азартные игры для богатых людей. Когда Харриган продал свою долю, сделка была не только в деловом разделе "Нью-Йорк Таймс", но и на первой полосе. Тот парень, который ездит на шестилетнем "Форде", живет в конце грязной дороги, платит тебе пять баксов в час и четыре раза в год посылает тебе билет в размере одного доллара, стоит больше миллиарда долларов.- Папа ухмыльнулся. “И мой худший костюм, тот, который твоя мать заставила бы меня отдать на благотворительность, если бы она была еще жива, лучше, чем тот, который он носит в церковь.”

Мне все это показалось интересным, особенно мысль о том, что мистер Харриган, у которого не было ни ноутбука, ни даже телевизора, когда-то владел телекомпанией и кинотеатрами. Держу пари, он даже в кино не ходил. Он был тем, кого мой отец называл луддитом, имея в виду (помимо всего прочего) парня, который не любит гаджеты. Спутниковое радио было исключением, потому что он любил музыку в стиле кантри и ненавидел всю рекламу на WOXO, которая была единственной станцией c&w, которую мог включить его автомобильный радиоприемник.

- А ты знаешь, сколько стоит миллиард, Крейг?”

- Сто миллионов, верно?”

- Тысячу миллионов.”

- Ух ты, - сказал я, но только потому, что это было необходимо. Я понимал пять баксов, и я понимал пятьсот, цену подержанного мотороллера для продажи на Deep Cut Road, о котором я мечтал (удачи), и у меня было теоретическое понимание пяти тысяч, которые мой отец зарабатывал каждый месяц, продавая тракторы и тяжелую технику Parmeleau в Гейтс-Фоллзе. Папа всегда получал свою фотографию на стене в качестве продавца месяца. Он утверждал, что в этом нет ничего особенного, но я-то знал, что это не так. Когда он получил звание "Коммивояжер месяца", мы пошли ужинать в "Марсель", модный французский ресторан в Касл-Роке.

- Вот это да, - сказал папа и провозгласил тост за большой дом на холме, со всеми этими комнатами, которые почти не использовались, и лифтом, который Мистер Харриган ненавидел, но которым ему приходилось пользоваться из-за артрита и ишиаса. - "Вау" - это просто чертовски верно.”

Прежде чем я расскажу вам о лотерейном билете на большие деньги, о смерти мистера Харригана и о неприятностях, которые у меня были с Кенни Янко, когда я учился на первом курсе в школе Гейтс-Фоллз, я должен рассказать вам о том, как мне случилось работать на Мистера Харригана. Это было из-за церкви. Мы с папой ходили к Первому Методисту Харлоу, который был единственным Методистом Харлоу. Раньше в городе была еще одна церковь, баптистская, но она сгорела в 1996 году.

- Некоторые люди запускают фейерверки, чтобы отпраздновать рождение нового ребенка, - сказал Папа. Мне тогда было не больше четырех лет, но я это помню—наверное, потому, что фейерверк меня заинтересовал. “Мы с твоей мамой решили послать все к черту и сожгли церковь, чтобы поприветствовать тебя, Крейгстер, и какое чудесное пламя это вызвало.”

- Никогда так не говори” - сказала мама. “Он может поверить тебе и сжечь одну из них, когда у него будет собственный ребенок.”

Они много шутили вместе, и я смеялся, даже когда не понимал, что происходит.

Мы втроем ходили в церковь, зимой наши ботинки хрустели по утрамбованному снегу, летом наши хорошие ботинки поднимали пыль (которую мама вытирала салфеткой, прежде чем мы заходили внутрь), я всегда держал папину руку слева, а мамину-справа.

Она была хорошей мамой. Я все еще очень скучал по ней в 2004 году, когда начал работать на Мистера Харригана, хотя она уже три года как умерла. Теперь, шестнадцать лет спустя, я все еще скучаю по ней, хотя ее лицо исчезло из моей памяти и фотографии лишь немного освежают его. То, что в этой песне говорится о детях без матери, - правда: им приходится нелегко. Я любил своего отца, и мы всегда прекрасно ладили, но эта песня права и в другом отношении: есть так много вещей, которые твой папа не может понять. Например, сделать цепочку из ромашек, надеть ее на голову в большом поле за нашим домом и сказать сегодня, что ты не просто маленький мальчик, а король Крейг. Например, когда ты начинаешь читать комиксы о Супермене и Человеке—Пауке в возрасте трех лет, ты радуешься, но не делаешь из этого большого дела—хвастаться и все такое. Это все равно что лечь с тобой в постель, когда ты просыпаешься посреди ночи от дурного сна, в котором тебя преследует Доктор Осьминог. Например, обнимать тебя и говорить, что все в порядке, когда какой—нибудь большой мальчик—Кенни Янко, например, - избивает тебя до полусмерти.

Мне бы не помешало одно из этих объятий в тот день. Материнские объятия в тот день могли бы многое изменить.

Никогда не хвастаться тем, что я не по годам развит в чтении, - это был дар моих родителей, дар рано усвоить, что наличие некоторого таланта не делает тебя лучше других. Но слухи об этом распространились, как это всегда бывает в маленьких городках, и когда мне было восемь лет, преподобный Муни спросил меня, не хочу ли я прочесть урок Библии в семейное воскресенье. Возможно, его привлекла новизна этой штуки; обычно он приглашал к себе старшеклассника или девочку, чтобы те оказали ему честь. В то воскресенье читали книгу Марка, и после службы преподобный сказал, что я так хорошо поработал, что могу делать это каждую неделю, если захочу.

“Он говорит, что их поведет маленький ребенок, - сказала Я папе. “Это есть в Книге пророка Исайи.”

Мой отец хмыкнул, Как будто это его не очень тронуло. Затем он кивнул: - Хорошо, если ты помнишь, ты носитель, а не сообщение.”

- А?”

- Библия-это слово Божье, а не слово Крэга, так что не придавай этому большого значения.”

Я сказал, что не буду, и в течение следующих десяти лет—до тех пор, пока не поступил в колледж, где научился курить наркотики, пить пиво и бегать за девушками—я читал еженедельный урок. Даже когда дела шли совсем плохо, я делал это. Преподобный давал мне ссылку на Священное Писание за неделю вперед-главу и стих, как говорится. Потом, в четверг вечером, в Методистском молодежном братстве, я приносил ему список слов,которые не мог произнести. В результате я могу оказаться единственным человеком в штате Мэн, который может не только произнести имя Навуходоносора, но и произнести его по буквам.

Один из самых богатых людей Америки переехал в Харлоу примерно за три года до того, как я начал свою воскресную работу по доставке священных писаний своим старейшинам. Другими словами, на рубеже веков, сразу после того, как он продал свои компании и вышел на пенсию, и еще до того, как его большой дом был полностью закончен (бассейн, лифт и мощеная подъездная дорожка появились позже). Мистер Харриган посещал церковь каждую неделю, одетый в свой ржавый черный костюм с провисшим сиденьем, в одном из своих немодных узких черных галстуков и с аккуратно причесанными редеющими седыми волосами. Всю оставшуюся неделю эти волосы были во все стороны, как у Эйнштейна после напряженного дня расшифровки космоса.

Тогда у него была только одна трость, на которую он опирался, когда мы вставали, чтобы петь гимны, которые я, наверное, буду помнить до самой смерти . . . и этот стих из “старого сурового Креста “о воде и крови, текущей из раненого бока Иисуса, всегда будет вызывать у меня озноб, точно так же, как последний стих из” стой рядом со своим человеком", когда Тэмми Уайнетт выходит из себя. Как бы то ни было, Мистер Харриган на самом деле не пел, и это было хорошо, потому что у него был какой-то ржавый, визгливый голос, но он говорил одними губами. У него и моего отца было это общее.

Однажды в воскресенье осенью 2004 года (все деревья в нашей части света горели ярким пламенем) я прочитал часть 2-й книги Царств, выполняя свою обычную работу по передаче прихожанам послания, которое я едва понимал, но знал, что преподобный Муни объяснит в своей проповеди: "красота Израиля убита на твоих высотах: как пали могучие! Не говори этого в Гефе, не публикуй этого на улицах Аскелона, чтобы не радовались дочери филистимлян, чтобы не торжествовали дочери необрезанных.”

Когда я сел на нашу скамью, папа похлопал меня по плечу и прошептал: «Ты сказал бы мне на ухо». Мне пришлось прикрыть рот, чтобы скрыть улыбку.

На следующий вечер, когда мы заканчивали мыть посуду после ужина (папа мыл ее, а я вытирал и убирал), к дому подъехал "Форд" Мистера Харригана. Его трость застучала по ступенькам нашего двора, и папа открыл дверь прежде, чем он успел постучать. Мистер Харриган покинул гостиную и сел за кухонный стол, как все домашние. Он принял Спрайт, когда папа предложил, но отказался от стакана. “Я пью его из бутылки, как это делал мой отец, - сказал он.

Он сразу перешел к делу, будучи человеком дела. Если отец согласится, Мистер Харриган сказал, что хотел бы нанять меня читать ему по два-три часа в неделю. За это он будет платить пять долларов в час. Он сказал, что может предложить мне еще три часа работы, если я немного поухаживаю за его садом и займусь другими делами, такими как уборка снега зимой и вытирание пыли, которая нужна круглый год.

Двадцать пять, может быть, даже тридцать долларов в неделю, половина из них только за чтение, что я бы сделал совершенно бесплатно! Я не мог в это поверить. Мне сразу же пришла в голову мысль накопить денег на мотороллер, хотя я не смогу ездить на нем легально еще семь лет.

Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, и я боялся, что мой отец скажет “нет”, но он этого не сделал. - Никаких безумных политических штучек и никакого чрезмерного насилия. Он читает как взрослый, но ему всего девять лет, и это еще не все.”

Мистер Харриган дал ему это обещание, отпил немного своего "Спрайта" и причмокнул сухими губами. “Да, он хорошо читает, но это не главная причина, по которой я хочу его нанять. Он не гудит, даже когда ничего не понимает. Я нахожу это замечательным. Не удивительно, но замечательно.”

Он поставил бутылку и наклонился вперед, пристально глядя на меня своим острым взглядом. Я часто видел в этих глазах веселье, но лишь изредка видел теплоту, и та ночь в 2004 году не была одной из них.

- Насчет твоего вчерашнего чтения, Крейг. Знаешь ли ты, что подразумевается под "дочерьми необрезанных"?”

“Не совсем, - ответил я.

“Я так и думал, но в твоем голосе все еще звучали правильные нотки гнева и сожаления. Кстати, ты знаешь, что такое плач?”

- Плакать и все такое.”

Он кивнул. “Но ты же не перестарался. Ничего не испортил. Это было хорошо. Читатель-это носитель, а не творец. Преподобный Муни помогает тебе с произношением?”

- Да, сэр, иногда.”

Мистер Харриган отпил еще немного "Спрайта" и встал, опираясь на трость. - Скажи ему, что это Ашкелон, а не Асс-келон. Мне это показалось невольно забавным, но у меня очень слабое чувство юмора. Может быть, мы проведем пробный запуск в среду, в три часа? Ты уже закончишь школу к тому времени?”

Я выхожу в два тридцать из начальной школы Харлоу. - Да, сэр. В три было бы вполне достаточно.”

“Скажем, до четырех? Или уже слишком поздно?”

- Сказал Папа:” Хорошо, это сработает".Он казался озадаченным всем этим. “Мы не едим до шести. Я люблю смотреть местные новости.”

“А разве это не вредит твоему пищеварению?”

Папа рассмеялся, хотя я не думаю, что мистер Харриган действительно шутил. - Иногда так и бывает. Я не поклонник Мистера Буша.”

“Он немного глуповат, - согласился Мистер Харриган, - но, по крайней мере, он окружил себя людьми, которые разбираются в бизнесе. Три часа в среду, Крейг, и не опаздывай. Я не терплю опоздания.”

“И ничего рискованного, - сказал Папа. “У него будет достаточно времени для этого, когда он подрастет.”

Мистер Харриган тоже обещал это, но я полагаю, что люди, разбирающиеся в бизнесе, также понимают, что от обещаний легко отказаться, поскольку дают их бесплатно. Конечно, в "Сердце Тьмы" не было ничего рискованного, и это была первая книга, которую я прочел для него. Когда мы закончили, Мистер Харриган спросил меня, понял ли я ее. Я не думаю, что он пытался учить меня, ему просто было любопытно.

“Не очень много, - ответил я, - но тот парень, Курц, был довольно сумасшедшим. Я получил так много.

В следующей книге тоже не было ничего рискованного—Сайлас Марнер был просто занудой, по моему скромному мнению. Однако третья была Любовник леди Чаттерли, и это, несомненно, открыло мне глаза. Это было в 2006 году, когда меня представили Констанс Чаттерли и ее похотливому егерю. Мне тогда было десять лет. Все эти годы спустя я все еще помню стихи из “старого сурового Креста” и так же живо вспоминаю, как Меллорс гладил даму и бормотал: “вот это хорошо.- То, как он обращался с ней, - хорошая вещь для мальчиков, чтобы учиться, и хорошая вещь, чтобы помнить.

“Ты понимаешь, что сейчас прочитал?- Спросил меня мистер Харриган после одного особенно душного пассажа. Опять же, просто любопытно.

“Нет” - сказал я, но это было не совсем так. Я гораздо лучше понимал, что происходит между Олли Меллорсом и Конни Чаттерли в лесу, чем то, что происходит между Марлоу и Курцем там, в Бельгийском Конго. Секс-это трудно понять—чему я научилась еще до того, как поступил в колледж, но безумие—это еще труднее.

“Прекрасно, - сказал мистер Харриган, - но если твой отец спросит, что мы читаем, Я предлагаю тебе рассказать ему о “Домби и сыне". Который мы все равно будем читать дальше.”

Мой отец никогда не спрашивал—во всяком случае, об этом романе,—и я почувствовал облегчение, когда мы перешли к Домби, который был первым взрослым романом, который мне по-настоящему понравился. Я не хотел лгать отцу, это заставило бы меня чувствовать себя ужасно, хотя я уверен, что у Мистера Харригана не было бы никаких проблем с этим.

Мистер Харриган любил, когда я читал ему, потому что его глаза быстро уставали. Ему, вероятно, не нужно было, чтобы я пропалывал его цветы; Пит Бостуик, который косил свой акр или около того газона, был бы счастлив сделать это, я думаю. А Эдна Гроган, его экономка, была бы счастлива стереть пыль с его огромной коллекции старинных снежных шаров и стеклянных пресс-папье, но это была моя работа. В основном ему просто нравилось, что я рядом. Он никогда не говорил мне об этом до самой своей смерти, но я знал это. Я просто не знал почему, да и сейчас не уверен, что знаю.

Однажды, когда мы возвращались с ужина у Марселя в Скале, мой отец сказал очень резко: "Харриган когда-нибудь прикасался к тебе так, как тебе не нравится?”

Мне еще много лет не удавалось отрастить усы-тени, но я знал, о чем он спрашивает; Мы уже в третьем классе узнали о “чужой опасности” и “неуместном прикосновении”.

“Ты имеешь в виду, щупает ли он меня? - Нет! Господи, папа, он же не гей.”

“Все в порядке. Не злись так сильно, Крейгстер. Я должен был спросить. Потому что ты часто бываешь там наверху.”