Анархо

Жорж Старков

Анархо

Предисловие

В этом предисловии нет каких-то пояснений по сюжету или персонажам. В нём лишь пара слов о том, почему эта самая книга была написана. Так что, кому неинтересно, может смело пролистать. Тем же, кто любопытствует — советую налить себе стаканчик чего-нибудь, на свой вкус.

Сразу поясню — именно футбольным хулиганом я никогда не был. Не был даже ультрас, в классическом понимании. Зато ими были, да и сейчас остаются, многие мои друзья и знакомцы. Я тоже ходил на матчи и пробивал выезды, тоже дрался и пытался драк избежать. Раздавал и получал, радовался и горевал, гордился и отплёвывался… Мне знаком околофутбольный мир, но я не его постоянный житель. Так, наездами…

Уже не помню, в каком именно году я впервые попал на футбол. Помню лишь, что это было ближе к середине девяностых, когда я шлёпал по этой земле ещё совсем мелким пацаном. Тогда мы с мамой жили в небольшом аккуратном городке под Ростовом. Отцу там квартиру дали, чтобы заманить на работу в местную районную газету. Он честно оттрубил там три года и укатил трудится обратно областной центр. Укатил, а квартира осталась. Тогда так было можно.

Сколько себя помню, родители были в разводе, но отец приезжал каждые выходные. А когда наступали каникулы, забирал меня к бабушке в Ростов, где, собственно и жил.

Днями я бегал с местной пацанвой по улицам, ходил на речку, да на раскинувшееся рядом вертолётное поле, где частенько, но не шибко мастеровито, гонял в футбол. Выходные на каникулах казались однообразными, но вполне себе счастливыми. Рядом отец, бабушка, дядя и вокруг какой-то особенный воздух. Наверное, ничего в нём особенного не было. Разве что, сейчас кажется, что в детстве мир пах вкуснее и интереснее. А может, просто запах бабушкиных пирожков застрял в памяти…

Но одни из таких выходных стали особенными. Отец весело предложил: «Пошли на футбол?» и явно расстроился, когда я заявил, что не имею никакого желания идти и смотреть, как взрослые мужики пинают мяч. Вот, самому попинать — вот, это дело! Вот, это нормально! Хотя, как уже говорил, играл я неважно. К аргументу: «Спартак же приезжает!» моё детское сознание оставалось равнодушным. Я пожимал плечами и повторял: «И чего тут такого?»

Какими уговорами отец заманил меня на стадион — непонятно. Но это тог стоило! Такого количества людей я не видел ещё никогда. Удивлялся… Какие все разные! Молодые и старые. Совсем потрёпанные и выглаженные. Кое-где чирикали дети, мои ровесники и даже младше. Чёрт побери, как же много всех и каждого! И все собрались единым огромным организмом в одном месте!

Помню, как прозвучал клавесином футбольный гимн, как выстроились команды. Жёлто-синяя и красно-белая. А потом началось то, что отпечаталось в памяти ярким абсолютно сюрреалистичным пятном. Люди негодовали и ругались, радовались ничтожно кратким моментам превосходства жёлто-синих и переживали личной трагедией пропущенные голы. А что они кричали о судье… Я напитывался новыми знаниями из области русского языка, а отец поглядывал на меня как-то виновато.

«Ростсельмаш» пропустил от московского «Спартака» три безответных мяча, но это было совсем неважно! Такой мощной и совершенно сумасшедшей энергетики, как на стадионе, я никогда не ощущал. Скорее всего, это можно было сравнить с поездкой на санках с огромной и невероятно крутой горки, куда родители ходить запрещали настрого. Но мы, естественно, ходили. Только вот, на стадионе было в сто, в тысячу раз круче! Потому что, одно и то же чувствуют многие сотни людей, а не только ты! Чувствуют и делятся этим. И ты так же — чувствуешь и делишься.

После, я остервенело упрашивал отца отвести меня на футбол. Не помню, был это следующий домашний матч или нет, но на дворе всё так же стояла тёплая осень, когда мы попали на игру с владикавказской «Аланией».

«Ростсельмаш» пропустил сначала один мяч, потом второй. Меня, как «бывалого» фаната это безумно расстроило… Но какова же была моя радость, когда наша команда сначала сравняла счёт, а потом забила ещё два мяча. Итог — четыре-два! И это при том, что тогда в «Алании» играл Георгий Деметрадзе, которого даже наши местные болельщики провожали с поля аплодисментами, настолько хорош был этот форвард. Столь неадекватное отношение к «врагу» меня тогда порядком взбесило. Впрочем, пятнышко детской обиды на «глупых» взрослых утонуло в искристом счастье — в счастье общей победы такого большого стадиона и, вообще, всего города.

Тогда мне было девять или десять.

Через пару лет мы с мамой вернулись жить в Ростов-на-Дону и на футбол я начал ходить уже с друзьями. Тогда всех, кто был на трибунах, мы считали болельщиками и фанатами. Я для себя очень смешно разделял: те, кто постарше — болельщики, молодёжь с клубными шарфами — фанаты.

Впервые, таким явлением, как околофутбол я столкнулся лет в шестнадцать. Тогда каждый день гулял на главной ростовской пешеходной улице — Пушкинской. «Пушкарь» был самой «неформальной» улицей. Все реально весёлые люди зависали, по большей части, именно на ней. И я зависал. У нас была большая компания просто хороших парней и девчонок — панков, скинов, металлистов, готов, и прочей молодёжной «интеллигенции». Тусовали с нами и фанаты. Мы любили свою юность, полуночные вопли под гитару и всё, что хоть чуть-чуть пахнёт спиртом.

Как-то, мы с товарищем в очередной раз отлучились за новой порцией алкоголя. В тот день наша компания расползлась на мелкие группы и одна из них оккупировала пару-тройку лавочек, на значительном возвышении, прямо у подножия главной областной библиотеки. Видно их было издалека. Возвращаясь обратно, счастливые от тяготы нагружённого в пакеты спиртного, мы ошарашено наблюдали, как на парапет, невероятно проворным человеческим роем, высыпала толпа, буквально за пару десятков секунд раздала серьёзных тумаков всем, кому не посчастливилось находится в ближайшем радиусе от осколка нашей компашки, и почти мгновенно растворилась в темноте позднего вечера.

Когда мы добежали до места происшествия, наш знакомый фэн держался за разбитое в кровь ухо и злобно твердил одно и то же: «Суки! Вот же суки!» Так я впервые увидел, как «кони» (фанаты ЦСКА и других армейских клубов) «дружат» со «свиньями» (фанатами «Ростсельмаша»/«Ростова»).

Второе прикосновение к околофутболу случилось через пару лет. Тогда мы с музыкантами моей группы и ещё одной дружественной панк-команды пошли на открытие нового рок-клуба. Вход был бесплатный, да и интересно было посмотреть незнакомую площадку, где, в перспективе, можно было рубить свои сумасшедшие концерты.

Народу в клуб набилось много. Кто и что играл со сцены уже не помню — пьяный был. Зато отлично помню, как басист дружественной нам группы зацепился с кем-то из фанатов. Началась драка, мы вступились и тут выяснилось, что фанья собралось чуть ли не пол клуба. Вломили нам вполне конкретно. Так мы познакомились с футбольными хулиганами поближе.

Но вскоре, что парадоксально, представители околофутбольного движения стали ходить на наши концерты. Нас даже за глаза называли фанатской группой, хотя никаких футбольных и, тем более, околофутбольных тем в нашей музыке не наблюдалось. И, тем не менее, с публикой мы сдружились, а с некоторыми её представителями так и вовсе стали вполне себе активно приятельствовать.

Мы, и сам того не заметив, начали всё глубже и глубже погружаться в жёсткий, но совершенно уникальный в своей атмосфере, околофутбольный мир. Я стал ходить на матчи уже на фан-сектор, «пробивать выезды». К слову, на выезды мы катались не только за футбольный «Ростов», но и баскетбольный «Локомотив», который чуть позже благополучно переехал на Кубань. «Локо» был довольно щедр и лоялен. Ни в каком фан-клубе состоять было не нужно, а потому на халяву катались по стране и ближнему зарубежью все кому не лень. В том числе, и футбольное фанатьё.

Помню, как на выезде в Питер, пропили все деньги ещё в поезде. Шизили. Проводница вызывала милицию, чуть ли не каждый час. «Локо» выделил целый вагон под фанатов, чему остальной поезд оказался вовсе не рад. Помню, как катили на «басе» в Одесскую область, по дороге затариваясь дешёвым и вкусным украинским пивом, и периодически запивая им русскую водку, которой клуб нам выдал целых два ящика.

Но самый безумный выезд был, когда я уже давно отошёл фанатской темы и вполне себе благостно работал журналистом на телевидении. «Ростов» вышел в финал Кубка страны и мне поручили поехать, проводить выездных фэнов, отравляющихся поддержать команду на игре в Каспийске. Отснять, как автобусы с болельщиками отъезжают от стадиона, записать с ребятами интервью.

Съёмка была вечером, а дневных в тот раз у меня не имелось. А потому, я блаженно просиживал штаны в операторской комнате отдыха и размеренно накачивался пивом. Денег тогда было достаточно и пили мы много. Ничего нас не ограничивало. Ко времени выезда я был уже прилично пьян, но не взять с собой в дорогу ещё и бутылку коньяка казалось мне весьма неосмотрительным. Когда мы приехали на место и начали работу, я уже ели ворочал языком.

Ребята, у которых я брал интервью казались полны оптимизма, веселы и благодушны. «На Стипе (вратарь команды Стипе Плетикоса) большая надежда! Стипе — наш лев!» — говорил спокойный улыбчивый парень, вовсе не обращая внимания на то, что я раскачивался из стороны в сторону, как камыш на ветру. Кто-то предполагал, что забьёт тот-то и тот. Кто-то говорил о конечном счёте.

Когда мы записали интервью, а оператор начал «набивать» видеоряд, я, на волнах захлестнувшей меня ностальгии, уплыл в прошлое. Блаженно и пьяно грустил, вспоминая о том, что раньше тоже «гонял» за «Ростов». Неосторожно сказал: «Завидую вам, пацаны». На что мне заявили: «Так, поехали с нами. В бас впишем, билет дадим…» И это было на полном серьёзе!

Я колебался лишь несколько мгновений. А потом безапелляционно вручил оператору микрофон и бахвальски заявил: «Ну, давай, брат… Я поехал в Дагестан!» На его изумленных глазах, я сел в автобус и действительно уехал.

Тогда мне звонили редакторы выпуска, продюсеры и даже зам директора телекомпании. Последний изумлённо вопрошал: «Какой финал?! Какой Дагестан?! Ты в бреду там?!» На что я хмельно и радостно кричал: «Это ты там в бреду! Финал кубка! Такое бывает раз в жизни!» У меня не было никаких документов, даже редакционное удостоверение на работе осталось. В карманах наличествовала лишь мелочь, пачка сигарет, да полупустая бутылка коньяка. Но, в это же время, я имел всё что нужно.

Всё было как раньше. Малознакомые люди стали понятны. Чувство озорного молодецкого единения казалось почти материально осязаемым. В одном автобусе, почти за тысячу километров от дома, ехали обычные болельщики и неутомимая «ультра», суровые хулиганы и возрастные «кузьмичи». Ехали через Краснодарский край и Адыгею, Карачаево-Черкесию и Кабардино-Балкарию, Чечню и Дагестан. Ехали, чтобы поддержать любимую команду и оставить в своём сердце отпечаток незабываемого футбольного праздника.

Меня угощали виски и водкой, делились домашними бутербродами. Рассказывали о своих выездах, а я о своих. Расспрашивали о моей работе, а мне было совсем неинтересно о ней рассказывать. Пока ехали, я успел не только напиться в «дым», но и впрячься за одного парня, что удивительно, сумев без драки свести конфликт на нет. А потом, примерно через неделю, узнал, что это оказался сын охранника, что дежурил на главной проходной нашей телекомпании.

Мы пили и пели, покупали пиво в Адыгее (или это был Ставропольский край…) и палёную водку в Кабардино-Балкарии, из люка размахивали клубным флагом в Чечне и Краснодарском крае, где нас за это чуть не арестовали. А потом был финальный матч.

События на «Анжи арене» слились в невообразимо яркий фрагмент, сбитый из сотен других, что вспыхивают в памяти, словно сами по себе. Помню отважную игру Баштуша и быстрые ноги Ананидзе. Помню, как Стипе в очередной раз доказал, что он «лев» и как наш сектор скандировал его имя, когда прозвучал финальный свисток. Помню зелень газона и перебранку с местными фанатами. Они что-то кричали и нехитрыми жёстами демонстрировали, что нам не рады. Хотя, это казалось странным. Играли-то мы не с «Анжи», а с «Краснодаром».

Мы выиграли по послематчевым пенальти и увозили из Каспийска Кубок России. Наверное, поэтому в Краснодарском крае нас хотели арестовать или, на худой конец, отобрать клубный флаг. Видимо, попавшиеся нам «серые» тоже болели. Только им досталась горечь, а нам великий праздник и место в истории. Мне досталось! Я был на историческом матче….

Потом, когда вернулся, с удивлением обнаружил, что все на меня обижены. На работе, за то, что вероломно и нагло свалил. Дома, за то, что не предупредил. Лишь матери звякнул, сказал: «Я уезжаю в Дагестан» и выключил телефон. Она уж подумала, что похитили, так как на тот момент я был публичной личностью. Но отец сложил два и два и заявил, что, скорее всего, я отправился на Кубок… Девушка обиделась. Ей я, в радостном забытье, вообще не удосужился позвонить.

Но коллеги со временем оттаяли, родные и близкие почти позабыли о той шалости. Всё это испарилось… Зато сколько осталось, укоренившись немеркнущими картинами в самых светлых закоулках памяти! От той поездки и не только.

Забыл очень многое, но и запомнил тоже… Как закусывал в Мариуполе неспелыми бананами, а потом сильно жалел об этом… Как бродил по Питеру, без копейки в кармане, пытаясь развлечься бесплатными музеями. Как «подрезал» в Краснодарском продуктовом, просто потому, что все так делали и было по приколу. Как не хотел, но дрался, ведь повернуть было проще, но позорнее, чем проиграть. Как смотрел «Фабрику футбола» три раза подряд, потому что «ничего нормального у тебя посмотреть больше нет», как говорил топ-бой одной из фанатских фирм. Как с друзьями утюжил ночную Пушкинскую после домашних игр, стараясь не попадаться на глаза хищным патрулям. Как всё же попадался и бессонно подпирал холодные стены обезьянника. Как пятался не смеяться, когда проводница проверяла билеты, а в отсеке для сумок прятался, решивший ехать с нами фэн Раменского «Сатурна». Много чего всплывает…

Я помню, что было со мной. Но также хорошо помню и те невероятные истории, что рассказывали ультрас, «шарфисты» и хулиганы из разных городов, рассекающие просторы страны за цвета своих клубов. Многое из пережитого и услышанного, в той или иной форме, отражено в этой книге.

«Анархо» — конечно, вымысел. Но вымысел, сотканный из десятков лоскутов, что были частью полотен чьих-то реальных жизней. Жизней, что горели на футболе и около него. Сияли там, где обычный человек видит лишь дикость и жестокость.

Эту книгу я хотел бы посвятить своему замечательному отцу. Тому человеку, который, сам того не ведая, матчем «Ростсельмаш» — «Спартак», приоткрыл для меня дверцу в не самый утончённый, но по-хорошему безумный и честный мир.

Глава 1. Выезд

2010 год

Трибуны жили… Дышали свободно, полной грудью. Дышали одновременно восторгом, искренней радостью, задором, нетерпеливостью, ехидством, хамоватостью, гневом, злобой, жаждой крови и чужого унижения. Они жили так, как было должно в особый день. День, когда дерби заставляет забыть обо всём, что было до неведомого рубежа. Когда пружинистые ноги переступают незримую черту между миром обыденности и новой реальностью, ведомой лишь тем, кто пропитан страстью к футболу и всёго того, что его сопровождает.

До конца встречи оставалось меньше десяти минут, а хозяева поля бесстыдно проигрывали два мяча. Местные болельщики ещё держали подмышкой надежду, но уже морально готовились обреченно поднять руки вверх и дать ей упасть на заплёванный лузгой металл, да позволить хныча уползти под трибуну.

Чернявый коротко стриженный парень взирал на пригорюнившихся «кузьмичей» с ликованием. Даже на расстоянии мог отчетливо увидеть, как в их глазах угасает вера в то, что команда ещё может повернуть вспять ход матча. Чужая горечь, ощущение собственного величия… Лишь соседний, отгороженный прочной решёткой сектор, отдавал иную энергию — горячую, звонкую, заставляющую вибрировать подбрюшье и пускать в кровь всё новые и новые инъекции адреналина.

Меж прутьев швыряли проклятия и угрозы скорой и постыдной расправы. Перекошенные злобой лица пучили глаза, кривились чистой злобой. Казалось, если бы не живая стена угрюмого ОМОНа, две людские волны хлынули бы друг на друга и начали бы рвать глотки прямо через решётку.

Миша Лидс прекрасно понимал, почему в некоторых городах местное активное фаньё так любит перебираться со своей «террасы» поближе к гостевому сектору. Эта близость не ведёт к дружбе и пониманию. Лишь к крови. Вряд ли те, кто выдумал такой ход, мечтал о чём-то кроме подогрева до должной температуры, ту живую энергетическую субстанцию, что витает не над полем, а околофутбола.

И сейчас она накалилась достаточно, чтобы дать иллюзию того, что на языке уже есть солоноватый, чуть отдающий железом вкус. Кровь своя, кровь чужая… Какая разница кто платит, если неповторимые минуты чистого безумия достаются всем. Жаль было лишь того, что в этот день краткие мгновения пройдут мимо и достанутся тем, кто не обременён непреодолимыми обстоятельствами.

Обстоятельство стояло рядом с широко распахнутыми глазами и почти менигая взирало на поле.

— Ну что, Лёня, как тебе? — тряхнул за плечо четырнадцатилетнюю «помеху» веселью, стоящий за спиной бритоголовый фэн. — Лидс, — толкнул он уже насторожившегося чернявого парня, — то, что ты брательника своего на этот выезд взял — самое правильное, что ты делал в своей жизни! Когда ещё такое будет, что мы этих ублюдков, на их же поле, так жёстко без вазелина натянем?! Зрелище уникальное, мать его! Уникальное!

Лидс сдержанно улыбнулся, чуть приобнял младшего брата и, сквозь шум гарцующего победный танец сектора, проорал в самое ухо: «Если будет что на трибуне — стой на месте, на «серых» не прыгай! Понял?» Юноша послушно закивал и снова переключился на созерцание зелёного прямоугольника, где двадцать два спортсмена-миллионера уже доигрывали дополнительное время.

Разочарованные зрители обреченно тянулись к выходам, на всякий случай, оглядываясь, каждый раз, когда ещё не до конца опустевшие трибуны обнадеживающе вздыхали по надуманным поводам. То удар «на удачу», почти с середины поля. То, казалось бы, неплохой прорыв по флангу, но бездарный навес, куда-то за ворота. Отважные гости были упорны и скрупулезны в обороне, сосредоточив у своей штрафной практически всю команду. Лишь в районе центрального круга перетаптывался одинокий, вышедший на замену нападающий, оставшийся там лишь приличия ради.

Но вот, когда судья в очередной раз мельком глянул на секундомер, а хозяева пошли на финальный отчаянный штурм, в слепой надежде на гол престижа, самонадеянный прострел заплутал в ногах обороняющихся, и рослый темнокожий защитник выбил мяч далеко в поле.

Одиноко пытающийся не забраться в офсайд форвард гостевой команды даже не сразу понял, что настал именно его час. Чисто инстинктивно принял мяч, промедлил самую малость и ринулся к чужим воротам. Двое заигравшихся в абордажников на подхвате защитников катастрофически не успевали за шустростью молодых и свежих ног. Вратарь отчаянно бросился на противника, но, за мгновение до того, как плоть врезалась в плоть, мяч мягко пролетел над запоздало вскинутыми вверх руками и «парашютом» приземлился за линией ворот.

Гостевой сектор взорвался. Прыжки десятков фанатов раскачивали трибуну в такт всепоглощающей радости.

— Ты видел это?! Ты видел?! — сверкал восторженными глазами четырнадцатилетний паренёк, пытаясь поймать хмельной от футбольного счастья взгляд брата.

— Нет, Лёня, нет! — сквозь смех отзывался Лидс. — Такого — нет! Три банки! Три! На выезде! Тем, кто в прошлом году в Лигу Чемпионов рвался! Нет, Лёня, такого я ещё не видел…

Протяжный судейский свисток поставил точку в позоре хозяев и триумфе гостей. Местные болельщики всё так же понуро проползали под трибунами прочь со стадиона, из-за решётки, с соседнего фансектора, проклятья сыпались всё интенсивнее, громче и казались на диво изощренными. На «террасу» приезжих фанатов черной змеей вползало все больше «омоновцев-космонавтов». Лишённые же шлемов офицеры обводили толпу цепкими взглядами, выискивая потенциальных зачинщиков бойни, но, на своё же благо, не находили.

— Чего это они? — кивнул на подкрепление Лёня.

— Нормально всё, — похлопал его по плечу Лидс. — Наша охрана. Сейчас эти ублюдки рассосутся, — небрежно махнул он на хозяйский фансектор, — и они нас к автобусу выведут.

— Это всегда так?

— Нет, не всегда. Но, сейчас же не двухтысячный, слава Богу… Мусора уже научились понимать, когда «дубьём» махать, а когда чего-нибудь нужное сделать. Без них нас прямо у стадиона «накроют». Так что, сегодня мусор человеку — друг.

Автобус казался смятой и бесстыдно тесной консервной банкой. Царили духота, жар и вонь разгоряченных тел. Проход меж сидениями был забит наглухо, словно в утренний час пик. Те, кто успел занять места, принимал на колени груз чужих тел. Лишь отъехав от стадиона достаточное расстояние, перегруженный транспорт начал порционно избавляться от пассажиров. Те, кому посчастливилось забить выездные места, в выделенном клубом автобусе, оставался. Те, кто приехал болеть за любимый клуб своим ходом, ретировались и расползались по чужому городу, чтобы после направится в обратный путь своим ходом.

— Нам где-нибудь здесь тормозните! — кричал Лидс водителю, протискиваясь меж утрамбованного околофутбольного люда.

— Да рано ещё! — окрикивал его сзади коренастый широкоплечий парень, с густой аккуратно остриженной и заметно отливающей медью бородой.

Однако, автобус скрипнул тормозами, облегченно распахнул двери. В салон ворвался свежий воздух, манящий чуть влажной и освежающей прохладой.

— Выходить будем или сиськи мять? — скрипел через плечо водитель.

— Лучше, конечно, сиськи, — улыбнулся Лидс в усталое морщинистое и немного обрюзгшее лицо. — Но тут у вас один сплошной силикон! — попытался ткнуть пальцем в не по мужски пухлую грудь, но водитель брезгливо отстранился.

— Вали уже! — раздалось сзади.

— А чем тебе силикон не нравится?

— Да он просто боится серьёзных отношений!

— Пусть не боится! Или сюда, «белочка», я тебя приласкаю! — наперебой раздавались сальные мужские шутки.

— Фу, противные! — Лидс скривил губы уточкой и спрыгнул со ступеньки. — Ладно, хулиганьё, дома увидимся!

— Да, вали уже! — снова зазвучало множественное низкое гоготание.

— Дайте Лидсу под зад, для ускорения!

— Барбер, воспитай, что ли, своего корешка! — посыпалось уже в спину бородатого крепыша, выныривающего из автобуса следом. — А то ему, видите ли, общество наше не нравится!

— А мне тоже не нравится, — хохотнул бородач. — Вам в зоопарке место, а не на стадионе!

— Да, пошёл ты! — посыпались шуточные оскорбления.

— Побрейся, а потом пасть разивай!

— Валите уже! А то «собаку» свою, бомжары, пропустите!

Автобус на прощание фыркнул и медленно покатился дальше, оставив на перекрёстке четверых крепкий парней и ещё совсем юного мальчишку. Лидс снова ощутил себя дома, в кругу своих… Даже тот факт, до настоящего дома было несколько сотен километров, почти не ощущался. Просто, среди этих людей Лидс чувствовал себя настолько защищено и уверенно, что мог прислониться к «родным стенам» хоть на краю света. В свои двадцать три он четко понял одно — самое главное, чтобы рядом были те, на кого можно положиться. Целиком и полностью. Кто не предаст и не оболжёт. Кого не нужно просить о помощи, ведь каждый из них и так прекрасно знает, когда эта самая помощь нужна, а когда стоит оставить в покое, наедине с самим собой.

Он с какой-то неведомой тоской смотрел на младшего брата и ловил себя на мысли, что, несмотря на общую кровь, ему нужно будет очень постараться, чтобы этот тоненький гибкий паренёк стал столь же близок, как трое стоящих рядом фэнов, с волчьими взглядами.

— «Розу» спрячь, — Барбер ткнул пальцем в шарф с яркой символикой клуба, обмотанный вокруг тоненькой шеи подростка.

Лёня непонимающе глянул на старшего брата, тот еле заметно кивнул.

— Спрячь, говорю, — настойчиво повторил бородач. — Или ты хочешь, чтобы нам хари повскрывали раньше времени? Пойдём…

Он махнул рукой в сторону светящейся витрины круглосуточного небольшого супермаркета и подошвы пяти пар легких кроссовок принялись утюжить чуть поблескивающий от влаги асфальт.

Перед компанией раскинулся высокий и длинный стеллаж алкогольного отдела. Ассортимент спиртного разных мастей и финансового эквивалента был не в пример обширнее скромного разнообразия съестного и различного рода мелочевки, вроде шариковых ручек, одноразовой посуды, детских раскрасок и прочего, не особенно интересовавшего компанию.

— Бухла, хоть залейся… — как-то печально резюмировал стройный высокий парень, с чертами лица, претендующими на аристократизм, гладко выбритыми щеками, по-модному взъерошенным каштановым волосом. — Текила, мартини, виски… А колбасы нормальной нет, да хлеб «хоть убейся».

В «основе» фирмы Слава Бэкхем был самым молодым. Но, несмотря на относительно нежный возраст, уже успел накатать больше сорока выездов и зарекомендовать себя, как верный товарищ и отличный боец. Прозвище свое Бэкхем получил благодаря некоторой внешней схожести со знаменитым английским полузащитником. Может, поэтому, а может из-за того, что внешность у парня действительно была под стать подиуму, Лидсу всегда казалось, что Бэкхему место среди напудренных моделей, а не идущих стенка на стенку футбольных хулиганов. Однако, когда волны ярости накатывали друг на друга, а плоть принималась калечить плоть, данное убеждение уже не казалось незыблемым. Делать людям больно и при этом избегать серьёзных травм, Бэкхем умел и умел хорошо. Возможно, так же хорошо, как и сам Лидс.

— Слушай, принцесса, — рослый бритый наголо парень, сунул Бэкхему под нос зелёную фигурную бутылку, — ты по-забугорному шаришь. Скажи, что это за пойло?

— Коньяк, Вова, коньяк…

Лидс в очередной раз про себя усмехнулся потрясающему несоответствию впечатления, которое производит на окружающих бритоголовый здоровяк, его реальному духовному содержанию. Вова Шарик, на первый взгляд, казался совершенно бестактным, туповатым и откровенно приторможенным. Однако, стоило пообщаться с ним всего пару часов, и любому, даже самому непроницательному индивиду, открывался совершенно другой человек. Шарик был прямым, словно адмиралтейский шпиль. Именно поэтому казался груб и даже жесток. Он никогда не считал нужным тщательно подбирать слова, чтобы озвучить ту или иную мысль в более корректной огранке. Его голая правда иногда шокировала даже успевших к ней привыкнуть, но, со временем, всё больше и больше подкупала своей «краснокнижностью». И, что самое любопытное, за безыскусностью кажущейся простоты, таилась удивительная мудрость. Когда все искали сложные ответы на сложные вопросы, Шарик легко и непринужденно раскладывал все по полочкам и озвучивал простые истины, удивительным образом вносившие ясность в, казалось бы, совершенно непонятные хитросплетения.

— Значит так, — подозвал всех к себе Барбер, комично взваливший на плечо палку сервелата и французский багет, — вот мы, — кивнул на экран смартфона, с раскинувшейся на нём сетью улиц малознакомого города. — Рвём за поворот, потом налево, в подворотню. Двор должен быть сквозной. Дальше — вниз на квартал и снова налево, а там разберемся.

— Это вы о чём? — подал голос Лёня, пытаясь заглянуть через широкие плечи старших товарищей.

— Забей… — хмыкнул брат. — Держись меня и всё будет нормально. Только не отставай.

— Не отставать? Что происходит?

— Жрать хочешь, «карлан»? — буркнул ему в самое ухо Шарик.

— Хочу, — непонимающе отозвался подросток.

— Значит, на… — всучил ему в руки консерву. — В карман засунь.

— В карман?