— Принцесса Каймориль, — сказал Дайвим Твар, — я могу только молиться о том, чтобы брат твой проглотил столько своей злости, чтобы она отравила его.
— А я присоединяюсь к этой молитве, Повелитель Драконьих Пещер. — Они вышли из зала вместе.
Свет раннего утра тронул высокие башни Имрира и засверкал всеми цветами радуги. Каждая башня имела свой оттенок, тысячи мягких тонов играли и переливались. Розовые, желтые, пурпурные, бледно-зеленые, коричневые, оранжевые, светло-голубые, белые и муарово-розовые — все они были прекрасны в солнечном свете. Два всадника выехали из Города Мечты, оставив башни за собой, и поскакали прочь от стен города по зеленому полю к высокому сосновому лесу, где среди стволов еще таилась тьма. Цокали белки, лисы играли у своих нор, жужжали насекомые, пение птиц наполняло воздух, а лесные цветы раскрывали лепестки, благоухая тонким ароматом. Контраст между городом и медлительной жизнью леса был настолько велик, что сказался на настроении, по крайней мере, одного из всадников, который спешился и повел лошадь в поводу, ступая по поляне голубых цветов, утопая в них по колено. Другая всадница — девушка — остановила лошадь, но не спешилась. Она просто наклонилась в высоком мельнибонийском седле и улыбнулась мужчине.
— Эльрик! Неужели ты хочешь остановиться так близко от Имрира?
Он через плечо улыбнулся ей.
— Ненадолго. Мы слишком поторопились уехать. Мне надо привести в порядок мысли, прежде чем ехать дальше.
— Как ты спал?
— Хорошо, Каймориль. Наверное, мне снились сны, но я не помню. Когда я проснулся, у меня была какая-то тяжесть на душе, но ведь вчерашняя встреча с Ирканом была не из приятных.
— Думаешь, он намерен использовать против тебя колдовство?
— Я бы сразу понял, если бы он задумал это. И он знает мои силы. Сомневаюсь, что он захочет помериться со мной в магии.
— У него есть основания предполагать, что ты не захочешь воспользоваться своей силой. Он ведь много раз испытывал твое терпение, и это сходило ему с рук. Может, теперь он захочет проверить, сможешь ли ты сделать что-нибудь, если он применит колдовство?
— Да, опасность, конечно, есть, — нахмурился он. — Но, думаю, еще не сейчас.
— Он не успокоится, пока не уничтожит тебя.
— Или пока сам не будет уничтожен, Каймориль, — он остановился, сорвал цветок и улыбнулся. — Твой брат слишком крут, не правда ли?
Кайморйль поняла его. Она соскочила с коня и подошла к нему. Ее легкое платье гармонировало с цветами, по которым она ступала.
Он протянул ей цветок, и она приняла его, дотронувшись до лепестков губами.
— Сила ненависти сильна, любовь моя. Иркан — мой брат, и все же я даю тебе совет: используй против него свою силу.
— Я не могу убить его. У меня нет на это права.
— Ты можешь сослать его.
— Разве ссылка для мельнибонийца не то же самое, что смерть?
— Ты много раз говорил, что хочешь попутешествовать по землям Молодых Королевств.
— Может быть, — с горечью рассмеялся Эльрик, — потому что я не настоящий мельнибониец. Иркан прямо так и сказал, и многие согласны с ним.
— Он ненавидит тебя, потому что ты способен предаваться созерцанию. Но ведь твой отец был таким же, а никто никогда не говорил, что он не может быть императором Мельнибона.
— Мой отец никогда не пытался увязать свойства своего характера с результатами. Он правил так, как должен править император.
Нужно признать, что Иркан тоже будет править так. У него есть возможность снова возвеличить Мельнибон. Он начнет войну и попытается распространить нашу власть на всю землю. Этого же хочет большая часть нашего народа. Разве у меня есть право отрицать такое желание?
— У тебя есть право делать все, что ты пожелаешь, потому что ты — император. И все, кто тебе предан, думают точно так же.
— Возможно, их преданность не по адресу. Может, Иркан прав, и я предам эту их преданность, обреку на уничтожение Остров Драконов? — его печальные глаза встретились с ее взглядом. — Может, мне следовало умереть, когда я появился на свет из чрева матери.
Тогда Иркан стал бы императором. Может, судьба обманывает нас?
— Судьбу невозможно обмануть. Что произошло, тому и следовало произойти, потому что так хотела судьба, если она существует, если действия и поступки людей подчинены ей, а не просто являются ответом на действия и поступки других людей.
Эльрик вздохнул.
— Твоя логика приводит тебя почти к кощунству, Каймо-риль, если мы верны традициям Мельнибона. Возможно, станет лучше, если ты вообще забудешь обо мне.
— Сейчас ты похож на моего брата, — засмеялась она. — Ты тоже испытываешь силу моей любви и преданности, мой повелитель?
Он повернулся к лошади, собираясь вскочить в седло.
— Нет, Каймориль, но я советую тебе испытать эту любовь, потому что чувствую: в ней скрывается какая-то трагедия.
Поднявшись в седло, она улыбнулась.
— Ты во всем видишь несчастья. Неужели ты не можешь принимать хорошее, когда оно тебе дается? И без того это происходит редко.
— Да, с этим я согласен. — Они одновременно повернули головы, услышав позади себя стук копыт.
Довольно далеко они увидели двух всадников, в растерянности озирающихся вокруг, — солдат, которых эта пара оставила позади, желая побыть наедине.
— Пойдем! — вскричал Эльрик. — Через лес и за тот холм — они никогда не найдут нас там.
Они пришпорили лошадей, галопом взлетели на холм, пронеслись вниз по другому склону, через равнину, где росли кусты нойделя с его красивыми ядовитыми ягодами, сверкающими пурпуром и голубизной, которых даже дневной свет был не в силах затмить. В Мельнибоне росло много таких странных ягод и трав, и благодаря некоторым из них Эльрик оставался в живых. Другие использовались для лечебных снадобий, которыми многие века пользовались предки Эль рика. Сейчас мало кто из мельнибонийцев покидал Имрир для сбора трав. Только рабы ходили по острову в поисках корней и стеблей кустарника, которые дарили людям великолепные и ужасные сны, потому что именно в снах дворяне Мельнибона находили большинство удовольствий. Они всегда были угрюмой, молчаливой, обращенной внутрь себя расой, и именно по этой причине Имрир называли Городом Мечты. Здесь даже рабы привыкли жевать ягоды, которые приносили забвение, а следовательно, их легче было контролировать, потому что они зависели от этих сновидений. Только один Эльрик отказывался от наркотиков, может быть, потому, что и так использовал множество других трав, чтобы остаться в живых.
Одетые в желтую форму всадники давно уже скрылись из виду.
Миновав равнину с кустами нойделя, император и принцесса замедлили бег коней и, наконец, подъехали к скалам. Внизу ярко сверкающие волны лизали белый песок пляжа. Морские птицы парили в ясном небе, и крики их доносились издалека, подчеркивая чувство покоя, которое сейчас владело Эльриком и Каймориль. В молчании они нап равили коней по крутым тропинкам, ведущим к берегу, а там привязали их и пошли по белому песку. Их волосы — его белые и ее цвета воронова крыла — развевались на восточном ветру.
Они нашли большую сухую пещеру, которая ловила звуки моря и отражала их негромким эхом, сняли с себя свои шелковые одежды и стали нежно ласкать друг друга в тени пещеры. Они еще лежали в объятиях друг друга, когда наступил теплый день, и ветер утих.
Затем влюбленные искупались, рассыпая вокруг свой смех.
Когда они оделись, на горизонте потемнело, и Эльрик сказал:
— Мы промокнем еще до того, как успеем вернуться в Имрир.
Как бы быстро мы ни ехали, шторм все равно догонит.
— Может, лучше остаться в пещере? — Она прижалась к нему всем телом.
— Нет. Я должен вскоре вернуться, так как в Имрире остались снадобья, которые я должен принять, если хочу, чтобы мое тело опять стало сильным. Через час-другой я начну слабеть. Ты ведь видела меня слабым раньше, Каймориль?
— Да, я видела тебя слабым, Эльрик, — в глазах ее было сочувствие. — Пойдем, надо найти лошадей, — она погладила его по щеке.
К тому времени, когда они подошли к лошадям, небо стало серым, а черная туча клубилась совсем недалеко. Они услышали первые раскаты грома и увидели первую вспышку молнии. Море заволновалось, взбудораженное волнением неба. Лошади храпели и рыли копытами песок, желая как можно скорее отправиться в обратный путь.
Когда император и принцесса взобрались на коней, начали падать первые капли дождя.
Затем они помчались в Имрир, а вокруг них сверкали молнии, гром грохотал, как какой-нибудь старый повелитель Хаоса, пытающийся пробраться в измерение Земли. Каймориль взглянула на бледное лицо Эльрика, на мгновение осветившееся вспышкой молнии, и почувствовала, как ее с ног до головы пробрала холодная дрожь. Эта дрожь не имела никакого отношения ни к дождю, ни к ветру, потому что в эту секунду ей показалось, что нежный ученый, которого она любила, превратился в бешено скачущего демона, чудовище, которое не имело отношения ни к чему человеческому.
И внезапно к Каймориль пришло знание. Это было именно знание, а не предчувствие, что эта их прогулка была последним спокойным днем, каких они никогда не испытают в будущем. Этот шторм был знаком богов — предупреждение о том, что придут более серьезные шторма.
Она снова посмотрела на любимого. Он смеялся, подняв лицо к небу, чтобы на него падал дождь. Это был спокойный искренний смех счастливого ребенка. Каймориль тоже пыталась засмеяться, чтобы доставить ему удовольствие, но ей пришлось отвернуться. Она все еще плакала, когда Имрир проступил черным гротесковым силуэтом на фоне яркой, светлой, еще не потемневшей западной стороны горизонта.
Солдаты увидели их, когда они приближались к восточным воротам города.
— Наконец-то они нашли нас, но чуть-чуть поздновато, а, Каймориль? — Улыбнулся Эльрик.
Все еще поглощенная чувством обреченности, она кивнула и попыталась улыбнуться. Он решил, что она печальна из-за близкого расставания, не больше, и крикнул:
— Эй, люди! Скоро мы окажемся под кровом?
Но капитан быстро подъехал ближе, прокричав:
— Милорд император, ваше присутствие необходимо в Моншанжикской башне, куда отвели двух шпионов.
— Шпионов?
— Да, милорд, — лицо солдата было бледным. Вода потоками стекала с шлема на тонкую ткань его камзола. Он с трудом справился с лошадью, которая так и норовила сойти с дороги в лужи в тех местах, где дорога осталась непочиненной. — Их поймали в лабиринте сегодня утром. Судя по одежде — южные варвары. Мы ничего не делали с ними, дожидаясь вас.
— Тогда вперед, капитан. Давайте посмотрим на двух дураков, которые осмелились войти в морской лабиринт Мельнибона.
Башня Моншанжика была названа так в честь волшебника-архитектора, который создал морской лабиринт несколько тысяч лет тому назад. Достичь огромной гавани Имрира можно было только через него, и этот секрет тщательно охранялся, потому что был единственным надежным средством против неожиданного вторжения. Лоцманам надлежало проходить специальную подготовку, чтобы проводить корабли.
Через лабиринт вело пять разных маршрутов, и каждый лоцман знал лишь один из пяти. В наружной стороне скалы было пять входов.
Здесь корабли Молодых Королевств ожидали появления лоцмана. Прежде чем ворота в один из входов поднимались, экипажу корабля завязывали глаза и посылали в трюм, кроме рулевого и начальника гребцов, на головы которых надевали глухие стальные шлемы, так что они ничего не видели и исполняли только команды лоцмана, причем весьма сложные. Если корабль Молодого Королевства не выполнял одного из этих приказов, то разбивался о стены. Что ж, мельнибонийцы привыкли не очень-то горевать по этому поводу. Если кто-то из членов экипажа оставался в живых, его обращали в рабство. Все, кто хотел торговать с Городом Мечты, сознавали риск такой торговли, и многие купцы приплывали каждый месяц, чтобы пройти опасности лабиринта и обменять свои жалкие товары на роскошь и богатство мельнибонийцев.
Башня Моншанжика стояла перед гаванью, неподалеку от широкого причала, уходившего далеко в лагуну. Она была окрашена в цвет морской воды, довольно неприглядный по имрирским стандартам, хотя, по мнению жителей Молодых Королевств, это было красивое, высокое здание с широкими окнами, из которых была видна вся гавань. В ней совершались торговые сделки, а в подвалах содержались пленники, которые нарушили хотя бы одно из множества портовых правил. Оставив Каймориль и приказав охране сопровождать ее во дворец,* Эльрик отправился к башне. Проезжая мимо ворот, он направил лошадь в сторону иноземных купцов, ожидающих разрешения начать торговлю, матросов и мельнибоний-ских чиновников, занятых всевозможными торговыми операциями, хотя сами сделки происходили в другом месте. Отзвук тысяч и тысяч голосов, бормочущих о товарах, о ценах, спорящих и торгующихся, медленно затих, когда Эльрик с охраной надменно проехал сквозь широкую темную арку дальнего входа зала. От арки дорога уходила вниз, скрываясь глубоко под землей.
Копыта их лошадей процокали мимо рабов, слуг и служанок, которые торопливо уступали дорогу, низко кланяясь при виде императора. Огромные факелы освещали этот туннель, они дымили и шипели, отбрасывая искаженные тени на стены из обсидиана. Воздух был промозглым и сырым, так как вода плескалась за наружными стенами у набережных Имрира. Эльрик ехал вниз, а уклон уходил все глубже в монолитную скалу. Внезапно навстречу ему поднялась волна жара, и впереди показался колеблющийся свет, усиливающийся по мере того, как они въезжали в зал, полный дыма и почти физически ощутимых волн страха. С низкого потолка свисали цепи, и в восьми этих цепей висели четыре человека, подвешенные за ноги. Одежда с них была сорвана, и тем не менее они казались не голыми, потому что кровь из множества мелких ран, маленьких, но болезненных надрезов, сделанных палачом с почти художественной тщательностью, покрывала их тела. И сам мастер в этом редкостном виде искусства стоял рядом со своим произведением, все еще не выпуская скальпель, сумрачно поглядывая на свою работу. Он был высок и очень худ, белая одежда пропиталась кровью, тонкие губы кривились в болезненной усмешке, но щелочки глаз блестели от наслаждения, а худые пальцы возбужденно подрагивали. Скальпель, который он держал, был так тонок, что лезвие в этом неярком свете почти невозможно было рассмотреть. Оно лишь изредка сверкало ослепительным блеском полированного металла. Палача все называли доктор Шутка, и его искусство заключалось в том, что он разрушал, а не создавал ничего нового, хотя с этим он спорил и даже хвастался, что неоднократно ему удавалось переубедить собеседника. Суть его мастерства заключалась в выведывании секретов у тех, кто их пытался скрыть.
Когда Эльрик вошел, он молниеносно повернулся и, как танцор, поклонился в пояс.
— Мой император!
Голос его был визглив, а слова сливались, настолько быстро он говорил.
— Доктор, это те самые южане, которых поймали сегодня утром?
— Да, милорд. — Еще один по ясной поклон. — Чтобы доставить вам удовольствие.
Эльрик холодно рассматривал пленников. Он не чувствовал к ним никакой жалости. Они были шпионами. Они оказались здесь только по собственному неразумию, хотя прекрасно знали, на что шли. Но один из них был очень молод, почти мальчик, а другая — женщиной, хотя теперь это нелегко было распознать с первого взгляда. Женщина щелкнула остатками выбитых зубов и прошипела, повернувшись к Эльрику:
— Демон...
Эльрик отступил.
— Они уже рассказали, что делали в лабиринте, доктор?
— Они все еще мучают меня заранее подготовленной полуправдой. Но я уже сейчас могу сказать, они проникли сюда, чтобы вычертить план лабиринта, по которому потом пойдут их корабли. Это игра, сир. И все мы понимаем, как следует в нее играть.
— Когда они скажут все, доктор Шутка?
— Очень скоро, сир.
— Я предпочел бы знать, надлежит ли нам ждать атаку. Чем ско рее мы узнаем, тем больше времени у нас будет для возможной под готовки к ней. Вы согласны со мной, доктор?
— Да, сир.
— Прекрасно, — Эльрик был раздражен тем, что привычный порядок дня был нарушен. И это происшествие испортило ему впечатление от верховой прогулки и слишком быстро возвращало к императорским обязанностям.
Доктор Шутка повернулся к своим жертвам, жестом эксперта схватил за половые органы одного из мужчин. Мелькнул скальпель, и раздался ужасающий крик. Доктор Шутка бросил в огонь то, что осталось у него в руке. Эльрик уселся в приготовленное для него кресло. Он испытывал скорее скуку, нежели отвращение. Крики, ляз ганье цепей, визгливая скороговорка доктора — все это развеяло то чувство безоблачности, которое подарила ему Кайморйль. Но присутствовать на подобных ритуалах было одной из его обязанностей, и он собрался присутствовать, пока ему не передадут нужные сведения, а потом поздравит Главного Допросчика и отдаст приказ, который послужит основой диспозиции готовящегося сражения. И даже после этого ему придется совещаться с адмиралами и генералами, может быть всю ночь, выбирая свою точку зрения, решая, как расставить корабли и отряды.
С трудом подавляя зевоту, он откинулся на спинку и смотрел, как доктор работал скальпелем, щипцами, пинцетами и просто пальцами над телами людей. Скоро Эльрик стал думать о философских проблемах, тех, которые не успел решить раньше. И не потому, что в нем не было ничего человеческого, но что бы там ни было, он был мельнибонийцем и привык к такому зрелищу с раннего детства. Он не мог спасти пленников, даже если бы захотел. Это шло вразрез со всеми традициями Острова Драконов. А в данном случае приходилось иметь дело с действительной опасностью, о которой следовало знать. Если бы был хоть какой-нибудь смысл в освобождении пленников, он бы освободил их, но смысла в этом не было никакого, да и пленники были бы поражены, обойдись он с ними милосердно. Там, где надо было принимать так называемые «моральные» решения, Эльрик был практичен. Он всегда принимал решение до того, как следовать какому-то действию. В данном случае никакого действия он предпринять не мог. Такая реакция стала его второй натурой. Его желание было не в том, чтобы изменить Мельнибон, а в том, чтобы изменить себя, не действовать самому, а знать, как наилучшим образом отвечать на действия других.
— Милорд? — Эльрик рассеянно поднял голову. — Теперь у нас есть информация, милорд, — тонкий голос доктора журчал на все помещение.
Две дыбы были пусты. Один из человеческих обрубков на цепи еще немного дрожал, но другой качался, не шевелясь.
Доктор вытер и спрятал инструменты в плоскую тонкую коробку, которую носил за поясом.
— Оказывается, до этих в лабиринте побывали другие шпионы.
Эти пришли только для того, чтобы подтвердить правильность уже известного маршрута. Если они не вернутся вовремя, варвары все равно приплывут.
— Но ведь они, вне всякого сомнения, будут знать, что мы их ждем?
— Не обязательно, милорд. Мы уже распространили слухи среди купцов и матросов Молодых Королевств, что шпионы проникли в лабиринт и были убиты при попытке к бегству.
— Понятно, — Эльрик нахмурился. — Тогда лучше всего устроить ловушку.
— Да, милорд.
Эльрик повернулся к одному из стражников.