Начальник оперативного штаба Дышбайло выглядел так, словно вот — вот умрет. Не будучи негром, он был абсолютно темен лицом. Создавалось стойкое убеждение, что голова его чересчур переполнена венозной кровью, и давление в ней намного превышает все допустимые нормы. Длинное лицо, по — лошадиному вытянутое вниз, украшал мощный чисто по — мужски шнабак. Такому совсем необязательно орать на подчиненных, достаточно было приблизить колоритное лицо и совместиться взглядами.
Я нашел его в штабной палатке, куда меня довел лейтенант. Обширная палатка была разделена на секции — служебную, караульную и жилую. В караульной у меня проверили документы, доложили, и я был допущен до аудиенции.
В служебной части на столе была расстелена изломанная карта изрядных размеров, вкруг которой расставились аксакалы в чине подполковников и выше.
Меня в силу моего микроскопического значения никто не заметил, пока адъютант не шепнул на ухо генералу. Тот медленно поднял на меня свой фирменный тяжелый взгляд, так что я по колено провалился в грунт.
— Что нужно метрополии? — невнятно буркнул генерал.
— Метрополию интересует заключенный Кашлин! — браво доложил я.
— Кто это?
— Фигурант служебного расследования МГБ. Большего сказать не могу, связан должностными инструкциями.
Генерал ничего не сказал. Более того, я понял, что он сейчас вернется к карте и забудет про меня навсегда.
— Прошу оказать содействие и помочь мне проникнуть на территорию тюрьмы, а когда я найду Кашлина — помочь мне с эвакуацией! — выпалил я.
— Всего то! — воскликнул один из полканов.
Если до этого было скучно, то теперь стало весело.
— Майор желает в одиночку одолеть бунтовщиков!
— Пора разбирать кордон!
— Десантников на базу!
Возбужденные вопли оборвал тихий шум разминаемой генералом папиросы. Я не мог ошибиться, это была именно папироса, а не сигарета. До этого я не видел папирос вживую лет 20.
— Мы начнем штурм через 2 часа, — сказал генерал. — До этого бунтовщикам будет передано, что, если с русскими заключенными что случится, мы повесим всех на воротах. Это все, что я могу вам обещать. Проводите майора.
Дед хоть и имел вид при смерти, но дисциплину установил железную. Меня взяли под локотки и свои претензии я мог высказать разве что указателю у палатки.
Суть претензии была одна. Едва бунтовщики узнают о ценности русских заключенных, то естественно всех перебьют. А на воротах их повесят в любом случае.
Хотя я был вежливо выпинут из командирской палатки, информации меня никто не лишал. Кишка тонка ограничивать целого майора МГБ в разведданных. В конце концов я мог рапорт исполнить на любого первого попавшегося командира, и тогда того же Дышбайло заставят говно хлебать чайной ложкой.
Так я узнал, что всеобщему штурму будет предшествовать вылазка штурмовой группы, которая должна проникнуть на территорию бывшего аббатства через древнюю канализацию и открыть ворота. Командовал группой некто Ивандюков.
Я нашел его.
Лейтенант перебирал свой походный рюкзак в офицерской палатке на трех человек. Двое других были опытные волки, мужики лет по тридцать — тридцать пять. Лица в застарелых шрамах. Взгляд колючий, привыкший судить о людях по тому, как они выглядят в прицеле.
Ивандюков наоборот молод. Видно, что после учебки. Когда он повернул на обращение свою голову, то я почувствовал себя на выставке барбершопа. Лейтенант имел идеальный пробор, брови геометрически точными прямоугольничками. Кожа бархатная, идеально выбритая.
— Что угодно, любезный? — спросил лейтенант приятственным баритоном.
Не вдаваясь в детали, я коротко объяснил суть, что пойду вместе с его группой, но задание у меня свое, мешаться не буду.
Вместо ответа Ивандюков достал зеркальце и посмотрелся. В руке появились щипчики, он убрал лишний волосок с губы, поморщился, захлопнул зеркальце.
— А зачем мне ваш геморрой? — жеманно спросил он.
Двое остальных постояльцев оживились.
— Это служебной задание! — напирал я. — Вы военный, а есть такая штука — приказ называется. Его надо выполнять.
— Что вы мне про службу втираете? — поморщилось оно.
Двое других прямо закатились. Я взъярился.
— Ваши документы! Вы кто? Театр самого юного зрителя?
— Перед рейдом все документы сданы начштаба! — сказал один.
— Тогда попрошу вас выйти вон! Мне надо поговорить с вашим командиром, тет — а тет.
Они пожали плечами и не стали сопротивляться, удалились.
— Я вам все сказал! — напыщенно произнес Ивандюков. — Я здесь командир. Как скажу, так и будет.
Любого человека можно охарактеризовать, одним словом. Ивандюков был идеальный. Красив как манекен, отвечает заученными фразами.
— Я на вас рапорт подам! — пообещал я.
Оно фыркнуло.
— Через 2 часа я возьму штурмом ворота и стану Новым Героем России!
— Куда уж нам до героев! — вырвалось у меня.
— Вот — вот! — самодовольно произнес Ивандюков. — Посмотрите на себя. Рожа потная, рубаха мятая, сам хромой — вы позорите славный вид нашей армии! Кстати, какое ваше звание?
— Об этом раньше надо спрашивать, до того, как нотации читать! — сказал я и вышел.
Надо бы ему за нарушение субординации навтыкать, да инструкция не позволяет раскрывать данные о себе.
Достал сигаретку, мне протянули зажигалку. Оглянулся, стоят те двое постояльцев, что я из палатки выгнал.
— Без обиды! — сказал один. — Узнал его?
— Сын генерала? — предположил я.
— Еще хуже! Выпускник Казанской академии МГБ!
— Выпуск тот самый? — понял я.
Была история. 35 выпускников сверхсекретной академии после вручения дипломов прошлись колонной на дорогих машинах по городу. Сделали фотосессию, которая сразу стала бить все рейтинги в досье разведшкол мира и террористических организаций всех мастей типа Фаланга и Центр.
Естественно весь выпуск пошел коту под хвост. Многих направили в строевые части, в Африку, других в штурмовые группы вроде этой. Теперь я понял, что положение еще хуже, чем только прокат по будущей столице на иномарках.
— Как бы вам с таким генералиссимусом не попасть в историю! — пожалел я.
— Сами боимся! — честно признал один. — А тебе точно надо туда?
— Есть вариант?
— Там за холмом есть вход в подземные коммуникации. Говорят, ещё монахи рыли. Залаз будет там. Пропустишь нас вперед, и пойдешь за нами.
— Спасибо, мужики! — с чувством поблагодарил я.
И побежал в особый отдел. Мне надо было раздобыть сведения, где искать русский контингент в тюрьме.
В особом отделе служил подполковник по фамилии Колобоев. Особистов в армии не любят, но они любят МГБ. Возможно, не любят, но лучше других понимают, сколько крови мы можем попортить.
В особом отделе я встретил полное понимание. Я пил кофе со сгущенкой, пока ординарец убежал с бумажкой со списком необходимого оборудования.
В списке числились: обмундирование участника штурмовой группы вплоть до трусов, полосатая роба заключенного, планшет полевой с тактическими данными по Норе и окрестностям, ПНВ, автомат А — 1, паузер (модель не важна, но не меньше, чем на 3 паузы), бронежилет облегченный скрытого ношения (для вывода Кашлина).
Что — то я упустил, но что, я понял позднее, вернее, не подумал так глубоко.
Колобоев предложил своих людей в помощь, даже сам собирался пойти, тряхнуть стариной.
— Мне нельзя светиться! — сказал я. — Один я в Норе буду как рыба в воде!
И отказался.
Надо было торопиться. Штурмовая группа уже наверняка готовилась войти в тоннель.
— С Норы эта часть равнины не просматривается, но часового там я поставил. Тебе спецпропуск выпишу, — пообещал Колобоев.
Когда я переоделся, подполковник крякнул, махнул рукой и протянул нож.
— Откуда такое чудо? — восхитился я.
Тычковый нож, острый как бритва, в выделанной кобуре.
— Подарок из Африки! Один боевик из Фаланги… подарил.
Я пообещал вернуть после вылазки, ещё не зная, что оттуда отправлюсь прямиком в тюрьму, только другую.
— Не надо! Подарок!
Мы пожали с подполковником руки.
— Был бы помоложе как ты, я бы у тебя и спрашивать не стал, пошёл с тобой! — вздохнул Колобоев. — Старею, брат.
Я же всегда знал, что все нужно делать вовремя, пока геморрой не вылез.
Здание бывшего аббатства возвышалось в чистом поле. Вокруг возвышались так называемые камы — округлые холмики высотой не более 6 метров. В одной из кам в паре километрах от тюрьмы располагался залаз. Чтобы не засветить его, я сначала отбыл прочь от Норы, затем прокрался обратно, делая все, чтобы меня не заметили со стены тюрьмы.
Как и предупреждал Колобоев, здесь дежурил солдат, и я показал ему пропуск.
— Осторожнее там, товарищ майор! — предупредил солдат. — Ихний лейтенант предупредил своих смотреть не только вперед, но и назад, и стрелять без предупреждения.
— Сука! — вырвалось у меня.
Что — то говорило мне, что Ивандюков подразумевал меня. Кто бы еще сунулся вслед за ним?
Солдат открыл заржавелую дверь с русской надписью: «Не влезай, убьет!» поверх французской. Вниз вела скрипучая винтовая железная лестница. На высокой ноте зудела аппаратура.
На глубине метров в 5 лестница закончилась в обычной электрощитовой. Электричество я не любил, так как во мне имелось чересчур много металлических имплантатов.
Я включил планшет, установил соединение со спутниками и поспешил покинуть зудяще — гудящее помещение.
Открыв неприметную дверку, оказался в арочном ходе, ведущем в сторону Норы. В ядовитом зеленоватом свете ПНВ просматривалась крупная древняя кладка стен.
Точки на планшете указывали, что бойцы двигаются метров на 200 впереди.
Не спецоперация — экскурсия! И я пошел следом за ними.
Непонятная хрень случилась минут через 15.
Если планшет обозначал команду Ивандюкова в виде групповой цели, то меня — в виде одинокой зеленой точки. Как я уже говорил, между нами оставалось расстояние метров в 200 (в масштабе).
Внезапно высветилась новая точка! Кто — то вошел в залаз и двигался вслед за мной. И между нами были все те же заколдованные 200 метров.
Кто бы это мог быть? Я голову сломал. Колобоев? На идиота он не похож. Тот солдат бросил пост? Ему за это трибунал светит. Да и зачем ему это? Кстати, что с ним? Ведь он не пропустил бы человека без пропуска? Пост организовал Колобоев, если бы ему и навязали кого, он сообщил бы мне непременно. Хотя бы через планшет. Так получается, он и сообщил. Я глянул на мерцающий экран. Может, я зря суечусь. Но чертова работа приучила меня, что успокаивающие мысли ведут прямиков ад.
Самой тривиальной мыслью было перейти в режим невидимки и отключить свою метку на планшете. Ведь неизвестный видит меня так же, как я его. (Кстати, Ивандюков тоже меня видел, но Колобоев обещал послать ему условный сигнал, что все в порядке).
Но если я выключу сигнал, незнакомец поймет, что я насторожился и чего — то ожидаю. Подобные мысли одолевали меня не долго. В полукилометре от залаза сигнал исчез. Спецназ подходил к охраняемому периметру Норы, я в 200 — х метрах, а сигнал как в воду канул. В принципе он мог перейти на бег, что такого, 200 метров для подготовленного бойца, настигнуть меня, перемолоть в тоннеле (если получится) и устремиться за группой. А там самый ответственный момент, спецназ готовиться выбираться на поверхность, возможно, первые стычки, самые, ожесточенные — а тут удар в спину.
Но что — то мне говорило, что задачи спецназа по захвату ворот, неизвестного мало интересуют. И вообще вся история с моей командировкой дурно запахла. Завоняла просто.
Не успел приехать — в тюрьме вспыхнул бунт. Только спустился в залаз — как он сделался прямо — таки экскурсионным местом.