По просьбе Костаса расчищаем пространно в гостиной. Выносим кресла на улицу, поворачиваем диван боком. Маг ставит на полу в круг двадцать четыре свечи. Внутри круга щедро посыпает морской солью. Америго приносит Лив и укладывает ее в самый центр. Айлин стоит, скрестив руки на груди и внимательно за всем наблюдает. Она хмура и чем-то очень недовольна. Отчего синяки после побоев Амалика выглядят особенно зловеще. Жаль, что она отказалась от моей крови. Все бы уже зажило. Плотно задергиваю шторы, закрывая темными тряпками зеркала. Мои мысли крутятся вокруг убийцы, который покушался на мою жизнь. Неужели мой брат прав и это дело рук нашего создателя? Или есть еще кто-то, кого мы не взяли в расчет? Но почему киллер выбрал такой человеческий способ устранения? Или же хотел сперва серьезно ранить, а потом уже добить колом? Грубо как-то для профессионального ликвидатора вампиров. Хотя с чего я взял, что он спец? Действовал он так себе.
— Прощайтесь, — говорит Костас. И это звучит как звонкая пощечина. Лив медленно приходит в себя. Одно из условий обряда, чтобы она была в сознании. Открывает глаза и смотрит на меня. В зеленых радужках отражается пламя свечей. Сжимаю ее холодные пальцы. С жадностью смотрю на каждую черточку ее лица. Мы потеряли столько времени по моей вине. И вот нам снова придется расстаться.
— Я люблю тебя, — шепчу я, прижимаясь щекой к ее щеке. Коротко целую ее в губы и отхожу в сторону. Не хочу, чтобы она мучилась от боли и предлагаю Костасу приступить к обряду немедленно. Тот согласно кивает. Америго стоит поодаль и молча наблюдает за процессом. К нему подходит Айлин, взяв под руку, встает на цыпочки и что-то говорит на ухо. Судя по той легкости, с которой она общается с ним, девушка простила ему то, что он в порыве мести мне заклеймил ее. А себе что отдалась ему, даже не зная, кто он. Простит ли она когда-нибудь меня за то, что остановил ей сердце?
Лив снова мечется от боли. Костас все громче и быстрее читает что-то на непонятном мне языке. На его лбу выступили крупные горошины пота, волосы прилипли к щекам. В глазах танцует золотистое пламя. В этот момент он напоминает мне Амалика. И в сознании вспыхивает мысль — а случайно ли его появление в этом доме? Да, он рассказал весьма правдоподобную историю, но была ли она на самом деле? Ведь у Риты уже не спросить. Кажется, у меня обострилась паранойя.
Не свожу глаз со своей женщины. С каждым новым словом, сказанным Касси, ее лицо становится безмятежней, метания прекращаются. На губах появляется некое подобие улыбки. Мышцы расслабляются, и она проваливается в глубокий сон. Сердцебиение все медленней и падает до двух ударов в минуту. И в этот момент мне становится страшно, что она может никогда больше не просунуться. А я так и не успел сказать ей все, чего хотел.
— Вот и все, — проводя рукой по лбу, устало говорит Костас. — Теперь вы можете спокойно искать того, кто снимет с нее заклятье Амалика. Как только найдете, я выведу ее из состояния сна.
Шатаясь, он поднимается на второй этаж. Я задуваю часть свечей и ложусь на пол рядом с Лив. Зарываюсь лицом в ее волосы, которые все еще пахнут пачули. И молюсь об одном — чтобы у нас был еще один шанс.
Дэшэн открыл глаза, но в себя еще полностью не пришел. У него нет сил ни шевелиться, ни говорить. Он лежит на Ритиной постели и безучастно смотрит в потолок. Вокруг него хлопочет Айлин. Она ставит ему капельницу, шустро вводит в вену иглу, словно всю жизнь только этим и занималась. Извиняется за то, что делает ему больно. Потом вытягивает руки над его грудной клеткой. Боковым зрением вижу, как из-под ее ладоней идет светло-золотистый свет. Раны от пуль начинают медленно затягиваться. Смотрю на все это, как на чудо. Чтобы не отвлекать ее своим присутствием, спускаюсь на кухню и подогреваю остывший ужин. Каша, конечно, слегка пригорела, но близнецы все съели и даже остались живы. Значит, все не так уж и плохо с моей стряпней. Хотя, положа руку на сердце, я предпочел бы этим никогда не заниматься.
Когда я возвращаюсь, Дэшэн уже сидит на кровати. Он похудел. Лицо стало моложе. Волосы вернулись к своему природному черному цвету. Никаких седых прядей. Морщины под глазами и мешки исчезли. Передо мной сейчас молодой человек лет двадцати пяти. А еще пару недель тому назад он выглядел на сорок. Получается, что каждая смерть отматывает его жизнь на десять лет назад? Что же он за существо такое? Один из бессмертных?
— Как ты себя чувствуешь? — ставя поднос с едой на тумбочку возле кровати, спрашиваю я.
— Плохо, господин, — рассматривая свои руки, отвечает китаец. Его пальцы стали тоньше, кожа разгладилась. — Я не понимаю, что со мной происходит и это очень сильно пугает меня.
— Мы разберемся. Я сделаю все, чтобы разгадать твою тайну, — говорю я. Айлин протягивает ему чистую рубашку.
— Вы уже мне это обещали, господин, — обиженно поджимая губы, напоминает Дэшэн. — Но до сих пор ничего не изменилось.
— Прости, — отвечаю я. — Знаю, что как друг я бываю очень никудышным. Но я попробую это изменить. А ты постарайся не умирать в ближайшее время. Я не умею обращаться с грудничками.
На губах Дэшэн появляется слабая улыбка. Он неуклюже застегивает пуговицы на рубашке и тянется к еде. Айлин тут же перехватывает у него инициативу и начинает его кормить. Он смотрит на нее смущенно, но в тоже время с огромной благодарностью. Пожалуй, за последние сто лет кто-то впервые заботится о нем по-настоящему.
Заглядываю к Костасу, который собирает свои вещи. Он бросает на меня вопросительный взгляд, но не прерывает своего занятия.
— У меня к тебе будет просьба, — говорю я, глядя ему в глаза. — Я хочу, чтобы ты доставил гроб с Ливией в Лондон. Не будь у меня столь безвыходного положения, я бы никогда не стал обременять подобным незнакомого мне человека, но… Меня объявили в розыск. Если я повезу Лив сам, ее заберут в жандармерию и там с ней никто не будет церемониться. Они попросту убьют ее вытащив кинжал. Ты ведь знаешь, что это значит. А здесь я ее тоже оставить не могу.
— Не уверен, что справлюсь с этим, — робко произносит Костас. — Я ничего подобного раньше не делал.
— Америго тебе поможет с оформлением всех документов. Все, что тебе надо, это выступить в роли перевозчика. Доставить гроб до своего дома, а там уже мой человек заберет его. Скажи, какая сумма устроит тебя в благодарность за подобную нервотрепку. Я не буду торговаться.
Костас откладывает вещи в сторону и садится на кровать. Он несколько обескуражен моим предложением и не знает, что ответить. Снимает очки, трет переносицу. Нервно проводит рукой по светлым волосам, растрепывая их.
— Не нужно денег, — говорит он, упираясь локтями в колени. — Я так помогу. Но взамен я бы хотел попросить вас об одолжении.
Теперь напрягаюсь я.
— Слушаю тебя.
— Разрешите мне видиться с Айлин, — взволновано произносит Костас. Над его верхней губой выступают мелкие капли пота. — Вам не о чем беспокоиться, я не собираюсь соблазнять ее. Но для меня очень важно общаться с ней.
— Если она не против — общайтесь. Но под присмотром Арсена или Дэшэна. Надеюсь, ты меня понимаешь, — говорю я. Тот кивает. Конечно, мой ответ не совсем устраивает его. Но это самое большое, что я могу ему предложить. Несмотря на то, что я вынужден обратиться к нему за помощью, этот парень все равно не вызывает у меня доверия. И я не хочу рисковать безопасностью Айлин. Кстати, нужно будет расспросить ее — что она думает об этом типе?
В дверь раздается настойчивый звонок. Машинально бросаю взгляд на часы. Почти девять вечера. Неужели еще какие-то незваные гости? Или же ищейки по мою душу явились? От этой мысли становится нехорошо.
На пороге стоит незнакомый мужчина. На нем потрепанная дубленка, кожаная кепка. От него пахнет сигаретным дымом и перегаром.
— Майор Лебеденко, — простуженным голосом представляется он и сует мне в лицо удостоверение. — Могу я поговорить с хозяйкой дома — Маргаритой Савро?
— Она уехала в Казань, будет через неделю, — говорю я заранее придуманную ложь. Майор окидывает меня подозрительным взглядом и без приглашения шагает в дом.
— А вы кто такой ей будете? — грубо осведомляется он. — Можно ваши документики?
Вкратце пересказываю ему историю о своем приезде. Показываю паспорт. Он долго и внимательно его изучает, но к чему придраться не находит.
— А что случилось-то? — с видом простачка интересуюсь я.
— А случилось убийство, — закладывая руки за спину, и обходя гостиную, говорит Лебеденко. Задумчиво смотрит на то место, где еще совсем недавно лежал труп Амалика. Неужели что-то заметил? Брызги крови, которые Костас не увидел, когда отмывал пол? — Вы, как я понял, опекун Айлин Савро? Я хочу с ней поговорить. Позовите девушку.
Майор не просто просит, он отдает приказ, которому лучше последовать. Поднимаюсь на второй этаж, стучусь в комнату своей подопечной. Она нехотя разрешает войти. На кровати ворохом лежит одежда, похоже, она готовится к поездке в Лондон. Подхожу к ней и на всякий случай прикрываю ей рот рукой.
— Внизу тебя ждет следователь, который расследует смерть Вагнера, — тихо говорю я, глядя в ее испуганные глаза. — Если ты вдруг решишь признаться в преступлении, знай, что я тебя ему не отдам. А значит, мне придется его убить. И эта смерть будет на твоей совести. Веди себя естественно, спокойно. Я — твое алиби. Когда был убит Рудольф, мы сидели в гостиной и обсуждали твой переезд. Все поняла?
Айлин нервно кивает. Отводит мою руку в сторону и делает глубокий вдох. Беру ее за локоть и вывожу в коридор. Вместе мы спускаемся по лестнице. Лебеденко, вытянув шею, с подозрением пялится на нас. Догадываюсь, что его смущает мой возраст. Ведь при всей моей древности выгляжу я на двадцать пять.
— Вы хотели меня видеть… — откидывая назад волосы, робко произносит Айлин и оглядывается на меня. — Слушаю вас.
— Вы знакомы с Рудольфом Вагнером? — тут же переходит к делу майор.
— Мы живем в одном городе. Иногда пересекались, здоровались, — отвечает Айлин. — Но личных контактов не было.
— Вам было известно, что этот мужчина — ваш биологический отец? — сухо спрашивает Лебеднко, зорко наблюдая за моей воспитанницей.
— Нет, — растеряно говорит Айлин и берет меня за руку. — Ты об этом что-то знаешь? Бабушка тебе говорила?
— Первый раз слышу, — отвечаю я. — Майор, вы уверены?
— Абсолютно. Равно как и в том, что он оставил все свое многомиллионное состояние своей дочери — Айлин Савро. Веский повод отправить папашу, который не заботился о тебе при жизни, на тот свет, не правда ли?
— Простите? — ошарашено шепчет Айлин.
— Для подобных обвинений у вас должны быть неоспоримые улики в том, что Айлин виновна, — резко говорю я и, выйдя вперед, закрываю девушку собой. — Если у вас их нет — задайте стандартные вопросы и уходите.
— Где вы были вчера в три часа дня? — спрашивает майор, решая не лезть на рожон.
— Дома, — шмыгая носом, пищит из-за моей спины Айлин.
— Это может кто-то подтвердить? — наклонив голову набок, с хитрой улыбкой задает вопрос Лебеденко.
— Мы были вместе, — глядя ему в глаза, говорю я. — Похоже, у вас все совсем плохо, если вы докапываетесь до школьницы!
Лебеденко усмехается и качает головой. Достает пачку сигарет и направляется к выходу.
— Поверьте, я доберусь до правды, — с уверенностью говорит он. — И не забывайте предохраняться, дети. До встречи.
Последнюю фразу воспринимаю как угрозу. Провожаю его до порога и закрываю за ним дверь на ключ. Когда возвращаюсь в гостиную, Айлин сидит на диване поджав под себя ноги. Она плачет. Сажусь рядом с ней. Беру ее за подбородок, заглядываю в глаза.
— Что если из-за меня пострадает невиновный? Я должна была сказать все как было…
— Если такое случится, тогда и будем решать. Пока беспокоиться не о чем.
— Обещаешь? — с надеждой спрашивает она. — Или снова предашь?
— Обещаю, — твердо говорю я. Айлин тяжело вздыхает. Поднимается на ноги идет к лестнице, на ходу вытирая мокрые щеки. Оборачивается.
— Если бы ты знал, как мне хочется тебе верить, — с болью произносит она. И ссутулившись, начинает подниматься по ступенькам.
Глава 3
Глава 3
В очередной раз докапываюсь до Ви с просьбой о помощи. На этот раз мне нужны документы для близнецов, чтобы можно было спокойно вывезти их в Лондон. Законник долго не отвечает, и я уж начинаю волноваться, прикидывая, как будет лучше провернуть все это самостоятельно. Однако и в этой ситуации он не оставляет меня без поддержки. Все будет готово завтра. С облегчением вздыхаю.
Домой возвращаются Америго и Костас. Маг, коротко поздоровавшись, сразу поднимается на второй этаж. Брат сбрасывает пальто и ложится на диван в гостиной. Он выглядит усталым, но довольным. На темных волосах блестят еще не успевшие растаять от тепла снежинки.
— Завтра вечером Лив будет в Лондоне, — складывая руки на животе, сообщает он. — Все без проблем. Надеюсь, что по прилету их так же не будет.
Из подвала, зевая, выбирается Арсен. Он выглядит помятым и взлохмаченным.
— Опять ты здесь… — недовольно бормочет он, увидев Америго. — Тебе что, жить негде? Ошиваешься тут, как у себя дома.
— Завтра улетаю в Барселону, так что не скоро увидимся. А может быть, вообще никогда, — говорит тот.
— Это как-то связно с отравлением глав кланов? — спрашиваю я, опуская крышку ноутбука.
— Да. Их время подходит к концу, и мы хотим выдвинуть требование. Пересмотр прав отверженных в обмен на лекарство, — говорит Америго. Улавливаю в его тоне скрытое недовольство то ли собой, то ли ситуацией.
— Идиотский план, — вырывается у меня. — Даже не хочется верить, что подобный бред мог родиться в твоей голове. Это же заведомый провал!
Америго садится, нервно потирая щеки руками. Арсен с усмешкой смотрит на него.
— Простите, что вмешиваюсь, господин, — входя в гостиную, говорит Дэшэн. В одной руке у него крышка от кастрюли, в другой полотенце. Лоб повязан черной лентой. Он смотрит на моего брата и в его взгляде столько отеческой заботы, что я несколько завидую. — Я вам очень сочувствую, но хочу попросить вас остановить все это, пока не стало слишком поздно и неотвратимо. Главы кланов не примут ваших условий, они выберут смерть. Дело в том, что я консультирую врачей, которые ими занимаются, и знаю, о чем говорю. И для вас все закончится очень плохо. Отверженных просто уничтожат. Всех без разбора. У вас добрые цели, но ужасные методы. Отступитесь, пока не поздно.
— Согласен с ним, — кивая в сторону Дэшэна, говорю я. — Ты хочешь доказать, что отверженные — такие же члены общества и у них есть права. Но сам же позиционируешь их как варваров, от которых нельзя ждать ничего хорошего, кроме террора.
При упоминании о варварах Америго меняется лице. Запоздало понимаю, что наступил на его больную мозоль, сравнив его с теми, кто убил его семью.
— Прости, — на всякий случай говорю я.
— Ты назвал вещи своими именами, чего уж там, — потирая переносицу, ворчит Америго. — Но что делать если нас не слышат по-хорошему? Думаешь, я не пытался? Но для высшей элиты отверженные — это отбросы, у которых нет ничего, кроме прошлого. Даже если кто-то оступился, это не значит, что его вина должна быть бессрочной. Почему у тюремного заключения есть срок, а в нашем случае — нет?
— Ну, может, потому, что преступники пугают добропорядочных граждан? — с насмешкой говорит Арсен. — И от вас попросту боятся заразиться, как от чумных?
— Ты теперь по умолчанию один из нас, — тут же ставит его на место Америго. — Как ощущения, племянник?
Арсен обиженно поджимает губы и хмурится. Дэшэн продолжает стоять посреди гостиной, машинально вытираю крышку.
— Нужен другой план, — решительно говорю я, в красках представив себе, что будет, если Америго озвучит свои требования. У меня нет сочувствия к тем, кого он защищает, и нет ни малейшего желания им помогать, но я не хочу терять брата. Тем более так глупо.
— Я могу выступить посредником, господин, — с готовностью говорит китаец.
— Мне нужно подумать, — растерянно произносит Америго, явно не ожидавщий такого поворота событий. — Вы же понимаете, что я не один во всем этом замешан. И я несу ответственность перед теми, кто мне доверился. К тому же уже столько сил вложено…
В гостиной повисает молчание. Дэшэн садится на подлокотник дивана. Арсен задумчиво подходит к окну и отодвинув штору, смотрит на падающий снег. Америго сидит, уставившись в пол. Сверху доносится выразительный голос Айлин, которая читает близнецам перед сном сказку.
— Можешь рассчитывать и на мою поддержку, — говорю я. — В пределах разумного, конечно.
— Спасибо, — с теплом благодарит меня Америго. Но тень тревоги тут же пробегает по его лицу. Кажется, вспомнил прошлое. — Вы меня, конечно, сейчас серебром закидаете, но я все-таки озвучу свою мысль, на тему того, кто мог сдать Зотикуса. Это Якуб Монро. Предатель знал, куда и кому звонить. Был в курсе тонкостей наших правил. И он единственный, кто идеально вписывается в этот образ. Жаль, что мы его об этом лично спросить не можем.
— Якуб был скотиной, но не до такой же степени, — возмущенный таким предположением Америго, резко произносит Арсен. Но, взглянув на меня, тут же замолкает.
— У него же остался телефон, ноутбук…Посмотри, проверь. Вдруг что-то интересное найдешь? — небрежно произносит Америго. Арсен молча спускается в подвал. На кухне что-то выливается из кастрюли, с шипением заливая плиту. Китаец громко охает, и семенит спасать еду. Мы с братом остаемся вдвоем.
— Как во всем этом замешана Антонелла Амати? — спрашиваю я, вспомнив письмо, обнаруженное в доме убитого Конрада. Так или иначе, но я имею отношение к судьбе этой девочки и хочу знать о ней правду. Неужели она тоже стала преступницей?
— Она помогает нам, — поднимаясь на ноги, говорит Америго. — Что-то вроде спеца по связям с общественностью. Когда ей вздумалось прийти ко мне и попросить разрешения принять ее в наши ряды, я был уверен, что ничего не получится. Но вскоре убедился в обратном. Девчонка оказалась очень толковой, хотя сама к отверженным никакого отношения не имела. Жила в свое удовольствие, путешествовала по Европе. А потом мы случайно встретились дома у Лив. И понеслось.
— Что ты о ней знаешь? — с любопытством спрашиваю я.
— Немного. Что ее похитили, когда ей было четырнадцать. Обратили против ее воли. Создатель оказался тем еще мерзавцем, издевался над ней, сделал ее своей любовницей. Несколько лет держал взаперти. Собственно, от него она и сбежала в Польшу, где мы и познакомились. Очень боялась, что он снова найдет ее.
— Надо же, какая буйная у нее фантазия! — искренне удивляюсь я, вспоминая, как все было на самом деле.
— Она лгала мне? — тут же настораживается Америго. Киваю. — Откуда ты знаешь?
— Принимал в ее жизни активное участие, — говорю я. — И забегая вперед, — нет, я не ее создатель. Но знаю его лично. Ничего из того, о чем она тебе говорила, не было и в помине.