Триумф безголовых

– Охотно верю, – кивнул священник. – И как же нам быть?

– Прежде всего не делать то, чего от нас ждут, – вкратце объяснил монах. – А ну-ка отойдите, вы оба!

Мы послушно отступили к стене. А ван Бьер подцепил сундук пальцами за край днища и развернул его задом наперед. После чего взял у меня ломик и, поддев крышку, резко ее поднял.

Едва она открылась, как из передней стенки сундука выскочили два кривых зазубренных клинка на пружинах. Каждый из них описал полукруг, и если бы Таврий не послушался кригарийца, ему и впрямь отсекло бы предплечья. Или он заполучил бы глубокие раны, которые тоже его бы обескровили. Но курсору повезло. Громовержец наградил его опытным союзником, который только и делал, что спасал его никчемную жизнь. А заодно и мою.

Не став копаться в сундуке из опасения других ловушек, Баррелий перевернул его ногой и вывалил содержимое на пол.

В сундуке лежало несколько больших свитков, а еще склянки и всяческие устройства. Я узнал среди них «змеиную уздечку» – хитрую воровскую удавку из Канафира, что также была в походном арсенале Баррелия. Надо думать, и прочие вещи являли собой изощренные орудия убийств или пыток, а в склянках плескались не целебные снадобья.

– Ничего не трогайте, – вновь наказал нам ван Бьер. – Раз уж сундук хотел вас убить, среди этих игрушек наверняка есть такие, которые впрыснут вам в руку яд или отхватят пальцы.

– Но свитки – важные улики! – возразил Таврий, который явно надеялся отыскать в сундуке свой жезл и снова потерпел неудачу. – Я обязан захватить их с собой для изучения!

– Лучше изучите их здесь, – предложил ему в ответ Баррелий. – Я бы тоже не отказался узнать, что в них написано.

– Я запрещаю вам их читать, – запротестовал священник. – Скорее всего, это тексты из Еретического реестра. Даже если я прочту их, мне строжайше запрещено произносить такое вслух.

– Вот незадача. – Кригариец задумчиво посмотрел на меня, но потом решительно помотал головой. Таврий его знаков не понял, но я догадался – он хотел дать свитки мне, но передумал. Если станет известно, что я – бордельный мальчик на побегушках, – обучен чтению, это вызовет у священника вопросы. И пусть ван Бьер желал докопаться до истины, он не стал разоблачать меня перед Капитулом.

Впрочем, выход из этого щекотливого положения нашелся.

– Не хотите, и не надо, – пожал плечами Баррелий. – Тогда я сам взгляну на эти бумаги. Читать я все равно не умею, и для меня ваши еретические письмена – обычные каракули. Но если там вдруг обнаружатся карты, это мне пригодится.

Не дожидаясь согласия курсора, монах отер грязные руки о тюфяк, подобрал ближайший свиток и развернул его. Так, чтобы я тоже мог в него заглянуть.

Таким образом мы осмотрели все бумаги, на что Таврий ни словом не обмолвился. Я старательно делал вид, что мне просто любопытно, а в действительности бегло прочитывал свитки от начала до конца. Карт в них не оказалось. А то, что было написано, больше смахивало на абракадабру. Вдобавок я, очевидно, читал свитки не по порядку, и в моей голове все еще больше перепуталось.

– Ну что, нашел знакомые буквы? – полюбопытствовал у меня ван Бьер, отдавая курсору последний свиток.

– Ага! Все четыре, которые знаю, – кивнул я, сообразив, как надо подыграть товарищу.

– Умный парень. Еще немного, и научишься писать свое имя, – снисходительно похвалил меня Таврий. Все свитки он собрал в дерюжный мешок, откуда сначала вытряхнул солому. Этот и другие мешки служили здесь подушками.

Мы продолжили обыск, надеясь, отыскать еще что-нибудь интересное: тайник или припрятанную записку.

– Как вообще можно приручить себура? – спросил я у Баррелия, который взялся отмывать с себя грязь в жбане с питьевой водой. – Даже если эти люди знают гномий язык, без своих языков они не могут говорить с отродьем.

– А как дрессируют животных в цирке? – ответил монах вопросом на вопрос. – Кнутом и пряником… точнее, мясом. Так же с гномьим отродьем. Наоборот, его приручить еще легче, ведь эти твари умнее зверей. Конечно, не всякий себур пойдет служить человеку за мясо. Но есть среди них такие, которым нравится ежедневная кормежка. Эти твари полжизни проводят в поисках пищи и очень часто голодают. А когда еды вдоволь, многих из них на голодную волю больше не тянет.

– И чем их кормят?

– Сам догадайся. Даю подсказку: посмотри на подсвечники возле статуи.

– О нет! – От страшной догадки я даже выронил нож, которым вспарывал очередной тюфяк. – Значит, по-твоему, пленника тоже скормили чудовищу?

– Разумеется, нет. Полностью исключено, – помотал головой Пивной Бочонок.

– Откуда знаешь?

– Я проверил. Желудок себура пуст. Если бы он недавно поел, то еще не переварил бы человеческие останки. Но я их там не нашел.

Он сорвал со стены один из флагов и вытер мокрые руки, а затем штаны и сапоги.

– И куда идем теперь? – вновь спросил я. – На улицу Шелкопрядов?

– А куда же еще? Не думаю, что пленника приведут сюда дважды. – Монах скомкал флаг-полотенце и отбросил его в сторону. – Или что, у тебя есть другие идеи?

Идея у меня была только одна: покинуть скорее это зловещее место и вернуться в город, где, небось, уже сверкало солнце.

– Как я и подозревал: эти тексты из Еретического реестра, – подал голос Таврий, тоже пробежав глазами по свиткам. – Ваше счастье, что не умеете читать, а то осквернили бы свои души тяжким проклятьем.

От этих слов мне стало не по себе, ведь я, в отличие от Баррелия, не был язычником. И пускай я тоже перестал верить Капитулу, во мне еще жил страх перед Громовержцем, которого не стоило злить понапрасну.

Пришлось утешить себя мыслью, что я читал запретные тексты с благородной целью: спасти братьев ван Бьера, и неважно, что они тоже не верили в единого бога.

– Так кем же могут быть хранители этих вредных записей? – вновь спросил Баррелий. – Странная статуя, странные флаги, странные свитки… Уж в них-то, поди, написано, с кем мы имеем дело.

– На языческую секту это и впрямь непохоже, – признался курсор. В мешок с бумагами он засунул и второй флаг, который, видимо, тоже счел уликой. – Тексты Вездесущих были бы на канафе. Да и статуя облачена в восточные доспехи, а не западные, и меч у нее здешний. Если судить по флагам, это пираты. Однако я впервые вижу, чтобы пираты пользовались ядами и изощренной техникой, а также приручали себуров и прятались на кладбище. Для лихой речной братвы это что-то новенькое… Извини, кригариец, но пока я не проштудирую свитки, мне нечего сказать тебе на сей счет.

– Возможно, вы раздобудете новые полезные сведения, если сдержите обещание, сопроводив меня в дом, о котором мы говорили, – предположил монах.

– Горшок упомянул об улице Шелкопрядов, – заметил Таврий. – Этот дом находится там?

– Верно, – подтвердил кригариец. – Богатый квартал, но, полагаю, носитель «малого ключа» вхож в тамошние дома.

– Да, в том квартале мое право неоспоримо.

– Тогда незачем терять время. Идемте прямо сейчас.

– А что делать со всем этим добром? – спросил Таврий, указав на рассыпанные по полу улики, которые, наверное, было бы правильнее назвать «злом».

– Я бы его не трогал. – Баррелий почесал макушку. – Но каждая из этих штучек может завтра кого-нибудь убить. И будет обидно, если этими «кем-нибудь» окажемся мы. Поэтому… отойдите-ка подальше!

Ван Бьер приподнял пустой сундук и несколько раз с грохотом уронил тот на его содержимое.

– Вот так-то лучше, – подытожил монах, давя сапогом недобитые склянки. – Если уж воевать, пусть они дерутся по моим правилам, а не втыкают в меня исподтишка ядовитые иголки… Верно я толкую, Горшок?

– Вернее не скажешь, сир, – отозвался я. И с тоской подумал о том, что предпочел бы вообще ни с кем не воевать. Да только чуяло мое сердце, что мы с ван Бьером опять увязли в войне по самые уши.

И хорошо, если это были мои уши, а не его – из такой-то мелкой передряги кригариец выпутается. Увы, но пока что нащупать дно у засасывающего нас болота не удавалось даже приблизительно…

Глава 10

На улицу Шелкопрядов мы прибыли, когда солнце уже взошло, и на ней было полно народу. Я боялся, что наша потрепанная троица станет мозолить глаза благородным жителям, но этого не случилось. Наоборот, хозяева местных особняков редко ходили по улице пешком. Обычно они ездили на солидных крытых повозках с зашторенными окнами, а те, кто побогаче – еще и с вооруженным эскортом. А ногами мостовую топтали в основном слуги, прачки, садовники, трубочисты, плотники, конюхи, посыльные и все остальные, кому здесь давали работу.

Хоть ван Бьер и очистился от дерьма, все равно продолжал источать отнюдь не благовонные ароматы. Благодаря чему то и дело ловил обращенные на него косые взгляды. Которые его, впрочем, не беспокоили. Потому что когда те взгляды натыкались на идущего с нами проводника божьей силы, все недовольные тут же робели и опускали глаза. Его балахон тоже не блистал чистотой и замызганный мешок в руках Таврия не придавал ему респектабельности, но все равно никто не посмел открыто насмехаться над священником.

– Извините за прямоту, святой сир, но вы опять ведете себя странно, – признался Баррелий, когда мы добрались до нужной улицы.

– А ты продолжаешь мне дерзить, кригариец, – незлобиво пожурил его курсор. Кладбищенские злоключения пошли ему на пользу и сбили с него высокомерие, с которым он поначалу относился к язычнику.

– Это не дерзость, а лишь наблюдение, – уточнил ван Бьер. – Вы сказали, почему пришли на Тотенштайн ночью один, без охраны. Но что мешает вам заручиться поддержкой храмовников сейчас? Разве служитель Капитула вправе доверять мечу язычника?

– Язычник язычнику рознь. Встречаются среди вас и порядочные люди. И покамест пенять на твой меч у меня нет резона, – рассудил курсор. – А по поводу храмовников – ты же понимаешь, что мне придется объяснять им, куда подевался мой блитц-жезл, а я все еще надеюсь его отыскать, не предавая это огласке. И ты пока не выполнил свою часть сделки – не вернул мне жезл, – а я уже выполняю свою, насчет «малого ключа».

– Вы запамятовали, святой сир: я лишь обещал вам показать на Тотенштайне убежище молчунов и я это сделал, – уточнил монах. – Но мне неохота торговаться из-за пустяков. Пусть будет так, как вы сказали. Если ваш жезл отыщется там, куда мы идем, вы его получите.

– Рад это слышать, – ответил Таврий. – Вот только я сомневаюсь, что мы идем верной дорогой. Слишком велик контраст, не находишь: кладбищенское подземелье и богатый особняк. Причем не заброшенный, а жилой. Что может роднить крыс из грязной норы и уважаемых горожан с улицы Шелкопрядов?

– Не будем загадывать наперед, святой сир, – рассудил Баррелий. – Крысы роют норы и во дворцах королей, разве не так?

Курсор не нашел, чем возразить, и, перебросив мешок на другое плечо, пошагал в угрюмом молчании дальше.

Баррелий все время озирался, опасаясь нападения, а также в поисках Вездесущих. Если они следят за домом, значит вот-вот увидят кригарийца и подадут знак. Но мы подступили к цели, а от канафирок по-прежнему не было вестей. Поэтому монах решил, что негоже топтаться на пороге, ожидая неизвестно чего. И, взявшись за дверной молоток, забарабанил в ворота.

Дабы Таврий выглядел солиднее, ван Бьер согласился подержать его мешок. А курсор, напустив на себя важный вид, приготовился к беседе с тем, кто откликнется на стук.

Отозвались на удивление быстро. Едва Таврий прокашлялся, как ворота открылись и к нам вышел осанистый седовласый человек в простой, но новой и чистой одежде. Только она и выдавала, что нас встречает слуга – возможно, сам дворецкий, – а не хозяин.

– Доброе утро, святой сир! – Седой поприветствовал курсора учтивым поклоном. – Что привело в нашу скромную обитель столь почтенного гостя?

– Служебный долг, сын мой, – ответствовал тот. – Я – член Надзорной палаты Капитула и носитель «малого ключа» Таврий. К нам поступило срочное донесение, что минувшей ночью над вашим домом замечено подозрительное сияние. Поэтому я требую, чтобы вы впустили меня. Мне нужно встретиться с вашим хозяином и задать ему ряд вопросов.

– Сияние? – Слуга выпучил глаза от удивления. – Вы, верно, ошиблись адресом, святой сир! Клянусь вам, в этом доме живет очень набожный благонравный человек сир Мильтад Копфер со своей семьей. И по ночам они спят, а не занимаются непристойностями.

– Нет, я не ошибся. Мне нужен именно дом Копферов, – подтвердил Таврий. – Сейчас же впустите меня. Иди вы желаете оспорить право носителя «малого ключа» переступить порог этого дома?

– Ну что вы, святой сир. Боже упаси! – замахал руками седой. – Только вы с хозяином разминулись. На рассвете он со всей семьей уехал в Канс, дабы привезти оттуда в столицу свою больную матушку, пока там не объявились варвары Гвирра Рябого. А вернется сир Мильтад лишь завтра вечером.

– Что ж, досадно. – Курсор нахмурился. – Но так или иначе, я должен войти и убедиться, что вы не солгали, и что у вас не проводятся языческие церемонии и иные богопротивные ритуалы.

– Это э-э-э… – Слуга вновь замялся, но ненадолго. – Это ваше законное право, святой сир! Нам нечего скрывать от Надзорной палаты! Милости прошу!

Открыв ворота на всю ширину, он отступил в сторону и сделал приглашающий жест. Но прежде чем войти, Таврий обернулся и кивком позвал нас за собой.

– Прошу простить меня, святой сир! – подал голос седовласый, когда мы вошли во двор. Довольно просторный и ухоженный: трава на газонах была аккуратно скошена, а дорожки посыпаны мелким гравием. – Виноват, но я должен спросить: кто эти люди, что пришли с вами?

– Они мои помощники, – ответил священник, шествуя по двору с таким видом, словно это он был тут хозяином. – Все в порядке, не обращай на них внимания… как ты сказал, тебя зовут, сын мой?

– Гульен, святой сир. Меня зовут Гульен. Я – дворецкий сира Копфера.

– Очень хорошо, Гульен. Раз так, идем со мной, покажешь мне дом.

Судя по тому, как у дворецкого зашевелились ноздри и скривилось лицо, когда мимо прошел ван Бьер, он тоже учуял запах наших недавних приключений. И явно был против того, чтобы этот вонючка вошел в обитель Копферов следом за курсором. Но как бы Гульен ни злился, он не посмел возразить суровому гостю. Тем более, что тот нагрянул сюда не с дружеским, а со служебным визитом.

Первое, что бросилось в глаза – в доме было подозрительно много слуг. Они сновали туда-сюда, перетаскивали вещи либо стояли в сторонке и что-то обсуждали. При виде священника все слуги замерли на месте, умолкли и поклонились. На что тот, великодушно махнув рукой, велел не обращать на него внимания и продолжать делать свою работу.

– Срочный ремонт на втором этаже, – поспешил объяснить суету Гульен. – Пока хозяин в отъезде, мне велели кое-что перестроить, а затем навести порядок. Времени в обрез, вот и спешим… Откуда желаете начать осмотр, святой сир?

– Давай взглянем на первый этаж, а затем поднимемся наверх, – предложил Таврий. Баррелий предостерег его, дабы он не лез сходу в подвал. Если обитатели дома и впрямь что-то скрывали, рвущиеся в подвал гости могли их напугать. А обычный неторопливый обход комнат выглядел не столь подозрительно и делал легенду Таврия правдоподобнее.

– Как вам будет угодно, – расплылся в улыбке дворецкий. – Тогда, если не возражаете, начнем с гостиной. Ваши вещи можете положить здесь, я накажу, чтобы за ними присмотрели.

Таскаться по дому с большим мешком, пусть и легким, курсору не хотелось, и он оставил его в холле. Я решил бросить там же свою торбу с инструментами, но Баррелий сказал взять ее с собой. Я не спросил, есть ли у носителя «малого ключа» право ломать стены и высаживать запертые двери, но, очевидно, это входило в его полномочия.

Впрочем, Гульен был радушен – или умело притворялся таковым, – и сам открывал перед Таврием все двери. Будучи сыном крупного торговца, я без подсказки определил, чем занимается Мильтад Копфер. По одному лишь убранству. Дом был большим, но хозяева не утопали в роскоши и не отличались изысканным вкусом. Львиная доля вещей была куплена за пределами Эфима: картины и гобелены в Промонтории, мебель и двери в Вейсарии, посуда и ковры в Канафире, звериные шкуры и резная моржовая кость на островах Хойделанда. Эфимского здесь наблюдалось мало. Иными словами – типичная обитель купца, отправляющего караваны во все концы света и старающегося удивить гостей не столько дорогими, сколько экзотическими приобретениями.

Пока нас водили по первому этажу, на втором не стихал грохот идущего там ремонта. Кажется, рабочие меняли полы, отдирая старые доски. Таврию захотелось на это взглянуть. Не обнаружив пока ничего, что вызвало бы вопросы, он не терял решимости напасть на след похитителей блитц-жезла. И не собирался покидать дом, не проверив его со всей тщательностью.

– Что здесь стряслось? – осведомился священник, когда мы поднялись на верхний этаж. На нем тоже имелась гостиная, где и царила основная суета. Орава работяг вынесла оттуда в коридор всю мебель, а теперь срывала полы, складывая доски штабелем в углу.

– Дерево сгнило и этой зимой полы провалились, – пояснил Гульен. – Как я и сказал, у нас нет ничего противозаконного. Обычный ремонт. Собирались еще летом кровлю перекрыть, но если грядет война, этот ремонт, боюсь, придется отложить до лучших времен.

– А куда подевались двери? – Таврий, как и мы, тоже заметил, что все комнатные двери на втором этаже, в отличие от первого, были сняты с петель и куда-то унесены.

– Что? Двери? – Глаза дворецкого забегали по сторонам. – Ах да!.. Разносим из гостиной по комнатам мебель, святой сир. Вот и сняли двери, чтобы их не поцарапать и чтобы они не мешались… В чем дело, Винни?

К нам подбежал тощий веснушчатый парень, судя по замызганной одежде – один из рабочих.

– Извините, святой сир! – Он поклонился Таврию. – Могу я обратиться к сиру Гульену?

– Безусловно, юноша, – не стал возражать священник.

– Сир Гульен! – Винни указал в сторону лестницы, что вела на первый этаж. – Внизу срочно нужен ваш совет, сир. Кажется, Марк и Детрис что-то напортачили с дымоходом.

Дворецкий вопросительно посмотрел на важного гостя.

– Не смею вас задерживать, – ответил Таврий на его немой вопрос. – Ступайте, а мы пока тут сами осмотримся.

– Вы очень добры, святой сир, – поблагодарил Гульен. – Я ненадолго, обещаю. Только вправлю мозги двум остолопам на кухне и все.

И они с Винни удалились.

– Ну и что ты думаешь насчет всего этого? – поинтересовался курсор у Баррелия, когда мы остались одни и отошли в уголок, где нас не могли подслушать.

– Думаю, здесь нечисто, – подытожил кригариец. – Я, конечно, солдат, а не плотник, но могу отличить гнилые доски от хороших. А те, которые отдирают от пола в гостиной, еще крепкие на вид. Но дело даже не них, а в том, где Копфер намерен взять новые. Пусть он богат, но не настолько, чтобы кто-то в столице продал ему сегодня доски. Указ тетрарха о подготовке к обороне – вы ведь слышали об этом, святой сир?

– Нынче в Тандерстаде дозволено лишь то строительство, которое укрепляет защиту крепостных стен, – ответил священник. – Горожанам, у которых есть в запасе древесина, камень и пенька, предписано сдать их на военные нужды.

– Но ломать свои дома указ тетрарха никого не обязывает. – Ван Бьер кивнул в сторону гостиной. – Однако, чую, эти доски тоже пойдут на оборону. Только не города, а дома Копферов.

– Не понимаю. – Таврий нахмурился.

– А для чего еще нужны крепкие доски, как не для заколачивания окон и дверей?

– Все равно не понимаю.