Дорога в Лефер

— А почему наш отряд, гм, — Рагмар не хотел задеть гордость вождя Олафа, а потому очень долго подбирал слова.

Но Олаф первым нашёлся, что сказать.

— Такой маленький? Два года назад в нём было сорок человек, пока одному из магистров не взбрело в голову послать армию наёмников на войну с Мардрином, — это наш главный конкурент по торговле строительным лесом и пшеницей. Мы даже до городских стен не дошли: большую часть армии порезали на ремни их маги и наёмные отряды орков. Наш отряд спас только Ричард, устроивший настоящее представление для орков.

— Всего несколько огненных шаров, «Бурю Маро» и «Клинок палача», — пожал плечами Ричард.

— Не знаю, как это там называлось, — продолжил рассказ Олаф, — да только смогли унести ноги только мы четверо. И теперь дожидаемся хоть какой-то работёнки. После той битвы наниматели считают, что на всех участниках лежит печать неудачи.

— Крестьянские предрассудки, — буркнул Ричард, не отрывая взгляда от книги.

— Ясно, — ответил Рагмар и повернулся набок, надеясь уснуть.

Сон и вправду пришёл. Снилась ему давняя охота, когда он и ещё десятков орков его племени устроили облаву на лесных волков. Славно они тогда повеселились. Вот Рагмар взял след вожака, вскинул копьё, чтобы метнуть его в ближайшие кусты, где спрятался крупный волк с совершенно серебряной шерстью на спине… Как вдруг орк проснулся, разбуженный стуком в дверь. На будущее он запомнил, что хорошо бы поставить капкан у двери — так хоть беспокоить будут пореже. Он встал с кровати, на всякий случай взяв в руки топор, и огляделся. Ричард всё так же читал книгу, только теперь другую, в обложке из жёлтой кожи, а Олаф сменил карты на игральные кости.

— Кого там Великий Палач принёс? — рявкнул Олаф, проигравший самому себе всего лишь одно очко.

В казарму вошёл невысокий человек довольно респектабельного вида: камзол на нём был расшит серебряными нитями, из которых был сшит и сам плащ. Рагмар удивился — даже лицом этот человек был чем-то похож на того волка из сна. Что-то волчье проглядывалось и в его улыбке и манере поведения.

— Ты, достопочтенный, Олаф Везучий? — собственно, даже тени «достопочтения» в голосе незнакомца не прозвучало.

Точно таким же тоном люди торговались об условиях очередного мира с орочьим народом. Этот голос был сшит из ниток ненависти, до поры до времени связанных спицами необходимости. Но стоит только на секундочку пропасть нужде в спицах — нити разойдутся, распадутся, и будет положено начало следующей войне. И так будет продолжаться, пока или люди не погибнут, или орки. Нет, был, конечно, третий вариант, при котором люди наконец-то изменятся к лучшему. Но о последнем Рагмар даже не задумывался: хотя орк и был идеалистом, но уж слишком хорошо знал человеческую натуру.

— А кем же мне ещё быть? — усмехнулся Олаф. — Какой ещё капитан может похвастаться таким дружным и спаянным отрядом?

Везучий кивнул на Рагмара, с интересом присматривающегося к гостю, и Магуса, не пожелавшего оторваться от книги даже ради «удовольствия» лицезреть возможного клиента. Олаф пожал плечами: он понимал, насколько двусмысленной вышла его острота. Ну да ладно! Клиент, видимо, был заинтересован именно в этом отряде, так что к другим капитанам вряд ли пойдёт. Ну а если и пойдёт — что с того? Олаф, как-никак, был Везучим, а потому новые клиенты явятся! Рано или поздно, поздно или рано… Когда-нибудь, в общем, должны же они явиться?!

— Да, эти ребята внушают уважение, — с абсолютно каменным выражением лица произнёс клиент. — Я слышал много интересного о Вашем отряде, Олаф. Надеюсь, Вы заинтересованы в заказе? Интересном заказе, смею уверить.

Улыбка тронула губы этого странного незнакомца, но до чего же гнусной она показалась Рагмару!

— Да, но я точно не знаю, найдётся ли у нас время, заказов-то, заказов — ого-го! — Олаф занялся уже ставшим для него привычным, — искусством набивания цены.

— Не стоит думать, что меня можно поводить за нос, — покачал головой незнакомец. — Де Местры этого не любят. У Вас, Олаф, ни единого заказа в течение очень долгого времени. Я Ваш единственный и последний шанс заработать на жизнь. Будем честными друг с другом, дорогой мой Олаф.

Рагмар подался вперёд, уже прикидывая в уме, как бы получше огреть этого «честного человека», привыкшего за правду выдавать оскорбления. Даже Ричард (орк ещё не знал, что это прямо-таки неслыханное дело!) оторвался от чтения, дабы бросить оценивающий взгляд на этого де Местра. Только Олаф не показывал, что же творилось в его душе. О, а там шла самая что ни на есть настоящая война! Армия сытной, вкусной пищи, доброго вина и тугой мошны вступила в генеральное сражение с борцами за честь и собственное достоинство. Богиня победы попеременно улыбалась то одной, то другой стороне. Вот уже показалось, что борцы возьмут верх, как де Местр пустил в ход последний довод королей.

— Но, кроме всего прочего, де Местры привыкли щедро вознаграждать своих слуг, не сомневайтесь, — набитый монетами кошелёк сам собою оказался в руках этого странного типа.

Сражение за душу оказалось выиграно армией сытной жизни с абсолютным перевесом. Остатки войск борцов за собственное достоинство спешно покидали поле боя…

Глава 3

В славном роду де Местров существовал довольно-таки любопытный обычай. Наследник при посвящении в рыцари должен был облачиться в доспехи основателя династии, Гийома. По легенде, именно в этих стальных доспехах, воронёных, тяжёлых как груженая добром ладья, Гийом во главе отряда храбрецов завоевал городок Местр несколько южнее Лефера. Хотя если верить хроникам, головорезы старины Ги ворвались в местрскую ратушу, вырезали всех, кто там находился, и взяли власть в свои руки. Несогласных с такой ротацией кадров первый де Местр отправлял в долгую и увлекательную прогулку на тот свет. Благодаря этому в какой-то момент несогласных с новый городским властителем просто не осталось.

Ну да преданья старины глубокой несильно занимали Олафа Везучего. Нынешний глава рода де Местров дал следующее задание. Сыночку, который через несколько недель будет посвящён в рыцари, требовались фамильные доспехи, и их необходимо было доставить в срок. Казалось бы, всё просто: доставить рухлядь из пункта «А» в пункт «Б» за определённое время. Но именно между этими двумя пунктами крылась маааленькая такая загвоздка в лице воюющих армий и полыхавшего восстания. Людей, конечно, можно было понять: надо же им хоть как-то проводить время и устраивать досуг? Де Местр-младший как раз сражался на стороне одной из армий, проявил доблесть и всё то, что полагается для посвящения в рыцари, и ему понадобились доспехи. Об этом отец был своевременно оповещён письмом, доставленным почтовым голубем. Именно в тот день де Местр-старший проклял природу и богов за то, что не сделали голубей более выносливыми. Если бы доспехи можно было так же легко, как и письмо, привязать к лапке птицы и отправить обратно! Но судьба распорядилась иначе. Казалось бы, чего проще: снарядить повозку, приставить охрану и направить к сыночку? Но тут в дело вступала вторая загвоздка: от Лефера де Местр-младший был отделён тем самым восстанием и враждебной армией. Отец, посчитав все «за» и «против», решил, что дешевле будет нанять пару-тройку бравых ребят, нежели тратиться на заключение перемирия и подавление восстания. Именно Везучего Олафа де Местр и решил озадачить. Маленькому отряду будет проще добраться до любимого сыночка, нежели большому. Как минимум потому, что восставшие или враги де Местра-младшего могут принять отряд-переросток за противника. А пока разберутся, пока расквасят нос-другой, пока отправят на тот свет хороших ребят — пройдёт время, а то и доспехи могут быть потеряны. Всё-таки грабёж чужого добра человеку нравится не меньше, чем драка с ближним своим.

Как уже можно было заметить, благодаря тонкостям человеческой души Олаф получил хорошо оплачиваемое задание и неплохой аванс. К сожалению, отметить это дело, как того хотелось Везучему, не удалось: де Местр настоял на скорейшем отбытии наёмников к пункту назначения. Делать было нечего, время поджимало, и потому уже утром из Северо-Западных ворот Лефера двое пегих двенадцатиградских тяжеловозов выкатили телегу. Правил ею Олаф, который треть (не самую лучшую, зато самую спокойную) своей жизни провёл в деревне, и потому он умел здорово управляться с лошадьми. Рядом восседал Магус, дочитывавший очередную книгу. Сундук же, массивный, вытянутый, занимавший большую часть телеги, охранял Рагмар. Орк первое время (примерно до полудня) честно исполнял обязанности по «наблюдению за обстановкой». В какой-то момент Олаф, без слёз (от смеха, господа, от смеха!) не способный поглядеть на Рагмара, дал доблестному парню другое задание, среди наёмников имевшее кодовое название «ловля мух». Орк быстро смекнул, в чём оно состоит, и с достойным уважения жаром принялся за его выполнение. Правда, и это задание ничего не принесло, кроме скуки. Рагмару уже начинал бояться, что работа наёмника только в том и состоит, чтобы наблюдать за окрестностями и слушать жутко скрипевшие колёса телеги.

Окрестности Лефера были, в принципе, привычны Рагмару. Хотя он здесь бывал не так уж часто, но попадались орку знакомые места. Вот, например, приютившийся на пяти холмах сосновый бор, окружённый гречишными посевами. Торговый Шлях как раз проходил по краешку поля, и Рагмар мог, вытянув руку, коснуться цветов гречихи. Аромат их, тронув нос орка, напомнил о покинутом доме. Племени, в котором Рагмар родился, за которое дрался, за которое готов был умереть, просто не нужна была жизнь Рагмара! Орк боялся, что мысль эта до самой смерти будет преследовать изгнанника. Но вместе со страхом существовала и надежда — надежда забыться в бою. А может, и навсегда забыться, погибнув от руки сильного врага. Но это будет честная, достойная орка смерть!

Ветер всколыхнул гречиху, отчего поле обрело сходство с морем в минуту шторма. Гигантская волна прошлась от края и до края, пленив взор Рагмара. Орк никогда не видел настоящего моря, только лишь слышал о нём, но в это мгновение отблеск, отражение буйства водной стихии предстало для наёмника во всей красе…

— О, как увлёкся-то! Ричард, смотри-ка, смотри! — одобрительно крякнул Везучий.

— Ты совершенно не желаешь запомнить, что у меня нет времени отвлекаться на ненужные мелочи, — холодно произнёс Ричард, закрывая книгу.

Под рукой у Магуса всегда была котомка с непрочитанными книгами. Сейчас же можно было пронаблюдать за едва ли не священным обрядом выбора новой книги для чтения. Ричард несколько секунд разглядывал корешки книг, хмыкал, цокал языком. Затем маг запускал руку по самый локоть, доставал «жертву», довольно щурился и уверенным жестом раскрывал книгу. Церемония заканчивалась, и начинались будни — собственно чтение. Но спустя день-два, а то и раньше, процедура повторялась, котомка-«заначка» медленно, но верно пустела. А вот что случалось после, Рагмару ещё предстояло узнать. Хотя Олаф не желал бы такого «счастья» орку. Что там онтокс, что там дракон — куда им до угрюмого, саркастического, придирающегося по любому пустяку и переходящего на крик Ричарда! Лишь получив вожделенный непрочитанный фолиант, маг успокаивался и вновь погружался в священное действо под названием «чтение».

— Ладно-ладно, как по мне, это вовсе не мелочь. Ты бы лучше представил, каково ему: оторван от привычного мира, окружён мало знакомыми людьми из другого народа, едет неизвестно куда, да ещё и…

— Как ты точно меня описал, — едва слышно произнёс Ричард. — Привыкнет. А если нет — то ладно. Ему легче, он ещё не отвык от природы. Человеку пришлось бы хуже. Для мага это было бы невозможно.

— Но ты ведь выдержал, выжил, смог! — впервые за последние дни Олаф говорил с укоризной и нажимом.

— Никому не посоветовал бы пройти моим путём. И ещё, у меня нет доказательств того, что я смог выжить, — ни один кобзарь не смог бы уловить дрожи или даже малейшего проблеска какого-либо чувства в голосе Ричарда.

Но! Следовало бы этим кобзарям взглянуть на пальцы Магуса — задрожавшие пальцы правой руки, едва-едва не скрючившиеся на манер ястребиной лапы — и поняли бы музыканты: вот где она, жизнь… Вот где они, страдания… Вот где струны рвущейся кобзы-души…

Да что они знали, эти странствующие музыканты, о жизни? Разве чувствовали они на своей шее лапы судьбы-насмешницы, пряхи, не умеющей соткать добротное платье — всё равно какая-то гадость выходит, как ни крути!.. Будь ты человеком — а будь хоть магом…

— Да ничего вы не знаете, — в голосе Магуса слышны были дрожь и горечь. — Совсем-совсем ничего…

* * *

Спрашиваете, почему маги не любят рассказать о годах своего обучения? Всё очень просто: мало кто захочет вспоминать долгие годы сидения над пыльными фолиантами в полутёмных библиотеках и тренировки, тренировки, тренировки…

Ему не было и шестнадцати лет — этому безусому юнцу. Но в глазах его уже застыл лёд серьёзности и печали. Так, наверное, смотрят уставшие от жизни старики или пережившие гибель друзей люди. Но ему чуть больше пятнадцати, откуда ему знать, что такое…

А он — знал, и знанье это нельзя было бы выкорчевать из его сердца никакими тренировками или чудесами магии. Он знал, как умирают родные, знал, что такое сердце, покрывшееся корочкой льда. И он знал только два способа убежать от этой боли. Первый — книги. Он с жадностью глотал всё, что попадётся ему под руку, будь то занудная хроника или легкомысленный рыцарский роман. Это там белые волшебники рука об руку с непобедимыми рыцарями спасают страны от врагов, а в итоге получают половину королевства и принцессу в придачу.

Только вот где они видели в Двенадцатиградье королевства — и людей, способных на подвиги?

Ричард знал: таковых не существует. Когда их городок сжигали дотла воюющие армии, ни один из этих «рыцарей без страха и упрёка» не взглянул даже на погибавших жителей. Они были так, только фоном нескончаемой войны!

А когда дом их горел… И крики матери…

Вот и сейчас в руке его загорелся «огненный шар». Ему стоило только услышать те крики и почувствовать на своей коже жар горящего дома, как в руках его принималось полыхать дикое пламя. Да, именно в тот день он почувствовал в себе магический дар — когда «огненный шар» спалил заживо того рыцаря… Он кричал, запекаясь в плавившихся доспехах… Конь его погиб ещё в первые же секунды… А Ричард словно и не слышал тех криков: только в ушах свистело эхо стонов умиравших отца и матери…

Они сожгли его дома — и всю улицу — а Ричард сжёг их… В тринадцать лет он перебил целый отряд… А их лица… Он не помнил лиц ни одного из тех людей, которые погибли в тот день от его руки. Только слышал — слышал стоны отца и матери… И сестры… И братьев…

А потом неделю бродил по окрестностям, перебиваясь с воды на остатки продовольствия, не тронутого пожаром: он забрал всё, что только мог, не в силах оставаться ни единой лишней минуты в городе. Название он тоже пожелал стереть из памяти — но оно всегда всплывало… Всегда… Хотя Ричард и не хотел его называть. А её стоны… Они умирали…

Но как он сам выбрался?..

Магус вспоминал, что мама просила никуда не выходить: в окрестностях города шли постоянные стычки между двумя воюющими армиями. Ричард и не помнил сейчас, чьи же бойцы дрались, какие большие города решили помериться силами. Только стоны…

В тот день он осушался мать и вернулся с прогулки позже. Домой его погнали только клубы дыма, поднимавшиеся над городком.

Вокруг были солдаты, и он только чудом… И эти стоны… И огонь… И рыцари… И огонь на его ладонях… А потом… Потом… Ричард шёл в соседний город. Он надеялся, что здесь найдёт приют. Не оставаться же на пепелище? Он шёл медленно, в изнеможении после своей волшбы. А в сумерках просто свернулся калачиком в кустах у обочины дороги. Он часто просыпался ночью, от холода, пробиравшего то душу его, то тело. В утренней темноте едва ли не мороз заставил Ричарда сжаться, пытавшегося сохранить хотя бы жалкие крохи тепла. Казалось, что весь жар его схлынул вместе с теми «огненными шарами», остался только холод. Тот, который самый страшный — холод внутри.

А ещё — Магус очень хотел уснуть и не проснуться. Просто умереть там же, на обочине. Взять и уснуть навсегда. Но — не получилось. Утром Ричард проснулся и продолжил свой путь. Есть не хотелось: даже при мысли о еде к горлу подкатывал комок тошноты. И всё-таки — он шёл. Знал ли он в действительности, куда? Кто знает…

Ричард никогда прежде не был в соседнем городке, он если и выбирался с родителями куда-нибудь, то разве что на ярмарки, устраивавшиеся невдалеке от родных мест, в считанных часах пути. Он ожидал, что и в этом городе его ожидает подобная же толпа сновавших туда-сюда людей. Ведь, говорят. Лефер был самым оживлённым торговым центром всего Двенадцатиградья. Интересно, а он большой, этот Лефер?..

Первое, что он почувствовал — это запах. Стойкий и очень своеобразный запах чего — то «очень зрелого». Ароматы полей не могли ничего поделать с этим «благоуханием». Да, здесь было много, очень много людей, и природа не в силах была им противостоять.

Второе — это сами люди. Как-то сами собою они появились на впереди: Ричард наконец-то вышел на Большой шлях. Он, правда, ещё не знал его названия — только завидел множество повозок, тянувшихся по дороге.

Первой реакцией было — спрятаться подальше, не показываться глаза людям. Но Ричард всё-таки вышел на дорогу — и упал в изнеможении. Только сейчас он почувствовал, насколько сильно устал. Затуманенным взором он увидел спрыгнувшего с повозки бородатого мужчину, нёсшегося к нему… А потом — потом был долгожданный сон…

* * *

— Ну вот, снова ты затянул свою песню! Нет доказательств, нет доказательств! Ты же жив, так ведь? — добродушно воскликнул Олаф.

— Я же говорю: нельзя сказать это совершенно точно, — пожал плечами Ричард, углубившись в чтение книги.

Судя по толщине оставшихся страниц, вскоре Магус примется за новый трактат…

«Интересно, что же он сейчас читает?» — подумал Олаф. Сам-то он названия прочесть не мог — в силу своей полной неграмотности. Да, он знал, с какой стороны надо подходить к коню, и сколько нужно слоёв корпии наложить, чтобы в рану и зараза не попала, и кожа не омертвела. Но букв он боялся до дрожи. Хотя, в общем-то, было ли это так плохо? Иногда Олаф спрашивал себя: действительно, а что лучше — уметь читать или делать что-то своими руками? В том, чтобы совмещать оба занятия сразу не могло быть и речи. Стоило только взглянуть на Ричарда, как сразу становилось ясно: книги отнимают всё свободное время — и даже несвободное. А жить когда-то надо, так ведь?.. А может, и жизнь не жизнь без этих строк? Опять же, Ричард…

Рагмар же молча думал. Ему было не очень удобно ехать в повозке, так как она совершенно не была рассчитана на пассажира таких размеров. Приходилось поджимать ноги и втягивать голову в плечи, чтобы хоть как-то поместиться в телеге. В остальном же путешествие, орк этого не мог не признать, выдалось очень плохим — скучным. Он представлял себе жизнь людских воинов иначе. Ведь, кажется, эти люди постоянно воюют, каждый день! И где? Где битвы? Где упоение сражением? Где охота? Где добывание золота и оружия? Где, в конце концов, воинская слава?

Севшая орку на подбородок муха — вот кто оказался единственным противником в тот день. Рагмару не пришлось даже руку поднимать — хватило только выдохнуть. Насекомое подхватило настоящей бурей (так, во всяком случае, должно было показаться насекомому) и понесло прочь. С противным жужжание чёрную точку унесло прочь, и Рагмар вновь заскучал.

Он вглядывался в далеко-далеко уходившее Верхнее море — так орки называли небо. И правда, чем не море? Рагмар вспомнил, как ему, совсем ещё ребёнку, родители рассказывали сказки о Медведе-прародителе, который переплыл море и устроил себе берлогу в лесу, что высился на самом восточном мысу Двенадцатиградья. Тогда, правда, континент звался совсем не так. Орки же вообще звали землю Медведицей. А то зачем же ещё Медведю-прародителю было плыть по Нижнему морю? Он искал Медведицу! Та жила в Верхнем море, но Медведь пообещал найти самую высокую гору в мире, чтобы взобраться на неё и оказаться рядом с Медведицей. Однажды ему удалось это, и от той встречи пошли орки. И пусть они были не очень похожи на медведей, но силы в них было — бурый собрат позавидует!..

А ещё по Верхнему морю плавали острова: большие и малые, белые и… чёрные… Чёрные?

Рагмар встрепенулся, отчего телегу зашатало, а тяжеловозы всхрапнули.

— Огонь. Где-то большой огонь. Чувствуете дым? Рыкнул Рагмар.

Большой огонь — это очень плохо. От неприрученного. Вырвавшегося на волю огненного духа почти невозможно скрыться.

— Спокойствие, только спокойствие… С нами маг… Если что, из самого пекла Ричард нас вытащит, уж будь уверен! — Олаф храбрился, и это чувствовалось.

На самом деле и в нём не было никакой уверенности. Только Ричард казался совершенно спокойным: он всё так же плавал в океане букв и смыслов, и ему было не до мира людей.

— Во всяком случае, он нас всегда выручал, — прибавил Олаф.

Командир принялся осматриваться по сторонам.

Рагмар спрыгнул с повозки и взбежал на выраставший над дорогой холм. Добравшись до вершины каменистого бугра в два прыжка, орк приложил левую ладонь ко лбу, чтобы солнечные лучи не застили взор.

Так. К закату всё было чисто… И к полудню… Ага, на полночь! Вот!

— Вижу! Это деревня горит! Племя горит! — Рагмар спрыгнул к подножию холма, отчего земля легонько задрожала. — Человечье племя горит!

Олаф понял: деревня или маленький город горит. Оставалось только решить, сворачивать с тракта, чтобы разобраться, что там происходит, или не терять времени и спасти собственные шкуры в случае чего… Вдруг там люди умирают? И только они втроём могут их спасти?.. Де Местр просил не медлить, а за быстроту он мог прибавить ещё монету-другую сверху, и…

— Мы должны спасти тех, кого ещё можно, — раздался холодный как вода горной реки голос Ричарда.

Его глаза буравили изысканно выписанные буквы, а руки дрожали, но не от тяжести фолианта, а совсем по другой причине. И тут в войне за Олафа победила совесть. И чуть-чуть страха перед гневом Магуса.

— Вперёд! — скомандовал Олаф.

Он так и не смог привыкнуть к тому, что командовать-то особо некем. Везучий всё ещё видел себя во главе сорока бойцов. Сорока — а не двух… Мда… Вот она, судьба: почти никто и не выжил в передрягах.

Орк мчался к деревне быстрее, намного быстрее повозки, преодолевая за один свой прыжок два или три человеческих шага. Запах гари становился всё сильнее, а в ушах уже слышался треск сгоравших домов: толстые брусья рушились, погребая под крышами несчастных жителей.

Вот уже видны были спины напавших на деревню… Вот… Ещё немного, и…

Олаф заметил, как Рагмар остановился, словно бы ударившись о каменную стену. Спина орка выпрямилась, а из самого нутра раздался непонятный то ли стон, то ли крик.

Только через мгновение Олаф разглядел нападавших…

Высоченных орков, соплеменников (как знать, может, в самом прямо смысле слова) Рагмара.

Они смотрели друг другу в глаза долго, очень долго. Должно быть, они так разговаривали — молча, без слов. Потомки Медведя, они могли понять друг друга и так. А слова… Что — слова? Их придумали люди, чтобы скрывать за ними свой обман. Оркам же достаточно было взглядов и движений.

Люди из-за деревенского частокола кричали… Но кричали не яростно, а жалобно, умоляюще — так кричат в последние минуты своей жизни, которые так хочется продлить до бесконечности. А орки стояли, и смотрели, и не двигались с места. Вот уже поравнялась повозка с Рагмаром, и Ричард — в кои-то веки! — оторвался от книги, но орки продолжали драться. Молча. Без единого движения. Только глаза. Только взгляды — ведь и они могли бить сильнее и разить больнее, чем самый острый клинок.

Олаф и Ричард хотели вмешаться, но их что-то останавливало. Может быть, тот невидимый круг, который отгораживает двух бойцов от всего остального мира?

Орки с той стороны тоже всё никак не могли пошевельнуться: их вождь пользовался священным правом поединка. Говорят, его вытребовали себе двое первенцев из рода Медведя, дабы ни отец, ни мать не вмешивались их в борьбу. И потомкам они заповедовали: не смей тронуть двух родичей, вступивших в схватку Духа…

Враг был высокий, весь в шрамах. Ухмылка не покидала лица его — ибо застыла, омертвела, осыпалась рваным, уродливым шрамом, рассёкшим правую часть нижней губы и дошедшим до подбородка. Кулаки его, каждый размером с голову сторожевого пса, сжимались и разжимались, будто бы хватая Рагмара за горло. Но тот стоял спокойно, не шевелясь, и только пот градом лился по его затылку и спине.

Вождь улыбнулся, подался вперёд… и рухнул наземь. Судорога свела его тело, а руки тряслись в конвульсиях. Он проиграл. Орки признали своё поражение, подхватив на руки обессилевшего вождя и устремившись прочь. Олаф, не теряя ни секунды, спрыгнул с повозки и побежал к горевшим домам… Ричард отложил в сторону книгу и принялся делать пассы руками. Со стороны это смотрелось так, будто бы он зачёрпывает воду или играет в пруду, ну знаете, как мальчишки, которые хотят поднять волну побольше, да чтобы пузыри пошли! И чтоб пена, да-да, и чтоб крупные что твой глаз!

Из-за горевшего частокола показался ещё с десяток орков. Они злобно, яростно и одновременно горько смотрели на своего собрата, оказавшегося «по ту сторону» огня. Странное дело: зеленокожие не малейшего внимания не обращали ни на Олафа, ни Ричарда, — только на Рагмара. Похоже, в то мгновение был у них то ли единственный друг, то ли единственный враг. Кто знает, как оно было на самом-то деле? Может, только сам Рагмар, но только скажет ли он?

Олаф мчался в горящую деревню… И только сейчас Рагмар расслышал — сквозь треск огня и крики людей — бормотание Ричарда. Не будь у охотника натренированного годами слухами, он уж точно не расслышал бы этих звуков. Издавал ли их человек, или какое-то неведомое чудовище?

Магус прекратил руками зачёрпывать воздух и теперь стоял во весь рост, вытянув вперёд левую руку. Пальцы десницы то порхали над запястьем левой руки, то били воздух. И вот…

На ящик — более похожий на гроб — с грузом упала красная капелька. Кровь? Рагмар не мог сказать точно, но…

Пошёл ласковый, тёплый дождь. Он начался сразу, разом, мощно и весело, заливая водою горевшую деревню. Тут наконец-то Рагмар сообразил, что надо спасать людей!

Он было бросился в проём ворот, но напоролся на взгляды первых спасённых Олафом. Те желали только одного — смерти зеленокожему. Рагмар был для них тем же убийцей, только не сбежавшим. Хотя, знали ли они, куда делись другие враги? А, да пусть их!

Когда Рагмар обернулся, Ричард кулем лежал на крышке гр… то есть ящика с доспехами. Он дышал, это было легко заметно: горло трепетало, как у человека, спасённого из глубоко омута. Магус глотал воздух жадно, с запасом, так, будто бы не дышал минут двадцать. А может, и впрямь не дышал?

Дождь шёл жёлтый. Да-да, жёлтый. Осенний, хотя сейчас и было лето. И было в этом дожде что-то… нездешнее, запоздавшее. Как будто бы он должен был пролиться на землю давным-давно, и совсем не здесь. Жёлтые капли падали на язык Ричарда, на губы — губы, растянутые в улыбку. И радовался он чему-то нездешнему. В самом деле, из какого мира он был, Магус, не желавший отрывать своего взгляда от книг, погружавших его в не-здесь-и-не-сейчас?

* * *