В ЮГОСЛАВИИ

В полдень на магазинных дверях появятся замки: они будут висеть до четырех часов дня. Люди, возвращающиеся с работы, могут лишь через стекло обозревать товары.

Я сперва не мог понять, почему горожане так внимательно, вдумчиво разглядывают витрины закрытых лавок: ведь они видят все это каждый день, новые модели появляются не так уж часто. Но, оказывается, дело не в моделях, а в ярлычках.

Вон на ярлычке возле пары отличных башмаков написано: «4 800 динаров». В соседней витрине их близнецы стоят 4 750 динаров. Через квартал вы снова обозреваете знакомые башмаки, но вас огорчает цифра: «4 900». Башмаки одинаковые, цены разные: конкуренция! Завтра, может быть, именно здесь повесят плакат «распродажа», перечеркнут цифру «4 900» и напишут «4 725». Может быть…

Мне объяснили, что в стране «эластичная торговая политика». Торговые предприятия сами устанавливают цены на товары, сообразуясь с рынком. Торговля есть торговля, говорили мне, тут нужна эластика, гибкость.

За этой то «эластикой» покупатель и следит с вполне понятным интересом. Белградский журнал «Еж» напечатал даже забавную карикатуру, изображающую потасовку возле магазина, объявившего распродажу по сниженным ценам.

В Югославии частник почти вытеснен из торговли как посредник. Однако он свободно торгует тем, что производится в его кустарной мастерской. Частные кондитерские, пекарни, сапожные, портновские мастерские можно всюду увидеть, но особенно много их в старой, «экзотической» части Сараева, на площади Чаршия.

Возле этой площади — самая главная из семидесяти двух городских мечетей, которую «неверные» туристы тоже могут осматривать за умеренную плату. А сама площадь! Совсем лишним кажется здесь красный двухэтажный автобус, въехавший в царство ровесников конки — лавчонок, облепивших стенки мечетей, крохотных мастерских, «комиссионов» — попросту говоря, заведений старьевщиков, перепродающих разный хлам.

Впрочем, рядом вывеска с приметами XX века: «Электропекарь». Это скорее всего только реклама: электроэнергия дорога, и ее, несмотря на большое строительство гидростанций, все еще не хватает: даже в Белграде осенью 1956 года в некоторых районах пришлось вспомнить о свечах и керосине.

Но вот что забавно: сосед «электропекаря» решил переплюнуть конкурента и повесил вывеску: «Модерна пекара Стевана Кешича». Раз «модерна», то уж это нечто такое, что дальше ехать некуда!

Я захожу в мастерскую Сафета Пашевича. Сафет торгует сумками и ремнями, которые тут же выкраивает.

— А а, — хитренько улыбается Сафет, — из Советского Союза? Там ведь у вас нет нашего брата?

— Есть, есть, — уверяю я.

— Нема, нема! — упрямо твердит он и добавляет назидательно и строго: — Надо, чтобы и у вас было больше льгот приватнику (частнику).

Оказывается, Сафет не так давно работал на фабрике. Почему ушел? Опять плутовская улыбка:

— Хотел уступить место другому, с биржи труда.

Экий славный малый, печется о безработных…

— Ну, а как с заработком?

— Там было девять тысяч динаров в месяц.

— А тут?

— Доста, доста (достаточно, хватает)! — хохочет Сафет.

Его сосед, старый Махмут Лазович, настроен не так весело. Он мастерит «нанулы» — нечто вроде сандалий на деревянной подошве. Ох, тяжко, тяжко! Надо платить мечети за эту вот конуру, а потом — налоги. Растут они, налоги, растут…

Все же доход старого Махмута Лазовича, судя по его словам, примерно в полтора раза выше заработка фабричного рабочего.

В узком переулочке ушам больно от перестука множества молоточков. Здесь из листовой меди делают на наковальнях кофейники, котлы, подносы, ибрики — кувшины для переноски воды на голове, — позолоченные мониста. Для исповедующих ислам ожерелья составляются из кружков с миниатюрными минаретиками, для православных — из кружков с изображением креста: мода приспосабливается к вере…

— Умирает наше дело, — скорбит Ибрагим Баш чаршович, — ибрики никто не покупает, медь дорога. Вся надежда на туристов.

А площадь шумит неумолчным прибоем. В харчевнях, где кухня составляет с залом одно целое, колдуют над котлами с адскими блюдами. По моему, они готовятся из смеси черного и красного перца и предназначены для того, чтобы начисто сжигать слизистую оболочку. Но народ кругом здоровый, красивый, рослый и ест огнедышащие блюда с таким аппетитом и с таким смаком…

От четырех до восьми вечера открыты все магазины. К прилавкам не сразу протолкнешься, продавцы сбиваются с ног. Горят огни витрин. И на минаретах тоже зажглись огоньки. Муэдзин зовет правоверных на молитву, но радиола маленького ресторанчика перебивает его повизгиваниями «буги вуги».

А кто то открыл окно на улицу и в полутемной комнате поет старинную боснийскую песню — мелодичную, грустную, широкую, немного напоминающую, пожалуй, песни волжских татар.

НА ПРЕДПРИЯТИИ „ИВАН МИЛУТИНОВИЧ"

«По всему миру множество людей знает, что Югославия

страна храбрых партизан, страна, в которой живет Тито, страна рабочих советов…»

Эта не очень скромная цитата из недавно вышедшей в Белграде на русском языке книги показывает, какое место отводят наши югославские друзья своей системе управления предприятиями. Книга называется «Рабочие управляют фабриками» и имеет завлекательный подзаголовок: «Мечта, постепенно становящаяся действительностью». Написал ее Ашер Делеон.

Мне довелось в той или иной степени ознакомиться с рядом югославских предприятий, и, естественно, с некоторыми сторонами практической деятельности их рабочих советов. В частности, я бывал на белградском предприятии «Иван Милутинович» и на его производственных участках, разбросанных по стране.

* * *

Улица Караджорджева протянулась через приречный район Белграда. У входа в длинное, полубарачного типа здание вывеска: «Предприятие речных путей «Иван Милутинович». Здесь!

Я не без волнения открываю дверь. Мне предстоит присутствовать на совещании рабочего совета предприятия. Друзья из секретариата информации так торжественно сообщили мне об этой возможности, что их настроение невольно передалось мне.

Однако на совещание я попадаю не сразу: ждут, пока подъедут другие иностранные корреспонденты. В тесном кабинетике директора, где нет ни ковров, ни кожаных кресел, ни бессмысленно монументального чернильного прибора, мне тем временем рассказывают историю рабочих советов.

Они, говорит заместитель директора Боривое Томич, созданы в Югославии в 1950 году, когда особенно развернулась борьба с централизацией. Каждое предприятие получило большую самостоятельность. Были ликвидированы многие министерства.

При слове «министерство» Томич фыркает, остальные, собравшиеся в кабинете, хохочут, подмигивают друг другу. В чем дело? Оказывается, один из друзей Томича был недавно в Советском Союзе, обедал в ресторане и…

— Понимаете, он взял минеральной воды, — давится смехом Томич, — а на бутылочной этикетке написано: «Такое то министерство». Будто министерство само делает минеральную воду! Бюрократическая формалистика!

Так вот, продолжает Томич, когда прошла децентрализация, тогда то с вывесок предприятий сняли гербы, закрасили слова «государственный», «республиканское», «уездное», а на стены прибили мраморные доски, где золотыми буквами было написано, что предприятие передано на управление коллективу. Органом же этого управления и является рабочий совет.

Он избирается всем коллективом и обсуждает самые главные вопросы. Какие, например? Ну, скажем, он утверждает основные планы, вырабатывает правила предприятия, которые потом утверждаются в высших инстанциях, обсуждает инвестиционный план, занимается балансом. Сегодня можно увидеть, как это происходит.

По закону совет должен заседать не реже одного раза в полтора месяца. Менее важными вопросами, начиная от норм выработки, месячных оперативных планов и кончая предоставлением отпусков, занимается избираемый рабочим советом его исполнительный орган — правление, или, как его обычно называют, комитет управления. В этот комитет автоматически, по должности, входит и директор.

— За прошлый год, — говорят мне, — совет и его правление приняли около трех тысяч решений по разным вопросам.

Три тысячи! Я прикидываю: получается по 8,2 решения в день! Но неужели все это множество вопросов, среди которых, наверное, попадались и мелкие, нужно было непременно обсуждать на заседаниях?

— Ну, пожалуй, не обязательно все. Но таковы форма, порядок.

Между тем приехали шведский и румынский журналисты. Должен был еще явиться представитель французского католического журнальчика («Не беспокойтесь, вполне прогрессивного направления», — для чего то сообщили мне), но ждать его не стали.

Нас провели в большую комнату, где рабочий совет, заседавший с раннего утра и уже обсудивший изменения в инвестиционном плане и тарифно квалификационном справочнике, как раз должен был перейти к третьему пункту повестки дня — рассмотрению баланса предприятия за семь месяцев.

Вокруг длинного стола, покрытого зеленым сукном, сидели двадцать три человека. Комната была обставлена весьма скромно. В углу на постаменте стоял бюст Иосипа Броз Тито, а на стене под надписью «Живео друг Тито» — портрет тов. Тито в военно морской форме. Стены украшали также цветные репродукции картин югославских художников.

Джордже Касич, председатель рабочего совета, металлист, член общинного комитета Союза коммунистов, продолжил совещание.

Началось продолжительное чтение баланса. Как это знает каждый из нас, ловить на слух десятки цифр и вникать в их смысл — дело нелегкое…

Чтение окончено. Желающих немедленно вступить в дискуссию по балансу не находится. Председатель объявляет:

— Слово имеет друг директор.

Директор Дмитрие Попович рассказал совету о договорах, заключенных им на будущее. Чтобы захватить работы на левом берегу Дравы, ему пришлось выдержать настоящий бой с конкурентом — загребской «Гидротехникой». Но на аукционе, или на торгах, где окончательно решался вопрос, кому сдать подряд, «Иван Милутинович» резко сбавил цену. Он предложил выполнить работы на целый миллион динаров дешевле, чем бралась «Гидротехника», и выбил конкурентов из седла.

Заметив движение среди членов совета, директор поспешил тут же добавить, что даже при этой скидке подряд вполне выгоден. Ну, затем порт в Прахове: работы там остались за предприятием без аукциона, поскольку оно несколько лет назад уже начинало их. А вот насчет строительства новых причалов Белградского порта сторговаться с заказчиком так и не удалось: он

предлагает за работу слишком мало, и предприятию это невыгодно.

В заключение директор сказал, что, по его мнению, предприятие может выполнить годовой план к 29 ноября — Дню республики.

Говорил он живо, образно, весело. Энергия в нем била через край. Окончив речь, он присел на край стула, готовый каждую секунду вскочить, вставить слово, бросить шутку.

Председатель рабочего совета Джордже Касич, напротив, выступил несколько сдержанно, суховато. Он выразил надежду, что все будут иметь в виду желательность выполнения плана ко Дню республики.

Снова взял слово директор. Для успеха дела, сказал он, решено… Нет, еще не решено, но если совет одобрит, то на те участки, где непогода мешает работе, будет отправлено вспомогательное оборудование, кое какая одежда.

После этого наступила продолжительная пауза, хорошо знакомая и нам, грешным, по опыту не самых удачных собраний…

— Вот тут есть представитель строительства «Дунай— Тисса — Дунай», может, он хочет выступить? — в голосе председателя прозвучала надежда.

Начальник строительства канала молодой инженер Борисав Филиппович встал — ростом он оказался под потолок — и пожаловался, что часть землеройных машин не оправдывает себя на тяжелых грунтах, давая двадцать кубометров в час вместо ста двадцати. Он предложил не брать новых работ, пока предприятие не закупит хорошие механизмы и не освоит по настоящему те, которые имеет.

— Активнее, другове, активнее! — призвал председатель. — Баланс — вещь серьезная.

Откликнулся друг Сторбец, который в предельно краткой речи попросил, чтобы строителям плотины на Врбасе поскорее прислали резиновые сапоги: от дождей там все раскисло.

Директор не без горячности возразил ему, что на всех сапог не напасешься. Разве не в Врбасе какие то растяпы утопили четыре пары резиновых сапог?

Затем высказался председатель комитета управления Любомир Янкович, отметивший, что за последнее время предприятие улучшило работу и, видимо, окончит год с прибылью.

Последним выступил друг Морич, предложивший известить об итогах выполнения плана весь коллектив.

На этом обсуждение баланса предприятия за семь месяцев закончилось.

Гораздо оживленнее обсуждались вопросы в «разном», при утверждении решений комитета управления. Зашел спор о том, стоит ли посылать инженеров в Советский Союз, Италию и Чехословакию для того, чтобы они ознакомились там с новыми методами гидротехнических работ. В принципе никто не возражал против посылки, но выражались опасения, что это обойдется слишком дорого. Директор успокоил спорщиков: возможно, поездки состоятся на основе взаимного обмена и не отразятся на прибылях предприятия.

В заключение совет после дискуссии утвердил несколько премий и наград инженерам, старейшему рабочему и председателю рабочего совета.

Когда все кончилось и корреспонденты фотографировались вместе с членами рабочего совета и директором, я спросил у Джордже Касича, удовлетворен ли он сегодняшним заседанием.

— Разумеется, многим пока еще трудно разбираться в балансе или инвестициях, но мы организуем курсы изучения экономики, — неопределенно сказал председатель рабочего совета. — В нашей практике еще имеются отдельные недостатки…

— Может быть, кое что носит пока несколько формальный характер?

Но с этим Джордже Касич не согласился.

# * *

Когда я вернулся из Югославии, один знакомый спросил меня:

— Правда, что там на заводах рабочие сами себе выбирают директора, а если один не понравился, прогоняют и берут себе другого?

Я показал ему последние югославские бюллетени, в которых учтены и действующие законы и сложившаяся практика. Вот что там написано:

«Директора предприятия назначает общинный народный комитет».

«Рабочий совет предприятия не имеет права сменять директора».

Правда, в комиссии общинного народного комитета (он примерно соответствует нашему районному Совету), которая по конкурсу отбирает подходящих директоров из числа желающих занять этот пост, треть составляют представители рабочего совета предприятия. Они могут отстаивать свое мнение.

Дмитрие Попович на предприятии «Иван Милутинович» работает уже несколько лет. До этого он был заместителем министра, ведающего речным флотом и речными путями Югославии. Когда министерство ликвидировали, как говорит Попович, «за полнейшей ненадобностью», он стал директором и чувствует себя здесь на своем настоящем месте.

Мы говорим о взаимоотношениях директора и рабочего совета. Друг Попович полон энтузиазма. О, он вполне доволен рабочим советом! Рабочий совет, не вмешиваясь в оперативное руководство, в то же время берет на себя основную долю ответственности за все дела. А разве может директор не быть благодарным комитету управления за то, что он занимается, например, и такой неприятной штукой, как рассмотрение всяческих жалоб, могущих служить поводом для конфликтов внутри коллектива?

— Ну, а если совет будет недоволен вашей работой?

Видимо, друг директор не допускает такой мысли. Но если бы рабочий совет и попросил о смещении директора, а комиссия при народном комитете не нашла бы для этого веских оснований, то директора оставили бы на месте. При этом народный комитет может распустить рабочий совет и назначить новые выборы. Если же и новый совет займет ту же линию, то директора, наконец, сменят.

Не слишком ли урезаны права директора на предприятии? Нет, друг Попович этого не находит. Он ру

ководит всей производственной и коммерческой деятельностью предприятия, нанимает и увольняет работ ников, целиком отвечает за дисциплину на предприятии. Наконец в законе прямо сказано: «Рабочие и слу

жащие за свою работу на предприятии несут ответственность перед директором».

— Но тем не менее главнее всех на заводе — это коллектив и его органы самоуправления, — горячо уверяет друг директор. — Коллектив распоряжается всем всем!

Мы расстаемся друзьями, и Дмитрие Попович советует мне побывать на каком нибудь производственном участке предприятия «Иван Милутинович», — ну, хотя бы на трассе канала Дунай — Тисса — Дунай.

Я охотно согласился. Но обстоятельства сложились так, что воспользоваться приглашением мне удалось лишь месяц спустя.

ДУНАЙ — ТИССА — ДУНАЙ

Дунай — Тисса — Дунай…

Так именуется трасса нового канала, который считают крупнейшей гидротехнической стройкой страны. На некоторых картах он уже заранее нанесен жирным пунктиром, пересекающим Воеводину — ту часть народной республики Сербии, которая расположена к северу от синей извилистой линии Дуная.

Впервые я увидел Воеводину, главную житницу страны, с самолета, летевшего из Будапешта в Белград. Это равнина, распаханная от края до края. Только серые пыльные дороги да квадратики хуторских дворов остались здесь не тронутыми плугом. Может, она и походила бы сверху на нашу украинскую степь, если бы не так густо заштриховали ее бесчисленные межи полей частных хозяев.