Во имя Абартона

— Я просто хотел помочь однокурснице, — елейным голосом ответил Миро, — а эта сумасшедшая… Она… Она…

— Огрела его батоном, — спокойно закончила рыженькая. — С тебя четырнадцать пенсов.

Миро вздернул подбородок.

Мэб отмахнулась от обоих и помогла Лили подняться. Девушка поспешно одернула юбку и отвела взгляд, избегая смотреть на Миро. Было ли он тем самым соблазнителем? Мэб так и не смогла добиться от Лили Шоу правды.

— Так что все же здесь произошло?

— Я очень спешила к вам, — пробормотала девушка, — оступилась и упала. Больше ничего.

Мэб вздохнула.

— Хорошо. Будем считать, что так. Можете идти, лорд Миро, ваша помощь здесь больше не требуется. И вы, мисс?…

— Карла Клэй, — рыженькая бесцеремонно протянула руку для пожатия и сделала это так, что отказаться было невозможно. — Я открыла кондитерскую.

— Учту, — сухо кивнула Мэб. — Итак, Лили, почему же ты спешила?

Девушка подошла почти вплотную и шепнула, точно это был невероятный секрет, который следовало оберегать ото всех:

— Мне кажется, профессор, кто-то побывал в музее.

— Потрясающе! — согласилась Мэб, не сдержав смешок. Это и в самом деле было событие.

— В хранилище, — ничуть не обиделась Лили. — Перерыли артефакты, которые мы закончили сортировать.

Мэб удивленно вскинула брови. Кому вообще могло понадобиться что-то искать в университетском музее? Все самые ценные вещи — рабочие артефакты и знаменитые полотна — хранились в сейфе ректора, в главном корпусе, в профессорской. В музей относилось все то, что уже не могло принести пользу, либо же не имело особой художественной или исторической ценности. Мэб и запирать бы его не стала, кабы не некоторые, слишком склонные к шалостям студенты.

— Что-нибудь пропало? — спросила она и тотчас же поняла, что сморозила глупость. Коллекция до сих пор пребывает в таком состоянии, что ее можно разворовать потихоньку, и никто ничего не заметит. — Я сейчас приду, Лили. Дождись меня.

Мэб вернулась в паб, залпом допила сидр под удивленными взглядами мужчин и выдавила улыбку:

— Простите, доктор, Кристиан, у меня появились неотложные дела. Если я буду настроена потанцевать на балу, Джермин, один танец ваш.

Поставив стакан, Мэб выскочила за дверь и взяла под локоть терпеливо дожидающуюся ее Лили.

— Идем, взглянем на хранилище. Кому могло потребоваться в нем что-то искать?

* * *

— Каков наглец, а! — ректор раздраженно ударил кулаком по столу, так что письменный прибор из массива камня и бронзы подскочил, а чернильница задребезжала крышечкой. — Заявился и утверждает, что мои студенты… мои студенты…

У вон Грева, должно быть, дыхание перехватило от возмущения. Он замолк, потянулся за чашкой и осушил ее в два глотка. Реджинальд терпеливо ждал продолжения. Ректор неоднократно показывал, что они друзья, но, конечно, это было не так. Если уж вон Грев вызвал Реджинальда к себе, значит у него есть задание, просьба в лучшем случае.

Остыв немного, ректор смог продолжить уже нормальным тоном.

— Доктор Джермин осмелился намекнуть, что некоторые наши студенты, исключительно достойные молодые люди, ночью переправляются на лодках через озеро и устраивают дебош на территории Эньюэлса. Я, конечно же, заявил, что это невозможно.

— Но это возможно, — вздохнул Реджинальд.

Ректор развел руками и на губах его появилась мечтательная улыбка.

— Украсть талисман их команды. Превратить униформу в рубище парой простых, но действенных заклинаний. Вылить на ведомости изменяющий записи состав. Эх, право, жаль, что в мои годы там не учились девчонки. Я бы соблазнил парочку.

Реджинальд едва заметно поморщился, что, впрочем, не ускользнуло от внимания ректора.

— Все верно, Реджи, вы и в юные годы были таким же занудой, как сейчас.

— Как правило это уберегало моих товарищей от слишком опасных затей, — пожал плечами Реджинальд. — Что от меня требуется? Едва ли нотации «зануды» вразумят наших ретивых молодых людей.

— Конечно же нет. А вот амулеты надлежащего качества смогут. Такие, чтобы им надолго расхотелось покидать без разрешения территорию Университета. Сегодня на закате мы проведем ритуал, магический фон будет повышен, так что вам не составит труда…

Звучало это так, словно Реджинальду нужно пришить пару пуговиц к рубашке, а не сделать несколько дюжин артефактов самой тонкой настройки. Дело бы пошло куда быстрее, если бы можно было зачаровывать амулеты на отрывание ретивым юнцам конечностей. Но едва ли родители — все до единого знатные попечители, Реджинальд не сомневался, чьи фамилии увидит в черном списке — обрадуются, если их дети недосчитаются рук, ног, а то и голов.

— У вас будет два свободных дня на это, — продолжил ректор невозмутимо, словно задача была предельно простой. — И, конечно, можете воспользоваться лучшими материалами, я выдам вам ордер.

Реджинальд сощурился. Попасть на университетский склад — какое заманчивое предложение. Там хранилось множество ценных вещей, к которым и не все преподаватели имели доступ, в том числе дополна заряженые защитные артефакты. Пара таких здорово помогла бы ему сейчас сохранять рассудок, трезвую голову и работоспособность.

— Ректор, могу я работать дома? — поинтересовался Реджинальд, мысленно составляя список необходимого. — Это здорово сэкономило бы мне время.

— Будете собирать амулеты на кухне, — ухмыльнулся вон Грев.

— Может быть, — улыбнулся Реджинальд. — Могу и на кухне, хотя у меня оборудована неплохая лаборатория. Если мне потребуются дополнительные экраны, думаю, леди Дерован в помощи не откажет.

— Вы наконец-то поладили? — оживился ректор и принялся внимательно оглядывать Реджинальда, словно примирение с Мэб Дерован должно было как-то отразиться на его лице.

— Не сказал бы, — честно ответил Реджинальд. — Но мы с леди Дерован пришли обоюдно к выводу, что не следует мешать работу и личную неприязнь.

— Очень рад, очень рад, — вон Грев потер свои мягкие пухлые ручки. — Хорошо, вам — и только вам, Реджи, смотрите не проболтайтесь! — я разрешаю работать на дому. Я верю в вашу осторожность, но, пожалуйста, не нужно второго Лидэнс-билд!

— Тут вы можете быть спокойно, — уверил его Реджинальд.

Ректор вытащил из стопки бумаг бланк, быстро заполнил шапку, поставил подпись и минут пять потратил на поиски печати, вполголоса поругивая своего секретаря. Наконец он с улыбкой протянул ордер Реджинальду.

— Все необходимое впишите сами, вы лучше меня разбираетесь. Но постарайтесь, все же, сэкономить. Сделайте нам сотню амулетов при минимуме затрат, — и вон Грев подмигнул, как пьянчужка-лепрекон с рекламы кредитной конторы.

На языке вертелся вопрос, последует ли за это прибавка к зарплате или хотя бы премия, но Реджинальд проглотил его. Жадность до добра не доводит, и следует брать ордер, пока ректор в таком хорошем настроении. И постараться вписать в него все самое необходимое и толику излишеств, но так, чтобы никто о том не догадался.

На составление списка необходимого ушло двадцать минут и четыре порванных и сожженных в ладони черновика. Наконец Реджинальд остался доволен результатом. Список выглядел солидно, невинно, в нем было все необходимое для приготовления сотни сдерживающих юношеские порывы амулетов. И кое-что еще, легко объяснимое: что-то укрепить, что-то подкорректировать, усилить щиты, необходимые при изготовлении подобных амулетов и неизбежном выбросе энергии. Маркус Лэнт, хранитель (по большому счету тот же завхоз, но наделенный просто непомерной властью), долго изучал бумагу, поднося ее к глазами, отодвигая, сличая подпись и печать с имеющимися у него в тетрадях, словно Реджинальд мог принести подделку. Наконец он без малейшей приязни кивнул и велел следовать за ним.

Никто из профессоров не любил связываться с Лэнтом, у него зачастую невозможно было выпросить пачку бумаги. Пока Реджинальд собирал все необходимое для амулетов в коробку, хранитель не сводил с него враждебного взгляда, и пришлось применить некоторую ловкость рук. Проходя мимо стенда с готовыми и заряженными защитными амулетами, Реджинальд стащил пару, воспользовавшись давней, но не позабытой еще наукой. Цепкие пальцы и умение действовать незаметно, изящно отвлекая внимание, кормило его лет в десять, когда юный Эншо еще не помышлял о магии, а мечтал скопить деньжат и уехать в колонии. Амулеты перекочевали в карман, и Реджинальд с самым невозмутимым видом раскланялся с Лэнтом и покинул хранилище.

На западе алым полыхал закат, играя на медных крышах профессорского городка. Без уродливой громады Лидэнс-билд было все еще неуютно, но следовало признать — то здание куда лучше смотрелось бы в Эньюэлсе с его причудливой и вместе с тем бесцветной современной архитектурой. Воздух слегка дрожал от творимой магии. В подвале главного здания шел первый этап ритуала. Реджинальд так и не смог за годы пребывания в Университете понять, есть ли от всего этого какой-то толк, но привычно радовался, что низкое происхождение не позволяет ему войти в почтенный круг. От такого количества сырой, свободной, ничем не сдерживаемой магии у него начиналась мигрень. Сила плыла в воздухе, рассыпалась огоньками.

Реджинальд быстрым шагом пересек лужайку и нырнул под своды зачарованной рощи. Привычно упал полог тишины, и словно отрезало неприятное магическое воздействие. Поставив коробку с материалами и инструментами на край скамейки, Реджинальд сел рядом и прикрыл глаза, пережидая магическую бурю. Она бушевала за зелеными стенами еще минут пятнадцать, а потом, как подсказало чутье, пошла на убыль. Тогда Реджинальд поднялся и, пройдя рощу насквозь, спустился к озеру. Над водой поднимался туман, пурпурный от насыщающей его магии. Он вихрился и в десятке метров от берега вставал стеной, отмечая границу владений Абартона. Что ж, по крайней мере сегодня студенты остерегутся соваться на тот берег озера.

А Реджинальд дошел неспешно уже в сумерках. Живот сводило от голода и ставшего привычным желания. Казалось, его можно побороть, но Реджинальд понимал, что это только иллюзия. Что ж, с проблемой следует покончить немедленно, потом хорошенько выспаться и приступить к амулетам. Сперва, конечно, изучить и поставить защиту и попытаться как-то блокировать воздействие «Грез». В том, что сотня амулетов будет готова к послезавтрашнему утру без особых усилий, Реджинальд не сомневался.

Он поднялся на крыльцо, шагнул в прихожую и замер. Из гостиной доносился тихий плач. Звук обычный для Университета, здесь постоянно кто-то что-то оплакивает, но только не леди Мэб Дерован. Реджинальд поставил коробку на ступени, шагнул в комнату и нашарил выключатель.

— Леди Мэб, что с вами?

Глава тринадцатая, в которой намечается перемирие

Усталость копилась больше недели, и вот теперь выплеснулась, навалилась на Мэб, лишая способности соображать ничуть не хуже зелья. События последних часов воспринимались почти сном, Мэб не была до конца уверена в их реальности. Она сходила с Лили в музейное хранилище, где и вправду был больший, чем обычно, беспорядок. Тщательно заперла дверь, сдала ключ на вахту — как делала не всегда. А потом отправилась в подвал Главного корпуса, где готовился ритуал. Все это Мэб помнила, и в то же время, это казалось сном. Она чувствовала, как во время обряда, рождается магия, проходит сквозь ее тела, изливается в воздух, но с другой стороны это было совершенно нереально.

И она не могла вспомнить, как оказалась дома.

Полулежа на кушетке, противно скрипящей при малейшем движении, Мэб смотрела безучастно в окно, где давно уже отгорел закат и сгустилась тьма. Не хотелось думать — вообще. Ни о скором приходе Реджинальда Эншо, ни о «Грезах», ни о свершенном ритуале. Стоило только задуматься о последнем, и начинало казаться, что Мэб напутала что-то, и теперь все пойдет наперекосяк.

Напомнило о себе вожделение, но и оно сейчас было каким-то вялым, слабым, словно начало уставать, если такое возможно для чар. Мэб никогда не слышала про утомленные, утратившие силу, подобно людям, чары, но это было бы забавно.

Скрипнула дверь, спустя мгновение вспыхнул свет и низкий голос с раскатистым, волнующим «эр» произнес:

— Леди Мэб, что с вами?

Странное дело: ни одного «эр» не было произнесено, но оно, проклятое звучало в ушах Мэб, заставляло вибрировать нервы, щекотало кожу. Мэб вздохнула и попыталась подняться. Когда ей это не удалось — мышцы были, как желе — Мэб махнула вяло рукой.

— Эншо, давайте вы сегодня как-нибудь сами, а я просто полежу.

— Это начинает напоминать брак, — проворчал Реджинальд, быстрым шагом пересекая комнату. Присев на корточки, он твердыми пальцами взял Мэб за подбородок, заставляя поднять голову. — Так.

Это «Так» Мэб совершенно не понравилось. В одно короткое, резкое слово уместилось слишком многое: раздражение, понимание, толика гнева и очень много возбуждения. Тело отозвалось на близость мужчины, к которому так тянуло. И вот тут наблюдалось странное, даже страшное противоречие: сил у Мэб не было на то, чтобы пошевелиться, а внутри все горело, жаждало объятий, грубого, сильного, торопливого соития, удовлетворения. Не-ет, отзывалась тянущей боль каждая мышца, давай просто полежим. На это чары отзывались своей болью.

— Вы плакали? — Реджинальд усадил ее, оперев на спинку диванчика, точно безвольную тряпичную куклу. Там, где он касался, тело пылало огнем. Запах щекотал ноздри. Возбуждение накатывало, вдавливало Мэб в землю, причиняло боль.

— Я… не знаю, — Мэб сморгнула, пытаясь вернуть себе способность связно мыслить. Все плыло, кружилось, перед глазами плясали цветные искры. Наколдованная страсть мешалась с усталостью и Мэб не была уверена, что переживет то самое ожидаемое бурное соитие.

Рука, почти грубо удерживающая подбородок — воображение, от которого Мэб не ожидала подобной разнузданности, подкинуло пару пикантных, на грани, картинок — повернула голову вправо, влево, изучая лицо. Пальцы оттянули веко. Мэб снова сморгнула и попыталась отстраниться, однако, раздираемая противоположными желаниями, упала в объятья Реджинальда. От него пахло травами, дорогим алкоголем, магией, сырым волшебным туманом, что сейчас окутывал озеро. Эти ароматы хотелось пить, они дурманили голову подобно чарам. Они дурманили голову благодаря чарам.

— Нет, так не пойдет! — Реджинальд резко отстранился.

Мэб застонала. Тело налилось сладкой болью, грудь пульсировали, между ног было горячо и влажно. Сейчас, сейчас, бормотала она, возьми меня. Пальцы впились в перламутровые пуговицы рубашки, слишком мелкие. Ну кто из мужчин сейчас носит перламутровые пуговицы?! Мы живем в прошлом веке? Мэб едва не застонала от досады, неспособная сию же секунду получить желаемое. Они должны быть голые. Немедленно. Голые, сплетенные прямо тут, на возбуждающе скрипящей кушетке. Пальцы справились наконец с двумя пуговицами из бесконечного ряда, скользнули под рубашку по гладкой коже. Втянула носом возбуждающий аромат.

Хлесткий удар по лицу отбросил ее на кушетку.

— Что вы выпили? Бесполезно, — в голосе Реджинальда звучала досада вкупе со знакомой сексуальной хрипотцой. Ни у кого из любовников Мэб (коих было, следует признать, трое, включая этого) не было такого волнующего голоса. — Леди Мэб! Мэб, черт бы тебя побрал!

Фамильярности и ругательства звучали тоже очень возбуждающе. Мэб купалась в звуках этого голоса, в прикосновении сильных рук, сжимающих ее тело. Горячее, возбужденное тело ощущалось сквозь слои одежды, которой и на Мэб было чересчур много. Ну кто только придумал все эти форменные мантии, жакеты, платья, нижнее белье! Почему столько препятствий на пути к счастью.

Ледяная вода оказалась для истерзанных, струнами натянутых нервов Мэб слишком серьезным испытанием. Острое, схожее с оргазмом чувство охватило ее и швырнуло во мрак.

В себя она пришла от холода, стуча зубами, слыша собственные ругательства. Оставалось только гадать, откуда Мэб знает все эти слова и как только хватает воображения соединять их подобным образом.

— Пришли в себя?

Мэб подняла голову и свирепо посмотрела на Эншо. Возбуждение и усталость никуда не делись, но гнев оказался сильнее. На мгновение почудилось, как руки сжимаются на горле мужчины. Мэб медленно разжала пальцы, стискивающие бортик ванны, и поднялась. С одежды ее текла ручьями холодная вода.

— Грозно, — прокомментировал Эншо и поймал ее, поскользнувшуюся на кафельном полу, за талию. — Особенно это. Где у вас полотенца?

— Идите к черту, — посоветовала Мэб.

Она с радостью приняла бы помощь сейчас, когда тело сковывали боль, усталость и неудовлетворенное вожделение, но только не от него. Эншо, впрочем, и сам уже, не смущаясь, обыскал шкафчик, достал полотенца, постоял пару мгновений, разглядывая Мэб, и отложил их в сторону. Пальцы проворно, куда лучше, чем вышло бы сейчас у нее самой, справились с крючками, и мантия тяжело соскользнула с плеч и с плеском шлепнулась в ванну. За ней последовал жакет. Когда мужчина взялся за застежку платья, Мэб наконец очнулась и попыталась остановить его, зная, впрочем, что прикосновение приведет только к одному: они окажутся в объятьях друг друга прямо здесь, на полу, совокупляющиеся, как дикие животные.

— Стойте смирно, — процедил Эншо сквозь зубы. — Вы простудитесь.

Мэб замерла, не сводя глаз с проворных длинных пальцев — у него были очень красивые руки, не то, что ждешь от простолюдина. Они одну за другой подцепляли пуговички и доставали из тугих петель, и в самом этом действе было нечто эротическое. Груди заныли, Мэб невольно выпятила их, подставляясь под ласку. Ниже, ниже, застежка идет до живота, и вот уже пальцы задевают отвердевшие соски, вызывая стоны.

Платье упало на пол, и Мэб переступила через него. Была некоторая несоразмерность: она стоит в одном шелковом белье, мокром, прилипшем к телу, а Реджинальд даже пиджак не снял, жилет по прежнему застегнут, и только галстук сдвинут в сторону, да пара пуговиц на рубашке расстегнута. Мэб потянулась к нему, но Эншо поймал и крепко сжал ее запястья.

— Нет!

— Да! — выкрикнула Мэб. — Сейчас!

— Мэб, — Эншо вновь упустил «леди», но сейчас это было неважно. — Вы под наркотиком, в конце концов, это опасно. У вас может сердце не выдержать.

— У меня великолепное здоровое сердце! — процедила Мэб.

Эншо опустил взгляд на ее грудь, словно пытался выискать это самое сердце, и облизнул пересохшие губы. А потом видимым, титаническим усилием поднял глаза и посмотрел Мэб в лицо.

— Вы переоденетесь, выпьете кое-что, и мы поговорим, как разумные люди.

Медленно, пятясь, он вышел из ванны, а потом развернулся и бросился наутек, словно бежал от страшного чудовища, а не от первой красавицы королевства. К глаза подступили злые слезы. Ею пренебрегли! Какой-то частью рассудка, что еще сохраняла способность трезво мыслить, Мэб понимала, что ничего особенного не произошло. Их ничего не связывает, кроме зелья, и этой связи они не хотят вовсе. Но разум пасовал перед лихорадочными фантазиями.

Мэб содрала с себя белье, чулки, стиснула груди обеими руками и застонала. Нет, не поможет. Как не поможет и рука, скользнувшая по животу вниз, тронувшая завитки волос, коснувшаяся возбужденного, набухшего клитора. Ничего не способно принести ей успокоение, кроме мужчины, так позорно бежавшего. Выругавшись, Мэб шагнула в спальню, совсем крошечную, упала на кровать ничком и принялась лихорадочно натирать рукой промежность, пытаясь унять жар. Все без толку. Боль неутоленного желания только усиливалась, словно оно подпитывалось этой попыткой самоудовлетвориться.

Мэб снова выругалась, поднялась, вытирая пальцы о край покрывала, схватила халат и завернулась в него. Бархат обнял трепещущую кожу, пощекотал соски. Мэб сжала ноги, пытаясь унять пожар.

— Я внизу! — крикнул Эншо, и внутри все завибрировало.

Не потрудившись запахнуть халат, Мэб сбежала вниз, едва не споткнувшись о стоящую на нижней ступени коробку.

— Осторожнее, — запоздало предупредил Эншо. — Там коробка. Я на кухне.

Мэб сделала последние два шага и замерла в дверях. Халат, распахнутый, оттеняющий своей сапфировой синевой белизну ее кожи, в любое мгновение готов был соскользнуть с плеч и упасть на пол. Эншо окинул ее взглядом одновременно возбужденным и неодобрительным и протянул стакан.

— Выпейте.

— Что это? — Мэб с подозрением принюхалась.

— Лекарство. Нейтрализатор. Успокойтесь уже и пейте, Мэб. У меня по фармацевтике диплом с отличием.

Это почему-то успокоило Мэб. Она была сейчас противоречива, неспособна связно мыслить, сконцентрирована на одной идее, подчинена… да, подчинена этому мужчине. Ради того, чтобы он взял ее, Мэб готова была пойти на все. И она сделала глоток лекарства, горького, как лекарству и положено.

— До дна, — кивнул Эншо, продолжая ее разглядывать.

И Мэб вновь послушалась и допила содержимое стакана залпом.