Королевы из захолустья

Вознаграждение в две тысячи золотых луидоров за помощь в возвращении драгоценностей делу не помогло. Газетные писаки обливали красавицу Дю Барри потоками грязи, суровый Сен-Жюст окрестил ее «бесстыдной Мессалиной». Между тем мадам Дю Барри поспешила в Англию. Английский агент по фамилии Паркер Форт сообщил, что кое-какие из ее драгоценностей попали в руки английским ювелирам, она должна была их опознать.

Революция была в разгаре, а Жанна Дю Барри ездила из Франции в Англию и обратно в надежде вернуть свои сокровища. Впрочем, надежда была невелика: по английскому закону преступника можно преследовать только на той территории, где было совершено преступление…

Но драгоценности стали всего лишь предлогом. Жанна взяла на себя опасную роль тайного агента – она помогала королю и роялистам.

Грабителей арестовали, на драгоценности наложили секвестр, Жанна Дю Барри никак не могла добиться, чтобы ей их вернули. Снимем шляпы перед честными англичанами!

Через Форта Жанна познакомилась с другими агентами, с эмигрантами. Она продолжала служить посредницей и возить письма. Разумнее всего для нее было бы не возвращаться во Францию, но она не могла жить без Луи де Бриссака и своего Лувесьена.

В ее любимом Лувесьене страшным летом 1792 года революционеры бросили к ее ногам окровавленную голову ее возлюбленного де Бриссака. На дом и имущество Дю Барри был наложен арест, и все же, уехав в Англию, она вновь вернулась на родину. Ее арестовали по доносу Замора, чернокожего слуги, которого она вырастила и довольно долго держала у себя в доме. Ее посадили в тюрьму Ла Форс и 22 сентября 1793 года приговорили к смертной казни.

Конец ее был жестоким. Красавица, созданная для радостей жизни, проявила мужество в час страшной болезни Людовика XV, была стойкой во время изгнания, храброй, работая тайным агентом и перевозя письма, но испугалась зловещей гильотины и свирепой радости собравшейся толпы. Ноги ей отказали, на эшафот ее пришлось тащить волоком, а она плакала и умоляла:

– Еще секундочку, господин палач, еще одну крошечную секундочку!

Как будто мольбы обезумевшей женщины могли что-то изменить. Миг, и все еще прелестная головка упала в ящик. Дю Барри была казнена 8 декабря 1793 года. Королеву казнили на два месяца раньше…

Екатерина I, императрица всея Руси

Служанка в пасторском доме

В июле 1702 года война, которую вел русский царь Петр I против шведского короля Карла XII, была в полном разгаре. Противники стоили друг друга: Петра к его тридцати годам называли Великим, а Карл заслужил прозвание Северного Александра в память об Александре Македонском. Борьба велась напряженно, и фортуна склонялась то к одной, то к другой стороне. На севере Польши город Мариенбург, в прошлом крепость тевтонских рыцарей, перешел во владение русских, которыми командовал князь Шереметев.

Швед, комендант крепости, принял решение взорвать ее вместе с гарнизоном и предложил тем жителям, которые не хотят погибнуть, покинуть город до того, как цитадель будет уничтожена. Многие жители, не желая быть погребенными под обломками, воспользовались его предложением. Был среди них и один почетный гражданин, пастор Глюк. Вместе с семьей и служанкой, нагруженной всем, что только можно было унести, пастор поспешно двигался в сторону русских аванпостов и, разумеется, был арестован.

Калмыки, в чьи объятия так безоглядно бросился пастор, выглядели очень страшными. Хорошо, что Глюк владел несколькими языками: он любезно предложил свои услуги, и офицер решил, что пастор может быть полезен в качестве переводчика. Пастора препроводили к старому маршалу Шереметеву. Тот, не медля, проверил возможности Глюка и решил, что он может пригодиться в Москве, и пастор с семейством был отправлен в Немецкую слободу.

С семейством, но без служанки. Что же касается служанки, то так до конца и не выяснено, как ее звали: Элена-Катерина, Мария или Марта Скавронская? Или, быть может, при крещении ей дали все эти четыре имени. Зато совершенно ясно другое: эта крепкая, свежая, светловолосая девушка лет семнадцати – пышногрудая, круглолицая, с вздернутым носиком и большими, тоже круглыми, голубыми глазами – была идеалом красоты в глазах военных. Впрочем, когда пастор с семейством предстал перед маршалом, служанки с ними уже не было. Как только она появилась среди русских, ее приглядел и забрал себе драгун по фамилии Демин. Забрал и незамедлительно уложил в постель без большого сопротивления со стороны девушки. Она обладала редкостным хладнокровием, с одной стороны, а с другой – столь же редкостным, если не сказать, вулканическим темпераментом. Подобное гусарское приключение случилось с ней не впервые.

Она родилась в Ливонии, родители ее были поляками-кальвинистами. Катерина – мы будем с самого начала называть ее этим именем, когда началась русско-шведская война, работала на ферме. Через ее родину прошло немало солдат разных национальностей, в том числе и польских. Кто-то из них и воспользовался красотой девушки. Она до того нравилась солдатам, что ее хотели забрать в солдатский бордель. Спас ее от такой судьбы шведский драгун Иохан Рабе, человек с коммерческой жилкой. Он женился на ней, но исключительно для того, чтобы выгодно продать жену одному литовцу, чье имя история не сохранила. Известно только, что литовец торговал женой, забирая себе денежки. Литовца забрали на войну, избавив Катерину от злонамеренного защитника, а она, не желая больше попадаться в лапы проходимцев и циничных любителей наживы, сбежала в город и устроилась работать служанкой к пастору Глюку. Пастор не пожалел, что взял к себе в дом Катерину, она оказалась настоящим сокровищем. Вскоре о ней стали говорить как о лучшей служанке в Мариенбурге за ее умение присматривать за детьми, готовить, стирать, а главное, гладить. Катерина работала так добросовестно, что пастор сделал ее экономкой и выдал замуж за трубача, шведа по фамилии Крузе[9].

После взрыва в крепости Катерина осталась вдовой: трубач превратился в дым. Большого горя его смерть Катерине не причинила, она его едва знала и теперь приготовилась служить своему новому хозяину, как служила предыдущему. Но ее призвал граф Шереметев.

Генерал-фельдмершал, взглянув на свежую красотку, вновь почувствовал себя молодым. Что могло быть лучше такой помощницы в долгие зимние вечера? Вскоре она, правда, ему наскучила, слишком уж простовата для человека с утонченным вкусом. Но тут на ее пути появился человек-судьба, Александр Меншиков, ближайший друг царя и любитель пышногрудых красавиц. Он приблизил к себе Катерину, поселил у себя в доме и сделал официальной фавориткой. Меншиков был гораздо моложе Шереметева и куда его привлекательней, так что молодая женщина не желала для себя ничего лучшего. Она на всю жизнь сохранит к нему благосклонность и много позже, став всемогущей императрицей, сделает его своим первым министром и… фаворитом.

Настал день, когда царь Петр прибыл в лагерь и, разумеется, вечером отправился ужинать к своему другу. Меншиков постарался угостить царя как можно лучше, распоряжалась за столом Катерина, делая вид, что не замечает, с каким вниманием черные глаза гостя следят за ней, как он наклоняется к Александру и что-то шепчет ему на ухо, глядя на нее, как они оба смеются. Вскоре царь заговорил и с самой Катериной. Пошутил, о чем-то спросил. «Он нашел ее остроумной, – пишет один из адъютантов, и закончил с ней свой шутливый разговор просьбой принести в его комнату свечу, когда он отправится спать».

Просьба не оставляла сомнений о последствиях, но Катерина и не подумала возражать. Петр был царем! К тому же недурен собой: темные волосы, темные глаза, крепко скроен и ростом чуть ли не два метра. Петр страстно любил сражения, работу на свежем воздухе, вино и женщин. Эта пришлась ему по нраву, и когда она принесла ему свечу, он оставил красавицу у себя до утра. С этой ночи Меншиков и Петр делили Катерину. Меншиков успел и раньше привыкнуть к такой двойственности в походной жизни, но на этот раз горько сетовал на судьбу, потому что привязался к любовнице.

Делили они ее недолго. Молодая женщина, которая ничему не удивлялась, была при любых обстоятельствах весела, не боялась ни тягот, ни усталости и всегда была горяча в постели и за столом, оказалась именно такой, какая была нужна Петру. Его жена, Евдокия Федоровна, знатная, красивая и скромная, была слишком набожной и хранила верность старинным обычаям, которых терпеть не мог Петр. За причастность к стрелецкому заговору, о котором Евдокия понятия не имела, но которым Петр воспользовался как предлогом, она была пострижена в монахини и отправлена в монастырь в Суздаль. Разумеется, у Петра не было недостатка в женщинах, но с Катериной, которую он стал называть Катенькой, он не захотел расставаться.

Уезжая из военного лагеря, Петр сказал Меншикову, что забирает Катерину с собой. Взамен Петр оставил в полное распоряжение друга одну из их общих любовниц, Дарью Арсеньеву, и посоветовал на ней жениться. Пришлось Меншикову этим удовольствоваться.

А Катенька отправилась с царем в Москву. По приезде Петр поместил ее в доме одной знатной вдовы, удобном, но стоявшем на отшибе, чтобы навещать ее так часто, как ему бы хотелось.

И навещал он ее часто. Мало-помалу грозный Петр привязался к молодой женщине, всегда спокойной, веселой, готовой пойти навстречу и умевшей, как когда-то его мать Наталия, справляться с приступами тоски и головной боли, которыми он страдал с детства. Для этого ей достаточно было обнять его, как ребенка, и прижать его голову к своей пышной груди.

Бывшая служанка, с которой судьба обходилась не слишком милостиво, обладала к тому же здравым рассудком и любящим сердцем. Петр доверял ей. Всякий раз, уезжая на войну, он сожалел об их разлуке. Стоя под Полтавой, он писал ей: «Без тебя скучаю, и белью моему нет присмотра». Со времен Мариенбурга до Полтавы прошло семь лет. Катерина и Петр уже два года как были тайно обвенчаны. Тайно, потому что оба они считались находящимися в браке и четверо детей, которые у них родились, могли считаться только незаконнорожденными…

Прогулка вокруг эшафота…

Получив письмо, в котором Петр жаловался на разлуку, Катерина ни минуты не колебалась. И хотя была беременна их пятым ребенком, поспешила и приехала в Полтаву и до блестящей победы радостно и охотно делила с мужем лагерную жизнь. Вспомнив, что когда-то была маркитанткой, она всеми силами помогала Петру поддерживать моральный дух в его войске. 29 декабря 1709 года Катерина родила в Измайлово девочку, получившую от матери крепкое здоровье и ставшую впоследствии императрицей Елизаветой I. Из четырех предыдущих детей трое уже умерли. В живых осталась ее сестра Анна, родившаяся в 1708 году. Что касается других восьми детей, которые родятся у Катеньки после (всего у нее их было двенадцать), они все умрут в младенчестве. Прибавим, что тайное венчание, состоявшееся в церкви Святой Троицы, было обнародовано только в 1712 году.

Да, их супружество было счастливым, крепким, надежным. Петр полностью доверял Катерине. И когда в 1717 году отправился во Францию, где был в мае месяце, то без всяких опасений оставил на жену свое государство. Однако трагедий в их жизни хватало, и самой печальной будет история царевича Алексея, сына Евдокии, который, убоявшись грозного отца, сбежал к австрийскому императору. Цесаревича вернули и приговорили к битью розгами до смерти. Молодой человек скончался 7 июля 1718 года в темнице Петропавловской крепости, где его собственный отец принимал участие в казни.

Петр был жесток, безжалостен и кровав, но Катерина его не боялась. Она восхищалась величием человека, который, не щадя себя и других, вытаскивал страну из косного средневековья, в котором она погибала.

Петр достиг вершины славы, заключив выгодный мир со Швецией и получив обширные территории на Балтийском море. Там он основал свою новую столицу, город Санкт-Петербург, не пожалев пота и крови своих подданных. В 1721 году он получил титул императора всея Руси и отца Отечества, и для всей Европы тоже стал Петром Великим. Полгода спустя в Успенском соборе в Москве Катерину венчали императрицей, и Петр собственноручно возложил на голову бывшей служанки царскую корону. Это стало апофеозом, но черные дни были не за горами.

Здоровье царя ухудшалось с каждым днем. Но он по-прежнему пировал в Москве в Немецкой слободе, которую так полюбил с юности. А потом разразилась личная драма. В ноябре 1724 года царь от Тайной канцелярии узнал об измене императрицы.

Избранника он прекрасно знал. Домашний, можно сказать, человек: Виллим Монс, брат Анны Монс, которая когда-то была его любовницей. Виллим молод, красив и до крайности предприимчив, ему не стоит труда брать взятки и вскружить голову зрелой женщине.

В молодости Петр в ту же минуту передал бы виновных палачу. Но сейчас он окаменел, не мог поверить. Женщина, которую он сделал государыней, которую любил, как никого в мире, которая была его женщиной, его вещью… дерзнула?!. Не может такого быть! Тут какая-то ошибка! Две недели – целую вечность для Петра! – он следил и раздумывал…

А потом ударила молния и грянул гром.

Сразу после ужина в тесной компании Петра и Екатерины красавчик Виллим был арестован и брошен в тюрьму. Император ждал, что его гнев испугает жену, она расплачется, упадет на колени, будет молить о прощении. Но он все еще плохо знал Катерину. Она не только не заплакала, она даже бровью не повела. Спокойствие ее походило на безмятежную гладь озера в ясный день. Петр велел казнить узника. Жене он ничего не сказал. 28 ноября Виллим был казнен. На следующий день Петр посадил жену в коляску и повез на прогулку. Они поехали к эшафоту, на котором лежало тело ее любовника. Коляска не раз объехала вокруг зловещего помоста, но Катерина по-прежнему была спокойна, она даже улыбалась мужу и шутила о посторонних вещах. Она знала, как пристально следят за ней глаза-угли: малейшая ее слабина, и она погубит себя навек.

Чета мирно вернулась во дворец.

Петр, готовый на все, лишь бы сломить жену, приготовил ей новый сюрприз: когда Катерина вошла в свои покои, она увидела на столике чашу, а в ней голову Виллима. Дрогнула Катерина? Ничуть не бывало! Петр, следовавший за ней по пятам, видел, как она прошла рядом с кровавой головой, словно бы ее не заметив. Она даже не содрогнулась от ужасного зрелища.

Император в ярости схватил чашу, бросил на пол и разбил. Катерина лишь повела плечами и сказала со вздохом:

– Вы уничтожили лучшее украшение вашего дворца! Стали от этого счастливее?

Петр, чтобы не задушить жену, ринулся из покоев вон. Похоже, сломить эту женщину невозможно. Он подумывал, не отдать ли ее в руки палачу, только ради того чтобы узнать, можно ли заставить ее плакать. Жизнь Катерины висела на волоске.

Она это знала. Чувствовала. Но вела себя так, словно ни одно облачко не омрачало ее благополучного супружества. Быть может, она рассчитывала, что поддержкой ей будут дети? Как раз в это время шли переговоры о замужестве Елизаветы с юным королем Франции Людовиком XV. Что подумают французы, если император отправит собственную жену на эшафот?

Этот брак не состоялся, к великому огорчению принцессы. Даже став императрицей, она сожалела, что не вышла замуж за французского короля. Но пока еще велись переговоры, которые были для Екатерины подмогой. Она понимала, что в них ее спасение от смерти. Но спасет Екатерину смерть Петра.

27 января 1725 года Петр почувствовал, что конец его близок. Он сделал много распоряжений на будущее, но все еще не мог назначить наследника. Наконец, он потребовал бумагу, перо и, собрав последние силы, написал: «Оставляю все…» Перо выпало у него из рук.

Наследницей Петра по предложению светлейшего князя Меншикова станет Екатерина, его поддержат патриарх и голос народа. Екатерина уже была миропомазана в императрицы, так что новой церемонии не потребовалось.

Начала она свое царствование с решения о смягчении участи впервой жены Петра. Евдокия, принявшая постриг под именем Елены, давно уже не находилась в суздальском монастыре. Некий майор Степан Глебов, приехавший в Суздаль для рекрутского набора, сумел с ней увидеться. Между бравым военным и все еще красивой женщиной возникла любовь. Они писали друг другу. Глебов простодушно, а возможно, и с тайной мыслью сохранял письма Евдокии-Елены и на каждом с похвальбой, граничащей с глупостью, помечал: «царицыно письмо». Любовь кончилась кровью и ужасом. Глебов вместе с несколькими монахинями был привезен в Москву; по приказу Петра его пытали, добиваясь признания, что он причастен к заговору царевича Алексея. Монахини отведали кнута. Глебов, человек мужественный, несмотря на зверские пытки, ни в чем не признался. Смерть его была ужасна, хотя не ужасных смертей при Петре было мало. Глебова посадили на кол, а чтобы не замерз и не умер слишком скоро, надели на него шубу, сапоги и шапку. Двадцать семь часов он мучился, умирая.

Евдокию-Елену отправили в монастырь на берегу Ладожского озера, жизнь там мало чем отличалась от жизни в концентрационных лагерях XX века. В день, когда ее туда привезли, ее для начала выпороли. Но она осталась в живых, не разделив горькой судьбы сына Алексея.

Екатерина была немым свидетелем мучений Евдокии, и, сочувствуя ей, остерегалась показать свое отношение. Теперь она сочла, что крестному пути несчастной пора положить конец. Она вернула ее с ледяных просторов Ладоги в Москву и поместила в монастырь с гораздо более мягким уставом. Елена прожила в нем до 1731 года, скончавшись 7 сентября и пережив свою благодетельницу.

Екатерина I царствовала всего два года. 17 мая 1727 года она скончалась от горячки.

Кора Перл, «Львица», ненавистница мужчин

Синяя коляска

Начало Второй империи. Час вечерней прогулки. Среди элегантных экипажей, что катили по недавно проложенному проспекту Императрицы[10], самой необычной была легкая синяя коляска, похожая на изящную корзинку на высоких колесах. Везли ее четыре великолепные лошади, запряженные цугом, правили форейторы в синих атласных курточках, белых лосинах и коротких лаковых сапожках. И хотя это было время всеобщего сумасбродства и безрассудства, все невольно оборачивались на синюю коляску, но никто ее не приветствовал. Женщины скользили мимо холодным взглядом, мужчины слегка усмехались. Разве что кто-то из веселых холостяков, для которых царствование Наполеона III стало нескончаемым празднеством, решался небрежным жестом приподнять шляпу и поздороваться с хозяйкой коляски.

Хозяйка была совсем молоденькой женщиной, лет восемнадцати-девятнадцати, не больше, но если привлекала к себе внимание, то не одной только молодостью – изысканностью наряда, огненно-рыжими волосами и макияжем: искусно подведенными веками, накрашенными ресницами, кроваво-красным ртом, рядом с которым любой другой выглядел бы бледным.

Еще удивляло ее бесстрастие. Полулежа на подушках среди пенных волн кринолина, она смотрела в никуда. Взгляд синих глаз был ледяным, а если пробегавший от кареты к карете шепот достигал ее ушей, высокомерная усмешка кривила пурпурный рот.

– Кора Перл, знаменитая куртизанка, – раздавался шепот вокруг. – Любовница молодого Массена… Говорят, он скоро разорится ради нее…

Синяя коляска продолжала свой путь, увозя молодую женщину, которая для одних представляла собой загадку, для других была окружена скандальной славой.

Корой Перл эта молодая женщина стала называть себя совсем недавно. От рождения ей досталось гораздо более прозаичное имя Эмма-Элизабет Крауч, что по-английски означает «костыли». Эмма родилась 23 февраля 1824 года в Ист-Стоне, в Девоне, в доме бедного учителя музыки. Несчастный господин Крауч искал выхода, но никак не мог спастись от своих бед и кредиторов и в конце концов сбежал от них в Америку, бросив жену и дочь, которой в то время исполнилось пять лет. Мать, Эмили Уатт, молодая и красивая женщина, быстро нашла беглецу замену, им стал пивовар из Лондона. А Крауча брошенная жена для удобства поспешила объявить погибшим и похоронила его. Говоря честно, новоявленная вдова охотно позабыла бы и о дочери, тем более что девочка возненавидела отчима. В скором времени мать отправила ребенка во Францию, в городок Булонь-сюр-Мэр, и поместила в восьмилетнюю монастырскую школу, где Эмме должны были дать и воспитание, и образование. До тринадцати лет Эмма жила в монастыре, потом мать сочла, что образование дочери обходится ей слишком дорого, и забрала ее из школы. О том, чтобы девочке жить в доме пивовара, не могло быть и речи, и ее отправили к бабушке, в бедный лондонский квартал. Бабушка отличалась суровым нравом и набожностью, граничащей с ханжеством, и ее жесткие требования могли кого угодно поссорить с добродетелью.

Эмма была обычной девочкой, такой же, как все в ее возрасте. О любви она пока и не помышляла.

Но, как видно, она была создана для любви. Лицо у нее было еще детское, зато тело налилось и расцвело, и выглядела она гораздо старше своих тринадцати. Это стало ее несчастьем, определившим и жизнь, и характер.

Однажды, когда холодным туманным вечером Эмма бежала к себе домой, ее остановил незнакомец и выразил беспокойство из-за того, что она дрожит от холода в тонком пальтишке. Он спросил, почему она в вечерний час на улице. Эмма объяснила, что бабушка послала ее в лавочку, ждет ее и болтать ей некогда. Незнакомец рассмеялся в ответ, и Эмме он показался добрым и симпатичным. Смеясь, мужчина сказал, что разговаривать на улице, может быть, и в самом деле, холодно, но они могут пойти в тепло, в паб по соседству: вон сквозь туман светятся его окна.

Эмме приглашение понравилось. Наверное, в пабе интереснее, чем у бабушки, которая экономит на каждом куске хлеба и на каждой свечке. Она согласилась и пошла с новым знакомым в паб. Он усадил девчонку за стол и угостил грогом с ромом. Горячий грог она пила сначала с опаской, потом с удовольствием. Знакомец стал ее расспрашивать, узнал, что она ищет работу, посочувствовал и все заказывал и заказывал вино. Голова у девчонки потихоньку стала кружиться. Она забыла о времени, ей было приятно легкое опьянение, и она не отказалась от еще одного стакана. Потом голова у нее отяжелела, и она, опустив ее на руки, забылась.

Когда Эмма открыла глаза после тяжелого хмельного сна, то не узнала ни комнаты, ни постели, где проснулась. А ее новый знакомый? И его нет рядом… Она увидела, что лежит в постели голышом, простыня испачкана кровью, почувствовала, что ей больно. Перепуганная, она вскочила на ноги, но тут тошнота подкатила у нее к горлу, и она судорожно схватила ночной горшок. А в голове стучал испуг: что же она скажет бабушке?

После рвоты наступило облегчение, Эмма почувствовала себя лучше, огляделась вокруг и заметила на столике у изголовья деньги. Взяла их и изумилась. Двадцать ливров! Незнакомец оставил ей двадцать ливров! Целое состояние!.. Оставил он и коротенькую записку. «Работа изнашивает, изнуряет и старит. Захочешь, постараешься и заработаешь много денег своим телом».

Эмма подумала, что незнакомец – гад и мерзавец, но его советом она воспользуется. Это и стало поворотным моментом в ее жизни. Пережитое внушило ей злость и жадность. Мужики – уроды все до единого, они чудовища, но она заставит их заплатить за первого урода!

Возвращаться к бабушке не имело никакого смысла. Эмма распрощалась с жалкой улочкой, на которой жила, сняла комнатку в Ковент-Гардене и начала жить за счет своих прелестей. Дело пошло лучше всех ожиданий благодаря старой куртизанке, которая с ней подружилась и стала учить не только искусству привлечения мужчин, но и технике ремесла. И вот девочка, которой не исполнилось еще и четырнадцати, погрузилась в пучину самого черного разврата и извлекла из этой пучины немало золота и ненависть к мужчинам. Ледяной огонь этой ненависти закалил ее сердце.

Прожив так год, Эмма стала циничной, жестокой и неумолимой, она научилась защищать себя, сохраняя во время самых разнузданных оргий холодную голову и каменное сердце. И возможно, об этом стоило пожалеть, потому что судьба свела ее с неким Робертом Бигнеллом, который, в общем-то, был совсем недурным человеком. И хотя он содержал в Лондоне одно из самых известных злачных мест, Бигнелл сохранил еще способность любить и полюбил Эмму. Он поселил ее в уютной квартирке около Гайд-Парка, дарил красивые платья и драгоценности. Он готов был жениться на ней. Но Эмма не приняла его предложения. Единственное, за что она была благодарная любовнику, так это за то, что он научил ее ездить на лошади.

К верховой езде у нее оказались необыкновенные способности, а к лошадям проснулась настоящая страсть. Лошади стали для нее воплощением благородства, в каком она раз и навсегда отказала всем мужчинам. Можно сказать, что Эмма жила счастливо, но тут Бигнелл взял ее с собой в Париж.

Французская столица ослепила юную англичанку, и Эмма пожелала познакомиться с ней поближе. В Париже ей понравилось все, и в первую очередь атмосфера безудержного веселья, которая царила здесь в начале Второй империи. Эмма танцевала на публичных балах, пила вино в кабаре, ходила на спектакли и каталась на лошади в Булонском лесу. Ее безупречная выправка и необычная внешность вызывали любопытство. Она одержала несколько побед, но для нее гораздо важнее была возможность наблюдать за знаменитыми «львицами», наслаждавшимися богатством и роскошью, чарующей Бланш д’Антиньи, ослепительной Гортензией Шнейдер. Эмма поклялась себе, что когда-нибудь будет богаче и наряднее их.

Страсть к лошадям

Когда Роберт Бигнелл собрался вернуться в Лондон, Эмма распрощалась с ним. Она решила завоевать Париж – ничего другого она не хотела. Оставшись в одиночестве, Эмма прежде всего изменила фамилию. Ее собственная казалась ей слишком неблагозвучной. В «Мемурах» она без излишней скромности напишет: «Я была нежнее розовой пены и светилась, как жемчужина». И вот вместо Крауч она становится Перл, из будничной Эммы превращается в элегантную Кору. Затем, намереваясь приобрести большое богатство и желая привлечь к себе внимание, изобретает эпатирующий макияж и начинает принимать любовников. Успех ей обеспечил русский князь Горчаков. Он сделал ее известной в определенных кругах, роняя в злачных местах среди таких же любителей удовольствий, как он сам, похвалу Коре как «последнему слову сладострастия». Она сразу же вошла в моду, ее милостей искали, ее альков не пустовал.

Став одной из заметных женщин Парижа и, к слову сказать, одной из самых элегантных, Кора повела себя необыкновенно практично. Она исходила из принципа: тело – мой капитал и словно бы учредила коммерческую фирму, заведя гроссбух и записывая в одной колонке имя клиента, во второй – полученную сумму, в третьей – личные впечатления.

Практичная Кора так бы и осталась заурядной девочкой для радостей, если бы судьба не сделала ей подарка: она встретила журналиста Нестора Рокплана, в прошлом директора театра Опера, в настоящем одного из вдохновителей жизни парижского общества. Рокплан увлекся Корой, если можно поверить, что утонченный скептик без иллюзий способен на увлечения. Как бы там ни было, Кора его забавляла. Ему нравился ее английский акцент и неожиданные жаргонные выражения. Он стал ее официальным покровителем, постарался исправить слишком очевидные дефекты и научить всему, что должна уметь истинная «львица». Затем он представил ее господам, которые задавали тон в парижском обществе. Один из них потерял из-за Коры голову. Это был Виктор Массена, герцог де Риволи, князь Эсслинг, очень богатый человек.

Вот теперь можно было считать, что Кора по-настоящему вышла на сцену. Она поселилась в роскошных апартаментах на улице Понтьё, и у нее было все, чем может одарить женщину богатый мужчина. В ее конюшне стояли экипажи и лошади, и каждое утро она в роскошной амазонке каталась верхом под сенью Булонского леса. А после обеда непременно выезжала в синей коляске, принимая участие в ритуальной прогулке, во время которой императорский двор встречался со «всем Парижем».

Любовь Массена могла тронуть любое, самое жестокое, сердце. Ради Коры он готов был на все и взамен просил одного: чтобы возлюбленная принадлежала только ему. Посвятить себя мужчине? Кора не видела в этом смысла. Однажды вечером произошла трагедия. В Английском кафе, в известном всем кабинете № 16, ужинали несколько веселых гуляк со своими красавицами, и герцог де Грамон-Кадерусс, король этого празднества, знавший, что обречен, и прожигавший жизнь с радостной беспечностью, предложил неожиданное состязание: надо решить, у кого из красоток самая красивая грудь.

Официальной любовницы герцога, певицы Гортензии Шнейдер, не было за этим столом, она с негодованием отказалась от ужина с куртизанками, которых презирала, и Грамон-Кадерусс привез на ужин прелестную Адель Куртуа. Она без малейших колебаний спустила с плеч платье. Кора тут же собралась последовать ее примеру. Массена остановил ее: она ведь не станет раздеваться? Здесь, при всех и в его присутствии?

Ответ молодой женщины прозвучал как вызов: неужто он посмеет ей что-то запрещать?

Массена ответил без колебаний:

– Да. Я вам запрещаю, и я вас об этом прошу. Мне бы это не понравилось.

Вместо ответа Кора обнажила грудь. Она выиграла состязание, но Массена не увидел, как победительница окунула одну из своих округлостей в чашу с шампанским, он ушел в то самое мгновенье, как она начала раздеваться.

На следующий день после громкой сцены последовал разрыв. Своим новым любовником Кора Перл сделала принца Мюрата. Банкир был и моложе, и богаче своего предшественника, но это не мешало Коре иметь других случайных любовников. Ее жажда золота была неутолима, и она, как никто, умела держать мужчин в ежовых рукавицах.

Выходки Коры с князем Демидовым потрясали Париж. Ходили слухи, что она сломала его собственную трость с золотым набалдашником о его голову, когда он не снял перед ней шляпу. А когда русский в ярости усомнился в подлинности ее жемчужного ожерелья, Кора швырнула ожерелье на пол и предложила ему собрать жемчужины, сказав, что докажет подлинность жемчуга и подарит ему одну на бедность.

Эксцентричное поведение Коры, макияж, репутация неподражаемой жрицы любви и большие деньги, которые она брала за свою благосклонность, привлекали к ней всеобщее внимание. Бедные студенты сложились по луидору и тянули жребий, кому идти к Коре и кого она осчастливит. Кора приняла студента, он оказался славным и застенчивым мальчиком. Железное сердце Коры на секунду дрогнуло. Может быть, она вспомнила себя в детстве. Когда студент уходил, куртизанка взяла один из пятидесяти луидоров, принесенных студентом, и протянула ему со словами:

– Остальные я возьму себе, но ваш я возвращаю, вам я принадлежала бесплатно.

Хотелось бы знать, кто был этим юным студентом…

Но постоянные любовники Коры занимали обычно куда более высокое положение. Принца Мюрата сменил герцог де Морни, с которым она познакомилась, катаясь на коньках в Ледяном дворце.

– Кора, и ускользает? Да быть такого не может! – воскликнул, смеясь, единоутробный брат императора.

– Вы растопили лед, монсеньор! – тут же откликнулась Кора. – Надеюсь, теперь накапаете мне сердечного!

– Непременно, но только у себя дома.

Так началась новая связь Коры, со стороны герцога скорее дружеская, чем любовная. Кора забавляла его, и он не меньше ее любил лошадей. Ему даже удалось завоевать уголок в ее сердце, которое ничем невозможно было тронуть, даря ей не драгоценности, а чистокровных арабских скакунов.

Наполеон III пожелал увидеться с Корой Перл. Посланца императора Мокара она встретила весьма сердито:

– Я не фиакр! Меня не подзывают свистом на улице. Не надо мне кричать: «Пст! Пст!»

В конце концов Мокар сумел ее убедить, но посещение Тюильри не возымело последствий. Император объявил Морни, что «у англичанки слишком сильный акцент» и вообще он «принадлежит француженкам…».

После смерти Морни Кора решила попробовать себя на сцене. Успеха она не добилась, скорее, наоборот. Зато безжалостная англичанка одержала самую блестящую победу. Ее жертвой пал принц Жозеф Бонапарт, сын короля Вестфалии, брат принцессы Матильды, веселый прожигатель жизни, которого парижане прозвали Плон-Плон. Он был уже не молод, не отличался красотой, но зато он подарил Коре дворец на улице Шайо, а потом еще один на улице Бассен, и самую красивую упряжку лошадей в Париже, и редчайший черный жемчуг… Бедный Плон-Плон с ума сходил по своей англичанке, и никакие увещевания императора на него не действовали. Чувство было глубоким и искренним, Плон-Плон всерьез страдал, когда Кора предпочла ему турка Халила-бея.

Война 1870 года ничего не изменила в отношении Плон-Плона. Кора решила вернуться в Англию, и он последовал за ней. Семья сочла эту связь скандальной, и принц из уважения к своей семье, которую постигло большое несчастье (Наполеон III попал в плен к немцам и больше не видел Франции), расстался с Корой. Когда она вернулась в Париж, время принцев кончилось, а вместе с принцами кончилась и праздничная жизнь. Теперь бал правила богатая буржуазия. Молодой человек по фамилии Дюваль, разорившись из-за Коры, попытался покончить с собой на пороге ее дома. Общественное мнение не простило такого «порочной девке», и она была вынуждена покинуть Францию. Кору видели в Монако, потом в Милане, где она пыталась встретиться с Плон-Плоном, но безуспешно. Потом она снова вернулась в Париж. Раскрашенная еще ярче, чем раньше, она пыталась заработать деньги единственным ведомым ей способом, но молодые люди ею не интересовались. Они называли ее «старым клоуном».

Спасаясь от нищеты, Кора стала писать мемуары. Книга вышла, пользовалась успехом, материальное положение Коры улучшилось. Спустя четыре месяца после выхода «Мемуаров», 8 июля 1886 года, Кора Перл умерла от рака кишечника.

Гортензия Шнейдер, незабвенная

Некий месье Оффенбах…

Летним утром 1855 года молодой человек и девушка отважно карабкались по крутой лестнице жалкого домишки в переулке Сонье. Вела эта лестница в такую же жалкую квартирку, которая приютила самого веселого из жителей Парижа, немецкого музыканта, «тоненького, как кларнет, веселого, как триолет», по фамилии Оффенбах. Он начал свою карьеру со спектаклей в небольшом деревянном театре на Елисейских Полях, где до этого выступал какой-то фокусник. Музыкант назвал новый театр «Буфф-Паризьен», который открыл премьерой легкого музыкального спектакля «Два слепых». И что удивительно, публика сразу его полюбила.

Что касается гостей, то молодой человек был певцом из труппы этого театра по фамилии Бертелье, а девушка – его любовницей. Красавице из Бордо исполнилось двадцать два, она была прехорошенькой – светлые волосы, голубые глаза, чудные полные плечи, стройные ножки. Звали ее Гортензия Шнейдер.

Бертелье просил у патрона только одного: чтобы тот послушал его красавицу. Певец был влюблен и настойчив. Оффенбах понял, что от молодого человека ему не избавиться, и распорядился:

– Зпой жто-нибудь!