— Как вы помните, мы с доктором Нижегородцевым сражались на шахматной доске, когда шла игра «Флирт цветов». И в тот самый момент, когда чёрный Слон Николая Петровича попал в ловушку и его Королю грозил мат, я услышал последние упоминания цветов: ландыш — левкой, гвоздика — герань, колокольчик — калла, роза — гинура. Меня тогда поразило, что парные названия растений шли на одну и ту же букву и только последние не совпали. Эти сочетания так и отобразились в моей памяти. Колода «Флирта», та самая, и сейчас лежит на столе. Так давайте узнаем, что же сообщали друг другу игроки.
В зале стало тихо. Было слышно, как в бассейне плескались золотые карпы.
Ардашев взял карту и прочёл:
— Ландыш: «Вы сегодня адски милы», левкой: «Не торопись, мой верный друг»; гвоздика: «Я влюблён, влюблён как мальчик», герань: «Ой, милый, тебя хочу я. Сил больше нет сдержать мне страсть»; колокольчик: «Вы завладели моим сердцем», калла: «Зачем так тонко, так хитро всю душу взволновали? Безжалостно зажгли огнём своих речей!»; роза: «Оставьте, право, эту мысль», гинура: «Соперник будет мёртв. Поверьте».
— Какой стыд, — Краснопеев вытер носовым платком пот со лба и окинул супругу недовольным взглядом.
Шилохвостов кашлянул и сказал:
— Простите, Клим Пантелеевич, но для чего вы нам эти карты читаете? Это же игра. И какое отношение сии изречения имеют к убийству?
— На первый взгляд — никакого, если бы не одно «но». Тот, кто упомянул гинуру, сначала оговорился и вместо «гинуры» сказал «генурис» — а это название палестинского скорпиона, того самого, который и укусил покойного. Оговорки — вещь обычная, но имеющая природу своего образования. Чаще всего её появление связано с тем, о чём думает человек. Крутился у него в голове «генурис», вот он взял карту и прочёл вместо «гинуры» «генурис», — заключил присяжный поверенный.
— Браво-браво, — захлопал в ладоши заведующий ломбардом. — Метод достойный быть упомянутым в уголовных романах, но не в реальной жизни. Или вы таким путём пытаетесь отыскать убийцу? Смех, да и только. Ни доказательств, ни улик. Пустое.
— Возможно, вы и правы, господин Сафронов. Скажите, вы страдаете сердечными припадками? Мучает ли вас грудная жаба? Храпите ли вы по ночам?
— Ну уж…Это вас не касается. Устроили тут, не пойми что…
— Как хотите, можете и не отвечать. Здесь находится ваш личный врач, — доктор Нижегородцев. И я попрошу его назвать господам полицейским те лекарства, которые он вам прописал. Если же Николай Петрович откажется это сделать, тогда вы сами будете допрошены в качестве свидетеля у судебного следователя. Так как? Скажете?
Сафронов пожал плечами и ответил:
— А я в этих сигнатурах не разбираюсь, — он повернулся к жене. — Лапушка, скажи им.
— Доктор Нижегородцев прописал инъекции строфантина три раза в неделю, а в другие дни муж принимает на ночь бромистый калий для успокоения, — ангельским голоском пропела актриса.
— А позвольте полюбопытствовать, — продолжал Ардашев, — кто делает уколы?
— Фельдшер Никонов из местного лазарета.
— Благодарю вас. А теперь, господа, я попрошу каждого из вас вспомнить, какое он покупал лекарство в аптеках за последние две-три недели. Ответ соблаговолите написать на бумаге и передать мне. На каждом листе указаны ваши фамилии. Думаю, пяти минут будет достаточно для выполнения этой моей просьбы. — С этими словами присяжный поверенный раздал всем присутствующим, включая и доктора Нижегородцева, по полулисту почтовой бумаги и карандаши.
— У меня вопрос к господам полицейским, — возмутился Краснопеев. — Как долго ещё будет продолжаться этот бенефис господина Ардашева? Если вы кого-то подозреваете, так тогда и скажите, но зачем подвергать унижению невиновных людей? А посему, ни я, ни моя супруга больше участвовать в этом шарлатанском водевиле не будут. Позвольте откланяться.
— А я попросил бы вас остаться, — сухо выговорил Поляничко.
— Нет уж, увольте, — коллежский асессор покачал головой и шагнул к выходу. За ним встала и жена.
— Тогда напоследок, Иван Кузьмич, ответьте всего на один вопрос, — бросил вдогонку Ардашев, — зачем третьего дня в Красной аптеке вы покупали средство от крыс, основанное на цианистом калии?
— Я? — смутился Краснопеев, — нн-не-е помню, — он посмотрел виновато на супругу, — для крыс? Ах да! Повадилась тут одна лазить в каретный сарай. Вот я и решил с ней покончить.
— И как? Отравили?
— Какое вам до этого дело? Мне тут больше делать нечего, — зло выговорил чиновник.
— Я приказал городовому никого не выпускать без нашего разрешения — напомнил о себе Каширин. — Так что лучше сядьте.
— Вы поступаете незаконно. Я буду жаловаться, — пробубнил коллежский асессор и опустился на стул. — А на вас, господин Ардашев, подам в суд.
Присяжный поверенный ничего не ответил, а только собрал у присутствующих листки, бегло их просмотрел, передал Поляничко и заключил:
— Успокойтесь, господин Краснопеев. Вы вне всяких подозрений. Убийца купца Иванова — преподаватель физики и естествоведения Ставропольского учительского института Александр Николаевич Шилохвостов.
Каширин тут же подошёл к учителю и стал позади него.
Шилохвостов тревожно забегал глазами. Он искал поддержки во взгляде, но так и не нашёл. Глотая волнение, катающееся по горлу, вымолвил:
— Это ошибка, господа, Что за бред? Какие доказательства? — Александр Николаевич попытался подняться, но рука помощника начальника сыскного отделения опустилась на его плечо.
— Доказательств на вашу беду более чем достаточно, — ответил адвокат. Начнём с того, что именно вы перепутали цветок гинуру, называемый в народе ещё и «женским счастьем», с генурисом, упомянутым мною палестинским скорпионом, от укуса которого ещё не придумали вакцину. Как я уже объяснял, так бывает, когда держишь в голове совсем другую мысль. Это свойственно человеку. Надеюсь, всем понятно, что господин Шилохвостов, отвечая розе на фразу «Оставьте, право, эту мысль», назвав гинуру, сказал: «Соперник будет мёртв. Поверьте».
— Господа, — водя ладонями по лысой голове, бормотал учитель, — это же бездоказательная фантазия! Абсурд…Какая роза? Какой соперник?
— Роза — ваша любовница актриса Сафронова. Случилось так, что после вас она завоевала и сердце купца Иванова, потому-то вы, страшный ревнивец, и решили с ним расправиться. Вероятнее всего, через час, когда Иванов уже отпустил прислугу и повара, вы вернулись. Придумали предлог. Василий Фёдорович открыл дверь, возможно, предложил выпить. Вы согласились и подсыпали в его бокал снотворное. Потом, когда он стал буквально засыпать за столом, отвели его в спальню. Дождались пока он погрузится в сон. Вынули шприц (весь вечер он был у вас в футляре от очков, но тогда случая его применить не представилось), надели перчатки, и сделали укол в пятку. Убедившись, что Иванов мёртв, открыли крышку террариума и взяли «палестинского скорпиона», которого и приложили к шее уже убитого вами купца. Естественно, достали и остальных, чтобы все подумали, что они сами разбежались.
— Да как вы смеете, адвокатишка, унижать нас?! — вскрикнула актриса, передёрнула плечами, посмотрела на мужа и добавила: — не верь никому, милый, я люблю только тебя. Всё остальное — вздор!
Заведующий ломбардом растерялся, но так ничего и не сказал, и остался сидеть, потупив в пол глаза.
— Актриса есть актриса. Она и в жизни меняет одну роль на другую. Наблюдает, как за неё дерутся любовники. И это доставляет ей удовольствие. Догадываясь, о планируемом убийстве своего второго любовника первым, госпожа Сафронова по какой-то причине решила поиграть со мной, как с человеком, который защищает клиентов тем, что находит настоящих преступников. Она, увидев меня в ресторане «Гранд-Отель», послала мне через мальчика, торгующего цветами и официанта вот этот листок, — Ардашев вынул из кармана небольшой кусочек бумаги и прочёл — «
— Но, Клим Пантелеевич, вы не привели доказательств того, что мой муж и актриса Сафронова были любовниками, — едва сдерживая слёзы, вымолвила Антонина Андреевна.
— На листе, вырванном из записной книжки, с надписью «
Поляничко тут же подошёл к актрисе и велел:
— Соблаговолите предъявить.
— О чём вы? — подкатив глаза, наиграно удивилась театральная дива.
— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.
Сафронова безропотно открыла сумочку, и передала начальнику сыскного отделения записную книжку. Поляничко открыл её, нашел вырванное место, взял у адвоката листок и приложил — линия отрыва совпала.
— Подлец, какой же ты подлец! Я так и знала, что ты мне изменяешь! — жена Шилохвостова горько разрыдалась. — Теперь я понимаю, зачем ты вернулся в этот дом. А мне сказал, что забыл очки…
Повисла тишина. Только было слышно пение диковинных птиц и хриплое дыхание заведующего ломбардом.
— Позволите вопрос? — Краснопеев поднял руку, как гимназист.
— Пожалуйста.
— А почему укол пришёлся именно в пятку?
— Пятку спящего человека легче ухватить и удержать, став к нему спиной, если он вдруг проснётся. Да и заметить след от укола не так просто. К тому же, всегда можно подумать, что человек просто наступил на что-то острое.
— Вы сказали, что господин Шилохвостов и раньше носил с собой шприц, но не смог им воспользоваться. По вашим словам, он прятал его в футляре. Как вы это установили? — поинтересовался доктор Нижегородцев.
— Ещё за столом, я обратил внимание, что Александр Николаевич достал очки из кармана, а не из футляра, который весь вечер находился на столе. И когда он собирался уходить, то очки так же убрал во внутренний карман пиджака, а футляр — в боковой. Согласитесь, это странно. Вот я и подумал, что шприц «Рекорд-Брюно» прекрасно в этом футляре помещается. Кстати, футляр и сейчас лежит на столе, но теперь уже, очевидно, с очками. Возможно, в нём остались капельки той ядовитой смеси, которой он и был наполнен. В данном случае, эксперт-криминалист сможет это выяснить. Стало быть, появится ещё одна очень важная улика.
Ардашев повернулся к учителю и сказал:
— Потрудитесь, сударь, передать футляр полиции.
Каширин тут же забрал тёмно-синюю коробочку.
— А вот, чей веронал остался на прикроватной тумбочке, — я сказать не могу — признался адвокат. — Возможно, на этот вопрос ответит дактилоскопическое исследование, но выяснение этого обстоятельства уже не играет большой роли.
— Не надо никакого исследования, — чуть слышно выговорил Шилохвостов. — Это я принёс снотворное. — Он поднял голову и добавил: — Я ни о чём не жалею. Мой брак — постылая осень. И лишь Анна скрашивала моё существование…А Иванов, зная, о наших отношениях, всё равно домогался её, и, в конце концов, добился своего. Он растоптал короткое счастье. Да, я простил Анечку, но не Иванова, который унизил меня, а потом ещё пригласил к себе на Васильев вечер. Я не боюсь каторги, потому что меня больше нет. Перед вами говорящий труп без души, без сердца, без чувств…Если сможете, не поминайте лихом.
Все умолкли. Сафронова боялась поднять глаза. А её муж, закрыв лицо руками, раскачивался из стороны в сторону, точно сошёл с ума. И только английские напольные часы, не замечая человеческой трагедии, продолжали спокойный и размеренный ход.
— Если об отношениях господина учителя и актрисы вы узнали, благодаря блокнотному листу, то, как вы догадались о тайной связи Иванова и актрисы? — справился Краснопеев.
— Было понятно, что у господина учителя мог быть только один мотив для совершения преступления — ревность. Естественно, я не имел ввиду ревность по отношению к его супруге. И потому оставалась предположить адюльтер госпожи Сафроновой и Иванова. Как видите, всё подтвердилось.
— И всё-таки, Клим Пантелеевич, как вам удалось так быстро распутать это сложное дело? — не унимался любознательный коллежский асессор. — Что вам помогло? Были же, наверное, какие-то подсказки?
— Я изменил общепринятое правило и сначала определил возможные мотивы убийства, а потом отобрал наиболее вероятных кандидатов в преступники. Отбросить неверные версии помогли господа полицейские, за что я им исключительно благодарен.
— А уж как мы вам… Найти убийцу, за три часа — редкая удача, — вздохнул Поляничко, повернулся к помощнику и распорядился: — Доставьте Шилохвостова и актрису на допрос к судебному следователю Леечкину. Улица Мавринская — его участок…Остальные свободны. Приношу извинения за отнятое у вас время. И, как бы там ни было, — с новым 1909 годом!