Помоги проекту - поделись книгой:
Рассказ длился ещё пару минут, после чего все приступили к еде.
Гости вели себя непринуждённо, и, то и дело, поднимали бокалы за именинника. Незаметно подкрался и Новый 1909 год. К утру, устав от излишеств, пары стали расходиться.
IV
— Эх, Ефим Андреевич, кто бы мог подумать? Был человек, и нет. А ведь денег девать было некуда…Мерзостей этих понатащил со всего света. От них и почил. И надо же — аккурат на Васильев вечер!
— И не говорите, — Поляничко открыл табакерку, размял пальцами щепоть табаку и поочерёдно заткнул зельем обе ноздри. — Ирония судьбы, Антон Филаретович. Но, право слово, того чёрного скорпиона вы зря затоптали. Небось редкий был вид, огромный, размером со среднего речного рака. Его в музей надобно было сдать, в коллекцию господину Прозрите-те-те… — начальник сыскного отделения вынул белоснежный платок и, прикрыв им нос, смачно чихнул, а потом высморкался. — Прозрителеву. Да-с. Простите-с. Ох и зол этот табачок! До слёз пробирает, точно хрен! Недавно купил в лавке на Александровской. А городовой, молодец. Всех скорпионов собрал. Не побоялся.
— А как было не прикончить эту тварь? Вы же видели, как он хвост поднял, будто петух, и попёр на меня, и попёр, — огрызнулся Каширин.
— Веником бы прикрыли его и в совок, да в ящик. И крышку бы задвинули. Дел-то. А что если этот паукообразный немалых денег стоил? Не зря же Иванов его из-за дальних морей привёз.
— На свою погибель, — вздохнул помощник начальника сыскного отделения.
— Это да. Ну что там, доктор скоро закончит осмотр? Тут и слепому всё ясно. Нечего антимонию разводить. Выпишем разрешение на погребение — и дело с концом. Праздник всё же, а мы тут вокруг трупа хоровод водим, а надобно вокруг ёлки.
— А кому выписывать? У покойника ни жены, ни детей. Жил анахоретом, да любвиобильничал. Это всем известно. Говорят, давеча для него в спальне целый дамский оркестр музицировал в чём мать родила.
— Ну, положим, не оркестр, а квартет…
— Скажите тоже, Ефим Андреевич! Квартет! Мало что ли? Это, как-никак четыре дамочки. Одна краше другой. Представляете? Вот вы, хоть раз с четырьмя мамзельками кувыркались?
— Грех это, супружнице изменять. Седьмая заповедь.
— Вот и я про то… Так что будет Иванов в аду на сковородке жариться. И поделом.
— Не нравятся мне ваши измышления, — Поляничко расправил нафиксатуаренные усы и грозно посмотрел на подчинённого. — Вы когда последний раз в Успенском храме были? Что-то давненько я вас там не видывал. Или церковь поменяли?
— Никак нет-с. Куда же я от отца Михаила денусь?
— Так приходите чаще. А то не молитесь, не каетесь, не причащаетесь…Отсюда мысли у вас греховные в голове роятся, как червяки в гнилом яблоке. Не гоже стражу порядка в таком разумении рассуждать.
— Виноват-с.
— Я вот, признаться, за птичек переживаю. Посмотрите, какая красота. Кто их теперь кормить будет, заботиться?
— Может, в первую гимназию обратиться? У них там зоологический уголок… Глядишь, возьмут да и рассуют по клеткам.
— А пальмы? Их-то куда? Может, в ресторацию какую? Нет, тут надобно иного рода действия применить, по циркуляру: отписать отношение городскому голове. Пусть кумекает.
— И то дело, Ефим Андреевич. На то он и голова. И с рыбками пущай разберётся. А нет, так и на сковородку можно. Там зеркальные карпы ого-го! Фунта на три-четыре, а то и на пять-шесть потянут.
— Да побойтесь Бога, Антон Филаретович! Нешто можно так, а?.. Красота-то какая, а вы — «на сковородку». Была бы весна, я бы сам их в Сипягин пруд выпустил. Пусть бы размножались, малёк бы пошёл. Нет-нет, без городской власти мы только дров наломаем. Как придём в управление, напишите отношение: так, мол, и так, в результате несчастного случая, причинившего смерть купцу первой гильдии Иванову Василию Фёдоровичу, посредством укуса скорпиона на Васильев вечер в канун нового 1909 года…
В этот момент в фойе послышались чьи-то шаги.
— Видать уже фельдшера подъехали на больничной карете, а наш эскулап до сих пор в чистописании упражняется. Тоже мне, письмоводитель нашёлся, — вздохнул Поляничко и повернулся к двустворчатой двери, ведущей в зал.
— Добрый день, господа.
— О! Господин присяжный поверенный! А позвольте полюбопытствовать: каким сквозняком вас сюда занесло? — осклабился Каширин.
— Тем же, что и вас. Я ведь был среди гостей, и когда уходил, Василий Фёдорович был в добром здравии.
— И, вероятно, в сильном подпитии, если столкнул крышку со стеклянного ящика, в котором сидели скорпионы. Они, окаянные, и повылазили. Один супостат добрался до спальни и ужалил бедолагу прямо в шею, — резюмировал Поляничко.
— Позвольте-позвольте, господа, но это же нонсенс! Они не могли самостоятельно выбраться из этого ящика.
— Да бросьте, господин адвокат, морочить нам голову! — Каширин махнул рукой и открыл портсигар. — Совершенно ясно, что купец заснул спьяну, а его питомцы с ним расправились. Вы вот упомянули, что были вчера в числе приглашённых, а, говорят, тут в запрещённую «железку» резались на астрономические суммы. Вы в этом участвовали?
— Что за чушь! Мы с доктором Нижегородцевым играли в шахматы, остальные были заняты «Флиртом цветов». Игра есть такая. Цветы называли: ландыш, розу, генурис, простите, гинуру… — Ардашев вновь мысленно унёсся в прошлое.
…Через сутки после своего удивительного спасения «австрийский археолог» пил чай в кабинете полковника Евстафьева.
— А всё-таки, Клим Пантелеевич, вы везунчик. Выпутались из такой ситуации! Британцы не простили вам утечки турецко-английского плана блокирования проливов Босфор и Дарданеллы, и потому решили расправиться столь изуверским способом. Вместо яда, добавили в коньяк снотворного и заживо замуровали в гробнице на кладбище мамлюков. Кстати, завербованного вами агента они прикончили. Но перед смертью долго пытали. Он-то вас и выдал.
— Вполне вероятно.
— Хорошо, что британцы вашего золотого Мозера не забрали, не смородёрничали. Часики-то и спасли. Англичане всё предусмотрели, а вот не знали, что нас православных Господь в беде никогда не оставит, тем более на Васильев вечер. — Полковник подошёл к окну, и, заложив руки за спину, спросил: — А скорпиона, думаете, они вам подбросили?
— Безусловно. Это очень опасный вид. Самый ядовитый. Так называемый палестинский скорпион, или генурис. К тому же, в тёмное время суток он выходит на охоту, а днём, когда в пустыне стоит адская жара, отдыхает. Ночью ведь прохладно и запахи становятся острее, да и жертвы спят, к ним легче подползти незаметно и ужалить. Меня, как вы понимаете, англичане «хоронили» ночью. А в это время скорпион не стал бы искать укрытия в склепе.
— Что ж, послезавтра можете отправляться в Россию. В Александрию прибывает «Королева Ольга». Слава Богу, эта командировка для вас закончилась успешно. Благодарю за службу…
— А не разрешите ли, господа, осмотреть труп? — осведомился Ардашев.
— Да Бога ради, — запросто ответил Поляничко. — Только зачем? Или вы не верите в то, что укус скорпиона может быть смертельным?
— Так вы позволите? — настоял Ардашев.
— Прошу.
Клим Пантелеевич прошёл в спальную комнату.
Труп был раздет и лежал на кровати. Его исподнее покоилось рядом, на стуле. Трудно было поверить, что ещё несколько часов назад это мёртвое тело было живым человеком со своими страстями, заботами и мечтами. А теперь называлось просто — останки. Жизнь скоротечна, но ещё призрачнее — граница перехода из одного мира в другой.
— А, Клим Пантелеевич! Пришли полюбопытствовать? Говорят, вы тоже были на этом празднике? — поинтересовался толстый, невысокий, с бегающими свиноподобными глазками, человек. Звали его Анатолий Францевич Наливайко, судебный врач.
Присяжный поверенный кивнул и спросил:
— Место укуса не покажете?
— Да вот оно. Скорпион забрался спящему на шею, тот, видимо, решил его стряхнуть, и получил укус. След характерный. И покраснение имеется. Я всё отразил в протоколе. Хотите прочесть?
— Пожалуй, я для начала осмотрю труп.
Адвокат обошёл тело и остановился у ног. Присев, он стал рассматривать подошвы умершего, а потом вдруг повернулся к доктору и спросил:
— Не одолжите лупу?
— Да, пожалуйста.
— Не кажется ли вам доктор, что на правой пятке след от укола шприцем? Ардашев протянул ему лупу.
Наливайко подошёл и принялся изучать место, на которое указал Клим Пантелеевич.
— Похоже, — кивнул медик.
— Согласитесь, что укол сделан непрофессионально. Даже кровь запеклась.
В спальню вошли Поляничко и Каширин.
— Что вы этим хотите сказать? — с недоумением выговорил судебный врач.
— Дело в том, господа, что купец первой гильдии Василий Фёдорович Иванов скончался не от укуса скорпиона, пусть даже самого ядовитого, именуемого генурисом, или палестинским скорпионом, а от укола в пятку. След его хорошо виден.
— То есть как? — спросил Каширин.
— Именно так, и никак иначе.
— Вы согласны с доводами адвоката? — Поляничко уставился на доктора.
Тот пожал плечами и вымолвил неуверенно:
— Возможно-с…
— И что прикажете нам теперь делать, господин присяжный поверенный? Где искать убийцу? — процедил сквозь зубы помощник начальника сыскного отделения.
— Совершенно понятно, что преступник был среди гостей. Итак, я перечислю всех присутствующих (кроме хозяина и дамского оркестра, горничная и повар — они не в счёт): заведующий городским ломбардом Сафронов с женой Анной Евграфовной, Иван Кузьмич Краснопеев с супругой Натальей Сергеевной, учитель физики Ставропольского учительского института Шилохвостов с женой — Антониной Андреевной, доктор Нижегородцев с супругой и, соответственно, я с Вероникой Альбертовной.
— Если убрать вас с женой и доктора Нижегородцева с супругой, то тогда останутся только шестеро? — предположил Поляничко.
— Вы правы.
— Но как узнать, кто преступник?
— У меня есть некоторые подозрения, но они должны подтвердиться. Для этого мне потребуется ваша помощь. Придётся выяснить несколько моментов, о которых я вам сейчас расскажу. Думаю, на это уйдёт два-три часа, не более. Затем, попрошу вас пригласить сюда всех, кого я перечислил, включая и доктора Нижегородцева.
— С женой? — осведомился Каширин.
— Не обязательно. Как нет необходимости в присутствии и моей супруги. Но прежде, чем все вчерашние гости здесь соберутся, я должен буду получить от вас ответы на мои вопросы. А они будут следующие…
V
Вечером первого января в Ставрополе стояла тихая, безветренная погода, что для этих мест большая редкость. Мороз крепчал. Снег скрипел под полозьями, как старый паркет. Луна, как гигантская люстра, освещала небо. Её свет сливался со снегом, образуя белый, фон, который, точно экран синематографа, отображал на своей поверхности дома, деревья и редких прохожих.
К особняку на Мавринской подъезжали сани. Вчерашние гости с каменными лицами входили в дом. В передней их встречал городовой.
Присутствующие расселись в большой зале. Владелец ломбарда Сафронов с супругой утонули в двух глубоких креслах, Краснопеевы — предпочли разместиться за столом. Поляничко, сидя на стуле, с невозмутимым видом читал «Северокавказский край», а Каширин явно недовольный тем, что в праздничный день пришлось находиться на службе, с досадой тушил в хрустальной пепельнице очередную папиросу, бросая нетерпеливые взгляды в сторону Ардашева. Между тем, сам присяжный поверенный прохаживался от одного окна к другому с неизменной коробочкой ландрина в руках. Он ждал появления четы Шилохвостовых. Наконец, к восьми вечера собрались все.
— Итак, дамы и господа, — начал Ардашев, — всем вам известно, что вчера ночью Василий Фёдорович Иванов умер от укуса скорпиона. Однако есть подозрение на то, что его убили. Именно поэтому я и попросил господ полицейских собрать в этой зале всех, кто был приглашён покойным на вчерашний Васильев вечер.
— То есть, как убили? Разве он не умер от укуса этой ползущей твари? — удивился заведующий городским ломбардом.
— Нет.
— Простите, Клим Пантелеевич, я беседовал с судебным медиком, — вмешался доктор Нижегородцев, — там, действительно, было покраснение на шее покойного и явный след от укуса. Разве нет?
— Как раз, след от укуса меня и смутил. Дело в том, Николай Петрович, что мне приходилось видеть последствия нападения этого паукообразного существа. Покраснения были сильнее выражены, и их площадь занимала бóльшие участки тела. В данном же случае, оно минимально и не переходит в ярко багровый цвет. Как вы думаете, почему?
— Вы хотите сказать, что укус был произведён уже в мёртвое тело?
— Совершенно верно. Злоумышленник, надев кожаные перчатки, сначала произвёл смертельный укол в спящего беспробудным сном Иванова, а потом вошёл в другую комнату, открыл крышку стеклянного ящика, в котором находились скорпионы, и достал их по одному.
— Разве? Вы в этом уверены? — удивился Шилохвостов. — А что, если, кто-то ненароком сдвинул крышку террариума и скорпионы сами вылезли?
— Скорпионы не ползают по таким гладким поверхностям, как стекло. Вы можете в этом убедиться. Подойдите, откройте ящик и посмотрите. Нет ничего хуже, господа, чем безосновательный спор… Итак я продолжу: злоумышленник, надев перчатки, достал самого ядовитого, палестинского скорпиона и поднёс к шее уже мёртвого человека. Генурис, почувствовав стеснение, выбросил яд в тело покойника. С момента наступления остановки сердца уже прошло сколько-то времени (по моим представлениям, около четверти часа). За этот период кровь ушла с периферийных капилляров в крупные сосуды, что привело к изменению обычного цвета тела на бледный, затем и синюшний. При таких обстоятельствах след от ужаливания скорпиона уже не выглядит таким ярким, как при укусе живого человека. Кроме того, несмотря на то, что Иванов выпил несколько таблеток веронала (коробка стоит на прикроватной тумбочке), он бы в любом случае проснулся, если бы на него напал жёлтый обитатель Ближневосточной пустыни. Да и потом: от укуса палестинского скорпиона умирают через семь-двенадцать часов и только лишь в случае полного отсутствия какой-либо медицинской помощи. Вероятнее всего, убийца, чтобы не вызвать подозрения, покинул особняк вместе со всеми. Но потом, дождавшись ухода горничной и повара Иванова, вернулся. Как мне представляется, преступник подсыпал купцу веронал в бокал с алкоголем. Однако, чтобы у нас не было вопросов, почему хозяин дома не проснулся от укуса скорпиона, злоумышленник положил на его прикроватную тумбочку коробку со снотворным.
— Звучит складно, — согласился Краснопеев. — А как вы определили, что он был в кожаных перчатках?
— Во-первых, сейчас зима и все люди нашего круга носят кожаные перчатки. Во-вторых, перчатки из толстой кожи никакой скорпион не прокусит, а без этого их было не достать из террариума. В-третьих, допускаю, убийца осведомлён о том, что любого человека можно отыскать по оставленным им отпечаткам пальцев.
— Вы сказали, что преступник поднёс скорпиона к телу мёртвого человека. В таком случае, потрудитесь объяснить присутствующим, каким образом хозяин дома был убит? И перестаньте говорить загадками! Вытащили меня из дома на ночь глядя, неизвестно зачем! — возмущённо выпалила актриса Сафронова.
— А что вас так возмутило, Анна Евграфовна? — пожал плечами присяжный поверенный. — Среди нас — преступник. Кто он вы скоро узнаете. В конце концов, погиб человек, пригласивший вас в свой дом, так что потерпите. Думаю, всё станет ясно минут через двадцать.
— Да как вы смеете подозревать нас! Кто вы такой? — подскочил заведующий ломбардом и затряс кулаками.
— Извольте вести себя подобающим образом, — оторвавшись от газеты, сердито выговорил начальник сыскного отделения. — Сядьте, господин Сафронов.
Клим Пантелеевич прошёлся по комнате, остановился и, глядя на актрису, изрёк:
— Тем не менее, я отвечу на вопрос госпожи Сафроновой о способе убийства: Иванову была сделана инъекция в правую пятку. Она и стала смертельной. А укус скорпиона, как вы понимаете, был нужен для того, чтобы пустить расследование по ложному пути.
— Хотел бы я знать, кто этот негодяй, — барабаня по столу пальцами, вымолвил коллежский асессор Краснопеев. — Надо же! Как всё обтяпал!
— Вы правы, Иван Кузьмич, — согласился Ардашев, — преступник не глуп. Однако он не знает, что с самого начала его затея была обречена на неудачу.
— Ох, как интересно! — удивился Шилохвостов. — А почему?
— Ответ на этот вопрос я обязательно дам, но чуть позже, — объяснил адвокат. — Всему своё время. А пока давайте вернёмся в самое недалёкое прошлое, то есть в игру «Флирт цветов».
— Уместно ли это в данный момент? — скривив губы, спросила госпожа Краснопеева.
Пропустив вопрос, Ардашев продолжал:
Поделиться книгой: