Гораздо больше, чем река...

— Давай ближе к красному, — роняет капитан. — Еще. Еще.

Ночь и одиночество не требуют громких уставных команд: "Лево руля!" — "Есть лево руля!" Капитан и рулевой как бы слились в одно целое, это мозг и руки единого организма. Не командуем же мы себе, выйдя из дому: "шагом марш".

Судно жмется ближе к красному бую. Не очень близко, но так, чтобы пропустить встречный грузовой теплоход. А за спиной капитана Волга разговаривает о своем. Вслушиваюсь:

— "Гастелло", это вы идете?

— Точно. Кто спрашивает?

— Сомовка. Будете швартоваться?

Сомовка — ближайшая пристань. Но ответа не слышу. Чей-то бас, окая по-горьковски, нарастает до мощного форте:

— И вам, Василий Григорьевич, желаю счастливого пути и…

— Сомовка! Сомовка!

— … и крепкого здоровья, — упрямо заканчивает бас.

Тесно в эфире, и на Волге тесно. Из Горького мы вышли друг за другом с малыми интервалами: два огромных туристских теплохода с москвичами, один пассажирский теплоход ярославской линии и впереди наш "Клемент Готвальд", направляющийся к Астрахани. Тянемся цепочкой, без обгона, как караван во льдах. И все сбавили ход. Перед нашим носом буксир "Ямал" толкает баржу. Он бы и рад пропустить весь хвост, да никак не получается: судовой ход узок, а навстречу катится и катится непрерывный поток судов.

По бортовым и мачтовым огням Владимир Александрович Бетко, наш капитан, определяет встречных:

— Танкер. Толкач с сухогрузной баржой. Пассажирский. Еще пассажирский. Танкер.

Световыми импульсами, ослепительными и короткими, словно вспышки фоторепортерских блицев, суда договариваются, какими бортами расходиться. Это немой язык рабочей навигационной ночи. Он сдержан и точен. А тем временем в эфире накаляются страсти. Не каждый капитан годится в дикторы, у некоторых скороговорка, у других, должно быть, микрофон барахлит. Удивительно, что наш Владимир Александрович будто и не слушает перекличку, но каким-то чудом вылавливает из этого неумолчного говора и бормотания ту информацию, которая имеет отношение к "Готвальду". Тогда берет микрофон и сам вступает в переговоры. Слух у него особый, что ли?

— Привычка, — смеется капитан. — Вот как мать слышит плач своего младенца и мигом просыпается, а так хоть из пушки пали.

Тем временем благополучно разминулись мы со всей встречной пятеркой. Правда, далеко впереди огни еще одного встречного.

Теперь "висим" почти за кормой у толкача.

— "Ямал", я "Клемент Готвальд", как с обгоном?

— "Готвальд", давайте по правому борту готовьтесь. Хватит вам места?

— Я — "Готвальд", вас понял.

— Только не спешите. Повремените малость.

Наш капитан вполголоса ругается, прикрыв микрофон. "Ямал" слишком осторожничает, должно быть, его капитан не очень хорошо знает плес. А разговоры слышит весь "хвост", и теперь нас в свою очередь запрашивают сзади: скоро вы там со своим толкачом?

— Белый пройду и начну убавлять ход, — неуверенно отвечает всем сразу капитан "Ямала", и мне кажется, я слышу вздох: вот, мол, пристали, жизни не дают, заставляют идти на риск.

— Ну, давайте, пропущу, — слышим мы через минуту. "Готвальд" сразу прибавляет ход. Наша громада нависает над толкачом и его баржой.

— Вы только потихоньку, — слышим оттуда.

— Вот черт, — возмущается Владимир Александрович. — Ему море подавай!

Толкач остается позади, мы резко подаемся вперед и впритирку проскакиваем между встречным танкером и сияющим огнями палуб нашим близнецом, стоящим у берега.

— Это "Гастелло" у Сомовки, должно быть, не может вклиниться на судовой ход. Одним словом, "кто последний, я за вами".

Проходит еще час — и все те же волнения и те же разговоры. За нами идут наши верные спутники, не обгоняя друг друга, но и не пропуская никого вперед. А встречный поток по-прежнему густ, ночь расцвечивает Волгу огнями, не столько манящими, сколько предостерегающими и настораживающими. До рассвета еще далеко. Время остановилось для меня, и я малодушно покидаю рубку к удовольствию капитана: ему даже молчаливый посторонний — помеха.

Это обычная летняя ночь, темная, но ясная, звездная. А ненастные, с дождями и туманами? Октябрьские, наконец, когда к закрытию навигации напряжение на реке особенно нарастает? Каково капитанам под ледостав водить здесь большие корабли по извилистому, капризному фарватеру?

Около двадцати лет назад Федор Иванович Панферов в очерке "Сказание о Поволжье" привел диалог с начальником Волжского пароходства:

"Естественно, задаем ему обычный вопрос: "Как у вас дела на Волге?" — и ждем обычного ответа: "Хорошо. А как же?" Да, в самом деле иного ответа и ждать нельзя.

И вдруг натыкаемся:

— На Волге? Да Волга нас уже не тревожит. Нас тревожит, волнует и заставляет ночи не спать совсем другое, — отвечает Александр Васильевич и морщит лоб.

— Тогда что же вас тревожит, если не Волга?

— Моря.

— Какие моря? Каспийское, Черное? — опять недоуменно спрашиваем мы.

— Рыбинское, Горьковское, Куйбышевское.

— Почему?"

Из ответа начальника пароходства следует, что волгари, за сотни лет привыкшие к перекатам и мелям, нелегко приспосабливались к морям. С одной стороны — "шествуй свободно", с другой — "но не на том транспорте. Флот Волги оказался малопригодным к новым условиям. "Волга нас научила одним приемам, а моря заставляют творчески думать и из волгарей перестраивают нас в моряков", — так закончил разговор начальник пароходства.

Прошло почти два десятилетия, и от сегодняшнего начальника Волжского объединенного речного пароходства Константина Константиновича Короткова я услышал нечто совершенно противоположное. Морей с тех пор стало больше, их уже семь, но не они тревожат волгарей, а… Волга. Вернее, та часть Волги, о которой шла речь выше. Волгари давно "перестроились в моряков", флот у них для морей, но его в засушливый год нельзя загружать полностью: не пускает мелководье между Городцом и Чебоксарами.

— Тут у нас образуется тромб главной артерии России, — пожаловался начальник пароходства. — Бывает, что простаивает сразу тридцать-сорок крупнотоннажных судов. Волга напоминает нам: доведите же дело до конца!

Его начали доводить в девятой пятилетке. Десятая даст Волге последнее море каскада — Чебоксарское.

Репортаж о граде Чебоксары, его гидростанции и тракторах-исполинах

Нет, дорогие товарищи, не вздумайте судить о Чебоксарах, ежели вы принадлежите к кочующему племени волжских пассажиров и в вашем распоряжении полтора-два часа стоянки теплохода, из коих полчаса урезываются на всякий случай: вдруг остановятся все городские троллейбусы или начнется всемирный потоп? Пассажиры — народ осторожный. Да и хочется хотя бы в путешествии обойтись без спешки, отключить себя от городской беготни, толкотни, телефонных звонков.

Так вот, волжский пассажир, если он новичок, глазам своим не верит. Позвольте, это и есть столица Чувашии? Это ее волжские ворота?

Облупившиеся каменные фасады, причем без какого-либо единого архитектурного стиля: слезы смешения идей, владевших умами градостроителей в тридцатые годы. Тут же деревянные особнячки с темными бревнами, иной склонился вовсе набок, вопия о сломе. На всем следы некоторого запустения.

И трудно представить удивленному пассажиру, что расположенные на высоком берегу, а также несколько поодаль гостиницы "Волга" и "Турист", почта, театр, старые деревянные дома, составлявшие в довоенное время самую оживленную часть города, приговорены к сносу и затоплению. Да, именно здесь, где берег прогнулся ложбиной, и войдет в городские улицы море. Оно войдет длинным заливом по долинам, промытым речками Чебоксаркой и Кайбулкой.

Границы этого внутригородского водоема определены давно, но море, запаздывает. Так и остается часть города волжским уникумом: вкладывать деньги в ремонт грешно, все равно скоро ломать, приходится лишь кое-что поддерживать, чтобы уж вовсе не срамить город перед волжскими гостями.

Но и по границам будущего залива новостройку пока придерживают. Ведь именно вдоль морского берега предстоит поднять обновленный чебоксарский фасад, быть может, один из самых выигрышных, нарядных, если говорить о переустраивающихся старых приволжских городах. Архитекторы высоко оценивают редкую возможность вписать большой залив в застройку, причем расположенную не на равнине, а по живописным всхолмлениям, спускающимся к воде.

Приход моря позволит завершить создание нового облика старинного — ему за полтысячи лет — города, судьбу которого последние десятилетия изменили знаменательно и круто.

Помните ли вы те страницы "Двенадцати стульев", где описываются волжские приключения Остапа Бендера и Кисы Воробьянинова?

После едва не закончившегося печально сеанса одновременной шахматной игры лодка наших концессионеров оказалась возле города, синие купола которого плыли, словно корабли. Остап вытащил путеводитель и справился.

"— Судя по всему — Чебоксары. Так, так… "В настоящее время в Чебоксарах 7702 жителя". Киса, давайте бросим погоню за бриллиантами и увеличим население Чебоксар до семи тысяч семисот четырех человек. А?"

Остап узнает далее из путеводителя, что в городе имеются рабфак, партийная школа, педагогический техникум, две школы второй ступени и что на чебоксарской пристани и базаре можно видеть чувашей и марийцев, "выделяющихся своим внешним видом"…

В этом описании города нет и капли вымысла. Авторы дали в руки Остапа подлинный путеводитель "Поволжье", изданный перед навигацией 1926 года. Если бы внимание великого комбинатора не отвлек плывущий по реке стул, он мог бы прочесть далее, что в Чебоксарах есть лесопильные заводы, а также мочальное и мебельные производства. Он мог бы полюбоваться снимками местных жителей, обутых в лапти, сплетенные кооперативными артелями.

Да, всего 7702 чебоксарца…

И почти триста тысяч жителей сегодня.

Чебоксары на одном из первых мест в Поволжье по приросту населения. Подальше от пристани, там, куда не придет вода, холмы со вкусом застроены кварталами современного красивого города. В его центре все молодо. Вдоль широких проспектов — буйная зелень: сказалась прекрасная черта народного характера чувашей, научившихся сажать и беречь лес еще в те давние годы, когда многим это представлялось чуть ли не чудачеством. Проспекты соединяют центр с заводскими районами. Одна магистраль ведет в студенческий городок.

В столице Чувашии — молодой университет. Я помню закладку его первых корпусов. Теперь университетский коллектив — почти одиннадцать тысяч человек.

И снова напоминаю: 7702 чебоксарца, включая стариков и младенцев.

— Что прибавилось за пятилетие? — переспрашивает профессор Сергей Андреевич Абруков, проректор по научной работе. — Трудно так вот сразу… Мы существуем всего с шестьдесят седьмого года, проценты роста у нас весьма выигрышны, однако тут многое объясняется нашей молодостью, мы быстро набираем силы. Итак: новые специальности, новые кафедры, новые учебные корпуса, новые общежития… Естественный рост. А недалекое будущее вторая очередь университетского комплекса.

Профессор Абруков из сельской чувашской семьи. Воевал в зенитной артиллерии, демобилизовался как инвалид войны. Учился в Казанском университете, был оставлен при кафедре, защитил сначала кандидатскую, потом докторскую диссертацию. Здесь со дня открытия университета.

Я побывал и у старого знакомого, директора республиканского научно-исследовательского института профессора Василия Дмитриевича Димитриева. Институт переехал в специально построенное великолепное здание.

— У нас вообще много новоселий, — заметил профессор в ответ на мое поздравление. — Растет город.

Институт в девятой пятилетке по-прежнему занимался проблемами археологии, истории чувашского народа, исследованиями в области социологии, этнографии, чувашского языка, искусства.

Но бурное развитие народного хозяйства республики, строительство на ее территории крупнейших предприятий вызвали особенное оживление научно-исследовательской работы, непосредственно связанной с повышением качества и эффективности промышленного производства и строительства, с научной организацией труда, с техническим перевооружением предприятий.

— Назову несколько тем наугад, — Василий Дмитриевич достал объемистую папку. — Ну вот, скажем, "Концентрация и специализация промышленного производства в республике, "Комплексное социальное и экономическое развитие производственных коллективов", "АСУ в сельском хозяйстве Чувашии", "Перспективы создания аграрно-промышленных объединений" и так далее. Работаем в тесном контакте с партийными и советскими организациями, выносим свои рекомендации на суд общественности.

Быстрорастущая промышленность Чебоксар освоила за пятилетку свыше пятисот новых видов продукции. В Чувашии иногда вспоминают правительственное задание времен гражданской войны: изготовить для Красной Армии миллион пар лаптей. Сейчас главная продукция чебоксарской промышленности — электроаппаратура, приборы и средства автоматизации, станки, ткани, сталь. Выйдя со своими изделиями на международный рынок, город на Волге производит продукцию для многих десятков стран. Любопытная деталь: из Чебоксар экспортируются в Англию… мячи для гольфа.

Мой путь — в Новочебоксарск. Плотина Чебоксарской ГЭС поднимет Волгу как раз возле него.

Новочебоксарск стал городом республиканского подчинения. Но, надо думать, он раньше или позднее будет районом Больших Чебоксар. Столица и ее город-спутник быстро растут навстречу друг другу. Их связывает первоклассное широкое шоссе: чем-чем, а дорогами Чувашия славится много десятилетий.

Новочебоксарск при въезде делит поток машин указателями: "город" и "промышленная зона". В промышленной зоне мощный комплекс предприятий строительной индустрии, а под высоким берегом — котлован и подсобные предприятия Чебоксарской гидростанции.

Новочебоксарск нов от первого жилого дома до только что возведенного, куда въезжают взволнованные жильцы. Недавно считалось, что в городе 65 тысяч жителей. Так то недавно, а сегодня говорят уже о 75 тысячах. Не забывайте: как раз между столицей республики и Новочебоксарском — площадка завода промышленных тракторов. Приток людей на здешние стройки растет, и очередные несколько тысяч новоселов просто не успевают попасть в самые свежие статистические таблицы.

Хорош город с Волги, с подходов к далеко выдвинутой в русло перемычке котлована Чебоксарской ГЭС. На самом берегу, правда, рационально-суховатые здания, но рядом, скрашивая их, — дивная дубовая роща. Она сохранена в радующей неприкосновенности. Я бродил по ней и всюду видел школьников, в солнечный день собиравших здесь спелые желуди для новых посадок.

Под сенью дубов — смотровая площадка гидростанции. Говорят, будто волгари позаимствовали идею у дивногорцев. На Енисее начальник строительства Красноярской ГЭС Андрей Ефимович Бочкин любил водить гостей на облюбованную им скалу, откуда обозревались и Енисей, и плотина, и море.

У гидростроителей свои герои. Андрей Ефимович Бочкин, знаменитый "Дед", один из них. Думаю, что легенды о нем переживут рождение еще многих наших плотин. Вот и Виктор Андреевич Жилин, начальник здешней стройки, считает себя одним из выучеников "Деда":

— Гидростроитель милостью божьей, как говаривали прежде.

У Бочкина он начинал мастером, прорабом, стал начальником участка. Потом перевели в Балаково, оттуда в Киргизию на Токтогульскую ГЭС: тоже интересно, высоконапорная плотина, иные мерки и масштабы, иная практика.

— Гидростроитель привычен к перемене мест. После Токтогульской думал вернуться в Сибирь, на Енисей, поработать на Саяно-Шушенской, да вот направили сюда. Наши трудности вы уже знаете? Несколько лет спорили: форсировать или попридержать? Конечно, жаль земли затапливать. Ну, а Большую Волгу не доделать?

И снова у нас разговор о наболевшем, о плане Большой Волги, о взаимовлиянии гидроузлов и природной среды.

Семидесятые годы выдвинули проблемы экологии на первый план. Многое делается для сохранения природы Поволжья. На одну очистку волжских вод отпускаются сотни миллионов рублей. Именно Казанский университет первым в стране начал выпускать специалистов нового профиля — охраны природы.

— Но все же мы ведь не только стремимся сохранить нетронутость природы. Каждому ясно, что это возможно далеко не везде. Видимо, нам, строителям, особенно важно научиться рационально использовать природные ресурсы. Некоторые потери тут неизбежны. Нельзя построить гидростанцию, не затапливая вовсе ничего. Нужен разумный баланс потерь и компенсаций. Давайте посмотрим с этой точки зрения на наш гидроузел.

Виктор Андреевич Жилин подходит к карте водохранилища.

— Что поглотит Чебоксарское море?

Около 170 тысяч гектаров. Свыше 50 тысяч из них — сельскохозяйственные угодья. Это много. Но вспомним, что площадь Куйбышевского водохранилища 645 тысяч гектаров.

При сооружении Чебоксарского моря огромные суммы тратятся на защиту земель. Возводятся дамбы, огораживающие низины и заливные луга. Насосные станции будут орошать эти угодья, где станет развиваться овощеводство. Смета стройки предусматривает также осушение торфяников. А в целом за счет гидростанции предстоит ввести в сельскохозяйственный оборот новые площади, равные примерно половине затапливаемых. И при всех этих крупнейших затратах Чебоксарская ГЭС должна окупить себя не позднее, чем через шесть лет.

— Мне кажется, что теперь мы имеем право говорить о действительно оптимальном во всех отношениях проекте последнего гидроузла каскада, — заключает Жилин.

Начальник стройки радуется, что десятая пятилетка придаст делу полный размах. За последнее время прибыло свыше тысячи новых рабочих, причем в большинстве народ бывалый, с хорошей школой, поступают мощные механизмы. Одним словом, совсем другое настроение.

Со смотровой площадки — отжатая перемычкой к противоположному берегу река, огромный котлован, а под нами — каркасы стенок судоходного шлюза. Сделано многое. Не за горами уже и пора большого бетона.

Площадка Чебоксарского завода промышленных тракторов поражает и тех, кто по роду своей профессии успел повидать почти все главные наши стройки. Быть может, только на Волжском автомобильном и КамАЗе столь же огромные корпуса. Двадцать гектаров под одной крышей! Давно ли такую площадь отводили заводу со всеми его подсобными строениями? А тут — один корпус. Идешь из конца в конец, и кажется, что никогда он не кончится, что будешь вот так идти весь день в этом лесу стальных конструкций, выросших до высоты гигантских секвой.

Осень нынче солнечная, сухая, но зима уже недалеко. "Дадим корпус под тепло!" — призывают огромные буквы.

Правда, цех-исполин в основном подведен под крышу. Ее сделали на земле. Конвейер, соразмерный общему масштабу стройки, собирает блоки покрытий. Части крыши передвигаются на специальных тележках, обрастая всем необходимым. В конце конвейера мощнейший кран берет блок и поднимает весящую десятки тонн громадину к вершине корпуса. Это примерно высота девятиэтажного дома. Там остается только аккуратно приставить ее к ранее положенным и произвести стыковку. Все! Прежде монтажники проводили на продуваемой всеми ветрами высоте не часы, а недели.

Можно много говорить об изменении технологии наших строек, да и характера производства. Но порой сравнения приходят неожиданно. Помните еще столь недавние времена: "Строительству требуются…" — и в длинном перечне профессий рядом с шоферами и экскаваторщиками непременно плотники, землекопы, разнорабочие. А Чебоксарский завод промышленных тракторов приглашает — привожу список полностью, без сокращений — генераторщиков, машинистов компрессорных установок, наполнителей и испытателей баллонов, электромонтеров по обслуживанию электрооборудования, электрослесарей, транспортировщиков, а также учеников вышеназванных профессий. Кроме того, заводу требуются фрезеровщики, шлифовщики, заточники, резьбошлифов-щики, газорезчики, разметчики, зубошлифовщики, токари-расточники, штамповщики, жестянщики, слесари-сантехники, уборщицы, гардеробщицы, грузчики-стропальщики, няни в детские сады, кладовщики, заливщики, модельщики, монтеры пути. Много ли тут представителей традиционных профессий, без которых не обходился строящийся завод, сдающий в эксплуатацию первые корпуса?

О гиганте в Чебоксарах, одной из важнейших строек девятой пятилетки, много писали и пишут. Мы наслышаны, что он будет выпускать сверхмощные тракторы не для полей, а для строек. Для Байкало-Амурской магистрали. Для прокладки нефтепроводов и газопроводов в зонах вечной мерзлоты и раскаленных пустынь. Для мелиоративных работ на стройках Нечерноземья, Для карьеров и рудников открытых работ. Это должна быть универсальная машина, способная выполнять десятки различных особо трудоемких операций.

Первые год-два завод сможет давать лишь относительно небольшие партии машин. Прежде чем пустить его на полную мощность, надо до конца решить весь комплекс конструкторских и технологических проблем, способных гарантировать особенно высокое качество машин. Ничего из устаревшего! Учитывая последние достижения мировой техники, попытаться сказать новое слово!

На стройке, неподалеку от цеха, кафе со странным для новичка названием "Т-500 лс". Сверхмощный трактор Чебоксарцев называется просто Т-500, без расшифровки, что 500 — это лошадиные силы. Но до Т-500 еще далековато. Первым будет Т-330.

Впрочем, почему "будет"? Полтора десятка новых машин проходят всесторонние испытания. Собраны на Челябинском тракторном. Там главное конструкторское бюро, там рождались многие идеи, оттуда приехали в Чебоксары крупные специалисты. Связь двух заводов не прерывается, а крепнет. Открылась даже прямая авиалиния Чебоксары — Челябинск.

Первые опытные Т-330, ярко-желтые машины непривычных размеров и очертаний, рождаются уже и в Чебоксарах, в цехе малых серий сдаточного корпуса. С этого корпуса началась производственная жизнь завода. Но сегодня это еще не завод в полном смысле слова. Это прежде всего стройка со всеми ее обычными трудностями и радостями.

…Голубой вагончик при дороге. Штаб "Комсомольского прожектора". Миназим Тухфетуллин просматривает свежую почту: