Данный материал является интеллектуальной собственностью
telegram-канала Гильдии Переводчиков
https://t.me/guildwh40k
При его дублировании вы обязаны указать источник перевода
Переводчик – Михаил Петров
Редактор – Лотара
ГРЭМ МАКНИЛЛ
МОНОГРАФИЯ ПОЛКОВНИКА
Тревожный звон темного колокола доносится из бездны.
Он эхом разносится по холодным и непрощающим мирам, оплакивая печальную судьбу человечества. Ужас был выпущен на свободу, и теперь мерзкие ночные существа скрываются в тенях. Здесь нет ничего, кроме зла. Инопланетные чудовища дрейфуют в глубинах космоса, запертые в своих суднах-саркофагах. Созерцающие. Ждущие. Прожорливые. Зловещее колдовство творится в окутанных мраком лесах, призраки шныряют по беспокойным умам. Из самых темных глубин к пропитанной кровью земле дьявольские ужасы несут бесконечную ночь, чтобы пировать недостойными душами.
Оставь надежду. Вера не спасет. Жертвы горят на кострах безумия, гниющие, неупокоенные трупы шевелятся в свежих могилах. Демонические отродья ухмыляются кривыми усмешками и смотрят в глаза проклятым. И Губительные Боги с безразличием взирают на это.
Это время расплаты и каждая смертная душа находится во власти того, что скрывается во тьме. Это вечная ночь, вотчина монстров и демонов. Это вселенная ужаса. Никто не избежит проклятия.
Колокол звонит…
Меня зовут Терезина Салло, и вы читаете мои последние слова.
Это не гипербола, и я бы не хотела, чтобы вы воспринимали мои слова как что-то мелодраматическое. Я ненавижу пустые преувеличения, ведь зачастую правда сама по себе очень драматична.
Я затворница по собственному выбору и за свою долгую жизнь обзавелась лишь маленькой горсткой близких друзей. Те щедрые души, которых мне посчастливилось считать таковыми вместе с моим покойным мужем описали бы меня как почтенную женщину спокойного характера, трезвомыслящую и крайне расчетливую. Можно смело сказать, что я – закрытый человек обычно не склонный к бурным публичным проявлениям чувств.
Когда будете читать дальше, я хочу, чтобы вы об этом помнили.
Эта запись существует только для того, чтобы вы узнали правду, невзирая на все домыслы и слухи, которыми могут обрасти обстоятельства моей смерти.
Хотя, подозреваю, что спасибо вы мне за эту правду не скажете.
Я пишу при свечах в стенах Кардофийского хранилища, которое находится в Сервадак Магна, столице сектора Йервонт. В настоящее время я сижу за испачканным чернилами столом в кабинете Главного Архивариуса. Именно эту должность мне посчастливилось занимать в течение трех десятилетий перед выходом на пенсию.
Если вы не знаете о Кардофийском хранилище, позвольте мне кратко вас просветить. Это почтенное учреждение, основанное в последний год М36, для сохранения истории нашего мира и окружающих его подсекторов, которое занимало свое нынешнее здание вот уже в течение последних четырех тысячелетий. Это величественное строение является весьма похвальным образчиком постаккадской готики и может похвастаться большим количеством прекрасных коллекций. Здесь находятся записи по ранней имперской истории, произведения искусства Эклезиархии и, к сожалению, незаменимая в свете нынешних обстоятельств коллекция рукописей доотступнических времен.
Но я отвлеклась – моя неискоренимая привычка, которую я теперь должна попытаться обуздать, ибо время мое на исходе, и я боюсь, что моя решимость может поколебаться, если я буду слишком медлить. Таким образом, Дорогой читатель, со всей добросовестностью и отвращением к подстрекательской риторике, пожалуйста, прошу Вас поверить в мое следующее заявление:
В поместье Грейлок я столкнулась с истинным злом.
Для любого, кто знал меня, не было сюрпризом, что я приняла приглашение Гаррета Грейлока составить каталог коллекции антикварных книг его покойной матери.1 Мне, конечно же, было известно о покровительстве полковника и её щедрых пожертвованиях, но я всегда имела дело только с ее представителями и никогда не встречалась с этой женщиной лично.
Ее жесты благотворительности вызывали у моих подчиненных лихорадочные размышления о том, какие же еще книги и эзотерические знания может хранить полковник. По слухам, ее частная коллекция была чрезвычайно обширна и включала в себя тома настолько древние, что даже простое прикосновение обратило бы их в прах. Подобных разговоров я не одобряла, но мое согласие на просьбу ее сына было вызвано в немалой степени именно моим собственным любопытством. Без сомнения, вы можете привести множество примеров того, как потакание этому вдохновляющему чувству приводило к печальным последствиям.
Сколько я себя помню, преданность работе была моей путеводной звездой, моим указующим маяком, установленным на небосводе самого моего существа Императором, да будет благословенно Его имя. Эта преданность выдержала все препятствия на моем долгом жизненном пути. Даже те ужасные события, которые позже произошли в поместье Грэйлок, не сломили ее.
И именно она привела меня сегодня вечером в хранилище.
Более века я работала в Кардофийском хранилище, сменяя должность за должностью. В тринадцать лет меня приняли подносчиком чернил, и я старательно и методично поднималась в иерархии местных академических кругов, подлых и подчас замаранных кровью, как любое поле битвы в соседнем подсекторе Оциллярия, чтобы в итоге достичь высокого и почетного ранга Главного Архивариуса.
Под моим чутким руководством целеустремленные команды архивистов, лексикографов и сборщиков данных взвалили на себя бремя проведения историографических исследований и формирования достоверных данных, на основе которых, впоследствии будет описана великая кампания Лорда-генерала Милитанта Гексиора Падиры III. Спустя двадцать шесть лет после завершения этой работы наши труды были вознаграждены почетной сноской в «Истории поздних Имперских Крестовых походов», что стало предметом большой гордости для всех нас.
Со временем я возглавила усилия по архивированию проповедей Кардинала Саломы.2 Это, надо заметить, было чрезвычайно неблагодарной задачей, учитывая склонность пожилого прелата не делать никаких записей касательно той кампании ни на бумаге, ни на грифельных досках, а также из-за крайне малого количества подтверждающих документов, сохранившихся после проблем с сыростью во времена Великого Присоединения.
Но, с каждым десятилетием, мне становилось все более понятно, что ведение Имперских архивов – занятие для молодых и выносливых людей. Мое здоровье пошатнулось. Сказывалось влияние многолетнего вдыхания фиксирующих порошков и консервирующих химикатов. Проведенные на легких операции лишь частично устранили накапливающиеся в течение долгих лет повреждения.
И вот, в то время, когда бушевали жаркие дебаты между консервативными фракциями по поводу различных методов архивирования, теми, кто даже не понимал важности таких вещей как массовая нейтрализация3 и применение стойких чернил, было принято решение, что мне пора, наконец, отложить перо и повесить свои архивные перчатки на спинку стула.
В возрасте ста тридцати лет меня отправили в отставку. Я получила все причитающиеся почести. Более того, в одной из довольно часто используемых галерей даже была установлена статуя, весьма похожая на меня. Мой муж думал, что меня передали слишком суровой, но я видела только скрупулёзность скульптора и преданность его своему делу. Но, надо признать, сходство с оригиналом мне очень нравилось.
Хотя поначалу меня и возмущала эта вынужденная отставка, я довольно быстро перешла к более неторопливому ритму жизни и вскоре нашла время читать исключительно для своего удовольствия без необходимости проведения перекрестных проверок, сортировки данных и тщательного индексирования. Простая радость от хорошо рассказанной истории стала для меня настоящим наслаждением, когда я заново открыла для себя произведения таких драматургов, как Филакен, Горсо и Шекспир.
Хотя я больше и не работала в хранилище, местные архивариусы, тем не менее, регулярно со мной консультировались, поскольку мой опыт все еще имел ценность. Многим из числа знатных и влиятельных семей этого мира требовался мой проницательный глаз, чтобы установить подлинность и определить ценность фамильных реликвий, императорских грамот и генеалогических документов.
Можно сказать, что в отставке мне жилось вполне хорошо и комфортно. До того дня, когда Теодоро покинул меня.
Тогда я только вернулась с долгой и утомительной работы по систематизации базы данных уголовных дел в соседнем портовом городе Хесарид. Это была недельная работа, позволившая провести надлежащую перекрестную проверку различных свидетельских показаний, в результате которой виновные в семидесяти шести нераскрытых убийствах были, наконец, привлечены к ответственности.
На следующий день после возвращения в Сервадак Магна я пожелала Теодоро спокойной ночи и удалилась на отдых, оставив его расслабляться в своем любимом кресле у окна с первым изданием "Сфер вожделения".
На следующее утро я проснулась в одиночестве и спустилась в гостиную. Там я нашла его, все еще сидящего в кресле с раскрытой на коленях книгой. Я придвинула к нему стул и сквозь застилающие глаза слезы дочитала за него те строки, что он начал. Я полюбила своего Теодоро с первого взгляда и теперь, когда его не стало, чувствовала зияющую пустоту в сердце.
Позже медики сказали мне, что Теодоро перенес разрыв аневризмы головного мозга, повлекший за собой субарахноидальное кровоизлияние, которое, вероятно, убило его моментально, прежде чем он смог понять, что происходит.
Он не страдал, и это было для меня единственным слабым утешением.
Недели, последовавшие за его смертью, кажутся мне серыми и совершенно пустыми, как будто все воспоминания о том периоде были поглощены волнами горя, столь же едкими, как радиоактивные бури, которые, как говорят, стерли с лица земли древнюю библиотеку Неоалександрии. Я мало что могу вспомнить из того времени, кроме бесконечных соболезнований и поддержки друзей, которые, несомненно, были желанными гостями в доме, но ничего не могли сделать, чтобы залечить пустоту в моей душе.
Тогда и прибыл запрос от Гаррета Грейлока в пергаментном конверте с монограммой и тисненым фамильным гербом – Принц-Тетрарх из набора карт для регицида.
Письмо внутри было лаконичным, и, что необычно, рукописным. Не привычные аккуратные свинцовые строчки, написанные сервитором-писцом, но неровный человеческий почерк, с чередующимся наклоном, то левым, то правым. Несмотря на то, что новый хозяин поместья Грейлок обращался ко мне несколько снисходительно, я была определенно впечатлена его личным подходом. В то время я не знала, служил ли Гаррет Грейлок в Астра Милитарум, но по резкому тону его письма было очевидно, что военная выправка матери передалась сыну по наследству.
У меня нет времени, чтобы воспроизвести содержание письма полностью, но если вкратце, то в нем требовалось, чтобы я отправлялась на юг, в Вансен Фоллс, и явилась в поместье Грейлок, где бы помогла составить каталог библиотеки полковника, ныне покойной. Вместе со щедрым гонораром в мое распоряжение будет предоставлен наземный автомобиль, а также все, что может только понадобиться для скорейшего завершения работы.
Как тонущий моряк, хватается за спасательный круг, являющийся его единственным шансом на жизнь, я ухватилась за эту возможность. Я хотела погрузиться в работу с головой, посвятить всю себя своему ремеслу, чтобы хоть как-то заглушить горе.
Я немедленно направила свое согласие.
На следующее утро меня ожидал наземный автомобиль: «Кийлен 580» из прошлого века. Я достаточно много путешествовала в свои годы, чтобы научится ценить комфорт и мастерское воплощение инженерного гения – этот автомобиль сочетал в себе и то и другое. Салон из мягкой кожи темно-красного цвета был призван сделать мое семичасовое путешествие на юг до Вансен Фоллс гораздо более терпимым.
Водитель оказался грубым и, к счастью, немым сервитором-шофером, что избавило меня от необходимости вести светскую беседу – занятие, которое я ненавижу и, к которому у меня явно недостает способностей. Освобожденная от необходимости общаться, я решила провести путешествие за чтением тех немногих сведений, которые мне удалось собрать о покойном полковнике Грейлок и ее семье.
Но вскоре после того, как я покинула окраины Сервадак Магна, окружающая природа начала оказывать на меня странное воздействие, которое я раньше не испытывала. Мы часто путешествовали по окрестностям города вместе с Теодоро и наслаждались необузданным великолепием пейзажа. Теперь же он казался запустелым и угрожающим, как будто природа была на грани возвращения того, что люди когда-то забрали себе. И я обнаружила, что совершенно не могу сосредоточиться на своих исследованиях.
Каждый раз, когда я возвращалась к чтению, на меня накатывало беспокоящее ощущение, что за мной наблюдают пристальным, нездоровым взглядом, хищным и оценивающим. В юности я, будучи довольно привлекательной, как и большинство представительниц моего пола, часто испытывала это ощущение. И хотя прошло немало времени с тех пор, как я в последний раз становилась объектом для столь пристального внимания, это чувство было мгновенно узнаваемо. В конце концов, я отложила бумаги и просто сосредоточилась на том, что меня окружало.
Мы забирались все выше по мере того, как «Кийлен» покидал обжитые равнины внутренних районов и поднимался к более диким прибрежным горам. Дальше от города заросшие сорняками развалины плотно прижимались к потрескавшемуся и изгибающемуся шоссе, в то время как разросшиеся леса отбрасывали пролетающие тени на стекла окон наземного автомобиля. Красный папоротник и ржавый утесник простирались за линией деревьев, как пролитая кровь. Несколько сельскохозяйственных участков, которые нам попадались, казались совершенно бесплодными, и впечатление дополняла буквально окутывающая сборные спальные блоки и силосы аура ветхости.
Когда за подъемом над густым лесом выросли горы, мое странное беспокойство только усилилось. Склоны были слишком мрачными, а вершины – слишком высокими, как будто их специально вознесли на такую высоту, чтобы скрыть их секреты от всех, кроме самого решительного искателя.
Многочисленные ущелья и овраги прорезали ландшафт нашего маршрута, а древние железные мосты, перекинутые через них, на мой взгляд, были слишком ржавыми и запущенными. Дорога снова нырнула вниз, превратившись в рокритовую дамбу, пересекающую неосвещенную полосу окутанной туманом болотистой местности, к которой я испытала немедленную и инстинктивную неприязнь. На поверхности болот лежала пена и промышленный мусор, и я гадала, какие тайны могут скрываться под ее солоноватыми водами.
В какой-то момент моего долгого путешествия мерное раскачивание наземной машины вкупе с гнетущим мраком этого отрезка пути убаюкали меня, и я провалилась в беспокойную дремоту. Я и в лучшие свои времена спала очень чутко, а с тех пор, как разменяла свой двенадцатый десяток, бессонница и вовсе стала моим постоянным спутником, но что-то в однообразной мрачности этого окружения затянуло меня в сон. Была ли это ноющая мысль о нездоровых вещах, скрытых под болотом, или мое уже обострившееся беспокойство – я не знаю. Но сон, который просочился в мое сознание, привел меня в такой ужас, какой я никогда не испытывала раньше.
Я не помню, как погрузилась в сон. В одно мгновение я смотрела на болота, а в следующее – уже глубоко спала. Даже сейчас, когда я вспоминаю подробности, страх все еще ледяной рукой сжимает мои внутренности.
Это началось медленно, почти приятно – ощущение, что я плыву вниз, в темноту. Не было и следа опасности, наоборот, было даже приятно и уютно, как будто меня закутывали в любимое одеяло в холодную ночь. Затем качество темноты изменилось, и то, что когда-то было успокаивающим, стало угрожающим. Окутывающим. Удушающим.
Вздрогнув, я проснулась. Я сидела, прислонившись к дверце машины, не в силах сделать вдох. Я попыталась заговорить, но воздух застрял в моих легких. Сердце бешено колотилось. Я ничего не смогу сказать... Паралич все еще держал меня в своих тисках.
Я могла только смотреть на отполированный металлический изгиб черепа сервитора-шофера.
Его голова медленно начала поворачиваться вокруг своей оси.
Как животное, попавшее в ловушку охотника, я испытала отчаянное желание убежать.
Я бы не вынесла вида лица сервитора. Я знала, что это будет что-то ужасное. Изуродованное лицо утопленника, всплывшего обратно на солнечный свет после долгих лет пребывания в зловонных глубинах. Его плоть была бы похожа на желе, раздутое и гниющее, глаза пожирали бы незрячие болотные твари, обычно живущие в изгнании в чернильной тьме внизу.
Но это было не так.
На меня взглянул Теодоро.
– Впусти меня, – сказал он, улыбнувшись.
А потом я проснулась. На этот раз по-настоящему.
С большим трудом мне удалось совладать с дыханием и убедить себя, что я не перешла из одного кошмара в другой. В конце концов, я уверилась, что больше не сплю, но, на всякий случай, в течение следующего часа, пока мы пересекали болото, мое внимание было приковано исключительно к машине. Текстура кожи моего сиденья, блеск хрома на дверной ручке, вибрация мощного двигателя, шорох шин по дороге…
Что угодно, лишь бы мой взгляд не блуждал по ужасному виду за стеклом.
Когда «Кийлен» въехал обратно на лесистые холмы, я вздохнула с облегчением, которое, увы, было недолгим – прибрежные скалы вздымались так круто и были столь мрачны, что казалось, они вот-вот обрушатся и раздавят меня своей необъятностью.
Совершенно точно – тот сон на болоте все ещё преследовал меня!
Это заставило мое воображение разыграться, поэтому я сделала несколько глубоких вдохов и прочла свои любимые строки катехизиса из «Благодеяний Императора».
Путешествие в родовое гнездо Грейлоков сильно выбило меня из колеи, но утешительные слова «Благодеяний», как и всегда, привели меня в порядок. Как я упоминала ранее, я считаю себя разумной женщиной, не склонной к полетам фантазии, но эта поездка наполняла мою голову дурными мыслями и мрачными фантазиями.
Вскоре дорога привела нас в долину, окруженную отвесными скалами. Температура в салоне «Кийлена» моментально упала, и мне с большой неохотой пришлось приказать шоферу-сервитору включить тепловой генератор машины. В конце концов, после бесконечно долгого спуска через холодную долину скалы раздвинулись, и я увидела великолепный маринистический пейзаж – Западный океан, простирающийся до самого горизонта.
Дорога петляла вниз по склону, пока мы не пересекли узкий мост из черной стали и не въехали в прибрежный городок такой прелести и красоты, что у меня перехватило дыхание – настолько он контрастировал с тягостным путешествием в это замечательное место.
Вансен Фоллс, а это был именно он, безмятежно раскинулся на внутренних склонах бывшего кратера от удара метеорита, всколыхнувшего земную кору более десяти тысяч лет назад. Подъем уровня океана и эрозия разрушили западную часть стены кратера, позволив воде хлынуть внутрь и образовать почти идеально круглую бухту с двумя выступающими мысами на севере и юге. Имперский храм из черного камня, добытого из окрестных гор, горделиво возвышался на самом северном мысе. Его причудливо изогнутый шпиль резко выделялся на фоне бледно-голубого неба.
На противоположном мысе находилось поместье Грейлок.
Первое, что я испытала – это изумление, ибо усадьба оказалась гораздо больше и красивее, чем можно было ожидать от жилища военного. За годы архивирования записей кардинала и Лорда-генерала Милитанта я имела возможность беседовать со многими, кто служил Империуму в качестве доблестных воинов, но даже самые старшие и прославленные из них никогда не жили в такой роскоши.