Шампанское для аферистки

— Конечно, — бодро ответил я, — обратил внимание, что рядом с потерпевшей не было ни предсмертной записки, ни таблеток фенобарбитала…

— Я вам скажу больше, — перебил меня Зайцев, — фенобарбитала не было не только радом с ней, но и вообще в квартире. Даже лекарств, содержащих его в мизерном количестве, не было. У вас есть этому объяснение? — не скрывая радости, обратился он ко мне.

Признаться, я не нашел, что ответить.

— А я вам скажу, почему флакона нет, — продолжил следователь. Потому что убийца, вынудив потерпевшую принять лекарство, забрал флакон с собой и ушел. Пока только не понятно зачем… В любом случае не получается самоубийства, гражданин Аленков, не получается.

— А почему вы исключаете, что жена моего клиента сама уничтожила остатки препарата и флакон — теоретически она могла это сделать.

Зайцев рассмеялся противным скрипучим смехом:

— Тогда уж не уничтожила, а подкинула гражданину Аленкову…

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что при задержании в вещах гражданина Аленкова было найдено несколько рецептов на покупку фенобарбитала! — Зайцев сиял, словно начищенный самовар. — Тогда мы обратились к лечащему врачу Григория Григорьевича — мало ли, может, человек болен, и ему это лекарство жизненно необходимо. Но нет! Ничего подобного врач не выписывал. Где взяли рецепты, Аленков?

Не мигая и перестав улыбаться, Зайцев теперь в упор смотрел на моего подзащитного, а тот сжался еще больше — силился сказать что-то и не мог.

— Я… я… — мялся Аленков, — я плохо сплю в последнее время. Рецепты мне продал один знакомый… — он глубоко вздохнул, собираясь говорить дальше.

Тут я его перебил, не в силах больше слушать, как мой клиент губит дело:

— Я прошу прервать допрос. Мне нужно переговорить с клиентом наедине.

Зайцев кинул на меня недобрый взгляд, но обвиняемый действительно имел право на свидание с защитником наедине, ответить Зайцеву было нечего. Он медленно собрал все свои бумаги и так же неспешно покинул допросный кабинет. Лязгнул металлический засов, и мы остались вдвоем с Аленковым. Тот молчал.

— Григорий Григорьевич, я знаю, что вы не настаивали на предоставлении вам адвоката и, возможно, в защите ваших интересов не нуждаетесь вообще. Я должен был уточнить это сразу, и мы бы не тратили время попусту. Так вам нужна моя помощь?

В самом деле, может быть, этот профессор-тихоня и грохнул жену, а теперь раскаивается и хочет в тюрьму на большой срок? Для чего мне из-под себя выпрыгивать?

— Кто вас прислал? — не ответив на мой вопрос, спросил Аленков.

— Меня никто не присылал. Но ваш знакомый — Станислав Аристов передал мне, что вам нужна помощь квалифицированного юриста. Я могу ее предоставить, но и вам нужно кое-что сделать.

Он упрямо молчал — я не сдавался:

— Послушайте, на вас у них ничего нет! Даже факт убийства не установлен на сто процентов. Если грамотно к вопросу подойти, то, я уверен, окажется, что вас даже задержали незаконно! Чуть-чуть надавить — и вас уже сегодня с извинениями выпустят на свободу!

— Тебя как зовут? — перебил меня Аленков.

— Алексей.

— А я Гриша, — признался он и вздохнул.

Только в этот момент лицо его выразило нормальные чувства, а не аморфную безучастность. И я чисто по-человечески ему посочувствовал: он потерял близкого человека, а мы с Зайцевым — два моральных урода — с пеной у рта спорим, кого хотела подставить Аленкова своим самоубийством.

— Послушай, — снова осторожно начал я, стараясь все же достучаться до него, — тебя ведь не было рядом, когда она принимала эти таблетки?

— Нет! Конечно нет!

— А могли у нее быть причины это сделать?

— Не знаю… В последнее время она странно себя вела: всего пугалась, вздрагивала без причины, целыми днями просиживала дома взаперти. Когда я думаю, что мог ей хоть чем-то помочь и не помог…

— Вряд ли ты бы ей помог, если задумала убить себя. Сейчас главное — вытащить тебя, поэтому в подробности с Зайцевым не вдавайся — отвечай кратко и по существу. Вот если следователь тебя спросит, считаешь ли ты себя косвенно виновным в ее смерти, можешь ответить, что да, чувствуешь свою вину.

Гриша закивал, подтверждая, что так оно и есть.

Да уж, ситуация у него — врагу не пожелаешь. А главное, с каким цинизмом я это ему говорил — а что делать? Сочувствие сочувствием, но лучше пусть потом в церковь ходит и свечки своей Даше ставит, чем зону топтать по-дурости. Признаться, я не был теперь уверен, что Аленкова покончила с собой, но и то, что убил ее не Гриша, казалось мне очевидным.

Вернулся Зайцев, дожевывая что-то на ходу и пряча за папкой с уголовным делом булочку.

— Ну? Поговорили? — радостно спросил он. — Будете отвечать на вопросы, Аленков?

— Буду, — решительно кивнул Гриша и глянул на меня, ища поддержки.

— Вот и славно.

Тут же посыпались вопросы: имя, фамилия, год рождения, род занятий. Покончив с официальной частью, следователь перешел непосредственно к делу:

— Аленкова Дарья Ивановна — ваша супруга?

— Да.

— Как давно вы женаты?

— Около года.

— Последние месяцы вы жили вместе?

— Нет… — помялся Гриша и, вспомнив, видно, мои наставления, ничего добавлять не стал.

Вот и хорошо. Чем больше уточняющих вопросов задает Зайцев, тем проще понять, в какую сторону он клонит. Ведь должны ж быть какие-то доказательства посерьезней — не косвенные, а прямые. Потому что, что бы я клиенту ни говорил, ни один следователь не вынес бы обвинение Аленкову без достаточных на то оснований.

— А почему вы не жили вместе? — поинтересовался Зайцев.

— Ну… мы собирались оформить развод.

— Прожив вместе всего год? А почему?

— Это личное… — Гриша с мольбой посмотрел на Зайцева.

— Прошу вас ответить, — настаивал следователь.

Гриша теперь с мольбой посмотрел на меня. Я еле заметно кивнул. А что? В уголовном процессе нет понятия «неприличный вопрос».

— Мы поссорились. Даша уехала к матери, а когда вернулась, сказала, что встретила другого и подает на развод.

— Значит, ваша жена первой заговорила о разводе?

— Ну да…

— А вы этого не хотели?

— Конечно нет! — вспылил возмущенно Гриша.

— Мой клиент имеет в виду, что как всякий нормальный человек, пытался сохранить семью, — вставил я. — Разумными методами.

— Ну да, ну да… — закивал следователь. А Гриша, похоже, даже не понял, что только что признался, что имел мотив убить супругу. Мотив этот называется ревность. Об этом разводе я не имел ни малейшего понятия, иначе, естественно, проинструктировал бы Гришу.

А Зайцев уже даже не допрашивал, а вел беседу — милую, непринужденную. Все-таки хорошо, гад, свое дело знает: Аленков уже расслабился и почти забыл, где он находится и с каким волком в овечьей шкуре разговаривает. А вот я сидел, сжавшись как пружина: сейчас Зайцев задаст самый главный вопрос. Задаст таким же легким тоном, а Аленков не сумеет сориентироваться и ответит не то…

— Вы давно видели жену?

Гриша вдруг снова напрягся:

— Не помню. Давно.

И тут я понял, что он врет.

Зайцев едва заметно ухмыльнулся — значит, вот их главная улика: есть свидетель, который покажет, что Гриша с женой виделся на днях. Не дай бог еще, что это было в день смерти Аленковой.

— В конце августа вы были в городе? — продолжил следователь.

— Нет. Я был в командировке.

— В Москве — я это знаю. Григорий Григорьевич, но у меня есть свидетели, которые утверждают, что двадцать восьмого августа — а это, напомню, канун смерти вашей жены — рано утром вы, поговорив по мобильному телефону на повышенных тонах, внезапно сели в свой автомобиль и уехали. Вернулись поздно вечером. Вы были в Санкт-Петербурге?

— Да… — помолчав, ответил Гриша.

А я подумал, что если вдруг сумею доказать не виновность Аленкова, то это дело станет жемчужиной моего резюме.

* * *

Из СИЗО я направился на Васильевский остров к отделению полиции, на территории которого находилась квартира Аленковых. По дороге купил в какой-то забегаловке стаканчик гадкого кофе и два хот-дога, устроился в машине и принялся ждать. Здесь я вышел в Интернет через мобильник и попытался разыскать поселок Южный в Московской области. И даже не удивился, когда тот нашелся в пятидесяти километрах от Старогорска, где были похищены старинные монеты. Старогорские правоохранительные органы, в частности Ваганов, уверены, что ограблена квартира была с помощью женщины, погибшей при странных обстоятельствах две недели назад в Петербурге… Не бывает таких совпадений! Я на что угодно готов спорить, что их наводчица и есть Дарья Аленкова.

В этом уверен Юрка, а Катя вчера звонила мне и всячески пыталась убедить, что Ваганов подлый непрофессионал, а версия с наводчицей притянута за уши. Зачем, интересно?.. Стоп! Ей достаточно было упомянуть то громкое ограбление, чтобы я заинтересовался и попытался через свои связи в это дело вникнуть. Ну а то, что она обругала Ваганова, — это еще проще: чтобы я, дурак, растаял! Мне же эти слова да из ее уст как манна небесная. Вот… — я долбанул кулаком по рулю ни в чем не виноватой бэхи и попытался придумать достойное Катьки ругательство, но не успел: из дверей отделения бодрой пружинистой походкой вышел Вова Лихачев, а ждал я именно его.

Я посигналил несколько раз, только после этого Лихачев соизволил посмотреть в мою сторону. Судя по тому, что лицо его ничуть не изменилось, нас с бэхой он приметил сразу, но надеялся проскочить не поздоровавшись.

— Лихачев, — крикнул я, опуская окошко. — Стой! Куда так торопишься?

— Здорово! Что-то часто мы с тобой встречаться стали, Никитин… — протянул он руку в окно.

— Садись, подброшу куда нужно. Разговор есть, Володя, — мягко и примирительно ответил я.

Лихачев от моего предложения был не в восторге, суетливо оглянулся на крыльцо РУВД и куривших там полицейских и проворчал негромко:

— Место ты, конечно, выбрал самое то… Давай через два часа у входа в метро, — и, ссутулившись, пошел прочь.

С Володькой я знаком еще с тех времен, когда был следователем РУВД… Да, было в моей жизни и такое, сейчас с ужасом вспоминаю то время. Какой черт меня дернул туда податься, до сих пор не понимаю. Но, как ни крути, а практически вся моя нынешняя клиентская база сколочена была именно на прежней службе. В те далекие времена мы с Володькой были не то чтобы большими друзьями, но по работе приходилось пересекаться часто. Правда, после того как я «переметнулся», нас уже и приятелями-то назвать можно было лишь с натяжкой: Вова был опером идейным и предательства — а мой уход он расценил именно так — до сих пор не простил.

Кроме дела Аленкова я на сегодня все равно больше ничего не планировал, так что, дожидаясь Лихачева, поколесил по острову в поисках более-менее приличной кафешки. На Седьмой линии удалось наконец по-человечески позавтракать.

Думал я за едой о том, что если жена Аленкова действительно наводчица на богатые квартиры, то в смерть ее в результате несчастного случая верится с большой натяжкой. Самоубийство тоже как-то не очень подходит. Гораздо вероятнее, что организатор квартирных краж — без сомнения умный и осторожный человек — получив с помощью Аленковой монеты, захотел от нее избавиться. Кому нужен свидетель, способный тебя опознать, с которым к тому же нужно делиться? А поделившись, всю жизнь бояться, что он тебя сдаст. Самое обыкновенное решение — избавиться от ненужной теперь подельницы, причем лучше всего так, чтобы подозрения не пали на организатора и убийцу. А еще лучше, чтобы убийство вообще было похоже на несчастный случай.

Все мои рассуждения сводились к тому, что Гриша Аленков стал козлом отпущения, но отчего-то случайной жертвой обстоятельств он мне не казался — слишком многое скрывал, слишком странно реагировал на события. В день смерти Аленковой мой клиент был, оказывается, в городе — специально приехал из Москвы. Зачем? И почему об этом факте умолчал? Испугался, что его обвинят в убийстве жены? Нет, при первом его допросе еще никто не сомневался, что это было самоубийство. К тому же скрывать такие вещи глупо, свидетели все равно найдутся. На этот вопрос Гриша даже мне, своему адвокату, ничего вразумительного не ответил.

Правда, был один человек, способный помочь мне в этом разобраться. Прямо из кафе я набрал номер свидетельницы Захаровой, нашедшей труп. В уголовном деле имелся только номер ее домашнего телефона, но и его трубку долго не снимали. Только после седьмого гудка, когда я уже собрался сдаться, встревоженный женский голос ответил:

— Слушаю вас!

— День добрый, мне бы Лилию Захарову услышать.

— Нет Лили! И прекратите сюда звонить, слышите?! — выкрикнула женщина, и если бы так отчетливо не слышался испуг в ее голосе, я бы решил, что мне угрожают. — Я в милицию пойду…

После слов о милиции дама разрыдалась. Все мои попытки прояснить ситуацию ни к чему не привели, единственное, чего я смог добиться, — это убедил женщину записать номер моего сотового и передать его Захаровой.

Странный вышел разговор.

К назначенному времени я поехал к метро, оставил машину неподалеку и еще минут десять прохаживался по площади с делано скучающим видом. В какой-то момент даже начал психовать, что Лихачев не приедет вообще. Но тот появился минута в минуту. Зыркая из-под бейсболки колючим взглядом, он с ходу спросил, в чем дело, причем тут же отвернулся, делая вид, что просто стрельнул у незнакомого мужика сигарету.

Наши шпионские игры, к слову сказать, не были пустой перестраховкой — это мне ничего не грозило, а если кто из сослуживцев Лихачева узнает, что он является на свидания с адвокатами, могут начать задавать много вопросов. А то и вовсе в предатели запишут, примерно как он меня. Лихачев, наверное, и вовсе бы не пришел, но так уж вышло, что он был моим должником.

— Володь, Аленковым, я слышал, твой отдел занимается?

— Ну мой… — нехотя подтвердил Лихачев и прищурился: — а ты все-таки защитником к нему заделался?

— Ну защитником! — весело поддержал я его тон.

— И какие у нас с тобой могут быть разговоры?

— Деловые, друг Вова, исключительно деловые. Ты тему с ограблением мэра одного подмосковного городка в июле этого года помнишь? Вся полиция на ушах стояла, наверняка и ваш отдел напрягали.

— Забудешь такое… — заинтересованность, если она и была, на лице Лихачева не отразилась.

— Так вот, правоохранительные органы этого городка вовсю примеряют на роль наводчицы на квартиру одну девушку, таинственную смерть которой ты имеешь удовольствие расследовать. Догадываешься, о ком я?

Лихачев же был настроен скептически и только сморщился:

— Чушь! Заняться им там нечем, что ли?

— Мое дело намекнуть. Но учти, сегодня об этом мало кто знает в Питере и ты еще можешь успеть поднапрячься и заработать себе новую звездочку на погоны. А к понедельнику эпопея со старогорскими цацками возобновится, и тогда уже ты заработаешь только новый пинок за то, что не подсуетился вовремя.

— Твой какой интерес? — напрямик спросил Вова.

— Прямой, — честно ответил я. — Вы вплотную занимаетесь старогорскими кражами, ищите организатора, он же — зуб даю — убийца Аленковой, и прекращаете мариновать моего клиента. Все счастливы и довольны.