-- Чортъ знаетъ, какія здѣсь во Франціи папиросы дѣлаютъ! Словно онѣ не табакомъ, а мочалой набиты. Мочалой набиты, да еще керосиномъ, политы. Право. Не то керосиномъ, не то кошкой пахнутъ.
-- Глаша! И въ нашемъ вагонѣ русскіе сидятъ,-- снова заглянулъ въ купэ къ женѣ Николай Ивановичъ.
-- Ну, вотъ видишь. Я-же говорила тебѣ... Мадамъ Кургузова говорила мнѣ въ Петербургѣ, что теперь Біаррицъ переполненъ русскими.
-- Но все-таки въ поѣздѣ не много пассажировъ. Развѣ на пути садиться будутъ, замѣтилъ супругъ, сѣлъ на свое мѣсто, досталъ изъ саквояжа путеводитель Ашетта и развернулъ карту южной Франціи.
-- Конечно-же, по пути будутъ садиться,-- продолжалъ онъ, смотря въ карту.-- По пути будетъ много большихъ городовъ. Вотъ Орлеанъ... Это гдѣ Орлеанская-то дѣва была. Помнишь Орлеанскую дѣву? Мы пьесу такую видѣли.
-- Еще-бы не помнить. Еще въ первомъ актѣ ты чуть не заснулъ въ театрѣ,-- отвѣчала Глафира Семеновна.
-- Ужъ и заснулъ! Скажешь тоже...-- пробормоталъ Николай Ивановичъ.
-- Однако, храпѣть началъ. Съ ногъ срѣзалъ... Дѣйствительно, эта Орлеанская дѣва что-то ужъ очень много ныла. Монологи длинные, предлинные... Но какъ-же спать-то!
-- Да не спалъ я... Брось... Бордо будетъ по дорогѣ...-- разсказывалъ Николай Ивановичъ.-- Это откуда къ намъ бордосское вино идетъ. Бордо... Бордо -- большой городъ во Франціи. Я читалъ про него. Торговый городъ. Виномъ торгуютъ. Вотъ-бы намъ гдѣ остановиться и посмотрѣть.
-- И думать не смѣй! Съ какой стати? Поѣхали въ Біаррицъ, такъ прямо въ Біаррицъ и проѣдемъ.
-- Всемірный винный городъ. При громадной рѣкѣ городъ... У насъ билеты проѣздные дѣйствительны на пять дней. Остановились-бы, такъ, по крайности, настоящаго бордо попробовали.
-- А я вотъ винныхъ-то этихъ городовъ и боюсь, когда съ тобой путешествую. Бордо... Пожалуйста ты эту Борду выкинь изъ головы.
-- Да вѣдь я ежели говорю, то говорю для самообразованія. Путешествіе -- это самообразованіе...-- доказывалъ Николай Ивановичъ.
Часы по парижскому времени показывали девять часовъ тридцать пять минутъ. Кондукторъ провозгласилъ приглашеніе садиться въ вагоны и сталъ захлопывать дверцы вагоновъ, запирая ихъ на задвижки. Раздался свистокъ оберъ-кондуктора. Ему откликнулся паровозъ, и поѣздъ тронулся.
Глафира Семеновна перекрестилась.
-- Давнишняя моя мечта исполняется. Я ѣду въ Біаррицъ на морскія купанья.
III.
Поѣздъ-экспрессъ, постепенно ускоряя ходъ, вышелъ изъ предѣловъ Парижа, и несся во всю, мелькая мимо полустанокъ, около которыхъ ютились красивые дачные домики парижанъ, огороженные каменными заборами. Съ высоты поѣзда за заборами виднѣлись садики съ фруктовыми деревьями и другими насажденіями, огородики съ овощами. Попадались фермы съ скученными хозяйственными постройками, пасущіяся на миніатюрныхъ лужкахъ коровы и козы, привязанныя на веревкахъ за рога къ деревьямъ, фермерскіе работники, работающіе въ синихъ блузахъ и колпакахъ. Нѣкоторые изъ рабочихъ, заслыша несшійся на всѣхъ парахъ поѣздъ, переставали работать, втыкали заступы въ землю и, уперевъ руки въ бока, тупо смотрѣли на мелькающіе мимо нихъ вагоны. Изъ придорожныхъ канавъ вылетали утки, испуганныя шумомъ. Погода стояла прекрасная, солнечная, а потому чуть-ли не въ каждомъ домишкѣ сушили бѣлье. Бѣлье сушилось на протянутыхъ веревкахъ, на оголенныхъ отъ листьевъ фруктовыхъ деревьяхъ, на балконахъ и иногда даже на черепичныхъ крышахъ. Николай Ивановичъ смотрѣлъ, въ окно и воскликнулъ:
-- Да что они по командѣ всѣ выстирались что-ли! Въ каждомъ домишкѣ стирка.
Вскорѣ, однако, однообразные, хоть и ласкающіе взоры, виды пріѣлись. Николай Ивановичъ пересталъ смотрѣть въ окно и, вооружившись пенсне, снова сталъ разсматривать карту Франціи, приложенную къ путеводителю. Смотрѣлъ онъ въ карту долго. Тряска вагона мѣшала ему читать мелкія надписи городовъ. Но вдругъ лицо его прояснилось, и онъ произнесъ:
-- Мимо какихъ знаменитыхъ городовъ-то мы поѣдемъ!
-- Мимо какихъ?-- задала вопросъ Глафира Семеновна, отъ нечего дѣлать кушавшая шоколадныя лепешки изъ коробки.
-- Да мимо Бордо, мимо Ньюи, Медока... Всѣ они тутъ. Навѣрное и Шато-Марго тутъ, и Санъ-Жюльенъ...
-- А чѣмъ они знамениты эти города?..
-- Богъ мой! Чѣмъ они знамениты... Да неужели ты не знаешь?.. А еще въ хорошемъ пансіонѣ училась. Ньюи, Медокъ, Марго, Лафитъ -- это все винные города.
-- Какіе?
-- Винные... Гдѣ вино дѣлаютъ.
-- Тьфу ты! А я думала, и не вѣдь чѣмъ знамениты! Да развѣ дѣвицъ въ пансіонѣ про винные города учатъ? Я думаю, и у мальчиковъ-то эти города изъ географіи ихъ вычеркиваютъ.
-- Нѣтъ, у насъ учили. Про всѣ хмельные города учили. Я и по сейчасъ помню, гдѣ Хересъ въ Испанской землѣ лежитъ. У меня въ картѣ, когда я учился, онъ былъ даже красными чернилами обведенъ.
-- Хвастайся! Хвастайся! Развѣ это хорошо?-- сказала мужу Глафира Семеновна.
Николай Ивановичъ продолжалъ разглядывать карту.
-- Бордо, Ньюи, Медокъ... Когда еще въ другой разъ будемъ въ этихъ краяхъ -- неизвѣстно. А теперь ѣдемъ почти что мимо -- и вдругъ не заѣхать!
-- Опять? И изъ головы выбрось, и думать объ этомъ не смѣй!
-- Да я такъ, я ничего... А только, согласись сама, быть у самаго источника винодѣлія и не испробовать на мѣстѣ -- непростительно. Ты женщина молодая, любознательная.
-- Пожалуйста, не заговаривайте мнѣ зубы!-- строго сказала жена.-- Ѣдемъ мы въ Біаррицъ и никуда я не сверну до Біаррица... а тѣмъ болѣе въ хмельные города.
-- Батюшки! И Коньякъ тутъ!-- воскликнулъ Николай Ивановичъ, ткнувъ пальцемъ въ карту.-- Глаша! Коньякъ! Вотъ онъ, не доѣзжая Бордо, вправо отъ желѣзной дороги лежитъ. Знаменитый Коньякъ, вылечившій столько лицъ во время холеры... Коньякъ... Скажи на милость... Ты, душечка, и сама имъ, кажется, лечилась столько разъ отъ живота?-- обратился онъ къ женѣ.
-- Оставь ты меня пожалуйста въ покоѣ! Не подговаривайся. Никуда я не сверну. Выбралъ самый хмельный городъ и хочетъ туда свернуть...
-- Допустимъ, что онъ очень хмельной... но вѣдь я не ради пьянства хотѣлъ-бы въ немъ побывать и посмотрѣть, какъ вино дѣлаютъ, а прямо для самообразованія...
-- Знаю я твое самообразованіе!
-- Для культуры... И главное, какъ близко отъ желѣзной дороги этотъ самый Коньякъ. Чуть-чуть въ сторону... Сама-же ты стоишь за культуру и прогрессъ...
-- Никуда мы не свернемъ съ дороги...-- отрѣзала Глафира Семеновна.
-- Да хорошо, хорошо... Слышу я... Но ты посмотри, Глаша, какъ это близко отъ желѣзной дороги.
Николай Ивановичъ протянулъ женѣ книгу съ картой, но та вышибла у него книгу изъ рукъ. Онъ крякнулъ и сталъ поднимать съ пола книгу.
Въ это время отворилась дверь купэ и на порогѣ остановился молодой человѣкъ въ коричневомъ пиджакѣ съ позументомъ на воротникѣ, съ карандашомъ за ухомъ и въ фуражкѣ съ надписью по-французски: ресторанъ. Онъ говорилъ что-то по-французски. Изъ рѣчи его супруги поняли только два слова: дежене и дине.
-- Какъ!? Съ нами ѣдетъ ресторанъ!-- воскликнулъ Николай Ивановичъ, оживившись.-- Глаша! Ресторанъ! Вотъ это сюрпризъ.
-- Я говорила тебѣ, что есть ресторанъ,-- кивнула ему супруга.
-- Me команъ донкъ ресторанъ?-- обратился было къ гарсону по-французски Николай Ивановичъ, но тутъ-же сбился, не находя французскихъ словъ для дальнѣйшей рѣчи.-- Глаша, спроси у него,-- команъ донкъ ресторанъ въ поѣздѣ, если поѣздъ безъ гармоніи? Какъ-же въ вагонъ-ресторанъ-то попасть изъ нашего вагона, если прохода нѣтъ?
Начала спрашивать рестораннаго гарсона Глафира Семеновна по-французски и тоже сбилась. Гарсонъ между тѣмъ совалъ билеты на завтракъ и разъяснялъ по-французски, на какихъ станціяхъ и въ какіе часы супруги могутъ выйти изъ своего вагона во время остановки поѣзда и пересѣсть въ вагонъ-ресторанъ. Билеты были краснаго цвѣта и голубые, такъ какъ всѣхъ желающихъ завтракать ресторанъ могъ накормить не сразу, а въ двѣ смѣны.
-- Дежене?-- спросила гарсона Глафира Семеновна и сказала мужу: -- Что-жъ, возьмемъ два билета на завтракъ. Вѣдь ужъ если онъ предлагаетъ билеты, то какъ нибудь перетащитъ насъ изъ нашего вагона въ вагонъ-ресторанъ.
-- Непремѣнно возьмемъ. Нельзя-же не пивши, не ѣвши цѣлыя сутки въ поѣздѣ мчаться. Погибнешь...-- радостно отвѣчалъ супругъ.-- Но какіе-же билеты взять: красные или голубые?
-- Да ужъ бери, какіе дороже, чтобы кошатиной не накормили. Кель при?-- задала гарсону вопросъ Глафира Семеновна, указывая на голубой билетъ.
-- Quatre francs, madame...-- отвѣчалъ тотъ.-- Mais vous payez après.
-- Четыре франка за голубой билетъ,-- пояснила она мужу.-- А платить потомъ.
-- А красный билетъ почемъ? Гужъ, биле ружъ комбьянъ?-- спросилъ Николай Ивановичъ гарсона, тыкая въ красный билетъ.
-- La même prix, monsieur,-- и гарсонъ опять заговорилъ что-то по-французски.
-- И красные, и голубые билеты одной цѣны,-- перевела мужу Глафира Семеновна.
Значеніе разнаго цвѣта билетовъ супруги не поняли.
-- Странно... Зачѣмъ-же тогда дѣлать разнаго цвѣта билеты, если они одной цѣны...-- произнесъ Николай Ивановичъ и спросилъ жену:-- Такъ какого-же цвѣта брать билеты? По красному или по голубому будемъ завтракать?
-- Да ужъ бери красные на счастье,-- былъ отвѣтъ со стороны супруги.
Николай Ивановичъ взялъ два красные билета. Гарсонъ поклонился и исчезъ, захлопнувъ дверь купэ.
IV.
Въ полдень на какой-то станціи, не доѣзжая до Орлеана, была остановка. Кондукторы прокричали, что поѣздъ стоитъ столько-то минутъ. По корридору вагона шли пассажиры, направляясь къ выходу. Изъ слова "déjeuner", нѣсколько разъ произнесеннаго въ ихъ французской рѣчи, супруги Ивановы поняли, что пассажиры направляются въ вагонъ-ресторанъ завтракать. Всполошились и они. Глафира Семеновна захватила свой сакъ, въ которомъ у нея находились туалетныя принадлежности и брилліанты, и тоже начала выходить изъ вагона. Супругъ ея слѣдовалъ за ней.
-- Скорѣй, скорѣй,-- торопила она его.-- Иначе поѣздъ тронется, и мы не успѣемъ въ вагонъ-ресторанъ войти. Да брось ты закуривать папироску-то! Вѣдь за ѣдой не будешь курить.
Выскочивъ на платформу, они побѣжали въ вагонъ-ресторанъ, находившійся во главѣ поѣзда, и лишь только вскочили на тормазъ вагона-ресторана, какъ кондукторы начали уже захлопывать купэ -- и поѣздъ тронулся.
Супруги испуганно переглянулись.
-- Что это? Боже мой... Поѣздъ-то ужъ поѣхалъ. Глаша, какъ-же мы потомъ попадемъ къ себѣ въ купэ?-- испуганно спросилъ жену Николай Ивановичъ.
-- А ужъ это придется сдѣлать при слѣдующей остановкѣ,-- пояснилъ русскій, стоящій впереди ихъ пожилой коренастый мужчина въ дорожной легкой шапочкѣ.
-- Ахъ, вы русскій?-- улыбнулся Николай Ивановичъ.-- Очень пріятно встрѣтиться на чужбинѣ съ своимъ соотечественникомъ. Ивановъ изъ Петербурга. А вотъ жена моя Глафира Семеновна.
-- Полковникъ... изъ Петербурга,-- пробормоталъ свою фамилію пожилой и коренастый мужчина, которую однако Николай Ивановичъ не успѣлъ разслышать, поклонился Глафирѣ Семеновнѣ и продолжалъ:-- Въ этомъ поѣздѣ много русскихъ ѣдетъ.
-- Да, мы слышали въ Парижѣ, на станціи, какъ разговаривали по-русски.
-- Позвольте, полковникъ,-- начала Глафира Семеновна.-- Вотъ мы теперь въ ресторанѣ... Но какъ-же нашъ багажъ-то ручной въ купэ? Никто его не тронетъ?
-- Кто-же можетъ тронуть, сударыня, если теперь поѣздъ въ ходу? А при слѣдующей остановкѣ вы ужъ сядете въ ваше купэ.
-- Да, да, Глаша... Объ этомъ безпокоиться нечего. Да и что-же у насъ тамъ осталось? Подушки да пледы,-- сказалъ Глафирѣ Семеновнѣ мужъ.
-- А шляпки мои ты ни во что не считаешь? У меня тамъ четыре шляпки. Непріятно будетъ, если даже ихъ начнутъ только вынимать и разсматривать.
-- Кто-же будетъ ихъ разсматривать? Никто не рѣшится. У тебя вездѣ на коробкахъ написана по-русски твоя фамилія. А здѣсь, во Франціи, ты сама знаешь, "вивъ ля Рюсси"... Къ русскимъ всѣ съ большимъ уваженіемъ. Вы въ Біаррицъ изволите ѣхать, полковникъ?-- спросилъ Николай Ивановичъ пожилого господина.
-- Да вѣдь туда теперь направлено русское паломничество. Ну, и мы за другими потянулись. Тамъ теперь русскій сезонъ.
-- И мы въ Біаррицъ. Женѣ нужно полечиться морскими купаньями.
Разговоръ этотъ происходилъ на тормазѣ вагона, такъ какъ публика, скопившаяся въ вагонѣ-ресторанѣ, еще не усѣлась за столики и войти туда было пока невозможно.
У входа въ ресторанъ метрдотель, съ галуномъ на воротникѣ жакета и съ карандашомъ за ухомъ, спрашивалъ билеты на завтракъ.
Полковникъ, въ круглой дорожной шапочкѣ, далъ билетъ метрдотелю и проскользнулъ въ ресторанъ, но когда супруги Ивановы подали свои билеты метрдотелю, тотъ не принялъ билеты и супруговъ Ивановыхъ въ ресторанъ не впускалъ, заговоривъ что-то по-французски.
-- Me команъ донкъ?... Дежене... Ну вулонъ дежене... Вуаля биле...-- возмутился Николай Ивановичъ -- Глаша! Что-же это такое!? Навязали билеты и потомъ съ ними не впускаютъ!
-- Почемъ-же я-то знаю? Требуй, чтобы впустили,-- отвѣчала Глафира Семеновна.-- Экуте... Пуркуа ву не лесе на? Вуаля ле билье,-- обратилась она къ метрдотелю.
Опять объясненіе на французскомъ языкѣ, почему супруговъ не пускаютъ въ ресторанъ, но изъ этого объясненія они опять ничего не поняли и только видѣли, что ихъ въ ресторанъ не впускаютъ.
-- Билеты на завтракъ были двухъ сортовъ и, очевидно, двухъ цѣнъ,-- сказала Глафира Семеновна мужу,-- Ты, по своему сквалыжничеству, взялъ тѣ, которые подешевле, а теперь дежене за дорогую плату, и вотъ насъ не впускаютъ.
-- Да нѣтъ-же, душечка... Вѣдь мы объ этомъ спрашивали.
-- Однако, видишь-же, что насъ не впускаютъ. Должно быть, гарсонъ, который приходилъ къ намъ въ купэ, навралъ намъ. Ахъ, и вѣчно ты все перепутаешь! Вотъ розиня-то! Ничего тебѣ нельзя поручить! Ну, что мы теперь дѣлать будемъ? Вѣдь это скандалъ! Ну, куда мы теперь?-- набросилась Глафира Семеновна на мужа.-- Не стоять-же намъ здѣсь, на тормазѣ... А въ купэ къ себѣ попасть нельзя. Вѣдь это ужасъ, что такое! Да что-же ты стоишь, глаза-то выпучивъ!? Вѣдь ты мужъ, ты долженъ заступиться за жену! Требуй, чтобы насъ впустили въ ресторанъ! Ну, приплати ему къ нашему красному билету... Скажи ему, что мы вдвое заплатимъ. Но нельзя-же намъ здѣсь стоять!
Николай Ивановичъ растерялся.
-- Ахъ, душечка... Если-бы я могъ все это сказать по-французски... Но вѣдь ты сама знаешь, что я плохо...-- пробормоталъ онъ.-- Все, что я могу,-- это дать ему въ ухо.
-- Дуракъ! Въ ухо... Но вѣдь потомъ самъ сядешь за ухо-то въ тюрьму!-- воскликнула она, и сама съ пѣной у рта набросилась на метрдотеля:-- By деве лесе... Не имѣете права не впускать! Се билде ружъ, доне муа билле бле... Прене анкоръ и доне... Мы вдвое заплатимъ. Ну сомъ рюссъ... Прене дубль... Николай Иванычъ, дай ему золотой... Покажи ему золотой...
Разсвирѣпѣлъ и Николай Ивановичъ.
-- Да что съ нимъ разговаривать! Входи въ ресторанъ, да и дѣлу конецъ!-- закричалъ онъ и сильнымъ движеніемъ отпихнулъ метрдотеля, протискалъ въ ресторанъ Глафиру Семеновну, ворвался самъ и продолжалъ вопить:
-- Протоколъ! Сію минуту протоколъ! Гдѣ жандармъ? У жандармъ? Онъ, навѣрное, заступится за насъ. Мы русскіе... Дружественная держава... Нельзя такъ оскорблять дружественную націю, чтобъ заставлять ее стоять на тормазѣ, не впускать въ ресторанъ! Папье и плюмъ!.. Протоколъ. Давай перо и бумагу!..