Весело и страшно

Похороны неизвестного гвардейца

Построил нас командир взвода и говорит:

— Товарищи солдаты, некоторым из вас сейчас выпадет честь принять участие в похоронной процессии. Желающие — шаг вперёд.

Я сразу подумал, что это какой-то развод: отправят сейчас херню какую-нибудь закапывать или откапывать. В армии часто что-нибудь хоронят: то окурок, то моральное разложение, то недождавшуюся любовь.

— Желающие — шаг вперёд.

Женька, рядом со мной стоял, шагнул и повернулся ко мне:

— Давай тоже!

Ладно. Шагаю.

Оказывается, Женька от кого-то уже слышал, что приходят на батальон наряды на похороны. Выделяется команда из нескольких человек, и они едут в город таскать гроб с каким-нибудь мёртвым отставным военным. Занятие так себе, но всяко лучше, чем сапоги на плацу стаптывать.

Всё примерно так и оказалось.

Из нашего взвода поехали шесть человек и один сержант за старшего. В оружейке мы получили автоматы и по три холостых патрона на каждого. На улице нас уже ждал ГАЗ-66 с военным оркестром в кузове. Ну, как оркестр. Квартет. Барабан и духовые.

— Здравия желаю, товарищи пэдэры!

Пэдэры — это от аббревиатуры ПДР, парашютно-десантная рота.

— Здорово, бременские мудозвоны!

— Как служба?

— Попизже вашего. Автоматы, видишь, дают. Это тебе не барабан с дудкой. Тут мужская рука требуется! А чо-каво, куда едем? Кто помер, не говорили?

— А, хуй его знает. Тебе не всё ли равно?

— А вдруг это наш бывший комбат на пенсии ёбу дал. Нам же весь батальон завидовать будет. Его несколько поколений закопать мечтали, а повезёт только нам!

— Да не. Там полковник какой-то. Может, даже и вертухай. Тогда не то что батальон, тут половина этого блядского города завидовать будет.

— Вертухаев же ВВ-шники хоронят. Ну, или менты.

— Да пёс их знает тогда. Приедем и посмотрим. Вас в этот раз хоть одинаковых набрали. А то в прошлый раз мы со смеху уссались.

— Что такое?

— Назначили от ваших так же шесть человек. Все нормальные по росту и один метр с кепкой. Откуда он взялся вообще, кто его в армию пустил? Ну, вот приехали, хуё-муё, сперва всё нормально, а потом они гроб как понесли — это пиздец. Пятеро несут, а этот так, придерживает на почти вытянутых руках. А в гробу какой-то кабан тяжёлый, здоровый, чо наш комбриг, центнера на полтора живого веса. Ну, как живого. Вы поняли, короче. Ну вот, пятеро тащут и на шестого шипят, типа, чего болтаешься тут между ног, тащи, сука! А тот бы и рад тащить, но он же коротыш и за гробом только бежать может. Ноги короткие ещё. Пацаны — шаг, тот — полтора. Мы следом идём, духовым играть надо, а те ржут. Короче, цирк какой-то. Я думал, сейчас гроб откроется и покойник скажет: «Обезьяны! Всю жизнь вас воспитывал и воспитывал, а вы меня до катафалка дотащить не можете нормально. А ну, на исходную! Бегом марш, коты помойные!»

Ехали весело. Уже на первом перекрёстке в городе какой-то парень на «восьмёрке» забросил нам в кузов почти полную пачку «Петра» и помахал рукой. Наш человек, сразу видно, что сам служил.

Покойник жил на другом конце города в угловом подъезде панельной девятиэтажки. Открытый гроб уже стоял на улице на табуретках. С ним, казалось, прощался весь двор. Женщины ревели. Мужики курили. Оркестр начал готовить инструменты, а мы — переводить автоматы в положение «за спину». Женщины увидели наши приготовления и стали рыдать пуще прежнего.

— Ну, пацаны, взялись!

Мы вшестером подняли гроб. Оркестр начал играть похоронный марш. Мы шли медленным строевым шагом, сменяя ногу под каждый удар большого барабана. Впереди шла женщина и несла на каком-то подносе награды покойного. Люди плакали. Оркестр играл. Мы несли гроб. Маршрут был весьма протяжённым. Подъездов десять, наверное. На другом конце двора нас уже ждал чёрный катафалк. Точнее, не нас, а военного, которого мы тащили. Работники похоронной конторы приняли у нас гроб и погрузили в Газель. Мы загрузились в свой ГАЗ-66. И вновь дорога.

— Видели награды?

— Чё там?

— Ничего лишнего. Никаких юбилейных, никаких памятных и всей вот этой левой херни! Всё как надо: «За отвагу», «За заслуги перед Отечеством» и так далее. Нормальный мужик был. Боевой!

Мы приехали на кладбище позже всех. Без нас не начинали. Оркестр опять завёл свою грустную музыку.

Гроб опускали уже не мы. А мы снарядили магазины и приготовились стрелять. Наш сержант Серёга достал флажок.

— Как махну, стреляйте. Одним глазом стреляете, другим смотрите, куда гильза упадет. Гильзы все сдать надо. Вопросы есть?

Могилу начали засыпать. Женщины тихо ревели и утирали слезы. Мужчины выжидающе смотрели в яму. Дул февральский ветер. С разных сторон на нас смотрели лица мёртвых и живых людей.

Есть хочется. В бригаде уже обед. Сегодня среда. Это значит, что на первое — молочный суп. На второе — картоха с котлетой. Эх. Когда уже стрелять? Холодно, руки мёрзнут. Мужчина в штатском подошёл к нашему сержанту и что-то сказал.

— Приготовились, ну же!

Все передёрнули затворы. Серёга поднял флажок. Музыканты замолкли.

— Огонь!

Серёга дал отмашку.

Тыдыщ!

Шесть наших АКСов выстрелили почти синхронно. Оркестр заиграл гимн России. Где-то сзади раздался женский крик, переходящий в животный рёв. Серёга поднял флажок. Несколько мужчин встали по стойке «Смирно» и приложили свои правые руки пальцами раскрытых ладоней к вискам.

Тыдыщ!

Всё-таки не бывает бывших военных.

Тыдыщ!

— Гильзы собираем, пока их не затоптали!

Я запомнил, куда упали все три мои гильзы, и быстро подоставал их из сугроба.

— Оружие к осмотру!

Мы встали в одну шеренгу, чтобы предоставить Серёге пустые автоматы.

— Осмотрено!

Я отпускаю затвор, нажимаю спусковой крючок и ставлю на предохранитель.

Откуда-то к нам подошла женщина и протянула пакет с конфетами.

— Помяните, ребята, отца. Он солдат своих, как детей… Мальчишек у нас не было, мы вот только, дочери… Его солдаты уважали, любили. В гости к нам приезжали даже. И по праздникам телефон не умолкал, и телеграммы со всего Союза приходили…

Тут женщина не сдержалась и снова расплакалась. Кто-то из мужчин её увел. На обратном пути мы развязали пакет с конфетами.

— Как звали? Кто запомнил?

Оказывается, никто не запомнил.

— А звание?

— Полковник же. Гвардеец.

— Царствие небесное, товарищ гвардии полковник.

— Царствие небесное. Хороший был мужик.

Прапорщик Хрычкин в быту и на службе

Прапорщик Хрычкин шёл от КПП в расположение батальона и что-то насвистывал.

Мимо пробежал какой-то очень молодой солдат, не отдав прапорщику воинского приветствия.

— Обезьяна, бля! СТОЯТЬ!

Солдат остановился и развернулся в сторону прапорщика.

— Ничего не забыл?

Солдат краснел, нервничал и молчал.

— Ты что, говна въебал, боец?

— Никак нет!

— О! Он разговаривает и слышит! А теперь ебани на сто метров обратно и еще раз пройди мимо, но только как положено.

Солдат побежал обратно. Проходя мимо прапорщика второй раз, он приложил руку к шапке и громко проорал:

— Здравия желаю, товарищ гвардии прапорщик!

Прапорщик Хрычкин так же приложил руку к шапке и чуть кивнул головой.

Возле казармы батальона, в котором служил прапорщик курили двое ефрейторов.

— Вон те двое, к бою!

Оба ефрейтора упали на землю.

— По-пластунски в курилку! Жопы к земле прижали!

Оба поползли в курилку по земле.

Прапорщик поднялся на второй этаж и вошёл в расположение роты.

— Дежурный по роте, на выход! — крикнул дневальный.

— Почему пол грязный? — спросил Хрычкин и, не дождавшись ответа, пошёл в туалет.

— Один дневальный ко мне! Минута времени, набрать ведро воды и поставить в центральном проходе.

Дневальный начал набирать воду, а Хрычкин справлять малую нужду в писсуар. Когда прапорщик вышел из туалета, ведро с водой уже стояло в коридоре. Хрычкин, изображая футболиста, сделал пару шагов и ударил по ведру ногой. Ведро пролетело метра два. Вода разлилась по полу.

— Хули стоим? Тряпки в зубы и вытираем!

Оба дневальных начали размазывать по полу 8 литров воды.

— Насухо трём! — прикрикнул Хрычкин и, пройдя в спальное расположение, начал заглядывать в солдатские тумбочки.

Его интересовало мыло. В первой тумбе мыло было уставное, со звездочкой. Во второй тоже. И лишь в третьей лежал полосатый кусок Duru.

Хрычкин приложил его к носу и шумно понюхал.

— Во! Что надо! Дежурный! Вот тебе мыло, покроши его штык-ножом в каждый писсуар. Чтобы пахло приятно, понял?

Дежурный достал штык-нож, взял мыло и ушел в туалет. В это время рота вернулась с обеда.

Прапорщик Хрычкин построил своё подразделение и спросил:

— Мне нужна мартышка, которая шарит в компьютерах. У меня дома компьютер что-то отъебался. Надо там установить — постановить. Я хер его знает. Ну что, есть компьютерщик у нас?

Все молчали.

— Рота, упор лежа принять! На счёт раз — сгибаем руки. На счёт два — разгибаем. Раз. Два. Раз. Два. Полтора. Полтора, блять. Кто-то из солдат зашипел:

— Котлета, какого хрена ты думаешь? Ты же шаришь.

Хрычкин услышал шипение.

— Рядовой Котлетко, встать.

Высокий худой солдат подскочил и встал по стойке «Смирно!». Хрычкин подошёл к солдату и заглянул ему в ухо:

— Ты не похож на глухого. В компьютерах шаришь?

— Так точно!

— А почему сразу не сказал? Рота, встать. Разойдись! Котлетко, пошли со мной.