Цок (СИ)

— И всё-таки, я докажу вам, недоверчивая вы натура, что я вовсе не галлюцинация. А вы… бодрствуете, — сказал странный гость и сосредоточенно нахмурил лоб. — Точно, так и сделаем, — произнёс он куда-то в потолок, затем обратился к Маше: — Вам Терпилов когда-нибудь снится? Знаю, знаю, что нет. Итак… Прошу жаловать, хоть любить и не принуждаю… Терррпилов!

Как гром среди ясного неба из прихожей раздался звонок. Маша вздрогнула, но тут же взяла себя в руки. Встала из-за стола и пошла открывать. Оттянув защёлку, распахнула дверь. На пороге стоял, покачиваясь, Вадим. Вдрызг пьяный, с откупоренной бутылкой шампанского в одной руке и увядающим букетом переломанных и некогда жёлтых хризантем в другой…

Глава четвёртая

Хозяин «Парагвая»

Терпилов принадлежал к той категории людей, которым легче дать (извините за грубую прямоту), чем объяснять причину отказа. Он почти никогда не обижался на то, что люди компанейские или просто лёгкие считают его обычным занудой. Ощущал себя этаким монстром общения, который бесчисленными своими аргументами задавит любого противника в любом же споре. Не понимая, что полемизировать с ним нормальный человек не станет по причине той смертной тоски, которую навевают пространные речи ни о чём. Вадим приписывал быструю капитуляцию соперников умению вести риторику. Ну, и собственному уму. Недюжинному.

По правде сказать, Терпилов глупцом и не был — школу закончил с медалью, институт — с красным дипломом. Да ещё и две кандидатские диссертации защитил на не сочетаемые между собой темы — городское водоснабжение и политическая история. В разных университетах, естественно.

Вообще, вторая тема в жизни Вадима была не столь специальностью, сколько хобби. Нет, даже не хобби, а этакой фишкой. Он вполне искренне верил, что любой вид власти — будь то абсолютная монархия или классическая демократия — рано или поздно приведёт себя к уничтожению. В душе противореча себе же и будучи человеком от природы властным, он всячески скрывал это за маской пассивного анархизма, хоть особо и не чтил взгляды ни Прудона с Бланки, ни Бакунина, ни Кропоткина. Однако изданные труды названных практиков и теоретиков держал дома на самой видной полке.

Больше всего на свете Терпилов любил две вещи — деньги и бывшую жену. Машу. Нет, мы вовсе не оговорились, назвав вещью человека. Почему так? Ну… какие-то живые чувства Вадим к Марии конечно испытывал, но больше — он просто хотел обладать ею, вернуть её, как утонувший во время купания золотой перстень с дорогим бриллиантом. Или похищенную кредитку. Несколько лет назад супруга была самым ценным экспонатом в его коллекции редкостей. Может, кстати, и потому, что к деньгам относилась чересчур равнодушно. Помнится, когда Маша только устраивалась на работу в терпиловскую фирму, на вопрос — какую зарплату она хочет — девушка безучастно пожала плечами и ответила: «Какую предложите, на ту и соглашусь». Такого ответа в ООО «Парагвай» раньше не слышали — было в нём что-то… да, да, анархическое, но, отнюдь, не рабское или заискивающее. Вадиму тогда это жутко понравилось. Нет, не из-за жадности, присущей большинству работодателей, а из-за верно угаданной жизненной позиции соискательницы, которую он и сам бы выбрал, если б, конечно, был способен на самопожертвование. Но бизнес есть бизнес: не любишь деньги — грызи гранит наук. Или мети двор.

Вообще, с названием фирмы — «Парагвай» — вышла забавная история. Терпилов, реальный хозяин предприятия, ещё до его основания решил, что не станет занимать высшую должность, а ограничится постом коммерческого директора. Генеральным же сделал друга детства и младшего компаньона — Виталия Самарина, которому и поручил заняться оформлением документов, регистрацией общества с ограниченной ответственностью и прочей канителью, а сам, умаявшись от беготни, укатил на пару недель под Астрахань. На рыбалку.

Оговоримся, что фирма собиралась заниматься поставками бананов из Южной Америки. Из того самого государства, что до сих пор известно под названием Республика Эквадор. Так, не мудрствуя лукаво, по имени целой страны предприятие назвать и договорились. Эквадором. Но Виталик, человек с засевшей в голове виртуальной пулей, естественно что-то забыл. А прочее перепутал. Тревожить компаньона по пустячному поводу он не хотел, да ещё и в досотовотелефонную эпоху сделать этого просто не мог физически, и решил вопрос в буквальном смысле методом тыка. Сидя перед атласом над географической картой материка-партнёра с закрытыми глазами, он наугад опустил на неё палец и попал точнёхонько в Уругвай, потом закрыл книгу и, чтобы снова не забыть, тут же записал в блокнот памятку — «ООО Парагвай». Понятно, что логику здесь искать бесполезно, но «рифма» присутствует однозначно. По приезду Терпилов на Самарина хотел было рассердиться, но, увидев невинный взгляд приятеля, лишь махнул рукой. Ну что взять с идиота?

Впрочем, хватит лирики. Всё-таки речь о Терпилове мы завели не просто так, а с определённой целью — приоткрыть перед читателем некоторые особенности характера этого героя нашего повествования, чтоб потом не объяснять причин возможной несуразицы в его на первый взгляд странных поступках.

Итак, Вадим тайно любил власть, а явно — деньги и Машу. Последняя развелась с ним, неверно истолковав интимно-политические связи. Знала бы она, чего стоит Терпилову обольщать «нужных» дам, которые в последние годы буквально оккупировали все сферы околоделовой жизни. Предпочитая не тратить наличное злато на взятки там, где можно «пожертвовать» телом, Вадим с присущей ему лёгкостью очаровывал чиновниц и санэпидемврачих, налоговичек и банкирш. В общем, использовал свою вполне приятную внешность и хорошие манеры в корыстных целях. Маша в подобный стиль поведения просто не верила, считая Терпилова совсем уж нечистоплотным подонком. Однажды она призадумалась, как его — этого вечно придирающегося зануду — вообще выносят женщины? Но вспомнила период, когда Вадим ухаживал за ней самой, и удивляться перестала. А на следующий день подала на развод. Естественно, «президент банановой республики» отчаянно сопротивлялся. Однако в какой-то момент дал слабину, и вопрос был тут же решён.

Позже, оставшись в полном одиночестве в огромной, положенной по статусу квартире, Терпилов ощутил невосполнимую утрату, словно потерпел крушение на рифах сухогруз с уже оплаченными тысячами тонн бананов.

Бросив на какое-то время развитие собственного бизнеса, Вадим Эдуардович пустился во все тяжкие. А именно — решил немного посорить деньгами, чего раньше с ним никогда не случалось. Начав с подкупа бывшей тёщи крупной бытовой техникой, он таки добился первого результата — заполучил верного союзника, который буквально сразу начал оказывать тяжёлое психологическое воздействие на объект желания.

Вторым шагом стало изматывание бывшей супруги собственным постоянным присутствием. Так как поводов зайти особо не возникало, решено было начать тоже с подарков. Прекрасно зная, что строптивица равнодушна к дорогим нарядам и ювелирным побрякушкам, он, прознав о новом её увлечении рисунком, начал скупать по букинистическим магазинам старинные иллюстрированные издания и раритетные альбомы живописцев и графиков. Терпилов не ошибся — Маша пришла в восторг.

И всё будто бы шло по плану, когда Вадим своими же собственными руками разрушил хрупкий мостик, с таким трудом наведённый на берег возрождающихся отношений. С утра позвонив Маше, предупредил, что вечерком заглянет к ней на чай, закинет приобретённое по случаю редкое немецкое издание Шиллера, иллюстрированное графикой известного мэтра русского авангарда.

Было жаркое августовское воскресенье, и, чтобы как-то занять день, Терпилов в обществе Самарина решил смотаться на один из пригородных водоёмов. Прикатив на озеро на своём антикварном «мерседесе», припарковался рядышком с очень симпатичным крохотным «лотосом». Не без восхищения разглядывая сие чудо современной дизайнерской и инженерной мысли, он даже не обратил внимания, что с ним рядом кто-то стоит. Полагая, что это друг, произнёс:

— Слушай, Самара, вот это настоящее современное искусство, да? Не то, что Монины дурацкие картинки.

Трудно поверить, но неожиданным собеседником оказался вовсе не приятель, а сама Маша, которая тоже решила не торчать весь день в душном каменном мешке города. И приехала на это же самое озеро в компании своей школьной подруги, которой и принадлежал восхитивший Терпилова автомобильчик. Естественно, сказанное Вадимом ей понравиться не могло. Да, она в миг сообразила, что все его подарки, все разговоры на тему изобразительного искусства в течение трёх с лишним лет преследовали одну цель, и эту цель решила немедленно заслонить толстой бронированной плитой ледяного равнодушия.

Вадим впал в отчаяние. Месяца три он стойко удерживал себя, чтобы не набрать знакомый номер телефона, не потревожить Машу. Мол, должно пройти какое-то время.

И, странно ли, нет ли, но именно в тот вечер, когда с нашей героиней начали происходить описанные в предыдущей главе удивительные события, Терпилов волею судьбы оказался закинут в её парадную, к самой двери её квартиры, пьяный, с мятым букетом жёлтых хризантем и откупоренной бутылкой шампанского. Он минуты две в нерешительности переминался с ноги на ногу, потом всё же взял себя в руки и решительно выжал кнопку звонка. Откуда-то из глубины квартиры послышались приближающиеся лёгкие шаги, щёлкнул замок и, наконец, дверь распахнулась.

Перед Вадимом предстала бывшая супруга. Да, выглядела она великолепно. Миниатюрная точеная фигурка, облачённая в домашнее шёлковое кимоно в тон сверкающим недоумением и гневом бирюзовым глазам, всклокоченные тёмные волосы и привычная саркастическая усмешка, застывшая в уголках чуть полноватых тёмно-алых губ. Терпилов при виде объекта собственного обожания стушевался и глубоко вздохнул.

— Бон жур, Мона, — он всегда, ещё со времён совместной жизни, звал её этим прозвищем, которое сам же и дал.

— Насчёт жура ты здорово погорячился. Ночь на дворе, — сказала Маша и пристально, с головы до ног оглядела бывшего супруга. Заметив некоторый диссонанс в облике неожиданного гостя, язвительно пропела: — Когда бы мне златые горы и реки, полные вина? Терпилов, что с тобой? Тебя не узнать.

— Гм… ммууук…

— Выражайся, пожалуйста, яснее. — Машины глаза недобро сверкнули.

— Моночка… это… не ругайся, пожалуйста… — пролепетал Вадим, с презрением посмотрел на букет и, сплюнув под ноги, с остервенением отшвырнул цветы. Следом полетела бутылка. Раздался грохот. — Ладно, ты прости, я это… просто я… Короче, кактусов, Мона, на пять мультов… Что теперь делать, Мона? Ох, извини, дорогая… Я это… Пошёл, короче. Пока.

Терпилов развернулся на каблуках, но, не удержав равновесия, повалился на пол. Маша вскрикнула. Приоткрылась дверь соседней квартиры, оттуда выглянуло заспанное квадратное лицо с устрашающим шрамом через всю щёку. Лицо, чеканя слоги, произнесло:

— Маш-ша, пом-мощь нуж-на? Я ем-му…

Маша, бросившаяся поднимать Вадима, лишь печально улыбнулась:

— Спасибо, Гена. Наверное, сама справлюсь.

— Ну дав-вай. Зов-ви, ес-ли что, — ответил Геннадий и захлопнул дверь.

Маша буквально втащила Терпилова в квартиру и последовала примеру соседа. Стянув с бывшего мужа грязное пальто и швырнув его в угол, она распахнула дверь в ванную, включила холодную воду и чуть не пинками заставила Вадима опустить голову под мощную струю. Последнему во время столь необходимой в данный момент экзекуции стало лучше. Закрыв через пару минут кран, он уже не блуждал глазами и не раскачивался, как одинокий тополь под порывами ветра. Терпилов взял с крючка махровое полотенце, набросил на голову и присел на край ванны. Маша продолжала стоять в дверях, совершенно забыв о Предо, оставшемся на кухне, и молча наблюдала за действиями Вадима. Наконец, тот заговорил:

— Мона, ты прости меня, ладно? Я не собирался так поздно… В общем, я разорён… Кактусов, Мона… хоть плачь! На пять миллионов евро. Полный пароход, Моночка… Да… Это звездец, Вадик… Конкретный зе энд…

Маша не очень-то понимала бред Терпилова про кактусы, пароход и «зе энд», но то, что произошло нечто ужасное, почувствовала сразу. Никогда раньше она, да и, пожалуй, никто другой, не видел Вадима в таком жутком состоянии. Она подошла к нему вплотную, мягко взяла за локоть и тихо проговорила:

— Вадь, пойдём на кухню, а? Расскажешь всё по прядку. Ты есть хочешь?

— Нет, Мона, — затряс головой Терпилов, — я хочу умереть.

Но, вопреки словам, поднялся и покорно поплёлся за Машей.

На кухне никого не было, только из открытой форточки сильно дуло, да от лежащей на чистом теперь столе ватки, которую в эту самую форточку — Маша точно помнила — Предо её выбросил, крепко несло нашатырём.

Глава пятая

Кактусы для Тыквы

— Ты, давай, начинай рассказывать, а я тебе пока кофе сварю, — сказала Маша, усадив Терпилова за стол.

— Слушай, Мона, а у тебя чего покрепче не найдётся? — робко спросил Вадим.

— Покрепче вредно, — огрызнулась было Маша, но посмотрев на помятое лицо бывшего мужа, выражение которого не вызывало сейчас других чувств, кроме жалости, вздохнула: — Ладно уж.

Взяв с подоконника недопитую бутылку коньяка, она поставила её перед Терпиловым, достала из шкафчика чистую рюмку и, заглянув в холодильник, вытащила оттуда бутерброды и колбасу, оставленные заботливым Предо, который сам внезапно исчез. Вопрос — куда? Впрочем, вопрос не первоочередной.

Теперь-то Маша была уверена, что не спит, хотя воспоминания о некоторых моментах сегодняшнего вечера до сих пор не слишком укладывались в голове.

Терпилов, наполнив рюмку, тут же её осушил и налил снова. Маша запротестовала:

— Нет уж, хватит, дорогой! И закусывай, пожалуйста, а то снова развезёт.

Вадим кивнул, но как только хозяйка на секунду отвернулась, быстро схватил рюмку.

— Терпилов! — гневно вскрикнула Маша, заметив телодвижение. — Сейчас трансклюкирую нахрен! И выгоню. Соседа позвать? Геннадий, кстати, на войне контуженный. Сначала бьёт, потом разбирается.

Она взяла со стола пузырь и, заткнув пробкой, спрятала в шкафчик.

Вадим ожил. Лицо покраснело, руки легли на стол, а глаза, пробежавшие взглядом по кухне, остановились на бутербродах с икрой.

— Обойдёмся без контуженного Гены, Моночка. Кучеряво, смотрю, живёшь. Я имею ввиду — для художника, который типа должен быть голодным, — в терпиловском голосе звякнули хамские нотки.

— Тебе ль судить, чучело, каким должен быть художник? Занимайся-ка лучше своими бананами, а глупые банальности оставь для Вероники Семеновны. Или как её там? — Машина жалость пропала, словно и не было. — Есть что сказать, говори. Нет — проваливай. Мне ещё работу работать. Сдавать завтра.

Вадим вжал голову в плечи.

— Моночка, прости ради Бога, — промямлил он. — Может, кофеёк-то сваришь?

— Сварю, — жёстко сказала Маша и взяла турку. — А ты не тяни резину. Ну, какие проблемы?

Проблемы оказались реальными. И серьёзными. Пока Маша готовила кофе, а потом, чтобы не терять время, перерисовывала испорченную иллюстрацию, Терпилов рассказывал.

* * *

В день, когда случилась та самая роковая встреча на озере, о которой вскользь упоминалось выше, Терпилов таки перекинулся парой слов с Машиной подругой, хозяйкой жёлтого «лотоса», и, узнав, что у той собственное дело, обменялся с ней визитными карточками.

Карина Зацепина, так звали бизнеследи, позвонила уже через пару дней и предложила встретиться. «Перетереть», как она выразилась, одну перспективную заморочку. Терпилов на рандеву согласился запросто и без кокетства. Выбрав в календаре свободное время, отправился на пригородный ликёро-водочный завод, которым с недавнего времени и владела новая знакомая.

В назначенный час Карина Ашотовна лично встретила Вадима у проходной и устроила ему что-то типа экскурсии по цехам. Видимо, решила запудрить мозги размерами проводимой на предприятии реконструкции, а также собственной деловитостью и осведомлённостью. Терпилов, всегда относившийся к людям подобного сорта не слишком серьёзно, тут остался при благоприятном — и, притом, весьма — впечатлении от увиденного и услышанного. Однако туман интриги с «перспективной заморочкой» до сих пор не рассеялся. И только когда они поднялись на стеклянном лифте прямо в оборудованный по последнему слову техники и дизайна офис, Зацепина включила проектор и, заручившись словом Вадима, что в случае отказа от сотрудничества — «никому и ничего», подробно, со всеми экономическими выкладками, обрисовала грандиозный проект.

Итак, Зацепина первой в России собиралась наладить массовое производство набирающего популярность в гламурных слоях населения алкогольного напитка под названием «текила». С целью сделать сие «замечательное бухло» доступным широким слоям пьющего что попало народа. Терпилову предлагалась престижная роль эксклюзивного поставщика сырья, коим являются, как известно, некие кактусы. Агава. Карина Ашотовна рассуждала вполне здраво: человек, работающий второе десятилетие с партнёрами из Латинской Америки и снабжающий бананами весь северо-запад Отечества, должен знать больше выходов на «колючий» рынок, нежели кто-то другой. С подобным утверждением Вадим не согласиться просто не мог, но сразу оговаривать условия сделки не стал, попросил неделю времени на сбор информации и принятие решения. На том и распрощались.

Естественно, Терпилов даже не догадывался, что Зацепина перед тем, как с ним встретиться, по собственным каналам осведомилась, что тот специальный сорт агавы, пригодной к производству алкоголя, культивируется исключительно в Мексике. На плантациях, принадлежащих тамошним самогонным королям. И охраняется не хуже колумбийских кокаиновых полей. И всё же мечта о собственном текиловом производстве засела в Карининой голове настолько, что её пока не мог оттуда выбить даже еженощно являющийся призрак убиенного на бандитской стрелке супруга, небезызвестного теневого олигарха по прозвищу Прицеп, который и оставил неутешной вдове богатое наследство. А вместе с ним полезный навык карабкаться к цели, не считаясь со средствами.

Существовал ещё один пунктик, из-за которого Зацепина хотела вовлечь хозяина «Парагвая» в кактусовую авантюру, но о нём речь пойдёт чуть позже.

Итак, Терпилов занялся сбором информации о «пищевых» кактусах. Эквадорские партнёры связали его со своими представителями в Мексике, которые дружески посоветовали не лезть в чужой бизнес. Мол, всё равно ничего хорошего оттуда не получишь — только наживёшь лишних проблем. И Вадим вроде бы уже принял решение — позвонить Зацепиной и, прояснив ситуацию, от заманчивого предложения отказаться, когда мобильный телефон разразился пронзительной трелью. Номер звонившего не определился. Но сей факт странным не показался — многие шифруются, если речь идёт о серьёзных деньгах.

В общем, услышав в трубке незнакомый мужской голос, Терпилов не особо удивился — мало ли кто может побеспокоить человека, о чьей деловой активности ходят если не легенды, то вполне достоверные слухи. Анонимный собеседник спросил, интересна ли ему ещё тема кактусов и, получив утвердительный ответ, посоветовал обратиться к господину Ван Дер Кацу, нидерландскому бизнесмену, который по совершенно случайному совпадению в поисках сбыта названного товара как раз сейчас находится с визитом в Санкт-Петербурге.

Записав номер голландца в ежедневник, Вадим поблагодарил так и не представившегося доброжелателя, и, не откладывая дела в долгий ящик, тут же перезвонил. Из трубки раздалось вовсе не иностранное:

— Здгавствуйте. Самуил Кац на пговоде. С кем имею честь?

Объяснив в общих чертах свой интерес, Терпилов с лёгкостью договорился о встрече, которую решили провести не в скучной офисной атмосфере, а в одном из тихих ресторанчиков на Петроградской стороне.

Ван Дер Кац оказался пожилым ленинградским евреем из не слишком давних эмигрантов. Знаменитым в своё время фарцовщиком, сбежавшим от светившей ему статьи на историческую родину, которую из-за неблагоприятного климата не без сожаления пришлось поменять на сырой и ветреный Амстердам. Приставка к фамилии «Ван Дер» появилась тоже не случайно, а исключительно чтобы не выделяться из среды коренных голландцев, которые с настороженным вниманием относились к эмигрантам из России. Кроме того, английское слово «wonder» можно перевести как «чудо», а все мы прекрасно осведомлены о врождённом чувстве юмора у представителей народа, к коему не без гордости причислял себя Кац.

Нидерланды, как известно, знамениты во всём мире не только легализованной марихуаной и золотой конькобежной сборной. Но и своими цветами. Самуил Кац, сколотивший небольшое состояние на финских и шведских шмотках ещё в Ленинграде, вполне справедливо решил не противоречить традициям приютившей его новой родины.

Да. Здесь выращивали в невероятных количествах тюльпаны и розы, хризантемы и орхидеи, гладиолусы и фиалки, а вот в «кактусовой сфере» у предприимчивых голландцев почему-то зиял неприкрытой дырой серьёзный провал. Его-то, пока никто другой не догадался, и решил заполнить собственной неординарной личностью смелый господин Ван Дер Кац.

Поначалу, естественно, пришлось побегать и потратиться. Но, в конце концов, арендованные парники и ежегодные ярмарки начали приносить обильные всходы. А лет через пять, когда первые кредиты были возвращены, таки дали нешуточный урожай. Сегодня, по прошествии без малого трёх десятилетий, кактусовая империя Самуила Ван Дер Каца приносила ему почти полсотни миллионов чистой прибыли в год, что по меркам компьютерных, нефтяных и газовых монархов жалкие четыре сольдо, но от природы не жадному Самуилу Моисеевичу вполне хватало и их. Колючие «детки» чудо-Каца наводнили собой всю Европу, добрались до Индии и Китая и, перемахнув океаны, начали торговую интервенцию в Австралию и Северную Америку. А у стареющего бизнесмена всё ещё болела голова: как же так, скорбная родина (в смысле, первая из списка оных) не имеет на полированных просторах офисных и домашних столов и ни единого кактуса от пусть покинувшего, но искренне любящего её сына?

Кац долго взвешивал все «за» и «против», и, наконец, решил, что не сможет умереть со спокойной душой, не открыв мясистому зелёному «потомству своему» пути хотя бы во славный град Петра и одновременно нелёгкого и с радостью забытого ныне детства. Приплыв в Петербург на собственной ослепительно-белой яхте, Самуил Моисеевич первым делом решил разыскать бывших «коллег» из фарцы. Но тут его постигла сокрушительная неудача — кто-то сгнил в отнюдь не пионерских лагерях, другие эмигрировали, третьи спились. Отыскался лишь один бывший приятель — некто Липман, но и он построил где-то под Псковом то ли свиноводческий комплекс, то ли, наоборот, бисерную фабрику. Понятно, ни тот профиль, ни другой не слишком коррелировали с торговлей комнатными цветами. Нет, там ловить нечего.

Тем не менее, пока ещё не унывающий голландец завернул с другой стороны — посетил офисы крупнейших цветочных оптовиков. Однако посмотрев их зелённых уродцев и узнав цены, по которым те приобретаются в Африке и Азии, понял, что конкуренции с «дерьмовым ширпотребом» его фирма элементарно не выдержит.

Впав в первую стадию отчаяния, Самуил Моисеевич уже подумывал оставить яхту на рейде, а сам на самолёте смотаться в Москву, которая, как известно «хавает» всё, когда в его роскошной каюте раздался звонок от некоего господина Терпилова, бананового короля Петербурга и Окрестности, что недавно решил расширить бизнес в сторону именно его, Ван Дер Каца, интересов. О, чудо чудное!

Впервые встретившись в уютном кабачке на улице Куйбышева, Самуил Моисеевич и Вадим Эдуардович расставались заполночь словно добрые приятели, знавшие друг друга всю жизнь и, что более важно, как перспективные деловые партнёры. Ван Дер Кац радовался, что хоть кого-то заинтересовал в этом равнодушном городе его уникальный товар — пусть даже единственного и далеко не самого замечательного сорта. Терпилов потирал руки от предстоящего контракта века с госпожой Зацепиной, которая с её-то деловой хваткой всенепременно подсадит на кактусовое пойло бескрайнюю Россию. И да — очень гордился собственным способностям вести переговоры, благодаря которым так и не открыл своему заграничному партнёру истинной цели закупки столь гигантской партии товара. А вдруг тот сам выйдет на Карину? Плакали тогда посреднические миллионы.

Но совсем удивительно, что два таких прожжённых дельца так и не поняли друг друга. До конца, в смысле. То ли эмоции взяли верх, то ли сыграл злую шутку прекрасный моносолодовый виски, слегонца размягчивший мозги обоих, а может, вмешалась некая устрашающая третья сила. Но факт остаётся фактом: контракт в ту же ночь — белую и великолепную — был подписан на яхте Каца без предварительного заключения терпиловских юристов и финэкспертов, чего до сих пор ни разу не случалось.

Голландец на следующее утро покинул территориальные воды России. В то же самое время радостный бананоторговец информировал Карину Зацепину о достигнутых результатах.

Итак, сухогруз с кактусами для открытия текилового производства в Ленинградской области должен был прибыть в Петербург под самый конец навигации — в ноябре. Для оплаты поставки товара и его растаможки Терпилов взял в банке инвалютный кредит на сумму пять миллионов евро, погасить который планировал после расчёта с ликёро-водочным предприятием. Зацепина со своей стороны обязалась выполнить главное условие контракта в течение недели после экспертизы и приёмки сырья. Был в договоре один примечательный (да как оказалось, не слишком) пунктик с вызывающей подозрение формулировочкой: «В случае непригодности сырья к производству, Поставщик обязуется оплатить половину издержек, понесенных Заказчиком на оборудование и подготовку производства на сумму 100.000.000 (Сто миллионов) рублей в течение месяца со дня получения акта приёмки товара». Терпилов, помнится, без колебаний признал его вполне справедливым, плюс будучи на девяносто девять с половиной процентов уверенным в порядочности господина Ван Дер Каца, вычеркивать ничего не стал. Тем более что Карина Ашотовна явно на попятную идти не собиралась, а кактусовый бизнес настолько увлёк Вадима, что неуступчивость Зацепиной он характеризовал как «чиста бабское» упрямство.

И вот по прошествии трёх месяцев в порт Приморск пришёл зафрахтованный господином Ван Дер Кацем сухогруз «Titanus», как водится под либерийским флагом и с русской командой на борту. О прибытии долгожданных кактусов Терпилову сообщили незамедлительно, и он вместе с Самариным поспешил встретить и осмотреть груз…

Возбуждённо-радостное Вадимово настроение после получения хорошей новости сменилось каталептическим ударом, когда он, спустившись в трюм, увидел изумительную картину — бесконечные многоярусные ряды стеллажей с цветочными ящиками, из которых, тонко и изысканно измываясь над новым хозяином, топорщили свои острые иглы сотни тысяч агав… размером с большой палец. Каждая.

Предприятие господина С. Ван Дер Каца (Нидерланды, Амстердам) контракт с ООО «Парагвай» (Россия, Санкт-Петербург) выполнило безупречно.

* * *

— Вот такие невесёлые мои дела, Мона, — вздохнул Терпилов, закончив рассказ.

Маша молчала. Она, услышав, от Вадима о его совместном бизнесе с Кариной Зацепиной, сразу же догадалась, откуда дует ветер.

В тот жаркий августовский день наша героиня была настолько возмущена неосторожной репликой Терпилова, что всё своё негодование выразила в обидных словах равнодушному небу. А невольной свидетельницей трагедийной сцены стала безжалостная Тыква, как окрестили ещё в школе Карину Тер-Оганесян — несчастную и запуганную беженку из Карабаха — безжалостные одноклассники, не представляющие даже частицы тех ужасов, что пережила эта худенькая черноглазая замарашка.

— Хватит ныть, Гуляева, — жёстко сказала Карина, которая в общении с близкими ей людьми не особо стеснялась в выражениях. — Сделаем мы твоего бывшего конкретным Потерпеловым. Я сказала. И вообще, когда ты вернёшь свою фамилию?

— А ты? — вопросом на вопрос ответила Маша.

Тыква звонко рассмеялась.

— Я, Машка, печальная вдовица. Потом, у меня сын — Зацепин. Братва не поймёт. Ты же, киса, весёлая разведёнка. И потом, Гуляева — звучит реально лучше. Уж больно жертвенная у твоего Вадика фамилия, так и просится чтоб её… его… Ладно, творческая ты натура, я с этим чмом сама как-нибудь разберусь.

— Только без насилия, — взмолилась Маша.

— Обижаешь, подруга! — подмигнула Карина. — Мы ж с тобой интеллигентные дамы, кляча ты старая.

Тогда Маша не придала большого значения словам Тыквы, решив, что та, как настоящий друг, просто поддерживает её и утешает в присущей себе манере. Как жестоко она ошиблась, полагая, что Карина может бросаться словами!

Пожалуйста, результат на лицо — её бывший муж и ещё вчера удачливый президент банановой республики «Парагвай» сегодня превратился в падшего духом нищего алкоголика. Нда… Потерпелов. Словно в подтверждение мыслей, Маша услышала жалобный голос Вадима:

— Мона, дай коньяку, а?

— Не дам, — твёрдо ответила она. — Не кисни, что-нибудь придумаем. В конце концов, Карина Зацепина — моя лучшая подруга. Я с ней поговорю.

— Боже, — застонал Терпилов, — ну о чём ты с ней будешь говорить?! У нас же контракт! Его нужно выполнить. Мона, это бизнес! Понимаешь? Твоя Карина пошлёт тебя куда подальше, и правильно сделает. Я бы сам на её месте требовал… Господи, ну за что мне всё это, а?

— Значит, есть за что, — тихо проговорила Маша и поставила на стол бутылку с остатками коньяка.

Глава шестая

Цок!

Терпилов прикончил пузырь и отключился. Заснул прямо за кухонным столом, положив голову на руки. Маша прикрыла форточку, забрала перерисованную иллюстрацию, погасила свет и вышла, осторожно затворив за собой кухонную дверь. Вернувшись в комнату, взглянула на часы. Без пяти два. Неужели прошло всего три часа?