Ужас Иннсвича

Я хихикнул:

— Мэри. Никакая сила на земле не заставит меня забыть.

Последовал ещё один быстрый поцелуй, и затем она отстранилась, взяв пятидесятидолларовую купюру, которую я оставил на столе.

— Я сейчас принесу сдачу.

Когда она скрылась в подсобке, я тихо вышел из ресторана.

Когда я добрался до главной улицы, небо уже начало темнеть. Заходящее солнце окрашивало клочья облаков над набережной в невозможный цвет. Причудливая мощёная мостовая, казалось, блестела глазурью; вокруг прогуливались аккуратно одетые, весёлые прохожие, идеально спокойный городок, изобилующий спокойным очарованием. В тот момент мне пришло в голову, что я ещё никогда не чувствовал себя столь удовлетворённым.

Пронзительный вой сирены нарушил спокойствие вечера. Я повернул за угол и заметил красно-белую машину скорой помощи, подъехавшую прямо к тротуару, где суетились несколько санитаров в униформе. Несколько жителей стояли в стороне и с беспокойством смотрели.

Что всё это значит? — подумал я, а затем почувствовал неприятное ощущение, когда заметил, что суматоха была сосредоточена вокруг магазина, который я посетил ранее. В ту же минуту из лавки вынесли носилки, на которых лежал очень неподвижный и очень бледный мистер Ноури. В дверях всхлипывала его будущая жена.

О, нет…

— Бедный мистер Ноури, — произнёс тихий голос рядом со мной, — он был таким хорошим человеком.

Я обернулся и увидел привлекательную рыжеволосую женщину, стоящую рядом со мной.

— Я… я надеюсь, он не умер. Я разговаривал с ним всего пару часов назад, и он был таким жизнерадостным.

— Возможно, ещё один сердечный приступ, — предположила она.

— Пойду посмотрю, — сказал я и направился к суматохе.

— Сэр? Прошу прощения за вторжение, — обратился я к одному из санитаров, — не могли бы вы мне рассказать о состоянии мистера Ноури?

Молодой человек выглядел уставшим.

— Боюсь, он умер несколько минут назад. На этот раз мы ничего не смогли сделать. Увы, но его время вышло.

Я склонил голову.

— Я едва знал его, но он был хорошим человеком, насколько я могу судить.

— Да, он был хорошим человеком, — но вдруг санитар нахмурил лоб. — Сегодня был весьма странный день, скажу я вам.

— Почему?

— В таком маленьком городке, как наш, мы имеем не более двух-трёх смертей в год, но сегодня у нас уже было две!

— Две? Как трагично.

Носилки с покойником погрузили в заднее отделение машины. Человек, с которым я разговаривал, указал внутрь.

— Молодая девушка, не больше получаса назад тоже умерла. Она была одной из тех, кто водит дружбу с неприличными компаниями, но всё же… Она умерла при родах.

Я посмотрел туда, куда он показывал, и заметил вторые носилки.

У меня мгновенно перехватило дыхание.

Это была худенькая девушка лет двадцати с жидкими волосами, она лежала мертвая рядом с мистером Ноури, простыня накрывала её до подбородка. Даже в бледности смерти я узнал её лицо.

Это была Кэндис — одна из печально известных фотомоделей и проституток Зейлена. Но её огромный, распухший живот исчез, под белой простыней виднелись только распухшие груди.

— Пожалуйста, скажите мне, что её ребёнок выжил, — взмолился я.

— Да, с ребёнком всё в порядке, — ответил санитар деловито.

— Слава Богу…

Мужчина как-то странно посмотрел на меня, потом закрыл заднюю дверь кареты скорой помощи и пошёл дальше.

Я вернулся к женщине, с которой разговаривал.

— Боюсь, мистер Ноури скончался. Мы должны помнить его в наших молитвах, — я скорбно взглянул на его бедную вдову, всё ещё рыдающую в дверях лавки. — Хотя мне также жаль и его жену.

— Она ждет ребенка со дня на день, — сказала мне женщина с надеждой в голосе. — Вы не волнуйтесь, мистер Ноури — один из городских советников. Совет позаботится о его вдове.

Ещё одно упоминание этого Совета. Моё первоначальное впечатление было менее, чем положительным из-за неизбежных инсинуаций, но теперь казалось, что я, возможно, поспешил с выводами. Инициатива, напротив, звучала, как очень работоспособная система социального/фискального управления и распределения прибыли. Приятно было знать, что миссис Ноури не останется одна. Что касается новорожденного Кэндис… ну, я мог только предположить, что о ребёнке будут заботиться члены семьи или он будет помещён под программу усыновления.

— Bы новенький в городе? — спросила рыжая с приятной улыбкой. Потом она вздохнула. — Боюсь, наверно, просто проездом.

— Да, но почему вы так говорите?

— Красивые мужчины никогда не остаются тут надолго.

Её лестный комментарий застал меня врасплох.

— Очень мило с вашей стороны, мисс, но я должен пожелать вам доброго вечера.

Я быстро ушел. От столь резких комплиментов женщин у меня всегда замирал язык. Я никогда не считал себя красивым. Я улыбнулся, вспомнив, что Мэри говорила мне то же самое.

Когда я вернулся, то, по всей видимости, смена в мотеле Хилмана уже сменилась, за стойкой стояла сутулая пожилая женщина.

— Мэм, я хотел бы написать записку одному из ваших постояльцев, мистеру Уильяму Гаррету, — сказал я ей. — Не будете ли вы так добры передать ему это?

Она посмотрела в учётную книгу.

— О, дорогой, боюсь мистер Гаррет выписался несколько часов назад вместе со своим другом.

— С мистером Пойнтером?

— Да, сэр, совершенно верно. Они сели в автобус и поехали на пересадочную станцию. Кажется, они говорили, что возвращаются в Бостон.

— Спасибо, что уделили мне время, мэм.

По крайней мере это всё объяснило, хотя я сожалел, что больше не увижу Гаррета, хотя бы для того, чтобы пожелать ему удачи в будущих начинаниях. Зато, он нашёл своего друга Пойнтера. Жаль, конечно, что они не задержались ещё хотя бы на одну ночь.

Вернувшись наверх, я встретил в коридоре горничную, толкающую тележку. Она улыбнулась и поздоровалась. Мне потребовалось мгновение, чтобы узнать её.

Это была горничная, с которой я разговаривал при регистрации, и она была беременна, но сейчас…

Больше не было никаких признаков, указывающих на это.

— О, моя дорогая, — воскликнул я. — Я вижу, вы родили своего ребёнка…

— Да, сэр, — ответила она довольно бесстрастно. — Мальчика.

— Что ж, поздравляю, но… право же!.. вы должны отдыхать, а не работать!

Она уставилась на меня, немного наклонив голову, обдумывая свои мысли:

— Я только немного приберусь, сэр, а потом пойду домой.

— Но работодатель не может настаивать, чтобы вы работали так скоро после…

— Сэр, я ценю ваше беспокойство, но я себя хорошо чувствую. Я уже скоро заканчиваю.

— Надеюсь, что так — это было унизительно. Где же все новые трудовые законы, защищающие от такой вопиющей эксплуатации? — А где ваш ребёнок?

Её лицо приобрело странное выражение.

— Дома, сэр. С моей матерью… — она кротко улыбнулась, что показалось мне вынужденным, и пошла дальше со своей тележкой.

Из-за всех этих вещей мне нужно, чтобы Мэри убралась отсюда как можно быстрее, подумал я. Городской Совет тому виной или нет, но рабочие — особенно беременные женщины — не должны так надрываться. Ведь определенные медицинские условия всегда должны быть соблюдены.

Я уже решил для себя, что заберу Мэри и всю её семью вместе с собой в Провиденс. Если это окажется ошибкой в дальнейшем, то так тому и быть. По крайней мере, я попробую. Единственное, что меня волновало — как и когда сообщить ей о своём желании. Для меня крайне важно, чтобы она знала, что я не жду ничего от неё взамен, в чем её, возможно, будет трудно убедить, учитывая темные стороны её прошлого.

Я избавлю её от бедности, — решил я, — и дам ей ту жизнь, которую она заслуживает. И, возможно, просто возможно…

Однажды мне выпадет честь жениться на ней.

Таковы были мои «платонические» намерения, но я должен был быть честен с самим собой. Конечно, мой идеализм был силён, и я знал, что получается не всегда так, как мы того хотим.

Но я знал, чего хочу. Я хотел её. И я приложу все усилия, чтобы быть человеком, которого она жаждет, и до сих пор которого у неё никогда не было.

Я понимал, что должен сдержать не только свой гнев по поводу эксплуатации юной служанки, но и печального происшествия с сердечным приступом мистера Ноури — мне нужно было отвлечься. Тогда я решил расслабиться в тишине комнаты, поэтому сел на кровати и открыл свою самую любимую книгу — «Тень над Иннсмутом». Это не будет считаться за перечитывание, решил я, это произойдёт завтра, когда я найду идеальное место, возможно, с видом на гавань. Хотя сооружения уже и сменились, зато сама бухта и таинственное море было таким же, каким его видел Лавкрафт. Когда ему на ум впервые пришли ростки его будущего шедевра, блестящее слияние атмосферы, концепции характера и, в конечном счёте, ужаса. Очевидно, Лавкрафт был настолько безвозвратно тронут второкурсником Ирвином Коббом, глубоко жутким «Рыбоголовым», а также ущербным «начальником порта» Робертом Чемберсом, что он схватил основные семена этих историй и направил их в изобретательное новое направление, при этом добавив очень много своей собственной превосходной истории, символического и полностью чудовищного смешения. В ней рассказчик, Роберт Олмстед, случайно наткнувшись на ветхий, легендарный призрачный Иннсмутский морской порт, обнаруживает, во-первых, что горожане давно заключили своего рода пакт с расой ужасных морских существ, впервые обнаруженных капитаном Оубедом Маршем, когда он шёл через Ост-Индию; и во-вторых, и самое страшное, из-за чудовищной алчности их пакт состоял не только в человеческих жертвоприношениях, но и в межвидовом скрещивании Глубоководных и человеческого населения Иннсмута. Любую страницу, которую я открывал, я мог легко считать своей любимой.

Вот один из диалогов, который вел не кто иной, как «старый пьяница» Зэйдок Эллен, чьей реальной моделью был дед Зейлена, Эйдок. Строка гласила:

«— Никада ишшо не было такова человека, как кэп Оубед, старый хрен Сатаны! Хе-хе! Я помню, как он трепал про „мохнатки“ и называл всех глупцами, шо идут на христианские собрания и смиренно тягнут свою ношу. Грил, шо лучче бы они предпочли богов получче, вроде тех, шо живут в Индиях — богов, шо будуть приносить им хорошую рыбу в обмен на их жертвы, и действительно ответять на молитвы людей.»

Естественно, меня забавляла эта параллель: «хорошая рыбалка», которую Глубоководные принесли в Иннсмут в обмен на кровавые подношения. Мне пришлось посмеяться над изобилием местной рыбы в этом настоящем городке. Я даже чуть не рассмеялся вслух!

Что-то, что подозреваю, было подсознательным, заставило меня странным образом опустить взгляд и остановиться, на другой строке пьяного разглагольствования Зэйдока Эллена:

«— У Оубеда Марша на плаву было три коробля: бригантина „Колумби“, бриг „Хэтти“ и барка „Королева Суматры“…»

У меня закружилась голова, когда я уставился на эти слова. Потом: Ну конечно! Я знал, что видел эти названия раньше! Они все время были здесь… Теперь я вспомнил — эти же названия были на декоративных корабельных табличках в ресторане.

Так что не только город «Иннсмут» существовал, хотя и под своим истинным и не слишком отличающимся названием Иннсвич, но и эти торговые суда существовали где-то в туманном прошлом города. Я не мог не восхищаться усердием Лавкрафта в его исследовательской работе — чем он был весьма известен — по выискиванию таких мельчайших деталей реальности и вливанию их в свой вымышленный пейзаж.

Я перечитал еще несколько эпизодов, и все это с леденящим душу восторгом, а потом положил книгу на место, с нетерпением ожидая, что завтра перечитаю ее от корки до корки. Но было еще одно, еще большее ожидание относительно завтрашнего дня…

Я должен приложить все усилия, чтобы выглядеть на все сто, — понял я и потом вздрогнул, когда открыл свой чемодан и нашёл свой лучший костюм в помятом состоянии. В этот час не было места, где его можно было бы свежевыгладить, поэтому я мог только надеяться…

Когда я заглянул в шкаф, то увидел, что мне повезло! Там стояла складная гладильная доска, а на верхней полке располагался паровой утюг. Я почти ничего не знал о том, как надо гладить, но это же не должно быть сложно? Я вынул доску, ища стопорный штифт, чтобы зафиксировать ножки, когда…

— Черт побери!

…она выскользнула из моих рук и ударилась о стенку.

— О, ради всего святого! — громко пожаловался я, когда увидел, что скудная доска ударилась о стену с такой силой, что фактически оставила там дыру.

Руководство гостиницы будет не слишком довольно этим, — подумал я. — Пока я не заплачу им вдвое больше за ремонт. Я опустился на колени, чтобы осмотреть повреждения. Вокруг лежали куски штукатурки, а трещина в гипсокартоне выглядела длиной в фут и шириной в несколько дюймов. Это была, мягко говоря, хлипкая конструкция, но в данном происшествии я мог винить только свою собственную небрежность.

Но прежде, чем я смог отстраниться…

Когда я смотрел на дыру, то заметил мельчайшую нить света, она, казалось, висела в темноте за гипсокартоном. Быстрый расчёт подсказал мне, что в боковой стене должно быть небольшое отверстие, которое может быть только стеной моей ванной. Когда я поспешно встал и пошёл в ванную, то увидел, что случайно оставил свет включённым.

Дыра, — пришла в голову мне мысль. — В стене…

Глазок?

Эта мысль казалась мне абсурдной, но я не мог забыть свое прежнее впечатление; когда я купался, я могу поклясться, что услышал человеческое дыхание из-за стены, и теперь я был почти уверен, что за мной шпионят…

Никакая логика не могла объяснить моё следующее действие. Осторожно вернувшись к шкафу, я отломал кусок гипсокартона. Ущерб уже был нанесён, поэтому дальнейшее повреждение стены мало что значило; мне всё равно придётся платить за это, независимо от размера отверстия. Я полагаю, что мои мотивы в тот момент были подсознательными, но после того, как я отломал ещё несколько кусков стены и посветил в дыру лучом карманного фонарика, я обнаружил свободное пространство за стеной, которое можно было легко принять за узкий проход. Конечно, должно быть, это был служебный проход для доступа к трубам, электрическим проводам и тому подобное. До тех пор, пока…

Я вытащил ещё несколько кусочков, пока отверстие не стало достаточно большим, чтобы я мог залезть туда, а затем я заполз внутрь.

Поднявшись на ноги, я приблизился к нитевидному лучу света.

Естественно, я смотрел прямо в свою ванную.

Это — глазок, — пришла моя первая мысль. — Нет, это смешно! Очевидно же, что гостиница Хилмана была респектабельным местом. Эта дыра могла быть объяснена рядом обстоятельств: простой дефект конструкции или отверстие после гвоздя, на котором висела картина.

Однако в глубине темноты я заметил ещё одну нить света.

Приняв все меры предосторожности, я подошёл к следующему световому лучу и, к своему ужасу, обнаружил ещё одну дыру, которая выходила прямо в спальню соседнего номера.

Я не знал, что и думать. До моих ушей донёсся тихий стук, и, прижав глаз к отверстию, я заметил движение.

Там была горничная, с которой я только что разговаривал, которая ещё сегодня утром была беременна. С серьезным лицом и тусклыми глазами она вяло занялась заправкой постели и уборкой. На стуле возле двери я заметил маленький чемодан, он был открыт и набит одеждой. А на комоде рядом…

Там лежала аккуратная бежевая шляпа «Koko-Kooler», такая же, какая была у Уильяма Гаррета, когда я его встретил. Рядом с дверью стоял портфель, который казался таким же, какой был у него с собой при нашей встрече.