Помоги проекту - поделись книгой:
— Вот такой интерес: поработать и получить за это, как ты учил!
— Когда у тебя ни кола ни двора не было, оно конечно, — невозмутимо продолжал рассуждать Быков. — А теперь ведь все есть. Теперь можно по-человечески: отработал свою смену в полную силу и веди жену в театр, учись. У меня, конечно, грамотешки мало, но насчет зарплаты и плана кумекаю, — опять Леха постучал кулаком по каске, будто хотел убедить напарника, что там не одна пустота. — В начале месяца делать нечего — то в конце из кожи вон лезем. А надо, чтоб без спячек, без горячек… Чтоб каждую смену каждый — и я, и «тот парень», из-за кого в начале месяца работы нет, чтоб все пахали…
— Пока ты порядок будешь наводить, мы полгода без денег просидим, — огрызнулся Сашка. Но бригадир упорно не хотел замечать его раздражения:
— Деньги, конечно, не мешают. Хорошая зарплата — тебе почет, а семье благополучие. Так ведь и жить надо! — он стрельнул окурком по обуренному забою. — Сегодня жить, а не в проекте. Вот так!
Говорил бы кто другой, Сашка бы вида не подал, что у него на душе. Но тут он вскочил, поддал сапогом аккуратно уложенную бухту шланга.
— «Каким я стал…», — зло передразнил Быкова. — В нокауте — все или философствуют, или стонут… Да еще полгода назад, когда ты что-то мог…
Леха тоже вскочил: зубы в оскале, глаза бешеные. Сашка даже полегчало: такого бригадира он знал, черт возьми, вот уже шесть лет… Тоски не было. Укором кольнула совесть — нечестный вышел удар. Угораздило же сорваться.
И Леха недотянул до прежнего: вместо соленой быковской брани что-то прохрипел, просипел, обмяк, снова сел и почти спокойно заявил:
— Рано списываешь, Саня. Цыплят, как говорится, у кассы считают.
И только непослушные узловатые пальцы его дрожали, неуклюже елозили по обертке, не могли выхватить сигарету из хрустящей пачки.
— Михалыч, ты опять здесь? — разбрасывая веер теней от ламп освещения, к ним шагал Индюк. — Здорово, Михалыч! Мне сказали, я было не поверил.
Голова у Индюка запрокинута назад. Между носом и козырьком каски узкая темная щель, оттуда чуть поблескивают глазки.
— Раз уж ты вернулся, бери меня к себе. Нет больше терпежа работать у Петухова. Я ведь скоростник. — Проходчик осторожно снял каску, на лбу пламенела шишка величиной с половинку куриного яйца. — Видишь? Пока у тебя работал, старуха пыль сдувала, что ни сделаешь — все хорошо, что ни скажешь — все умно. А вчера прихожу домой с бутылкой, она выхватила — и по лбу…
Леха даже не усмехнулся, разглядывая шишку, спросил:
— Что там у Петухова? Тариф?
— Рудоспуск проходим. В плане. Я говорю, Быков за такую работу не меньше шестисот сорвал бы. А этот тихушник молчит. А то, что бригада из трехсот рублей не вылазит, ему до лампочки. — Косился Индюк на Кравцова, вроде извинялся, что ушел из бригады в трудное время. — Возьми к себе, Михалыч, ты меня знаешь: я так, как они, дурковать не умею. Скоро десять лет на шахте, а чтоб бригадир… — Индюк закашлялся. — Прикинь, мы только присядем, он сопит над ухом, только мы на работу — он к пенсионерам в слесарку чай пить и всю смену там треплется. Я так привык: бригадир впереди… А это разве работа?
Лучше я с тобой на тарифе сидеть буду.
Сашка ткнул Леху в плечо.
— Возьмем? Только пусть у Петуха шланги заначит, грузовой трос у нас совсем плохой, и переходы на полтора дюйма… А шишку чтобы покрасил..
— Зачем? И так возьмем, — не поддержал шутку Быков. — После смены зайдем к начальнику участка — не откажет.
Пора было идти за взрывчаткой. Сашка поднялся, не довольный, что Леха не хочет пошутить над Индюком. Тот угодливо суетился рядом, предлагая помочь.
— Иди, иди, Степан, — отмахнулся Быков. — Отдыхай, чего тебе ждать — наша смена только началась… Завтра выйдешь в день ко мне в бригаду, с начальником я сам все улажу.
Сашка усмехнулся, подумал, что Быков так не по-быковски вежлив с Индюком в отместку за его вспышку, спросил мирно, подтолкнув его плечом:
— Обиделся?
— Какая обида? — сказал бригадир, глядя вслед уходящему Индюку. — Что сделал, то и имею.
— Ну ты сегодня вообще… — присвистнул Сашка. — Ну ты, папа Карло, даешь…
В выработке замаячила фигура раздатчика с ящиком взрывчатки. Сашка подхватил брошенную им коробку, взвалил на плечо, зашагал в забой. Следом, по лужам, угрюмо хлюпал сапогами Леха Быков.
Через неделю директор предложил ему такой подряд, что ахнул рудник.
— Такая обстановка, Быков, срочно нужно выводить новый блок, иначе — завалим план по руде в следующем квартале, — сказал директор. — Не принуждаю, но если возьмешься — должен сделать. Ты скоростник, опытнейший проходчик… И вообще, тебе верю.
Сашка, узнав об этом предложении, даже засомневался: хоть и в три забоя, но пройти за месяц сто метров по восстающим выработкам — это бригадир хватил через край.
Глядя тусклыми провалами глаз, Быков бросил небрежно:
— На пятый разряд директор обещал по тысяче чистыми. А он, сам знаешь, обещал — сделает, даже если плановики над своими столами повесятся.
У Сашки отвисла челюсть, а в глазах бригадира насмешливо пыхнули знакомые быковские чертики. Было ощущение, будто то, что казалось измочаленной, набитой опилками и податливой грушей, вдруг оформилось в пудовый кулак, звездануло Кравцова по лбу и самоуверенно отправило его в нокдаун.
Услышав про зарплату, охнул рудник второй раз. Быковские в раскомандировке посмеивались над другими бригадирами. Индюк, с маслеными глазами, кругами ходил вокруг Петухова.
— Что, съел? Да такого бригадира, как Быков, днем с огнем поискать!
Брюзжал Петухов:
— Опозоритесь! А Быков-то… На старости лет… Знаменитый скоростник…
Эх! Ума нет — одна гордыня.
Леха заскочил в раскомандировку с ворохом бумаг в руках. Ни слова в ответ на насмешки. Отозвал своих в сторону.
— Тэк, мужики! Дают нам новую лебедку, пару перфораторов и семь учеников. Лес гарантируют. Ты, — ткнул пальцем Сашке в грудь, — берешь ближний забой. Порода там слабая, крепить будешь вручную. Забирай лебедку и трех учеников. Чтобы завтра к обеду была первая отпалка.
Сашка скорчил кислую физиономию — обрадовал!
— Да, — кивнул Быков. — Подготовительных работ много. Перекуси, переоденься и опять вниз.
Кравцов направился к начальнику участка звонить жене, что придет домой нескоро и вообще сам не знает когда. Слышал, как за спиной командовал Быков.
Вроде бы и ученики достались Сашке крепкие: все после армии. Но когда разделались с подготовительными работами, он чуть не охрип, погоняя каждого. И десяти часов не продержались ребятишки. Сломались без привычки. Сашка махнул рукой и отправил их наверх в бытовку отдыхать.
Начал бурить. В одиночку зарядил шпуры, отпалил, включил вентиляцию и только тогда присел. Выцедил кружку терпкого чаю, убрал породу. Наконец вернулись ученики. Смотрели на звеньевого выжидающе: на хмурых со сна лицах отчуждение. И это после того как им, за здорово живешь, дали возможность поспать почти пять часов?
Уже можно было выезжать на поверхность: условие бригадира было выполнено. Но Сашка решил закрепить устье выработки, чтобы в дальнейшем делать только погонные метры, план. Прошепелявил, торопливо пережевывая принесенные учениками пирожки:
— Если по-хорошему — на три часа работы осталось… И не увидев энтузиазма на лицах, закричал: — Вперед! Рывками… Длинный, ты станешь на лебедку, остальные за мной. — Оглянулся, ученики с тупым упорством не спешили браться за работу.
«Разве это проходчики, — подумал. — Эх, если бы с Лехой в паре…» Пошли на бригаду погонные метры, поползли вверх проценты на доске показателей. Толпились возле нее рабочие, спорили, как перед футбольным матчем. В городской газете и по радио опять гремела фартовая бригада Быкова. Но Леха был равнодушным к шумихе. Впрочем, работы хватало всем, а ему доставалось вдвойне.
Уже на первой неделе началось отставание от намеченного бригадиром графика. Зачастили дополнительные смены. Вскоре пришлось перейти на аварийный режим. На второй неделе выровнялись, стали работать ритмично.
Новенькие и ученики начали выдыхаться. А ветераны бригады, где они? Леха, Сашка да звеньевой Степан по фамилии Индюк — вот и все, кто год за годом называли себя бригадой Быкова.
Кандейка — кандея — исстари сохраненное горняцкое название вывала, или небольшой выработки, обжитой неприхотливыми горняками для отдыха.
Несколько ящиков из-под взрывчатки вместо стульев, самодельная электроспираль, чайник и кружки. Что за бригада без чайника?
Сашка запалил заряженный забой. Ученики уже сидели в кандейке. Он подошел незамеченным и услышал, как Длинный спрашивал Индюка:
— Кравцов, что, родственник бригадира? Индюк, рассмеявшись, замотал головой.
— А что? Похож! Только бригадир спокойный, а этот кричит… — сказал ученик.
— Быковская школа, — ответил Индюк. Как о чужом сказал, словно и не работали они в одной бригаде почти шесть лет. — Михалыч, сколько его знаю, таким был. Это сейчас все молчком.
Сашка сбросил каску, сел, прислушиваясь к взрывам, считал рвущиеся шпуры и сбивался: разве его учили иначе?! Будто сам Индюк другой школы!
После смены, отмытые, распаренные, ввалились в полупустую столовую.
Ученики оживились, заговорили вроде бы между собой, но все вопросы касались Кравцова.
— Неужели вот так от отпуска до отпуска? Когда же выспимся? Наши ребята в бригаде Рожина. Говорят, шесть часов в сутки отработали — свободны.
Сашка добродушно хохотнул, вспомнив себя на руднике вот таким же юным и наивным. Разве что самолюбия и злости было побольше. Поднял голову со смеющимися глазами.
— Каждый может уйти хоть завтра — у того же Рожина место найдется.
Только не советую. До конца месяца осталось меньше двух недель. А у кассы посмотрим, где работать интересней.
После душевой, после ужина оживление схлынуло и усталость с двойным усилием начала вдавливать тела в сиденья стульев. Скорей бы добраться до койки, а через… — Сашка посмотрел на часы, — через девять часов опять на смену.
— Тебя как звать? — спросил ученика, которого называл Длинным. Этот был попроворней других — Валерий! — усмехнулся тот и добавил, отводя недобрые глаза: — Третий раз спрашиваешь.
— Семья у тебя есть, Валера?
— Двое детей! Ну и что?
— Ого! Не спеши убегать: сожмись в кулак, выдержи до конца месяца, а потом решишь. — Сашка встал. — Вперед, орлы! Если повезет — поймаем мотор.
Дядя платит за всех.
Дома от ужина отказался. Дочь подбежала с книжкой.
— Папа! Почитаем? — Круглые глазенки смотрели на со спокойной безнадежностью. Сашка потянулся, обнял дочь — на глаза попались часы, стрелки быстро продвигались к началу новой смены.
— В другой раз почитаем, хорошо? В другой раз обязательно. …Полетела в темень шахтная клеть. Завертелась штанга. Шпуры — один к одному. Больше и набурить невозможно. Взрыв! А им ну хоть бы что… Камень это или железо… Леха-а-а! Ты какую взрывчатку заказал?..
— Что? Уже? — Сашка сел, растирая жесткими ладонями лицо. — Эх, еще бы часок.
Жена, не спавшая, прохладная, нырнула под одеяло.
— Нескоро вставать, еще через четыре часа…
— Как хорошо! Целых четыре… — Сашка подвинулся к ней, положил руку на гладкое плечо и почувствовал, что снова летит с клетью на свой горизонт.
Усилием воли на мгновение остановил сон, пробормотал: — Хорошо идем. Быков знал, за что браться. Будет тебе колечко с бриллиантиком…
Клеть снова полетела вниз, и остановить ее не было сил.
Никто не знал, когда выезжает на-гора бригадир. Сашка не видел его уже двое суток. Отпалил свой забой, и пока он проветривался после взрыва, ноги сами по себе вынесли его к забою Быкова. Перфоратор урчал где-то далеко вверху, в свете ламп видна была только расплывчатая Лехина тень. Сашка уперся ногами в борта выработки, стал подниматься. Быков висел метра на два выше последнего полка: и за что только держался? Упер телескопический перфоратор в выступ породы, сам каким-то образом закрепился. Без робы, в одной залипшей к телу рубахе. Сашка свистнул. Леха посмотрел вниз, подмигнул и снова задрал голову.
Внизу Индюк, часто мигая усталыми глазами на осунувшемся лице, спросил:
— Был у Михалыча? Как он там?
— Как? Как? А вот так, — Сашка весело дурачась поддал сапогом картонную коробку из-под взрывчатки. — С получки скинемся, купим ему пуд бананов — главный обезьяний приз… В цирке бы работать нашему Михалычу.
В забое Индюка рвались шпуры. Он в такт взрывам клевал носом и загибал пальцы на руке. Сашка молчал и все думал: как Лехе удалось затащить перфоратор наверх по отвесной скальной стене?
Нужно было начинать новый цикл работ в забое. Кравцов встал.
— Вперед, орелики! — сказал тихо. Липкая усталость подгибала колени, тянула к земле. Он тряхнул головой, ударом кулака насадил каску по самые уши и закричал:
— В забой, «мои головорезы»!
Валерка поднялся, оттолкнувшись локтями от борта, пробормотал:
— Разорался… — но первым подхватил топор, скобы и торопливо кинулся к забою.
И снова скрежетала по породе коронка буровой штанги, хлестала из шпура вода со шламом, струилась по лицу, где-то под резиновой робой нашла ход и заливала сапог. Снова Сашка с учениками набивал шпуры взрывчаткой, стягивал в пучок пряди бикфордова шнура, запаливал, уходил и считал толчки взрывов.
Оставалась последняя, но целая неделя. Быков перехватил звеньевых перед сменами. Оказывается, успел проверить их работу. Сашке отрывисто сделал несколько замечаний. Отвел в сторону Индюка. Звеньевой морщил нос, пучил глаза:
— Уй, Михалыч, радикулит замучил. Вчера полез в забой — как стрельнул на полпути…
Сашка замер с залипшим к губе окурком, вытянул шею. Знакомая ситуация на новый лад: как всегда, не дотерпел, заюлил Индюк. Начал гнать брак в надежде, что бригадир все равно добьется своего и выработку примут.
Видел Кравцов, как задергался Быков. Ждал, что устроит звеньевому разнос на прежний манер. Но Леха только пробурчал, заикаясь:
— Опять халтуришь? Чтоб от устья до забоя всю выработку перекрепил…
Поделиться книгой: