Помоги проекту - поделись книгой:
- Я правильно понимаю, что телефоны у нас обоих не работают? – запустив в болото очередной окурок, спросил он, не оборачиваясь.
Всеволод-младший понимал, что его не видят, но на всякий случай кивнул:
- Угу.
Снова долгое молчание…
- Ну, тогда давай соберем бабло, бумаги и прочие трофеи в рюкзаки. И попробуем выработать план действий в нынешних, не до конца понятных условиях, – подвел итог своих размышлений Всеволод-старший поднимаясь.
Они быстро собрали вещи, предварительно привязав набитые землей иссеченные картечью рубахи и френчи к телам убитых, спустили обоих в болото, пронаблюдали, как чавкнула и запузырилась трясина, после чего сели к костру.
- Пожуем, или сразу думать? – спросил отец.
- Сразу, – вяло махнул рукой сын. – Бать, кусок в горло не лезет…
- Бывает, – кивнул старший Волков. – Ну, тогда слушаю твое виденье ситуации…
Младший Волков сперва закурил, а потом сообщил, что по всем признакам, они перенеслись в прошлое. Причем, судя по датам, что на бумагах у покойных шпионов («А кто они еще могут быть? Контрабандисты? Не делайте мине смешно, как говорят в Одессе! – Согласен») и климатическим условиям окружающей среды, на дворе – август двадцать девятого года. И ему очень хотелось бы узнать, что известно про данный период истории их Советской Родины, потому как ему это в школе не преподавали, а старшее поколение в лице отца вот именно про это время почему-то ничего никогда не рассказывало.
Старший хмыкнул, потом признался, что и сам про это время ничего уж такого особенного не знает. Нет, он в курсе, что уже год, как принят Первый Пятилетний план, что в этом году был или будет инцидент на КВЖД и еще кажется дебил Примаков именно в двадцать девятом вторгался в Афганистан… Уже пару лет как строят Днепрогэс и Турксиб. Строительство Магнитки и Кузнецкстроя то ли началось, то ли вот-вот начнется, до начала строительства Беломорканала еще чуть ли не два года, а до Комсомольска-на-Амуре – все три…
- Вот, пожалуй, и все, – он задумчиво почесал бритую голову. Волков-старший рано поседел – сказались авантюры молодости, и весьма комплексовал по этому поводу. Но красить волосы считал недостойным мужика, а потому брился каждый день, и даже освоил настоящую, клинковую бритву. – Что еще добавить? Ну, кулаки еще кое-где шалят, в Средней Азии басмачей добивают. Теперь, кажись, точно – все!
- А нам тогда что делать? На Днепрогэс наняться?
- Можно и на Днепрогэс, но мне как-то не улыбается землю в тачке возить. А на другую должность ни меня, ни тебя не возьмут: со строительным образованием у нас туго.
- Слушай, а давай в Москву, а? Напишем заявления, что паспорта на охоте потеряли…
Отец внимательно посмотрел на него и спокойно сообщил, что внутренние паспорта в СССР появились в тысяча девятьсот тридцать втором году, и стыдно не знать таких вещей. Сын вернул взгляд с несколько обалделым видом:
- А прописка как же? Ее тоже не было?
- Была. Приходишь к управдому и сообщаешь о себе все, что надо.
- А если соврешь?
- Значит, соврешь. Проверять особенно не станут, хотя вот в Москве как раз могут и проверить. Столица как-никак…
Волков-младший задумался, а потом спросил, потребуют ли при приеме на работу у отца диплом о высшем образовании. После информации о паспортах и прописке он уже представлял себе ответ, так что не сильно удивился, узнав, что диплом, в принципе, нужен, но если сказать, что он пропал во время Гражданской войны, то поверят. Разве что спросят: какой конкретно ВУЗ заканчивал и в каком году…
После получаса непрерывных вопросов младший наконец выдохся, и слово взял отец. Он заметил, что их одежда совершенно не соответствует периоду конца двадцатых годов двадцатого века. Разве что брезентовые плащ-палатки да берцы особенных вопросов не вызовут, хотя…
- Папань, а вот от этих… – Сын замялся, но закончил твердо, – От них штаны и сапоги остались. Вполне ничего себе. И по размеру нам почти подойдут. Ну, коротковаты, конечно будут, но если в сапогах, так и не заметно будет…
- Кровью сильно замараны? – поинтересовался старший Волков. – Если что, можно попробовать отстирать, только поспешить надо, пока не засохла…
Выработка плана прервалась на осмотр и замывание трофейных галифе. В процессе удаления следов кровавой расправы выяснилось, что портянки младший Всеволод наматывать не умеет. Отец пробурчал: «А ведь я тебя учил…», и пообещал помочь освоить этот процесс за один день.
Когда стирка была закончена, и вещи были развешены на ближайших елках, Волковы соорудили себе обед из пары бичпакетов и банки тушенки, и вернулись к обсуждению дальнейших действий.
Они решили дошагать до Петрозаводска – ну, не обязательно именно дошагать – можно воспользоваться попутным транспортом, если, конечно, таковой попадется, а оттуда по воде добраться до Питера.
- Ты, кстати, не забудь, что он Ленинградом называется, – заметил старший Всеволод. – А вообще очень тебе рекомендую пока говорить поменьше, а слушать побольше. Это не потому, что ты – дурак, – он примирительно поднял руку, останавливая вскинувшегося сына. – Просто ты совсем в местных реалиях не разбираешься. И не хотелось бы спалиться прямо вот так, на первом же шаге.
Поразмышляв, Всеволод-младший кивнул, соглашаясь и тут же спросил:
- Бать, а давай стволы прикопаем, а?
- Чего? – вытаращил глаза отец. – Зачем это? Мелкий, или я чего-то не понимаю, или поясни: чем это тебе наши ружья не угодили?
- Не, папань, я не про ружья, – сын позволил себе легкую улыбку. – Я про пистолеты.
- А с ними что не так? – еще больше удивился отец. – Нет, мы, понятно, кобуру на пояс цеплять не станем, а в вещмешке они себе лежат и лежат, пить-есть не просят.
- Ага, – засмеялся Всеволод-младший. – А если при обыске найдут?
Услышав про обыск, Всеволод-старший чуть не подавился сигаретой:
- Э, алё! Ты что там, в армии, сказок про «кровавую гэбню» и «ж-ж-жуткие сталинские репрессии» переслушал, или, не дай бог, либерализм подхватил? Япона мама, а я-то надеялся, что я тебе к нему иммунитет привил… – Он глубоко затянулся, – Сын, запомни: тут у тебе сейчас милиционер даже документы потребовать не имеет права. Ибо нет у нас сейчас внутренних документов. Отсутствуют, как класс. Есть справки для предоставления по месту требования, доверенности для того же самого, а вот документов, удостоверяющих личность – нет! И появятся еще не скоро. А уж личный досмотр, это и вовсе – из ряда вон.
- О’кей… – Парень с трудом переварил полученную информацию, но продолжил спрашивать, – Ну, хорошо, а потом? Чего мы с ними потом делать станем?
- Да ничего, – старший пожал плечами. – Сходим в отделение милиции, зарегистрируем и будем дома хранить. Пистолет и револьвер – вещи в хозяйстве полезные, могут и пригодиться. Мало ли что…
- Чего, правда? – Волков-младший понимал, что отец не станет его обманывать, но не мог заставить себя поверить в услышанное. – Чего, вот прямо вот так можно было пистолет дома хранить?
- Мелочь, ты фильм «Место встречи изменить нельзя» сколько раз смотрел? Тебя никогда не интересовало: отчего это у доктора Груздева дома пистолет хранится?
- Ну… Типа, наградной?
- Ага, наградной, – Волков-старший засмеялся и закашлялся. – Это вот у этого рафинированного интеллигента, который с любимой женщиной в пригородный поселок Лосинку съехал, оставив бывшей жене-шлюхе московскую квартиру, наградной пистолет? Поди, за успехи в изучении творчества Достоевского наградили?
Всеволод-младший растеряно пожал плечами. Действительно, как-то не сходится…
- Так вот, друг ты мой ситный, запрещалось хранить дома «Маузер», да и то – только без специального разрешения. А так – сделай одолжение, храни. Только зарегистрируй.
- Но как же?
- А вот так же. Патроны-то в продажу не поступали, а пистолет без патронов – железяка. И куда более безопасная в драке, чем, например, полкирпича… – Он отвесил сыну шутливый подзатыльник, – Так-то вот, сын.
Тот только головой покрутил:
- Чудны дела твои, господи…
За такими разговорами и делами незаметно пролетел день. Закатное солнце окрасило болото в странный, кроваво-багровый цвет, отчего обоим Волковым стало слегка не по себе. Сын зябко передернул плечами:
- Кровь…
- М-да уж, – протянул отец. – И сколько ее еще будет…
Говорить больше не хотелось: на них обрушилось понимание того, что вся их прежняя, более-менее налаженная жизнь резко и неожиданно оборвалась, и теперь… А вот что будет теперь?..
В молчании они сварганили немудрящий ужин и также молча проглотили его. Лишь когда был допит чай, и оба взялись за сигареты, Волков-младший посмотрел на своего отца и тихо спросил:
- Бать, тебе что: совсем не страшно?
Помедлив, тот ответил:
- Страшно. А толку в том страхе? – Он протянул руку и, как делал когда-то в далеком детстве, потрепал сына по волосам, – Не журись, казаче: прорвемся. Фиг ли нам, кучерявым? Главное сейчас что? Главное то, что знаем мы с тобой до хрена, и очень даже можем помочь Родине. Хотя бы выкрутиться из войны с меньшими потерями, а? Достойная цель?
- А то! – младший повеселел. – Все сделаем, в лучшем виде! Ты, вон, столько знаешь, что страна у нас сейчас прыжками вперед поскачет! Вопя на весь свет о своем безмятежном блаженстве!
Оба засмеялись. Правда, сын смеялся радостно и беззаботно, а вот на лицо отца нет-нет, да и набегала тень задумчивости…
[1] Так до 1929 года официально называлась Югославия.
[2] Хьюго Синклер (1873-1939) – руководитель Службы внешней разведки Британской Империи в период 1923-39 гг.
[3] СИС (SIS/Secret Intelligence Service) – служба внешнеполитической разведки Великобритании.
[4] Кутепов А.П. (1882-1930) – русский военачальник и политический деятель. Эмигрант. Один из руководителей «Российского Общевоинского Союза» (РОВС) – эмигрантской организации фашистско-террористического толка
[5] РОВС организационно подразделялся на отделы, курировавшие разные страны и регионы. I отдел отвечал за Великобританию, Голландию, Данию, Египет, Испанию, Италию, Норвегию, Персию (Иран), Польшу, Сирию, Финляндию, Францию с колониями, Швейцарию и Швецию.
[6] МОЦР («Монархическое объединение Центральной России») – название фальшивой подпольной организации созданной по инициативе Дзержинского в ходе контрразведывательной операции ОГПУ «Трест».
[7] Сидней Рейли (Соломон Розенблюм, 1873-1925) – международный авантюрист, англофил и русофоб. Начиная с 1897 – сотрудник британской разведки. Вел шпионскую деятельность против России начиная с Русско-Японской войны. В 1918 участвовал (организовал?) в организации покушения на Ленина и подготовке покушений на руководителей РСФСР. Заочно приговорен к смертной казни. В 1925 нелегально прибыл в Советский Союз, где и был арестован. 5 ноября 1925 заочный приговор был приведен в исполнение.
[8] Нодья – долго- и слабогорящий костер из двух или трех бревен большого диаметра, сложенных в два вертикальных ряда. Огонь разжигается таким образом, чтобы отдавал тепло всю ночь, без добавления топлива.
[9] Подразумевается финский пистолет L-35, разработанный оружейником Аймо Лахти в 1935г.
[10] Webley & Scott – семейство английских самозарядных пистолетов, выпускавшихся с 1905 по 1940, под разные калибры и патроны. Наиболее распространенными были пистолеты под патрон .38 АСР (Модель 1910 года) и под патрон .455 Webley (Модель Mk. I Navy)
[11] Британский револьвер образца 1915 г., под патрон калибра .455 (11,5-мм)
Глава 3
До Петрозаводска они добрались за три дня. Сперва их подвез на лодке старик, который тоже ходил на уток. Вот только сын, когда увидел оружие старика, вздрогнул, а потом шепотом спросил у отца, что это за огромная фиговина на носу лодки разместилась? И не собирается ли дедок таким калибром вести морской бой или отражать высадку вражеского десанта на родное побережье?
Отец и старик, который, как выяснилось, обладал, несмотря на возраст, завидным слухом расхохотались, после чего Волков-старший пояснил, что этот монстр зовется «утятница»[1], и предназначен для стрельбы дробью по целой утиной стае, что уселась на воду в зоне досягаемости громадины.
Старый охотник кивал, подтверждая рассказ отца, а потом добавил, что из своей утятницы он одним выстрелом до трех десятков уток брал. А в этот раз только полтора подстрелить удалось. В доказательство он предъявил битую птицу, затем оглядел пустые ягдташи Волковых и предложил отдать пару уточек в обмен на… Многозначительное молчание было понято совершенно правильно, и дедку пожертвовали одну из трофейных фляжек, в которой оказался джин. Сын этот напиток без тоника не любил, а отец и вовсе считал его тройным одеколоном, который он как-то в своем далеком, хотя еще и не наступившем детстве дегустировал в пионерском лагере, так что обмен совершился к полному удовольствию обеих сторон.
Старик попробовал иностранный напиток, шумно выдохнул, икнул, а потом задумчиво заметил:
- От оно как: городскиу, а с пониманьем. Самогонку-от за всегда на вересу[2] пользительно настаивать. Грудь-от не сушит… Ну, благодарствуй, – и разом опростал флягу на половину.
Впрочем, на его штурманских навыках это никак не отразилось, и лодка все так же уверенно скользила по каким-то незаметным протокам. К исходу дня, уже в легких северных сумерках, дед доставил их к небольшой – дворов на пять, – деревеньке. Он радушно пригласил попутчиков переночевать у него на сеновале, угостил Волковых вареной картошкой и моченой брусникой, а по утру его жена – сухонькая, живая старушка выдала обоим пришельцам из будущего двух запеченных уток – тех самых, что они так удачно выменяли на джин.
Старик даже проводил их до дороги, по которой «пряму, пряму да и до города-от». Отец и сын вскинули на плечи трофейные сидоры, в которые упрятали и свои нейлоновые рюкзачки, и зашагали в указанном направлении. Идти пришлось часа два, а потом их пригласила на телегу разбитная молодка, что везла в город домашнюю солонину. Девушка попалась разговорчивая, и за время пути они узнали от нее все местные новости, вот разве что не запомнили. Впрочем, не так уж им и было интересно узнать, что «Прошка-от у городу сбёг, а за им – Настасья. Дык вить комсомольные – у городу у Питеру пойдут, в завод какой». Но слушали Волковы свою возницу очень внимательно, стараясь запоминать говор, и вычленяя из ее бесконечных рассказов серьезные события. Всеволод-младший еще надеялся, что вдруг это все ошибка, и они в своем родном времени, но – увы! Какой уж тут двадцать первый век, когда «колхозу затеяли, да уполномоченны с городу-от приехамши. Трактор обещамши, а у Степки Корсунова молотилку забрамши: кулак-от».
Всеволод-отец тоже старался слушать внимательно, вот только невеселые мысли то и дело отвлекали его от крайне живого, но несколько сумбурного повествования. Нет, он не сомневался, что они с сыном не пропадут, но все же, все же… Он хорошо помнил свои детство и юность, прошедшие в СССР, но хватит ли тех, уже слегка подзабывшихся знаний, чтобы легко вписаться в общество двадцать девятого года? А ведь тогда страна – настоящий осажденный лагерь. Решит какой-нибудь бдительный пионер или комсомолец, что они ведут себя неправильно, непривычно, да и стукнет куда следует. А как бы он не храбрился перед своим отпрыском, но тесное общение с товарищами из ГПУ, которые примутся задавать неудобные вопросы, в его планы ну никак не входило…
Поглощенный этими размышлениями он слушал уже в пол-уха, как вдруг что-то резануло его слух. Что-то неправильное, такое, чего, вроде как, и не должно быть…
- Прости, красавица, что-то я не расслышал, – он повернулся к девушке. – Повтори, сделай милость: что ты сейчас сказала?
- Ой, а меня Улей звать, – молодка отчаянно покраснела и приопустила глаза. – Прямо уж так-от и красавица. Это вы в усмешку, да?
- Ну от чего же? – Волков-старший улыбнулся, на сколько мог открыто, – Красавица и есть. Вон какая: кровь с молоком! – И не давая девушке уйти от ответа повторил вопрос, – Ты вот что-то сказала, а я, видишь, задумался, да и не расслышал.
- Ой, да я про примусу-от спросила. Японецкие в лавку привезли, а нам боязко: а ну как дурные?
- Японские? – вмешался в разговор Волков-младший. – Покупайте, Уля, не нервничайте. Японские товары очень качественные. У них вообще вся техника отличная.
Тут он перехватил свирепый взгляд отца и замолк, растерянно глядя то на него, то девушку, которая тоже растерялась, причем на столько, что вожжи из рук выпустила:
- Ой, чаво вы-от наговорили непонятного. Все-от по-городскому, по-ученому...
- Вы, Улечка, не обижайтесь на нас. Мой балбес хотел вам сказать, что японские примусы очень хорошие. Надежные и сделаны с умом. Если купите – не ошибетесь.
Ульяна захихикала, обожгла Всеволода-младшего призывно-зовущим взглядом и опять принялась за свой бесконечный рассказ обо всех местных новостях. Только теперь она расписывала всяческие танцы, вечорки, посиделки и праздники, которые случаются у них в деревне. При этом она ухитрилась незаметно переместиться на телеге так, чтобы время от времени прижиматься к парню своим тугим, налитым плечом, от чего тот слегка вздрагивал и с подозрением косился на спутницу.
После полудня они остановились на берегу неширокой и быстрой речушки на обед. Крестьянская красавица, смущаясь, выложила на чистую холстину нехитрое угощение: вареную в мундире картошку, крупную соль в тряпице, пару луковиц, несколько крутых яиц и домашний хлеб. Волковы переглянулись и прибавили к общему столу печеную утку, после чего крепко задумались. У них оставались еще и продукты из будущего, но вот выкладывать на общий стол печенье или конфеты в яркой пластиковой упаковке… Давать такой повод для разговоров местной весьма болтливой девице? Увольте, увольте! Но и самим сладенького хочется, да и девицу побаловать тоже не лишне: мелких денег у них нет, попытку расплатиться бумажкой достоинством даже в один червонец даст куда больше поводов для сплетен. Слыханное ли дело: расплатиться за то, что взяли на телегу такой суммой, за которую эту самую телегу чуть ли не купить можно?!
Но тут Ульяна положила конец их тягостным размышлениям, просто отлучившись в кустики. Пока она отсутствовала, отец и сын торопливо рвали упаковки, шепотом ругая себя за то, что вот об этом-то они и не подумали заранее. К возвращению девушки все красочные упаковки уже пылали и оплавлялись в небольшом костерке, над которым висел чайник, так что Ульяна только восторженно запищала, увидев лакомства.
Дальнейшая дорога протекала без каких-либо приключений или неожиданностей. И лишь когда к концу второго дня они въехали на окраину Петрозаводска, Уля, смущаясь и запинаясь, предложила поменять оставшиеся у Волковых сладости на…
Поделиться книгой: