Подлянка, сэр!

Майя Михайловна Уварова оказалась маленькой, полной и чрезвычайно подвижной старушкой лет семидесяти. Ее морщинистое личико, спрятанное за огромными очками, выражало удивительное благодушие и довольство жизнью. Больше всего меня удивили ее глаза — веселые, озорные и очень умные. Глаза серьезной двадцатилетней девочки, которая не прочь иногда пошутить. Она сидела в подсобке, какие делают под ступенчатыми аудиториями, и пила чай с шоколадным зефиром.

Не справляясь о моих пожеланиях, она тут же выставила на стол дополнительную чашку с блюдцем, придвинула ко мне сахар, сладости, лимон, коробочку с чайными пакетиками «Ахмат Эрл Грей», встала, налила кипятку и только после этого угомонилась.

— Ну, за знакомство, — и подмигнула мне.

Не знаю почему, но я тут же прониклась к Майе Михайловне любовью. Бывают такие люди, что располагают к себе сразу и навсегда. Словно внутри у них неиссякаемый источник светлой энергии, которой они щедро одаряют всех окружающих.

Мы отхлебнули чаю. Еще раз улыбнулись друг другу. Возникла некоторая неловкость. Перед Майей Михайловной разыгрывать словоохотливую пожилую дамочку не имеет смысла. В этом случае, могу спорить, она прервет меня через десять минут и попрощается. Ее изучающий взгляд скользил по моему лицу и рукам, словно рентген. Кажется, Олег как-то говорил, что истинные намерения и мысли человека выдает именно мимика и движения рук. Пожалуй, лучше сказать честно, зачем я пришла.

— Майя Михайловна, извините, что отнимаю у вас время, но в ваш институт меня привели чрезвычайные обстоятельства. Видите ли, я соседка Лукиных. Мы общались. Нельзя сказать, что очень тесно. Скажем, как хорошие знакомые. Марфа Андреевна, вдова Михаила Евфстафьевича, недавно скончалась.

— Ай-яй-яй! — шумно вздохнула Майя Михайловна. — А мы ничего и не знали! Скажите, может, необходима какая-то помощь?

— Да, у них ведь не было детей, — я замялась. — Так что вроде как должны за государственный счет…

— Нет! Что вы! — махнула рукой Уварова. — Об этом не может быть и речи! Сегодня же пойду к ректору и поговорю с ним. Не волнуйтесь. Оставьте мне свой телефон, чтобы можно было связаться. Узнать все, что необходимо.

— Спасибо огромное, но проблема несколько шире, — я сложила руки на коленях. — Понимаете, мое участие в этом деле случайное. Дело в том, что мой внук следователь прокуратуры. И от него я узнала, что Марфу Андреевну, вероятно, убили.

У Майи Михайловны из руки выпала чашка, но она даже не подумала ее поднять или отряхнуться.

— Не волнуйтесь! — я испугалась, что Уваровой станет плохо, и заговорила быстро, чтобы у нее не осталось времени на треволнения. — Пожалуйста, не волнуйтесь! Ко всему этому неким образом оказалась причастна девушка, студентка одного из ваших факультетов. От ее подруги мне стало известно, что Светлана, так ее зовут, как бы это сказать… в общем, состояла в интимной связи с Валерием Дмитриевичем Кавалергардовым. Светлана ходила к вдове Лукина делать уколы. А через некоторое время Марфа Андреевна умерла. От отравления ртутью. Через несколько дней кто-то влез к квартиру к ее соседке Петровой, и ее тоже нашли мертвой. Преступник что-то искал, осмотрел все — шкафы, столы, антресоли, на кухне. Это была женщина. Она потеряла на месте преступления накладной ноготь. Вряд ли речь идет о каких-то материальных ценностях. Лукины жили очень скромно, на две пенсии. Однокомнатная квартира. Все сбережения сгорели на книжках. Мне кажется, что все это каким-то образом связано с научной деятельностью Михаила Евфстафьевича. Скажите, у вас есть предположения, что именно они ищут? Еще мой внук сказал, что это дело таинственным образом связано с птицей. Глухарем.

Уварова тяжело оперлась на стол, сняла очки и закрыла глаза руками. Потом все ее тело забила мелкая дрожь. «Истерика!» — вспыхнуло у меня в голове. Я схватила чашку и набрала полный рот чаю, чтобы в случае чего… Но тут Майя Михайловна отняла руки, и оказалось, что она смеется. Ну что ж, пожилой человек, можно понять… Неизвестно, как сама буду на стрессы реагировать в ее возрасте. От неожиданности я сглотнула всю жидкость, что держала во рту, разом. Горло сдавило, будто в него апельсин протолкнули.

— Глухарь! — простонала Уварова, утирая слезы. — Ну вы даете! Неужели совсем сериалов не смотрите?

Да что ко мне все привязались с этими сериалами!

— «Менты», раз-два-три-четыре, «Улицы разбитых фонарей», раз-два? — Майя Михайловна успокоилась и подняла свою чашку. Потом резко посерьезнела. — Извините за такую реакцию. Вы, наверное, решили, что у меня того, — Уварова повертела пальцем у виска, — крыша поехала, как мои студенты говорят. Хотя от таких новостей вполне бы могла. Понимаете, содержание работ профессора Лукина является государственной тайной. Я не могу рассказать вам о них. Но меры приму.

— Но ведь в поисках этого, чего бы там ни было, преступники могут еще кого то убить! — воскликнула я.

— Вера Афанасьевна, — Уварова надела очки и посмотрела на меня долгим многозначительным взглядом, — поймите, то, над чем работаю я и над чем работал Михаил Евфстафьевич, — нанотехнологии — представляют огромный интерес. Это новое направление в науке. Своего рода революция. Не подумайте, что у меня паранойя, но рассказать, даже косвенно намекнуть о том, за чем именно охотятся те люди, о которых вы говорите, я не могу.

— Нано… что? — переспросила я. — Ну хотя бы определение? Первый раз слышу это слово.

— Определение можно. Оно в любом словаре есть, — Майя Михайловна чуть отошла. Правда, от спокойного благодушия не осталось и следа. — Нанотехнология — это штука, которая занимается объектами размером порядка одной миллиардной метра. Атомы, молекулы, представляете? Наш обычный мир подчиняется ньютоновской механике. Помните? Яблоки, упругость, тяготение, трение и прочие элементарные вещи. А вот нано-мир — это совсем другая история. Он подчиняется законам квантовой механики. Это вещь действительно божественная. Представьте, из работы мириадов невидимых нам частиц рождается все, что мы видим. От песчинки до целой галактики. Удивительная вещь! Потрясающая! Раз узнав об этом, остановиться невозможно! Так вот, нанотехнологии пытаются совершать действия, которые мы уже привыкли делать с большими объектами, — собирать, смешивать, вызывать реакции, — но на уровне атомов. Изъяв всего один электрон из атомов, составляющих объект, можно кардинально изменить свойства всего объекта. Грубо говоря, можно изготовить прозрачный металл или сверхпрочное стекло со всеми свойствами стали.

— Просто алхимия! — удивленно всплеснула я руками. Вот так живешь всю жизнь рядом с человеком и не знаешь, что он практически волшебник! Если, конечно, можно представить себе волшебника, который радеет за Зюганова и ссорится со всеми из-за своих политических убеждений.

— Да, настоящая алхимия, — кивнула Майя Михайловна. — Дух захватывает. Спасибо, что пришли и рассказали о случившемся. Оставьте мне свой телефон.

Уварова придвинула ручку и листочек бумаги.

— Было приятно познакомиться, — аккуратно записав свой домашний и телефон Маши на случай, если меня не окажется дома (теперь и такое бывает), я поспешно встала и откланялась. — Спасибо за чай. До свидания.

— До свидания.

Майя Михайловна проводила меня до дверей, и, не успев пройти и пары шагов, я услышала, как подсобка закрылась на ключ изнутри. Хм, странно…

В метро меня прижали в угол с такой силой, что было не вздохнуть. Чувствовала я себя паршиво. Ничего важного не узнала. Валерий Дмитриевич Кавалергардов — тот еще фрукт. Про таких говорят: «пестом в ступе не поймаешь». Майя Михайловна — милая женщина, беседа с ней была крайне познавательна в общем смысле, но света на происходящее не пролила. Значит, наш Михаил Евфстафьевич был алхимиком. Представляю, как Мария Гавриловна удивится!

Домой я мчалась с неестественной для моего возраста скоростью. По дороге основательно загрузилась продуктами, необходимыми для сверхбыстрого приготовления комплексного обеда. Нет, речь не идет обо всяких перемороженных полуфабрикатах и химической лапше. Просто в моей тетрадочке имеется несколько волшебных рецептов.

Вбежав в квартиру, переоделась в домашнюю униформу и шагом марш к плите. Первым делом сунула в кастрюльку свежего охлажденного цыпленка. Варится быстро, вкус отменный. Как только закипело — туда же целую морковку, целую луковицу, перец горошком и соли. Олег любит, чтобы все было крепко посолено. Я его вкуса не разделяю, поэтому себе готовлю отдельно. Сорок минут, пока сварится бульон, можно посвятить глажке. Включила телевизор, чтобы послушать шестичасовые новости. Как раз к их окончанию разделалась со всеми рубашками. Теперь пройтись финской поролоновой шваброй по полу в коридоре, и сразу бегом обратно на кухню.

Курочка уже сварилась. Я аккуратно вытащила цыпленка из кастрюли, отлила часть бульона в ковшик, а в оставшийся порезала пучок сельдерея, петрушку и колечками сварившуюся морковь. Луковицу выбросила. Она была нужна для прозрачности бульона. Ковшик на соседнюю конфорку, туда круглый рис и чуть-чуть, на кончике ножа, шафрана. Пока все варилось, на оставшееся место на плите пристроила любимую чугунную сковородку. Немного масла. Быстренько разрезала курочку на четыре части, смазала кусочком сливочного масла и посыпала сухарями. Ап! И все куски на разогретой сковороде. Только и нужно, что подрумянить их со всех сторон. Тем временем настало время положить в суп немного макарон-«звездочек». А через пару минут разбить в кастрюлю с кипящим ароматным супом два яйца, чтобы они сварились «в мешочек». Все, суп через десять минут будет готов. На второе аппетитный, румяный и мягкий цыпленок с рисом. Останется только перед подачей на стол нашинковать два пучка укропа. Половину добавить в тарелку с куриным супчиком, а половину перемешать с гарниром.

Итого, ровно за час вся домашняя работа оказалась выполнена. Обычно у меня те же действия занимают часа четыре, а то и больше. Я посмотрела на часы. Внук должен вот-вот прийти. Только об этом подумала, как раздался звонок.

— Бабушка, я сегодня задержусь, — радостным голосом сообщил Олег. — Нам сегодня твоя Мария Гавриловна такого перца задала, но об этом она сама, наверное, расскажет. А меня раньше девяти не жди. У тебя там все хорошо?

— Да, — ответила я, тяжело вздохнув.

— Чего-то у тебя голос грустный, — озабоченно заметил Олежек.

— Ничего не грустный. Иди работай, обо мне не беспокойся.

— Ты у меня, бабулечка, золото! — воскликнул внук и отключился.

Ну вот. Зря торопилась. Ладно, зато теперь есть время с Машей чай попить. Пойду узнаю, что за «перец» она устроила прокуратуре.

Доведенным до полного автоматизма движением я набрала номер Марии Гавриловны, но ее, к моему большому удивлению, дома не оказалось. Раз Маши нет дома, значит, она или у меня, или у Люси Коровкиной. У меня Кондратьевой нет, звоним Людмиле Марковне.

Через три гудка Люся сняла трубку.

— Говорите, я у телефона, — осчастливила меня Коровкина.

— Люся, привет, а Мария Гавриловна у тебя?

— Ха! Ну а где же ей еще быть в момент личной драмы? — изумилась Людмила Марковна. — Приходи. У меня сегодня к чаю гранд-безе.

— Сейчас буду, — ответила я и положила трубку.

Ох уж наша Люся! До самого сокращения она работала инженером. Была в советское время такая работа, за которую давали пособие под видом оклада да предоставляли место организованного чаепития. Делать ничего особенно было не нужно. Просто государство следило, чтобы граждане без определенных занятий не слонялись по улицам и имели прожиточный минимум. В свободное от сидения на работе время Люся вела в двух окрестных школах драмкружки. Коровкина — заядлая театралка. Тратит на билеты весь свой заработок, что получает от какой-то швейной мастерской за художественное шитье стразами, бисером, изготовление кружев, кистей и прочей мишуры.

Еще у Людмилы Марковны есть хобби. Она выходит замуж. С каждым мужем живет не больше полугода. Первый, кажется, вытерпел ее даже целый год. Хобби — это, как известно, на всю жизнь, так что даже сейчас Коровкина его не забывает. У нее есть три замечательных внука, от которых она узнает о «продвинутых темах». Поэтому, когда Маша ворчит, что Люсе уже пора прекратить отслеживать свадебную моду, та отвечает: «Ты ничего не понимаешь. Это как в компьютерной игре. Каждый последующий уровень сложнее предыдущего. Требуются все прежние знания, умение и опыт плюс дополнительные усилия. Сейчас мне выходить замуж гораздо интереснее, чем раньше. Потому что труднее. А иначе где кураж?»

«Кураж» — любимое слово Коровкиной. Правда, от своего нового поклонника — Григория Ивановича — она подцепила современный эквивалент «драйв».

Про Григория Ивановича разговор отдельный и особый. Вы можете себе представить Льва Толстого в желтой майке, шортах до колена, велосипедном шлеме и на роликовых коньках? Если получилось, то перед вашими глазами портрет Григория Ивановича. Ему шестьдесят восемь лет, но благодаря физическим упражнениям и особой диете Мечникова он в отличной форме и планирует дожить как минимум до ста десяти. Григорий Иванович занимается бизнесом. У него «рок-кафе», даже представить себе не могу, что это такое. Люся говорит, там очень здорово. Много молодежи в черной кожаной одежде. Приходят слушать музыку каких-то современных малоизвестных групп. Главное, что привлекает в это кафе публику, по утверждению Коровкиной, — это личность его владельца. Когда Григорий Иванович с развевающейся седой бородой на своих роликах лихо катит по Невскому проспекту, раздавая рекламные листовки, у народа глаза на лоб лезут. Живая заинтересованность, таким образом, обеспечена. Иногда для пущего эффекта Люсин сердечный друг берет в руку стариковскую палочку. Разумеется, она ему не нужна. Но я видела, какие глаза были у водителя машины, которому Григорий Иванович, проезжая мимо, этой палкой погрозил.

— Вера, у тебя влюбленный вид, — прервал мое внутреннее веселье высокий Люсин голос.

Ой, я, оказывается, уже стою перед дверью Коровкиной, успела позвонить, и Людмила Марковна даже открыла!

— Что ты, Люся! — вырвалось с интонацией «чур меня, чур!».

Коровкина скривила свой ярко накрашенный рот и многозначительно повертела длинные, свисающие на живот коралловые бусы. Стиль «немого кино» Людмила Марковна освоила недавно. После того как для сокрытия ее морщин стал требоваться весьма и весьма толстый слой грима. Впрочем, чтобы никто не подумал о Коровкиной плохо, скажу, что на вид ей не больше сорока с маленьким хвостиком. А если сзади, так и без хвостика. В отсутствие косметики и при ярком свете, возраст, конечно, себя выдаст, но кто ж ему позволит? Люся не выходит из дома раньше пяти часов. И никого не принимает «в неглиже», то бишь без макияжа.

— Присоединяйся к нашему чаепитию, — предложила Люся, пододвигая один из своих ужасных «индийских» табуретов.

Это обычная табуретка, которой Коровкина при помощи ножовки, оставшейся от седьмого или девятого мужа, укоротила конечности. А затем пристроила сверху мягкую подушечку со слоником. Вообще вся Люсина квартира напоминает пыльную китайскую шкатулку. Пятна от протечек на обоях Людмила Марковна закрывает огромными декоративными веерами. Те части потолка, что особо настоятельно требуют побелки, нещадно заклеиваются звездами из золотой фольги, а старенькая мебель регулярно перекрашивается в немыслимые цвета и расписывается узорами. Надо сказать, что иногда выходит очень удачно. К примеру, сейчас Люсина кухонная обстановка выкрашена в красный матовый тон, добавлена самоклеящаяся окантовка с восточным орнаментом и желтые слоники. Как их делать, Коровкина подглядела в «Квартирном вопросе». Вырезала из плотной бумаги трафарет и по нему краской из баллончика соорудила слоников. На шторы пошла обычная бязь, какая продается очень дешево, потому что используют ее в основном для половых тряпок. Люся купила рулон желтоватой бязи, нарезала его полотнищами, кое-где вырезала бахрому, еще кусок постригла на аппликации, раздербанила пару надоевших деревянных бус, пристроила шарики и подвески в разных местах. Признаю, что получилось очень оригинально. Про всякие хитрости Коровкиной по украшению жилища и сохранению молодости можно рассказывать бесконечно. Один ее «деревянный» холодильник и «овсяное мыло» чего стоят!

В уголке на своем привычном месте, обставленная тарелками и вазочками, сидела грустная Маша. Ее внешний вид наводил на мысли о больном морже. Она горестно ковыряла ложечкой гранд-безе (обычное безе, просто очень большое) и ни на что не обращала внимания.

— Какой позор, — тихо прошелестела она губами, подняв на меня глаза. Надо сказать, что ни одна обиженная корова не в состоянии была бы сравниться с этим взглядом по выразительности.

— Что случилось, Мария Гавриловна? — обеспокоилась я.

Худшее из моих предположений касалось зятя Кондратьевой. Он собрал волю в кулак и спасся от тещи бегством?

— Ее репутация в следственных органах погибла, — коротко «объяснила» Коровкина, мастер напустить туману. — Звезда частного сыска закатилась, не успев родиться, и оставила черную дыру скорби в душе Марии Гавриловны.

Маша метнула в сторону Люси гневный взгляд затравленного, истекающего кровью слона, но промолчала.

— Ничего не понимаю, — мотнула головой я, наливая себе чай. Только бы Люся опять не переусердствовала с каркаде. — Можете вы нормально объяснить, что произошло?

Присказка зашла на второй круг.

— Подождите! — пришлось оборвать Люсину лебединую песню на полуслове. — Девочки, ну прекратите! Говорите толком.

— Ох, — Люся закатила глаза и потянулась к своему двадцатисантиметровому мундштуку. — Мария Гавриловна, нага местный ужас, летящий на крыльях ночи…

— Лучше я сама расскажу, — сердито перебила ее Маша. — Все переврешь, трещотка.

Дело было так. Вчерашние события превратили Марию Гавриловну в доверенное лицо майора Пухлякова. Она заняла в его глазах примерно то же положение, что Джейн Марпл среди инспектора Скотленд-Ярда Крэддока. Часовая лекция о важности проявления гражданской бдительности произвела большое впечатление на сотрудников прокуратуры. В общем, наша Маша провела чудесный вечер. Не говоря о том, что зять долго и со слезами на глазах благодарил тещу, дочка прыгала от радости, а внуки, уважительно качая головами, говорили: «Ты, бабушка, прямо Покемон!». Не знаю, правда, кто такой Покемон и чем знаменит среди молодежи. Должно быть, какой-то известный сыщик, специалист по краденым машинам. Судя по фамилии — француз. Или, может, Покемсон? Машин внук букву «с» не выговаривает.

Сегодня утром Маша проснулась «окрыленной». Хотя не представляю, как она могла окрылиться еще больше, чем во время нашего совместного рейда на «Золотое колесо». Встав и сделав зарядку, чего не случалось уже лет пятнадцать, Мария Гавриловна позавтракала «плотнее обычного». (Воображение тут же нарисовало мне жареного быка с горчицей и «хлеб викингов», лепешку размером с мельничный жернов). Набравшись сил для борьбы с криминалом, Маша оделась и вышла из дома, взяв с собой мобильный телефон. Для экстренного вызова майора Пухлякова в случае необходимости.

В течение двух часов ей удалось искоренить преступную привычку некоторых владельцев собак выгуливать своих любимцев на детской площадке. Также она предотвратила мошенничество в виде продажи предпринимателем Ибрагимовым инвалиду Метелкину мелкой картошки по цене средней. Совершив еще несколько небольших, но, согласитесь, полезных подвигов, Маша немного приуныла. Все-таки поймать банду угонщиков — это одно, а ругаться с собаководами, пусть и за правое дело, — совсем другое. Кондратьева бдительным взором обвела окрестности и чуть не завопила. От счастья. Из мусорного бака, по соседству со «стекляшкой», длинным промтоварным магазином, занимающим весь первый этаж многоквартирного «муравейника», торчала женская нога бело-зеленого трупного цвета с ярко накрашенными ногтями!

Трепеща от радостного предвкушения, Маша тут же набрала заученный наизусть телефон майора:

— Алло! Федор Игнатьевич? Это Мария Кондратьева! У нас очередное убийство! Труп женщины в мусорном баке по адресу Российский проспект, четырнадцать! Я на месте. Выезжайте срочно! Жду.

Затем Мария Гавриловна позвонила Рае, дочке Алевтины, на случай, если убитая связана как-то с Марфой Лукиной и Петровыми. Подумав, вызвала участкового и управдома. Наша председательница товарищества собственников жилья, ясное дело, тут же оповестила об очередном убийстве весь дом. Одним словом, через десять минут у мусорного бака собралось все свободное от работы население микрорайона. Гордая Маша никого не подпускала к баку ближе пяти метров, дабы не случилось нечаянной порчи возможных улик возле места преступления.

На глазах у всего честного народа прибыли Пухляков, мой внук и целая следственная бригада. Майор поздоровался с Марией Гавриловной за ручку и еще раз прилюдно произнес лекцию о важности гражданской бдительности. Затем следователи деловито полезли в мусорный бак.

Тут рассказ прервался.

— Ох, об этом лучше не вспоминать! — простонала Маша, закрылась руками и заплакала.

В мертвой тишине под пристальным взором десятков глаз оперативник вытащил из мусорного бака… сломанный манекен!

Следом раздался одинокий возглас подслеповатой Надежды Абрамовны: «Расчленили!», а потом… Мне стало искренне жаль Машу. Представить невозможно, что она пережила!

Сгорая от стыда и спасаясь от града колких шуточек, сыпавшихся со всех сторон, Мария Гавриловна галопом примчалась к Люсе.

— Отказывается выходить, — серьезным голосом сообщила мне Коровкина. — Ума не приложу, где ее размещать! Предлагаю ей дождаться ночи и под покровом темноты тайно перебраться в собственную квартиру. Жить там инкогнито. Не отвечать на телефонные звонки. Никому, кроме нас с тобой, не открывать. Полная конспирация. По-моему, в этом даже есть какая-то романтика. Как ты думаешь, Вера, есть в добровольном сокрытии себя от суетного мира высокая, жертвенная поэтика?

— Тихо, Люся, ну прекрати, — попросила я Коровкину. — Видишь, плохо человеку? Поставь себя на ее место.

— П-ф! И не подумаю! — картинно повела плечами и вытаращила глаза Люся. — Вечно вы мне рот затыкаете. А у меня, между прочим, тоже горе!

Уголки коровкинского рта поползли вниз, и она промакнула сухие глаза уголком скатерти.

— У тебя-то что стряслось? — всплеснула я руками, искренне надеясь, что ее роман с Григорием Ивановичем все так же бурно развивается и не впал в застой.

— Могла бы и запомнить за… за столько лет, — Люся путем долгих и тщательных тренировок полностью изгнала из своего лексикона все, что могло хоть как-то выдать ее возраст, — и запомнить. У меня на следующей неделе этот страшный день!

Ах! Ну да! Я едва удержалась от того, чтобы хлопнуть себя ладонью по лбу. Точно, у Люси же скоро день рождения! Последнее время она отмечает его траурно. Ритуально хоронит перед домом «еще один ушедший год молодости», а затем сажает на «могилке» какой-нибудь цветок. Усилиями Коровкиной в нашем полисадничке перед домом образовалась довольно приличная клумба. В минуты черной меланхолии Люся роняет с балкона слезы на «канувшие в Лету дни веселья и неги».

— Обычно я люблю сюрпризы, — поджав губы, начала издалека Коровкина, — но в этом году хочу попросить вас, девочки. Пожалуйста, подарите мне ролики.

— Что?! — очнулась от своего горестного оцепенения Маша. — Совсем с ума сбрендила?! Может, тебе лучше инвалидное кресло подарить? Оно тоже на колесах. Будет тебя Григорий Иванович на прицепе таскать. Народ на Невском очумеет. Нет, Люся, все-таки чем дольше я тебя знаю, тем больше убеждаюсь, что у тебя с головой не все в порядке!

— Зато с ногами нет проблем, — съязвила Коровкина.

— Девочки, ну прекратите! — вмешалась я. — Хорошо, Люся. Я думаю, что мы с Машей обязательно скинемся и подарим тебе ролики. Лично мне кажется, что в занятиях спортом нет ничего плохого. Спорт — он в любом…

— Только не надо произносить этой ужасной фразы про любой сама знаешь что, — перебила меня Коровкина. — Я еще свежа. Молода. И хочу кататься!

— На катафалке пофорсить, — пробурчала себе под нос Мария Гавриловна.

Между ними разгорелось обычное препирательство, а я, тихонько отщипывая кусочки от гранд-безе, задумалась о сегодняшней встрече с Майей Михайловной. Она сказала, примет какие-то меры. Интересно, что имелось в виду?

Иногда, словно из проезжающего мимо автобуса, до меня долетали обрывки Машиной с Люсей перепалки.

— Ты такая злая, потому что у тебя личной жизни нет! — заявила Коровкина.

— Я шире этого! У меня есть общественная! — парировала Мария Гавриловна.

Наши трехсторонние чаепития всегда заканчиваются небольшим скандалом. И при этом Коровкина и Кондратьева жить друг без дружки не могут. Помню, когда Люся поехала в дом отдыха, Маша чуть не заболела с тоски. Поехала встречать Коровкину на вокзал. По дороге домой они подрались и прибыли абсолютно счастливыми.

— Слушай, Люся, — влезла я между пикирующимися дамами, — ты у нас человек современный. Скажи, что подразумевают милиционеры под словом «глухарь»?

— Сериалов, что ли, ментовских обсмотрелась? — презрительно скривила губы Коровкина. — Эх, Вера, Вера! Ну как тебе не стыдно уподобляться пролам!

— Кому? — сморщилась, как печеное яблоко, Маша.

— Плебеям из романа Оруэлла «1984», — вздохнула я. — Низшей касте. Для них партия специально производила всякие низкопробные киношки. С целью довести их до состояния полной неспособности к мышлению. Маша, ты наверняка знаешь, просто забыла. «1984»! Помнишь всякие афоризмы: «Большой брат смотрит на тебя», «Незнание — сила»?

— Тю! — махнула на меня рукой Маша. — Какой прок от этих ваших книжек, раз в них всякую муть пишут, а про элементарные, необходимые в быту вещи ни слова? Да любой ребенок знает, что «глухарь» у милиционеров Значит преступление, которое невозможно раскрыть! Тебе, Вера, надо хоть раз оторваться от своих заумных книжек и прочесть нормальный боевичок. Я вот тут недавно купила книжку. Автор Б. К. Седов. Ой, девочки! Там такое!

— Сделай милость, не рассказывай, — поморщилась Люся.