Жажда смысла. Практики логотерапии по Виктору Франклу

– Он прожил долгую и честную жизнь, и вот пробил его час.

(Даже долгая жизнь ушедшего не избавляет от переживаний по поводу его ухода.);

– Мне очень жаль.

(Это пустые бессмысленные слова – они зачастую только дуют понять страдающему человеку, что вы с ним – на разных берегах жизни.);

– Ему там лучше.

(Но речь ведь не о «нем там». Речь о том, кто остался здесь, о том, кому тут плохо, кто страдает.);

Использующий эти и подобные фразы терапевт может показаться страдающему человеку самодовольным глупцом. Ведь человек в горе остро чувствует фальшь и понимает, что не за рациональным объяснением он пришел. Ведь рационального объяснения в ситуациях горя нет.

Иногда люди убеждены, что страдание – результат определенного проступка, греха, который они сами совершили по отношению к другим или перенесли от другого. Негодование или чувство обиды, сильный и стойкий гнев, вызванный чувством несправедливости и причиненного зла могут, как и чувство вины, завести человека в тупик.

Желания клиентов, как правило, касаются следующих тем:

– Мне хочется просто поговорить. Я хочу рассказать о его жизни;

– Спросите меня о нем (о ней);

– Поддержите меня и позвольте мне выплакаться;

– Если я молчу, это не значит, что я не ощущаю или не желаю вашего присутствия.

Однажды на занятиях, когда я перечисляла фразы, которых следует избегать, общаясь с клиентами, переживающими горя, одна из слушателей на каждую фразу реагировала удивленным восклицанием: «Как? И это нельзя? И это тоже нельзя? А что же делать? Молчать? Просто молчать и все?» Да, порой лучше молчать и быть рядом. И спрашивать человека, нуждающегося в вашей помощи, о его жизни, побуждая к разговору, опираясь на его здоровую часть, тянущуюся к жизни и к смыслу.

История одного горя

Н. обратилась не за консультацией, как она выразилась, а для разговора, ради подведения некоторых итогов. Почти три года назад погиб ее муж. Они прожили вместе 25 лет, оставаясь любящими, внимательными друг к другу людьми. Две сильные личности, решившие изначально быть верными друг другу и при этом не ограничивать друг друга. Муж (в качестве хобби) увлекался спортивным пилотажем. У него был свой (очень серьезный) бизнес. Она – человек творческой профессии. Автор нескольких книг. Двое взрослых дочерей. Прекрасная семья, комфортные условия жизни, путешествия, взаимопонимание, любовь.

В знойный летний день Н. ехала на машине за город. Она слушала радио – музыку. Вдруг музыка прервалась, начались новости. Н. услышала, что во время авиапраздника разбился спортивный самолет. В это самое время муж ее был как раз на этом празднике. Она окаменела и мгновенно поняла все. Ей пришлось проехать по трассе еще какое-то расстояние, пока она нашла место для остановки. Телефон мужа был включен, но трубку никто не взял. Она развернулась и поехала на аэродром, где должен был быть муж. Это заняло три часа езды. Во время пути ей позвонил друг мужа и сказал, что самолет ее мужа упал, но пока еще ничего не известно. Она очень четко поняла, что это сказано только затем, чтобы дать ей возможность как-то свыкнуться с мыслью о том, что его больше нет. И тут она ощутила, что превратилась в камень. У нее не было ни слез, ни страха, ни – даже – боли. За рулем сидел камень и ехал к месту гибели любимого человека. На аэродроме ее ждали специалисты. Врач посоветовал не смотреть на останки мужа – лучше, чтобы она запомнила его живым. Тем более – узнать в останках кого бы то ни было просто невозможно. Однако он сказал, что в любой момент, если она примет решение посмотреть на останки, она сможет это сделать. У нее спросили, нужен ли ей психолог. Она не знала, нужен ли ей психолог – слез не было, не было ужаса, не было ничего. Даже растерянности. Но она и не отвергла присутствие психолога. К счастью, психолог ей попалась опытная. Не было выражений сочувствия, утешений, мудрых мыслей о смерти и прочего лишнего. Психолог спрашивала ее о детях, о том, чем они занимаются, где живут, сколько им лет. Психолог спрашивала Н. о ее профессии, о том, что ей интересно, чем она увлекается. Эти вопросы как-то возвращали Н. к мыслям о жизни. Она даже сама задала вопрос о том, как ей сказать дочерям о случившемся. Это была просьба о совете. И только тогда психолог дала совет: сообщить надо не по телефону, а лично, и чтобы в это время рядом были еще люди. Н. заметила, что она никогда и никому с тех пор не произнесла слов: «Муж погиб. Муж умер. Муж разбился». И, говоря дочерям о произошедшем, она использовала фразу: «Папа упал».

На похоронах она тоже не плакала. Слез просто не было. Присутствующие плакали, рыдали, всячески демонстрировали свою боль утраты. Она в их слезах видела некий укор себе: вот, мол, мы плачем, а она нет. И еще – она почему-то перестала доверять тем, кто плакал особенно громко. (И это недоверие оправдалось. Когда пришло время финансовых разбирательств, плакальщики старались и тут с особым рвением. Были даже такие, кому муж оказывал спонсорскую помощь, так вот, они требовали от жены денег, которые регулярно жертвовал им погибший муж).

Тут, в качестве примечания, обращаю внимание на поведение тех, кто оказался на похоронах. В подобной ситуации старайтесь как можно менее демонстративно проявлять свою скорбь. Сдерживайтесь. Примите как аксиому факт, что близким (плачут они или нет, находясь в стадии глубокого шока) все равно тяжелее. И не надо добавлять к их горю демонстрацию собственных переживаний. В этом и будет заключаться ваша деликатность по отношению к ним.

Возвращаясь к Н., стоит сказать, что они с дочерьми вместе, поддерживая друг друга, прошли сквозь свое страдание. Осенью они полетели к морю, купались, пили вино (много пили тогда), и даже шутили, и даже смеялись.

Были материальные трудности – пока вдова не вступила в наследство, невозможно было пользоваться счетом мужа. А на время катастрофы на ее личной карточке было около трехсот евро. Она же не думала и не предполагала, что такое может произойти. Друзья мужа после похорон вручили ей конверт. Вот на эти собранные средства они и жили. Потом оказалось, что партнер мужа сумел весь бизнес прибрать к рукам. И ничего нельзя было поделать. Муж тоже не готовился к гибели и ничего не предусмотрел. Н. пришлось собраться с силами и принять решение продать все, что было у них с мужем в их жизни, которая теперь стала для нее прошлым. Она продала два дома, три спортивных самолета, несколько ретро-машин (коллекция мужа), библиотеку, картины. Она таким образом подводила черту. Она осталась в городской небольшой квартире (дочки живут отдельно), ушла с головой в работу. Когда она продавала дома, ей приснился муж и предупредил, что с одним домом будут некоторые проблемы: он не успел его должным образом оформить. Н. ничего об этом не знала, но все оказалось так, как во сне ей сказал муж. Теперь муж иногда приходит к ней в снах. Они вместе ужинают, пьют вино, разговаривают обо всем, не касаясь темы его падения. Он не говорит ей о любви. Во сне все происходит именно так, как было при жизни их семьи: теплый уютный ужин, шутки, разговоры, нежность. Но вдруг муж смотрит на часы и говорит: «Все. Надо идти. А то люди ждут. Мы можем опоздать на похороны». И тогда они прощаются. Без слез, с пониманием, что действительно – нельзя подводить людей. Это сны не мучительные. Н. рада им. И проснувшись, не страдает от того, что это был всего лишь сон. Ей очень не хватает мужа. Но она сама говорит, что жизнь конечна, что им было отпущено немало: 25 лет счастья.

Какой же вопрос привел ее ко мне? Она держала этот вопрос наготове: нормальна ли была ее реакция? Нормально ли ее отсутствие слез?

Мы поговорили о защитных силах организма. О той своего рода анестезии, об обезболивании, которое с ней произошло без чьего-либо вмешательства. О ее силе, о готовности многое принять, о любви к жизни. В заключение я прочитала ей слова древнего поэта Джалаладдина Руми: «Бог говорит: «Кого бы ты ни полюбил сильнее меня, того заберу я у тебя…». И еще: «Не говори: не проживу без него – Я сделаю так, что проживешь. Сменится время года, ветки деревьев, некогда дававшие тень, высохнут, терпение иссякнет, та любовь, что ты считал искренней, покинет тебя, ты будешь в замешательстве. Твой друг обернется врагом, а враг вдруг станет другом – вот таков этот странный мир. Все, что ты считал невозможным, осуществится…». «Не упаду», – скажешь и упадешь. «Не ошибусь», – и ошибешься. И самое странное в этом мире: «Это конец», – скажешь и все равно будешь жить».

На следующий день я получила от нее письмо: «Мне нужен был этот разговор. Я снова вспомнила все подробности того странного дня: все звуки, ощущения, запахи. Я прожила его заново. Но уже не как камень. Мне не хотелось плакать, я отошла от горя на порядочную дистанцию. Но если бы захотелось, я легко могла бы плакать. Я поняла, что вернулась в жизнь». А закончила она письмо словами: «Это конец», – скажешь и все равно будешь жить!».

Как видим, этой сильной и жизнелюбивой женщине понадобилось три года, чтобы дистанцироваться от горя. И ощущение «окаменения» оказалось спасительным для нее (в стадии шока). И ее устремление к новой жизни, осознанное прощание с прошлым сослужило ей добрую службу. А встреча наша была для нее проверкой себя – может ли она уже спокойно и открыто говорить о своей утрате? Не застряла ли в горе?

Какие рекомендации клиентам уместны (для «выздоровления» от горя):

1. Примите свое горе.

2. Проявляйте свои чувства. Не скрывайте своего отчаяния. Плачьте, если хочется, смейтесь, если можете. Не игнорируйте свои эмоции.

3. Следите за своим здоровьем.

4. Уравновесьте работу и отдых.

5. Проявите к себе терпение. Вам нужно время для восстановления.

6. Поделитесь болью утраты с друзьями.

7. Посетите людей, находящихся в горе.

8. Помогайте другим.

9. Не перегружайте себя делами.

10. Примите решение вновь начать жизнь.

Личный опыт

Рукопись этой книги уже была в издательстве, когда в нашей семье случилась беда. Я приняла решение дополнить книгу рассказом о собственном испытании бедой и о том, что помогло мне справиться с тяжелыми переживаниями.

Одним весенним вечером, когда я уже собиралась ложиться спать, мне позвонили и сообщили, что мой средний сын был сбит машиной.

Этапы восприятия известия:

1. Полное непонимание. Я находилась еще в той, спокойной и размеренной жизни. Я не испытала даже шока. Просто мне что-то сказали о сыне. Я переспросила. Мне повторили. В голосе звонившего звучали страх и сочувствие. Именно из-за звучания голоса я поняла, что произошло что-то очень страшное.

2. Начало осознания. Я спросила: «Он жив?» Мне ответили: «Да». Я не поверила. Я совсем недавно столько прочитала о страдании и смерти, о том, как поначалу от родных скрывают самую страшную правду, что заподозрила самое худшее. Я спросила: «Он точно жив?» «Да, точно», – последовал ответ. Но я все равно не верила. «Вы меня не обманываете?» – «Нет, уверяю вас, он точно жив. Об остальном надо узнавать у врача».

3. Шок. И тут я поняла, что все вокруг меня изменилось. Что теперь у меня другая жизнь. А какая – я не понимала совсем. Меня словно сбросили с горы в какую-то темную пропасть. Там было так страшно, что ужас сковал меня. Одна нога отказывалась мне повиноваться. Я совершенно не понимала, что мне теперь делать. У младшего сына был спектакль. Телефон дочери был вне зоны действия сети. Я не знаю, с какой целью я сделала то, что сделала. Я вышла на свою страницу в ФБ и написала: «Моего сына сбила машина». Это было совершенно бессознательное действие. Не было слез. Был леденящий ужас. Если бы я в таком состоянии все же вышла на улицу, я не знала бы, куда ехать, как остановить такси. В подобном состоянии человек не должен находиться один. Это аксиома.

4. Помощь. Сразу после своего поста в ФБ я позвонила младшему сыну. Оказывается, спектакль уже закончился. Он сказал, что бежит домой. Заработал и телефон дочери. Она тут же отправилась в больницу, где находился ее брат. Все время ожидания сына я внутренне металась: связных мыслей не было, не было даже надежды. Были вопросы – самые бесцельные и пустые из всех возможных, но я буксовала именно на них: «Как же так?» и «Что делать?» Я сидела неподвижно за своим рабочим столом, но мне казалось, что я бегаю по коридору, плачу, падаю, встаю, рыдаю… И при этом я оставалась совершенно неподвижной. Жизнь была внутри. Тело от нее отключилось. Прибежал сын. Обнял меня. И тут я услышала, как невероятно быстро стучит его сердце. Мое сердце так не стучало! Он утешал меня, а я стала бояться за него. И этот новый страх помог мне собраться. Я пришла в себя. Я поняла, что должна показать сыну, что в силах все выдержать. Я не имела право усугублять горе. Кто знает, что нам предстоит? «Я выдержу! Я готова принять все!» – так я сказала. Мы поехали в больницу.

5. Понимание и оценка ситуации. В больнице к нам несколько раз выходил из реанимационного отделения врач и терпеливо, подробно говорил о состоянии сына, не утешая, не скрывая правды и возможных последствий. Сын был в коме. И никто не мог сказать, как долго он в ней пробудет и каковы будут последствия травмы, если он выживет. Состояние крайне тяжелое. Но врачи принимают все необходимые меры. Лично мне очень помогали эти сообщения врача. Сын жив. Врачи рядом. Больница и весь персонал, начиная с охранника, нянечек, медсестер и заканчивая профильными специалистами, производила самое лучшее впечатление. Во время первого разговора с врачом меня стала бить сильная дрожь. Это началось неожиданно и проявлялось настолько интенсивно, что я не могла справиться с ней и скрыть ее. Но пугать никого я не имела права! Это я уже знала. Поэтому попросила не обращать внимания: «Я в порядке. Это физиология», – так объяснила я свое состояние.

6. Решение. Полночи мы все провели у дверей отделения реанимации. Я вполне осознала, что перешла в другую жизнь с другими целями и заботами. Мне теперь нужно было гораздо больше сил – ведь прежние смыслы оставались и требовали осуществления. Я не могла ничего бросить. И не могла позволить себе распыляться на проявления горя: плач, причитания, отчаяние. «Я могу себе позволить реагировать только по делу», – так сказала я себе. Близким же я убежденно повторяла: «Я принимаю все!» Это принятие помогло сберечь много сил.

7. Развитие событий. Сын вышел из комы, но находится в тяжелом состоянии. Врачи сказали, что потребуется долговременная реабилитация. Но жизни сейчас ничто не угрожает. И теперь есть возможность подвести небольшой итог на тему реакции моих друзей из ФБ на мое сообщение о беде и моих чувств по этому поводу. Комментариев было огромное количество. Больше всего меня поддерживали слова: «Молимся!» Они добавляли мне сил. Много сил! Я их перечитывала много раз. И мысленно благодарила того, кто написал именно так. Еще были хорошие слова: «Я с тобой». Я чувствовала правду этих слов. Но были слова, которые воспринимались тогда как фальшь. Я понимаю, что люди искренне выражали свое сочувствие. Я сейчас хочу лишь сказать о том, как действуют некоторые слова на человека, переживающего горе. Совершенно неуместным казалось мне слово: «Держись!» Не за что держаться, когда горе рядом. Потом восклицания: «Какой ужас!» или, еще хуже: «Какое горе!» Или рассуждения на тему того, что для матери не может быть ничего страшнее, чем (то-то и то-то). Восклицания «Какое горе!» пугали еще сильнее. А от рассуждений веяло холодом. Все равно – я благодарна всем, кто выразил сочувствие. А анализ высказываний – это, скорее, в помощь логотерапевту, оказавшемуся рядом с пациентом в стадии горя. И совершенно верны выводы о том, что страдающему человеку необходим рядом другой человек. Достаточно быть рядом. Это великая помощь.

Тренинг «Исцеление от горя»

Хороший результат при терапии реакции утраты дает работа с письмами. Они помогают понять и выразить значимые мысли и чувства.

Перед написанием писем – упражнения на расслабление.

Упр. 1. «Исцеляющие письма»

Если вы чувствуете вину, недосказанность и нет возможности уладить конфликт.

Первое письмо. Вы пишете письмо ушедшему, излагаете свои переживания, события. Можно задать вопросы адресату.

Второе письмо. Вы пишете ответ от лица этого человека, который вы боялись бы услышать.

Третье и последующие письма – должны принести освобождение. Нужно представить, что вы и тот человек раскаиваетесь одинаково. Вы рассказываете человеку о своих позитивных намерениях. А он о своих.

В итоге вы прощаете друг друга и на этом прощаетесь.

Упр. 2. «Письмо благодарности умершему человеку»

Напишите обо всем хорошем, что связано у вас с памятью о нем.

Упр. 3. «Письмо умершему»

О делах и радостях вашей жизни, которые порадовали бы и его.

Вот пример письма, которое написано молодой женщиной внезапно умершему возлюбленному в годовщину его смерти:

«Прошел год с тех пор, как я видела тебя живым. Через несколько дней тебя не стало. О нас можно было снимать кино, такие мы разные и очень хорошо понимающие друг друга люди. Я не знала, что больше ни поговорить с тобой, ни посмеяться, ни обидеться на тебя, ни встретить тебя счастливой, просто оттого, что ты есть, мы есть. Жизнь продуманна, а смерть? Я потом долго задавала вопросы, много разных вопросов и получала ответы. Когда мне было особенно тяжело, я почувствовала, что ты обнял меня, и это было счастьем. Спасибо тебе за последние твои мне слова, ты позвонил мне за час до своей смерти, я была на взводе, что-то кричала, а ты сказал мне: «Я очень люблю тебя, я никого так никогда не любил». Потом я видела тебя уже в Храме, твое лицо было умиротворенным и это было счастьем. Мне очень не хватает тебя здесь, Антон. Спасибо, что ты был в моей жизни».

Она сама ощутила потребность в написании этого письма, почувствовала необходимость общения с дорогим человеком.

Но бывает и так, что переживший утрату человек не может написать письмо ушедшему, боясь вновь испытать острую боль утраты.

Упр. 4. «Послание небес»

Представьте себя на берегу моря. Вы идете вдоль берега. Вы наслаждаетесь бризом. Вдруг к вашим ногам медленно опускается письмо. Вы поднимаете письмо. Какое оно? Кто написал? Кому? Будете ли вы читать? Что там написано? Задумаетесь ли вы над посланием? Или выбросите его? Забудете?

После этого записать. На это – 10 минут.

Упр. 5. «Письмо из будущего»

Представьте, что прошло много лет (количество лет можно выбрать по своему усмотрению: 10, 20). От сегодняшнего переживания вас отделяют другие события, достижения, свершения, новые люди, впечатления. Напишите себе подробное письмо о том, что произошло с вами в течение того времени, на которое вы отдалились от переживания. Постарайтесь писать о своих успехах, о том, какие мечты осуществились. Концентрируйтесь на своих успехах, на описании достигнутых целей.

Упр. 6. «Письмо своему «Я»

Вы пишете себе. Найдите слова, которые вас порадуют. Это могут быть описания природы, рассказ о чем-то приятном, повествование о людях и событиях. Порадуйте себя красивыми письмами и добрыми словами в них.

О смысле смирения и прощения

Мне хочется рассказать об одной удивительной книге. Мы же выросли в жестокое время, когда человечество прошло через массовые смертоубийства. Нас учили беспощадности, непрощению. В этом учителя наши видели особую доблесть и героизм. О принципах христианской морали мы, таким образом, знали лишь понаслышке. Какие-то фрагменты, обломки прошлого… Раздумья о слезе ребенка… Но раздумья эти настолько далеки были от реальности нашего мира, в котором со слезами (что детскими, что взрослыми) считаться никто не собирался! Примерам можно подражать, когда они есть, когда они перед глазами. Мало таких примеров было у нашего поколения. И даже уверовав, крестившись, многое не понимали самых глубинных и в то же время – самых простых истин.

Сама суть христианского поведения открылась мне благодаря книге Е. Н. Опочинина «Одни в старом доме». Детская книжка в мягкой бумажной обложке, выпущенная издательством «Отчий дом» в 2003 году. Об авторе тогда я не знала ничего. Позже появились ссылки в интернете, даже статья в Википедии. А в 2003-м я специально ходила в главную библиотеку страны, чтобы посмотреть в каталогах, что еще написал этот замечательный писатель, в какие годы жил.

Евгений Николаевич Опочинин (1858–1928) оказался автором более 30 книг. По происхождению – дворянин Ярославской губернии, был знаком с Ф. М. Достоевским и многими другими видными литераторами своего времени.

Имя его казалось совсем забытым: после 1930 года его сочинения не издавались. Но чему суждено возродиться, возрождается. Начиная с 90-х годов XX века книги писателя снова увидели свет, нашли своих внимательных и любящих читателей! А в них – история ушедшей России, ее душа и – наша надежда!

В книге «Одни в старом доме» рассказано, как волею обстоятельств, остались двое детей, семи и девяти лет, герой книги Евгений и его старший брат Володя, одни в родовой усадьбе. Нет, конечно, не одни. Слуги в доме были. А мама детей должна была срочно уехать в Москву к тяжело больному брату. Мальчиков же вынуждена была оставить под присмотром приживалки, «захожей богомолки» Настасьи Анисимовны, к которой почему-то прониклась огромным доверием. А вот слуги и собаки старуху не любили.

События следующих месяцев оставили тяжкий, неизгладимый след в душах детей. Оставшись в доме полновластной хозяйкой, «богомолица» стала издеваться над детьми. Мальчики столкнулись с «бездной мелочной, но изобретательной злобы». Дети испытали настоящие страдания, угрожавшие их здоровью и жизням. Они недоедали, Анисимовна была с ними по-настоящему жестока. Сама же она ходила в платьях их маменьки, вела себя барыней. Письма матери детям не показывала, говоря, что та совсем не пишет. Ужас и безнадежное горе – вот, что чувствовали дети, оставшись на попечении «богомолицы». Надежда на встречу с маменькой постепенно таяла, тем более от того, что злая старуха постоянно повторяла: мать у них молодая вдовица, устроит в городе свою судьбу, вторично выйдет замуж, а их, детей, так и оставит на ее вечное попечение. Дети начинали думать, что они действительно брошены на произвол судьбы.

Наконец однажды утром… Но тут я должна процитировать:

«Нас разбудил громкий, давно знакомый голос старого лакея Владимира Павловича, который говорил:

– Извольте вставать! Десятый час… Маменька приехала. Требуют вас к себе!

Волна радости залила меня всего и чуть не остановила дыхание… Слезы восторга брызнули из глаз, и сквозь них я едва видел брата: худенький, жалкий, с широко раскрытыми глазами сидел он на кровати и часто-часто крестился дрожащей рукой…

Смутно помню я, что было дальше… Я видел вновь милое, бесконечно дорогое лицо мамы… Она крепко-крепко обнимала то меня, то брата, и на нас сыпались блестящие слезинки… А в окно смотрело сияющее весеннее утро, и мне казалось, что полосы яркого света, протянувшиеся через комнату, поют чудную радостную песню…

После первого восторга Володя успел мне шепнуть:

– Смотри, ничего не рассказывай, что с нами делала Анисимовна. Не надо… Куда пойдет бедная старуха? А ее тотчас выгонят, если ты скажешь…

Радость, охватившая меня, отодвинула куда-то далеко-далеко все пережитое. Мне хотелось быть великодушным, и я легко согласился с братом».

Молчание детей не помогло приживалке. Слуги, конечно, рассказали матушке о том, что происходило с детьми в ее отсутствие. Возмущению ее не было предела, она решила немедленно изгнать Анисимовну.

«Матушка бранила саму себя и сетовала на себя за то, что так легкомысленно оставила нас – свое сокровище – на попечение «этого оборотня», как теперь называла она жестоко обманувшую ее старуху. (…)

Все радостно суетились, в доме было весело и людно, и ничто не напоминало обо всем пережитом. Анисимовна, о которой рассказывали, что она в это утро на коленях умоляла матушку о прощении, не показывалась. Она безвыходно сидела за перегородкой в кухне, потеряв всякую надежду. Матушка была намерена изгнать приживалку тотчас же, грозила даже пригласить станового, но Володя со слезами упросил не трогать старуху ради приближающегося праздника Пасхи Христовой.

Прошла Пасха. Веселые, в новеньких шелковых рубашках, мы с Володей играли во дворе. Был теплый апрельский день. Все вокруг празднично светилось под яркими лучами солнца… Вдруг со ступенек флигеля спустилась темная фигура. Анисимовна, согнувшаяся под тяжестью котомки, словно похудевшая, в темном полумонашеском кафтане, с посошком в руках, теперь мало напоминала недавнюю властную «барыню» в кружевах и шелковых платьях.

Володя замер на месте и смотрел на старуху широко открытыми глазами… Вдруг, повинуясь неудержимому порыву, он бросился к ней и повис у нее на шее…