— Да я сама не знаю, чего хочу.
— Ты хочешь покончить с нынешним положением вещей.
— Этого хочу, да? Этого?
— Может, мне обратиться к психиатру, как ты считаешь? Ведь я так и не пойму, чего хочу. Если бы мне сказали: «Положим, твой муж перестанет ходить на сторону, начнет относиться к тебе с большим уважением и почтением, словом, будет не муж, а чудо, — хотеть его ты все равно не будешь, и тебе придется мириться с…»
— А тебя к кому-нибудь влечет?
— Сейчас или вообще?
— И сейчас, и вообще.
— Раньше получала огромное удовольствие.
— А теперь? Со мной хочешь?
— Ни с кем не хочу. Вообще ни с кем. У меня нет ответа на твой вопрос. Причем в сексуальном плане у меня вроде бы все в порядке. Но сейчас что-то явно не так. Даже боли появились во время акта, вот до чего дошло.
— На твой вопрос, стоит ли проконсультироваться с психиатром, отвечаю: да.
— Так ведь поди найди кого-нибудь стоящего.
— Ты намерена обратиться к психиатру тайком или в открытую? Если в открытую, как объяснишь, зачем он тебе понадобился?
— В открытую не хочу по одной-единственной причине: как бы позже не выяснилось, что мать я плохая. Что я неврастеничка и дочь лучше отдать отцу.
— Ни один суд не примет такое дело к рассмотрению.
— Да не хочу я обращаться в суд, просто хочу, чтобы все было не
— Знаешь, что у меня во вторник? Визит к юрисконсульту.
— Насчет развода?
— Ну, вообще-то не совсем. Просто надо кое-что выяснить. Наверно, приеду к тебе взвинченная.
— Отлично. Тем будет интереснее.
— А если он спросит, откуда у тебя на бедре этот синяк, что ты скажешь?
— Он уже спрашивал.
— Вот как… И?..
— Сказала правду. Я всегда говорю правду. Тогда никто не поймает на лжи.
— И что же ты сказала?
— Этот синяк, — сказала я, — след страстных объятий с одним безработным писателем; он снимает квартирку в Ноттинг-Хилл, в доме без лифта.
— И?
— Это звучит настолько глупо, что все покатываются со смеху.
— А ты укрепляешь общее заблуждение, что ты — честная женщина.
— Именно.
— Да ты дрожишь. Уж не заболела ли?
— Это от возбуждения.
— Я жутко выгляжу, да?
— Ничего, сейчас мы вольем в тебя виски.
— Если я все же решусь на развод, придется вести себя так, что комар носа не подточит. Но я сильно сомневаюсь, что решусь.
— Ну и не надо.
— Сама не пойму, чего я хочу. Очень нелегко мне было описывать все это незнакомому юристу… Вдобавок, у него в кабинете сидела очень смазливая молоденькая юристка, что было крайне неприятно. «Пусть она уйдет» — вертелось у меня на языке, но я сдержалась: серьезный разговор лучше так не начинать. И решила, что откровенничать не стану. Но кое в чем признаться все же придется, к примеру, если тебя спрашивают в лоб: «Ваш муж вам изменял?»
— И что ты сказала?
— Сказала «да». Причем годами. А если полгода миришься с изменой, то сама ей потворствуешь. И на причину разрыва она уже не тянет. Больше всего их занимал вопрос, почему я с этим мирилась. Вот я и сказала: «Оставим это. Дело в том, что такая ситуация его очень устраивает — он что хочет, то и делает. А до меня дошло, что положение сложилось престранное, и если я им не воспользуюсь, — по примеру мужа, — то лучше сразу поставить на иске крест». Девицу моя фривольность ошарашила. Но обсуждать такое очень трудно. Особенно с юристами.
— Куда денешься.
— Знаешь, много лет назад, когда я переехала в сельскую глушь, — а до того долго жила в большом городе, — я опростилась, и мне нравилось так жить. Но жизнь там требует много сил и постепенно изматывает. А когда-то я никому не давала скучать.
— Мне и сейчас с тобой не скучно.
— Сегодня мне грустно оттого, что у нас с тобой нет полноценной сексуальной жизни. Вернее, она есть, но совсем не та, какой хочу я.
— Ты юристам об этом сказала?
— Об этом? Конечно, нет. Муж мой прямо-таки зациклен на сексе, но, по-моему, у нас с ним секс выдохся.
— Да, ты рассказывала. Просто терпишь, и все тут.
— Знаешь, уже и не терплю. Я решила вообще с этим покончить.
— Тогда вашему супружеству конец, юристы и не понадобятся.
— Знаю. Но секс мне уже стал казаться полной ерундой. Наверно, тебя это насмешит, а то и удивит, но сдается мне, что свои плюсы есть и в…
— Целибате?
— Вообще-то я имела в виду другое; но это, пожалуй, тоже верно. Оно и для работы лучше: у меня возникает гораздо больше идей. И я лучше владею собой. И мне намного легче осмысливать вещи, которые хочу осмыслить. И я не такая рассеянная, как прежде. Знаешь, почему? Мне кажется, потому, что ты для себя как бы закрываешь эту лавочку. И погружаешься в спячку. Что выйдет — понятия не имею, я же так никогда не поступала. На самом деле это вовсе не в моем характере. Прежде я была весьма самонадеянной: в постели все получалось само собой.
— В давно минувшие года.
— Ага.
— Я — чехословацкий девочка, кончил курс русской литературы. Эмигрировал в США в 1968 год, когда пришел советский танки. Жил в США шесть лет, в Верхний Ист-Сайд[2], теперь иду обратно.
— Добро пожаловать.
— Я безнадежно влюбил себя в мой дом на 68-й стрит. В Америке все был новый — надо очень много узнавать, и очень быстро. Я учил актерский мастерство, но дальше показ в бикини на «Парамаунт» не прошел. Потом занял себя модой, но работа мне не нравил, теперь хотел бы писать книгу. Поэтому приехал к тебе.
— Я очень рад, хотя не уверен, что сумею вам помочь.
— Когда приехал в США, сначала работал как помощник продюсер и жил в его дом как няня для ребенок. Думал, вот он, Америка. Когда я ушел из тот дом, нашел квартиру в Ист-Сайд. Я понял, что мой тело не обычный. Они пригласил меня как натурщик. Надел на меня шелковый халат, расширенный золотом. Я смотрел, что он делал, и видел его большой-большой пенис, а он ждал, выбирай я пенис или занимай себя халатом. Я не выбирал пенис, и он приглашай мой подружка. Я понял, что я должен сам строить жизнь.
— И как же вы это сделали?
— Мужчина, с которым я встречал, дал мне новый квартира в доме с разный знаменитый люди. Напротив жил та красивый черный модель. Я видел, как красивый черный мужчина выносил ей мусор. Я всегда бегу, просто чтобы стоять рядом там, в лифт. Актер — он тоже живет в тот дом — берет меня посещать его девушка. Он делает любовь нам обе, а потом делает оргазм только для та, другой. Я был отчаянный. Тот человек делал это мне везде. Некоторый мой подружка стал проститутки. Они идут домой утром, их кошелек набитый стодолларовый бумаг. Я умел получить работу как модель для лифчик. Они надел на мне черный платье Валентино — я показывал, как модель. Я оставил платье для мене и начинаю ходить в бары отель «Пьерр» и «Плаза». Мужчины — они какой? Я им буду нравить?
— И как, нравились?
— Мужчинам слишком даже нравил. И я начал ненавидеть мой тело. Я затягивай под одежей мой большой грудь. Иду на уроки голос и речь — только чтобы свободить себя от мой акцент. Я понял: мой акцент тоже влиял на мой жизнь. Но у меня еще был мой светлый-светлый цвет лицо. И я начал ненавидеть деньги. Я видел во сне только — любовь. Думаю, я пойду к Зигмунд Фрейд доктор.
— И вы прошли курс психотерапии.
— Нет. Я стал доступный, ходил на разный вечеринка. Тот мужчина брал меня на шоу-бизнес вечеринка, вечеринка с девушки по вызову, на вечеринка в Объединенный Наций. Я стал элитный персона. Я летаю в Акапулько и прекрасно тратил время. Я связывай знакомство с один бельгийский миллионер, пятьдесят четыре лет, и два года мы развлекай себя, покупай все за любой деньги и в красивый место, в какой только хотел. Ты знаешь ихний мысли: он идет спать с половина дискотеки, но уезжай всегда со мной. Я начал делать так же, до меня дошел, что я женщина и пришел время свобода женщин. Это исполнил себя, когда я ехал в Монте-Карло, дискотека Режин[3]. Пять прекрасный любовники звонит в мой квартира на Пятый авеню, Парк-Бернет[4], одежда от кутюрье, французские рестораны и все такой. Мой жизнь был совсем бессмысленный, но всегда лучше, чем идти замуж за бедный человек, жить в Бруклин и иметь три ребенка. Общем-то, я чувствовал: все время одно и тот же. Только декорумы менял себя. А счет они подавал к мой друг. Мы оба мечтал про иностранный места и иностранный люди. Потому что все, кто до меня интересовал, начинал говорить про их самолет и вынимай их деньги или кредитный карты. Я стал очень любопытный про секс и начинай сам экспериментизировать: я видел, все так делай. Я получал все, что мог предлагать Манхэттен. И попал в больница с эмоциональный болезнь.
— Надолго?
— Два месяца. Выхожу. Живу шикарный жизнь, но всегда продолжай учить себя. Становил профессиональный мастер по отделке квартир. Пошел учить себя на модельер модный одежа. Ходил на курс французский кухня, кончал школа манер для юный леди. Работаю с дисциплин. И так как с дисциплин часто добывают себе чуды, он со мной тоже был.
— Стало быть, дисциплина — это счастливый конец истории?
— Нет. Нет-нет. В дискотеке «Режин» в Монте-Карло я встретил красивый незнакомец, и я позволил себя в его отчаянно влюбился. Он был араб. Один год я шикарно живу с ним в Париж, хожу на уроки французкий язык, и он женит себя на меня. Я ехал с ним на Кувейт. Пришел время платить за тысяча и одна ночь. Я падал и падал в обморок где попал. Бац, и я уже на пол. А он стал строгий, умный, жестокий. Потом тот палестинец меня насиловал, и они сказал, что платил мужу деньги, чтобы он женил себя на меня. Они вез меня в посольство, а там сказал, что мой муж коммунист, и они предлагай подписать контракт на двести тысяч доллар. Я нашел знакомый, он был связанный с посол Организации Объединенный Наций, я его часто встречал на вечеринках в Верхний Ист-Сайд. Они за меня следят. Коммунисты. Я подбегай в Чехословацкий посольство. Они уже все знай. Я попал в ловушка. «Ты едешь в США, — сказал они, — и там работай на нас. Едешь бить евреи».
— Это меня не сильно удивляет.
— Они повел меня в полицию и там при мне стал бить преступник, пока я упал в обморок. Я бежал в Объединенный Нации, Комитет прав человека. Они сказал: мы ничего не можем вам делать. Преступный замысел против безопасность Соединенный Штатов.
— Ничего не понимаю.
— Сказал: ты очень важный политический свидетель. Я вспоминай, как весь тот годы был чужой в обществе, а теперь даже закон был не за меня.
— Чего вы от меня хотите?
— Пожалуйста, я люблю Кафка, я изучал Фрейд. Еще я люблю и глубоко уважай еврейский народ. Я восхищай себя от их ум. Я ищу человек, который будет читать и помогать мне с мой книга.
— И о чем ваша книга?
— В истории еще не был опубликован книга про проститутка, чтобы написал проститутка. Мне нужно снискать какой-никакой человек, чтобы помогай мне публиковаться. Я буду очень рад, если это мог быть ты.
— Думаешь, английские евреи напористее прочих?
— Да.
— Но в Англии не так уж и трудно быть напористее прочих.
— Вздор. Судя по всему, ты видишь англичан совсем не так, как я.
— Самая низкая в мире производительность труда на душу населения где? В Англии.
— Ты имеешь в виду промышленных рабочих. Они далеко не дураки. Зачем им надрываться? Но те, кто работой может здесь реально чего-то добиться, — те усердствуют, и еще как. Своими глазами видел.
— А евреи усердствуют еще больше.
— Нет. Я просто сказал, что они напористее меня.
— У тебя есть подруга-еврейка?
— Нет. Во всяком случае, близкой подруги нет, не то она сразу пришла бы на ум. Пытаюсь припомнить кого-нибудь среди менее близких. Зато среди близких друзей, — смеется, — евреи бывали.
— Ты какие предпочитаешь?
— Не желаю я это обсуждать.
— Но мне хочется знать. Так какие же предпочитаешь?
— На этапе ласк — необрезанные. Забавно натягивать презерватив на головку члена.
— А для перепиха?
— Хорошо воспитанной англичанке таких вопросов не задают.
— А для перепиха?
— Обрезанные.
Поделиться книгой: