Помоги проекту - поделись книгой:
Как рыцарь убивает дракона в мужской версии бульварного романа?
Для начала все королевство во главе с королем и принцессой долго и нудно валяется у него в ногах, признавая его эксклюзивные права на отстрел драконов, принцесса обещает выйти за него, но в принципе даст и так, ели он вдруг не захочет жениться. Что ж, прихватив верного оруженосца, рыцарь отправляется в путь, на котором, оттачивая мастерство, побеждает множество промежуточных дракончиков, и завоевывает сердца разных красавиц, которые отдают ему свою девственность и всякие полезные девайсы, не требуя ничего взамен. Сомнений в праведности своей миссии у него не возникает, мысль, что драконы тоже божьи твари и имеют право жить, ни разу не приходит в голову нашего рыцаря. Наконец он добирается до логова дракона, и убивает его после пространного описания кровавой битвы. Вернувшись, он обнаруживает, что принцесса его не дождалась, потому что какой-нибудь злодей наврал, что он погиб. Оскорбленный в лучших чувствах рыцарь убивает предателя, принцесса или кончает с собой или отваливает в монастырь, а рыцарь становится королем по праву победителя и начинает мудро править.
Женская версия отличается большей гуманностью. Смерть дракона показана без кровавых подробностей и обычно остается за кадром, и главным персонажем является не рыцарь, а бедная родственница короля, скромная и некрасивая, над которой принцесса (аналог дракона в кадре) нагло глумится. Тем не менее рыцарь замечает внутреннюю красоту угнетенной девы, и убивая дракона, мечтает не об обещанной ему принцессе, а о бедной родственнице. Само собой, дальнейшие события показывают абсолютное духовное превосходство родственницы над принцессой, рыцарь выбирает ее, чета усаживается на трон, а принцессу под зад коленом бросает в нищету. Обычно в этом месте гуманность несколько изменяет автору, и панорама унижения принцессы и прочих обидчиков вырисовывается тщательно и со смаком.
Забавно, что в мужской и женской версиях романтические истории никогда не совпадают.
При обманчиво простом шаблоне написать увлекательный текст такого рода невероятно трудно. Все время приходится придумывать оригинальные ходы и увязывать логические несостыковки.
Как можно облегчить себе задачу? Разбудите своего внутреннего ребенка, и спросите его, во что бы ему хотелось поиграть, но не о том, что бы хотел получить, это важно. Слушайте его, но не позволяйте ему взять над вами верх, не балуйте, и не давайте то, чего ему хочется, слишком быстро. Будьте строгим воспитателем, пошлите ему много трудных испытаний, пусть он докажет, что действительно достоин всеобщей любви и восхищения.
Или оглядитесь вокруг и доверьтесь жизни, и из этой истории у вас получится…
Да все, что угодно. У Евгения Шварца получилась пьеса «Дракон», гениальное, я считаю, произведение, которое навсегда останется в сердце того, кто его прочитал или видел постановку. А Марк Захаров и Григорий Горин сделали по этой пьесе прекрасный фильм, хоть и нашли другое перышко, поколебавшее чаши весов добра и зла.
Позволю себе еще одно небольшое отступление.
Порой трибуну получает измученный, страдающий внутренний ребенок, не знавший настоящего детства, гений и вундеркинд по версии семьи, так и не выбравшийся из-под бабушкиного пухового платка. Он не видел настоящей жизни, поэтому убежден, что все в ней серость, уныние и тлен, и страстно пытается донести это до читателя и заразить его своей депрессией. Почему-то эти болезненные тексты принято считать великой литературой. Дело, конечно, хозяйское, но на мой взгляд, жизнь это не замкнутый мирок, в котором герой, как в автоклаве, задыхается под давлением собственных нереализованных амбиций.
Да, судьба бывает жестока, удар следует за ударом, неудача за неудачей, и просвета не видно даже в самой далекой перспективе, но и в столь безнадежных обстоятельствах автору никто не мешает показать величие человеческой души.
И снова возвращаемся к динамике характера. Можно просто написать, какой злой мир, а можно – как человек обрел в нем силу духа. В нашей власти поместить нашего героя в любые обстоятельства, в какие нам только захочется, но сами, как и подавляющее большинство людей, вынуждены жить там, куда нас забросила судьба. Мы можем с чем-то бороться, на что-то повлиять, иногда что-то изменить, но единственное, что мы точно можем сделать лучше, что можем бесконечно совершенствовать и развивать – это себя самого. Поэтому, когда мы читаем увлекательную книгу, сознание наше следит за тем, как герой добивается своей цели, а подсознание жадно улавливает, как меняется он сам.
В качестве примера хочу привести роман Шарлотты Бронте «Джейн Эйр». На первый взгляд, это типичный любовный роман, в котором присутствуют все клише жанра, но вот странность, после публикации этой книги были написаны целые полчища, океаны текстов подобного рода, и большинство канули в лету, а Джейн Эйр все еще рядом, готовая подставить в трудную минуту свое хрупкое плечо.
Почему? Дело в том, что в этой книге очень убедительная динамика, причем обоих главных героев. Давайте ее проследим. Начнем с мистера Рочестера, потому что его метаморфоза более очевидная и яркая, кроме того, это будет для нас очень ценный опыт, так как автор нигде не дает ему слова. Ни один эпизод не написан от лица этого персонажа, мы понятия не имеем, что творится у него в голове, и можем судить только на основании его поступков, через призму восприятия Джейн, от лица которой ведется рассказ.
Итак, впервые Джейн видит Рочестера на пустынной дороге, когда он падает с лошади, а она помогает ему снова сесть в седло. Возможно, это аллегория всего романа (сильная женщина помогает подняться запутавшемуся мужчине), или автор просто посчитала такое знакомство более романтичным. Так или иначе, Рочестер ведет себя довольно резко и недружелюбно, но Джейн не бросает его в беде.
Дальше он ярко демонстрирует черты если не нарцисса, то по крайней мере законченного эгоиста. Он зачем-то делится с Джейн своими грязными секретиками, хотя в те времена выливать такое на голову невинной девушки считалось крайне неприличным.
Очень важно присутствие маленькой Адель. Конечно, ребенок абсолютно необходим для того, чтобы пригласить в дом гувернантку, но автор могла бы ввести детский персонаж с менее пикантной историей, например, племянников, детей покойного брата, который мельком упоминается в романе.
Тем не менее Шарлотта Бронте придумала внебрачного ребенка, и неспроста. Во-первых, это доказательство бурного прошлого Рочестера, но главное – его отношение к девочке. С одной стороны, он не признает отцовство и не любит Адель, что говорит о незрелости его личности, а с другой – все же он ее не бросил погибать во Франции, а растит рядом с собою.
Влюбившись в Джейн, и решив, что она способна исцелить и возвысить его душу, инфантильный Рочестер предается неистовому манипулированию. Он то ласков с девушкой, то холоден, то предельно откровенен (хотя и не настолько, чтобы упомянуть о своей законной супруге). Для гарантии он приглашает в гости сливки местного общества и разыгрывает перед Джейн влюбленность в Бланш Ингрэм, надеясь пробудить ревность.
Иногда у него прорывается искреннее чувство, но в основном он лжет и притворяется, пока не вырывает у Джейн признание в любви, угрожая ей скорой женитьбой на Бланш и вечной разлукой.
До чувств мисс Ингрэм ему вовсе нет дела.
Словом, мистер Рочестер ведет себя, как избалованный, капризный и жестокий ребенок.
Он настолько не привык нести ответственность за свои поступки, что решается на двоеженство, не думая о том, в какое положение поставит девушку, которую, по собственным словам, любит больше жизни.
В общем, несмотря на то, что нам об этом человеке рассказывает влюбленная женщина, вырисовывается довольно гнусный характер, у которого в активе всего пара маленьких плюсиков: он разглядел прекрасную душу Джейн под неказистой внешностью и хорошо заботится о внебрачной дочери. Ах да, еще безумную жену содержит в достаточно приличных условиях, хоть и прячет от всех.
После того, как правда вышла наружу, Рочестер предлагает Джейн жить так. Девушка отказывается, и тут герой совершает свой первый благородный поступок.
Обстоятельства складываются таким образом, что он может взять ее силой. Они вдвоем в пустом доме, за Джейн некому заступиться, а на дворе девятнадцатый век. Если бы Рочестер изнасиловал ее, то она или осталась бы с ним, сломленная и униженная, или покончила с собой, во всяком случае нравы были такие, что после этого она не смогла бы свободно распоряжаться собственной судьбой.
Автор пишет сдержанно и целомудренно, но мы ясно чувствуем, что Рочестер был на волоске, и все же удержался, и только с этого поступка начинаются первые шаги к тому возрождению, о котором он так мечтает, и ответственность за которое он до этого момента целиком и полностью возлагал на Джейн.
Он отпускает девушку, она убегает, Рочестер остается в одиночестве и замыкается в себе. Он ведет жизнь отшельника и пытается разыскать возлюбленную, чтобы узнать, что с ней все в порядке. Богатый аристократ, он мог бы вернуться к прежнему разгульному образу жизни, но не делает этого, потому что уже чуть-чуть подрос над собой.
Потом безумной супруге удается реализовать свой давний проект по сожжению дома.
Рочестер проявляет отвагу и даже пытается спасти ее, но жена гибнет, а он получает серьезные травмы, в результате которых слепнет и остается без руки.
Он уединяется в лесном домике, где его в конце концов находит Джейн.
Но Рочестер уже совсем другой, любовь и невзгоды заставили его повзрослеть, принять жизнь такой, как она есть, раскаяться в своих поступках, и понять, что он сам отвечает за свою душу.
Его любовь теперь не просто жажда обладания, не алчное требование «сделайте мне хорошо», а сильное и самоотверженное чувство.
Мы понимаем это, потому что Рочестер больше не просит Джейн стать его женой, наоборот, отговаривает ее от брака с калекой. Он просто рад снова ощутить ее присутствие, и счастлив, что она жива и здорова.
Динамика Джейн Эйр не так очевидна. На первый взгляд она представляется цельным персонажем, хорошим и сильным человеком, которому меняться к лучшему в общем-то и некуда. И все же с ней тоже происходит важная метаморфоза.
В начале книги мы узнаем об ее детстве. Одинокая сирота, не видевшая даже мимолетной ласки, изгой в семье своей опекунши, потом – воспитанница школы с ужасными порядками, Джейн слишком рано узнала, что мир жесток, и доверять в нем никому не следует, нужно полагаться только на себя. Единственная подруга умирает у Джейн на руках, и вообще она слишком рано узнает, что такое смерть. Столкнувшись с лицемерием, жестокостью и равнодушием взрослых, Джейн не ожесточается, но все же не собирается прощать своих врагов, она считает, что надо отвечать ударом на удар.
Это зрелая самостоятельная личность с трезвым взглядом на мир, даже полюбив Рочестера, она видит его недостатки, и умеет постоять за себя.
Сердце ее не ожесточилось от чужой жестокости: приехав в дом своей опекунши, она находит ту при смерти, и узнает, что ненависть миссис Рид была так сильна, что она не только издевалась над Джейн в детстве, но и соврала ее богатому родственнику о смерти девочки, когда он хотел о ней позаботиться.
Но Джейн не пользуется слабостью своих врагов, и не мстит за былые унижения. Она дает миссис Рид умереть спокойно, хотя это не искреннее христианское прощение, а скорее исполнение христианского долга.
Рочестера же она прощает от всего сердца и искренне, но остаться с ним в роли любовницы для нее невозможно не только из соображений морали. Джейн знает, что такое быть неродным ребенком, поэтому роль ненастоящей жены для нее неприемлема.
Она знает, что предают все, а значит, предаст и Рочестер, и рано или поздно она окажется выброшенной на улицу, только к необходимости добывать кусок хлеба прибавится еще горечь несмываемого позора.
Ей приходится порвать отношения не просто с любимым, а вообще с единственным человеком на свете, для которого она хоть что-то значит. Джейн остается совершенно одна – у нее нет ни близких, ни родных, ни друзей, даже просто знакомых, к которым можно было бы обратиться за помощью. Но она уходит в никуда, потому что привыкла полагаться только на свои силы.
Судьба приводит ее в дом священника и его сестер, в которых Джейн обретает верных подруг. Священник устраивает ее учительницей в сельскую школу. Джейн выбирает достойное и деятельное одиночество, и даже чувствует себя счастливой. Она сама себе хозяйка, а полезный труд на благо общества, чувство своей социальной значимости приносит ей радость.
Тут начинаются лучшие страницы романа – поединок Джейн с Сент-Джоном, который не что иное, как будущая Джейн, если она дальше пойдет по пути, на который встала.
В сущности, в отношениях с молодым священником героиня борется не с ним, а сама с собой, с холодностью, отчужденностью, недоверчивостью – теми чертами, которыми снабдило ее трудное и безрадостное детство.
С другой стороны она впервые в жизни видит и участвует в нормальных родственных отношениях, становится частью семьи, где все любят и поддерживают друг друга. Сердце Джейн оттаивает, и мы понимаем, что она сделала свой выбор, в эпизоде с наследством. Когда выясняется, что дядя оставил ей двадцать тысяч фунтов, она делит сумму поровну на всех, чтобы каждому досталось по пяти. Между независимостью и семьей она без колебаний и сожалений выбирает семью.
Душа ее смягчается, и когда она возвращается к Рочестеру, то испытывает к нему не просто влюбленность, а сильное всеобъемлющее чувство.
Изменился герой, изменилась героиня, изменилась любовь, а самое главное, изменения показаны убедительно.
Убедительная динамика характеров и чувств, пожалуй, важнее самих характеров, и чтобы ее добиться, в первую очередь надо избегать стереотипов, то есть однобоких, выхолощенных и статичных образов. По гречески «стерео» обозначает не только пространственный, но и твердый, таким образом, слово стереотип можно перевести, как твердый отпечаток. И как ему меняться? Правильно, никак.
Все мы, даже если внешне ведем себя, как образцовые шаблоны, сотканы из внутренних противоречий. В нашей душе идет вечная борьба доброго и злого начал, ангел на правом плече шепчет одно, черт на левом – другое, а над всем этим – свобода воли, и каждую секунду мы можем поступить иначе. А чуть глубже под кипящей водой сознания бурлит лава подсознания, работу которого мы не осмысливаем, но оно задает энергию всему остальному.
Надо это помнить, когда создаете героя.
По-настоящему стереотипны только конченые психопаты. Они не ведают внутренних противоречий, убеждены в своей правоте, довольны собой и никогда не меняются.
Но если вы не хотите вдохновляться большой психиатрией, и пишете о нормальных людях, то педант не может до конца книги остаться просто педантом, восторженная дева тоже должна как-то пересмотреть свое мировоззрение, а безупречный герой найти в себе хоть малюсенький изъян. Это касается главных героев, а статисты пусть останутся статичны, не стоит перегружать текст.
К сожалению, стереотипными могут оказаться не только персонажи, но и линии динамики их характеров.
Например, такое устойчивое заблуждение, что великая любовь способна преобразить великое говно в великий алмаз.
Как бы в таком случае развивался сюжет «Джейн Эйр», пойди автор на поводу у этого стереотипа? Роман просто закончился бы первой свадьбой Джейн и Рочестера сразу после их объяснения в любви. Никакой жены у него не было бы, а читателям пришлось бы, закрыв книгу, довольствоваться тем, что развратный и распущенный аристократ в одночасье возродился к чистой жизни, просто полюбив чистую девушку. Рискну предположить, что в таком виде роман просто не дошел бы до современного читателя.
Изменение – это долгий и мучительный процесс, для того, чтобы достичь результата, приходится приложить серьезные усилия как изнутри, так и снаружи, да и результат этот редко бывает полным и окончательным. Тоже нужны силы, чтобы удержаться, не скатиться обратно. Так что влюбился, прибалдел, переродился и бац – в нирвану, это утопия. Это мы только хотим, чтобы так было.
Или негодяй вдруг увидел во сне мамочку, и, проснувшись, сказал себе: «все, с этой минуты я больше не негодяй!». И реально перестал им быть!
Точно так же, как хороший и добрый человек в одночасье не превратится в беспринципного злодея из-за предательства друга, например.
Почему так? Дело в том, что мы готовы развешивать ярлыки на кого угодно, только не на самих себя. Кто считает себя напыщенным педантом? А тупым бездельником? А беспринципным жуликом? А негодяем? Вот именно, никто. А по-настоящему хорошие и умные люди крайне редко думают, что они именно такие, и постоянно сомневаются в себе. Фокус нашего внимания направлен в мир, а не внутрь себя, и если что-то не так, то это не так с миром, а не с нами.
В «Джейн Эйр» Рочестер понимает, что какие-то силы мешают ему жить счастливо и праведно, но до последнего винит в этом обстоятельства, а не себя самого.
Как говорится, не согрешишь – не покаешься. Чтобы захотеть стать лучше, надо для начала понять, что ты не идеал, но, увы, правильно поставленный диагноз еще не гарантия выздоровления.
В «Посмертных записках Пиквикского клуба» мистер Джингль почти всю книгу, проворачивая темные делишки, вполне доволен собой, он прозревает в самом конце, пережив тяжелые лишения и болезнь, вдохновленный добротой, проявленной к нему мистером Пиквиком. Очередная сладенькая сказочка? Триумф сентиментальности? Похоже, но нет. Во-первых, Джингль нищий, и автор многократно это подчеркивает. Не от хорошей жизни он плюет на моральные нормы, просто мир к нему враждебен, а с врагами надо бороться и по возможности побеждать. У Джингля есть формально слуга, а на самом деле друг Джоб Троттер, и с ним Джингль ведет себя порядочно, так что мы с самого начала понимаем, что пути к совершенству для этого персонажа не закрыты. В результате дерзких афер Джингль оказывается в тюрьме, где тяжело заболевает. Изоляция, беспомощность и близость смерти – на мой взгляд достаточно веские причины переосмыслить свою жизнь. И тут приходит помощь от Пиквика, мир впервые в жизни оборачивается к Джинглю светлой стороной, и он сам начинает тянуться к свету. В финале Джингль с Троттером приходят к Пиквику проститься, и в этой сцене Джингль еще физически слаб. Так автор дает понять, что и морально он пока еще не окреп, еще не титан великодушия, и остается только надеяться и молиться, что он не свернет с праведного пути.
Если стереотипный характер на старте и стереотип на финише истории не обязательно убьют ее, то стереотипная динамика не оставляет ни малейшего шанса. От Дона Жуана до Ромео расстояние несколько больше, чем стометровка. И вору недостаточно один раз помолиться в церкви, чтобы стать честным человеком.
«Итак тот же самый я умом моим служу закону Божию, а плотию закону греха», – сказал апостол Павел в послании к римлянам.
Вот вам и все. Внутренняя борьба продолжается, пока мы живы. Шаг вперед, два назад.
А в одну секунду переродился и расслабился – чтобы да, так нет.
Позволю себе привести собственную схему динамики персонажа, которую можно использовать для построения сюжета:
1. Герой ощущает себя цельной личностью, и не видит в себе изъянов.
2. По-прежнему доволен собой, но начинает подозревать, что причина его неудач, возможно, частично заключается в нем самом. Но это не точно.
3. Сознает, что именно мешает ему жить, но мирится со своей слабостью и готов ее терпеть. Все равно не мы такие, жизнь такая.
4. Вынужден пойти против своей природы под сильным давлением. (отправиться в рискованную разведку, или гарантированно получить пулю в лоб от командира, сделать ненавистный проект или увольнение с волчьим билетом, рассказать неприятную правду о себе или оказаться за решеткой). В общем, надо поставить героя в положение, когда преодоление своих страхов и слабостей оказывается меньшим злом.
5. Герой радуется, что преодолел себя (как ему кажется)
6. Искушение, которому герой поддается и скатывается на исходные позиции, когда внешнее давление исчезает.
7. Раскаяние и осознание необходимости перемен, понимание, что невозможно жить, как раньше после того, как герой почувствовал нового себя.
8. Герой действует, как новая личность, уже сознательно, по собственной воле. Например, сам вызывается в разведку, выполняет сверхурочную работу, и признается в неблаговидном поступке, когда его никто не подозревает.
Схема эта, разумеется, мобильная и гибкая. Можно пропустить первые пункты, начать сразу с второго, третьего или даже четвертого. Можно все вместе или каждый в отдельности пункты сделать отрицательными. Например, герой ничего не сознает вплоть до пункта 4, а в пункте 4 предпочитает верную и относительно безболезненную смерть от руки командира ужасам разведки. Или, в шестом пункте утонув в искушениях прошлого, он в седьмом так и не выныривает на поверхность раскаяния. И никто не запрещает вам закончить книгу без восьмого пункта, то есть оставить героя на растерзание демонов самобичевания и бесплодных сожалений. Отрицательные ответы в пунктах 4, 7 и 8 сделают из вашего повествования трагедию.
Если эта схема вам не нравится, возьмите сказку Карло Коллоди про Пиноккио и внимательно ее прочитайте. Там этапы эволюции персонажа показаны логично, убедительно и исчерпывающе.
Вспомним кстати, что превращение графита в алмаз происходит не просто так, а под воздействием экстремально высокого давления и температуры.
Так и преображение нашего героя совершается в экстремальных условиях, когда он максимально далеко от зоны комфорта и точки равновесия.
С одной стороны, на него давят обстоятельства, с другой – раздирают внутренние противоречия и страстные желания. Только под соединенным воздействием мощных внешних и внутренних сил личность может измениться.
Возьмем того же мистера Рочестера. Да, он влюблен, и впервые в жизни видит в женщине не только предмет вожделения, но и хорошего доброго человека. Счастье с Джейн становится смыслом его существования. Но пока он остается богатым землевладельцем, светским львом и здоровым тридцатипятилетним мужиком, характер его не претерпевает никаких изменений. Несмотря на великую любовь, он в день фальшивой свадьбы все тот же инфантильный эгоист. Ничего в нем даже не шелохнулось, потому что он обманывает Джейн, а после, когда все открылось, начинает обвинять во всем отца, старшего брата, родителей жены, саму жену, короче, всех, кроме себя самого.
И только когда он впервые в жизни совершает благородный поступок, поставив чистоту девушки выше собственных желаний, а потом на него обрушиваются удары судьбы (разлука с любимой, разорение, болезнь, увечье и слепота), бедняга начинает что-то понимать.
В предпоследней главе Рочестер произносит такие слова: «Джен, ты, наверно, считаешь меня неверующим, но мое сердце сейчас полно благодарности к всеблагому богу, дающему радость на этой земле. Его взор не то, что взор человека, – он видит яснее и судит не так, как человек, но с совершенной мудростью. Я дурно поступил: я хотел осквернить мой невинный цветок, коснуться его чистоты дыханием греха. Всемогущий отнял его у меня. В своем упорстве я чуть не проклял посланное свыше испытание, – вместо того чтобы склониться перед волей небес, я бросил ей вызов. Божественный приговор свершился: на меня обрушились несчастья, я был на волосок от смерти. Постигшие меня наказания были суровы, одно из них навсегда меня смирило. Ты знаешь, как я гордился моей силой, – но где она теперь, когда я должен прибегать к чужой помощи, как слабое дитя? Недавно, Джен, – только недавно, – начал я видеть и узнавать в своей судьбе перст божий. Я начал испытывать угрызения совести, раскаяние, желание примириться с моим творцом. Я иногда молился; это были краткие молитвы, но глубоко искренние. <…> Я благодарю творца за то, что в дни суда он вспомнил о милосердии. Я смиренно молю моего искупителя, чтобы он дал мне силы отныне вести более чистую жизнь, чем та, какую я вел до сих пор».
В начале книги он смотрел на мир совершенно иначе.
Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.
Поэтому, как бы ни нравился нам герой, как бы мы его ни любили, ни жалели, все равно придется бросать его в горнило испытаний.
Впрочем, бывает нужно поступить и наоборот, как в случае с Джейн. Она быстро полюбила своего хозяина, но чувство само по себе ничего в ней не изменило. Покуда Джейн одна в этом мире, не имеет гроша за душой и может рассчитывать только на себя, она остается замкнутой, осторожной и недоверчивой девушкой. Только оказавшись в атмосфере любящей и нежной семьи, Джейн открывает свое любящее и нежное сердце.
Главный принцип – динамика персонажа должна быть показана с помощью его поступков, а не мыслей и слов.
В конце концов, даже пьесы, где все основано на диалогах, делятся на «действия», а не на «разговоры»! Слова скрывают сущность человека, действия – обнажают.
«– А теперь действовать, действовать и действовать! – сказал Остап, понизив голос до степени полной нелегальности». (И. Ильф, Е. Петров «Двенадцать стульев»)
В русском переводе Р. Макки мы читаем «характер и характеризация», но мне слово характеристика нравится немножко больше.
Теперь, когда мы обсудили путь, неплохо было бы поговорить об его исходной точке. Как придумать характер, за динамикой которого нам интересно будет следить? Допустим, мы хотим, чтобы хлюпик и изгой у нас превратился в могучего рыцаря. Мы уже чувствуем обаяние нашей будущей позитивной истории, но начать надо с того, чтобы показать исходный материал.
Мы наделяем нашего героя субтильным телосложением, плохим зрением, унизительной работой или, если он учится, делаем из него отщепенца, мишень издевательств одноклассников и педсостава. У него нет друзей, девушки, все неформальное общение заключается в исполнении приказов деспотичной матери. Он плохо и неряшливо одевается, и старается быть как можно более ничтожным и незаметным.
Поделиться книгой: