Школа и как в ней выжить. Взгляд гуманистического психолога

Для бывшего детсадовца пойти в школу означало стать взрослым, вырваться из-под всевидящего ока воспитательниц, располагать свободным временем, не спать, когда не хочется, и иметь взрослые атрибуты: школьную форму, портфель, тетрадки, ручки. Большинство будущих первоклассников не представляли, чем им придется за это заплатить: необходимостью неподвижно высиживать не всегда интересные уроки, временем, потраченным на скучные домашние задания, переживаниями из-за не очень хороших оценок.

Но в целом смена одной строгой системы на другую происходила у большинства первоклашек того периода совершенно безболезненно. Воспитательница и нянечка вкупе с двадцатью товарищами, объединенными общей целью – дожить до вечернего прихода родителей по возможности наиболее активно и радостно, заменялись одной учительницей и тридцатью товарищами, объединенными, по сути, похожей целью, но отягощенной дополнительной необходимостью получения знаний. Некоторые из правил оставались прежними: время кричать и время молчать, внимательно слушая. Время сидеть смирно и время бегать, не раздражая учительницу. Но походы в туалет теперь индивидуальны, необходимость съедать все, что поставили, отпадает. А по окончании уроков некоторые счастливчики вовсе предоставлены сами себе, и до самого прихода родителей с работы они могут делать все, что заблагорассудится! Какое невероятное расширение свобод: у семилетнего ребенка появляется возможность распоряжаться своим временем, пространством, досугом. Это ли не взрослость, о которой мечталось!

Таким образом, для ребенка советского периода переход из детского сада в начальную школу был естественным и адекватным переходом к большей свободе, большей ответственности и взрослости.

В детском саду мы часто играли во взрослых. Нам хотелось быстрее вырасти и стать похожими на наших родителей: сильных, умных, красивых. Нам хотелось так же, как они, управлять автомобилем, решать сложные жизненные вопросы, ходить на работу, иметь деньги и покупать себе все, что пожелаешь. Нам хотелось быть как они, и мы играли во врачей, строителей, машинистов, в летчиков, поваров, продавцов. Нам казалось, что взрослая жизнь полна свободы, что в ней много уверенности, силы и неограниченных возможностей. Мы так хотели туда, потому что все лучшее, казалось, ждет нас именно там, в будущем, в нашей взрослой жизни.

И поэтому, когда настало время идти в школу, я был рад главным образом оттого, что это приближало меня к заветной взрослости – лучшему периоду жизни, как мне тогда казалось. Новенький школьный портфель, заполненный не только новыми красивыми ручками, тетрадями, книжками, карандашами, но и самыми невероятными ожиданиями, от которых захватывало дух, – был материальным воплощением будущей взрослости, в которой я непременно буду лучшим. Эта уверенность позволяла ждать первого сентября с радостным предвкушением, и я не понимал волнения родителей, приведших меня за руку на школьный двор, заполненный гладиолусами и белыми бантами.

Школа меня поразила. Какое-то время я был даже весьма растерян оттого, что школа – это так много людей, причем людей, которых я совсем не знаю. Какое-то время я чувствовал себя совершенно одиноким и никому не нужным. Я послушно делал все, что меня просили: брал за руку какую-то девочку, хотя она мне совсем не нравилась, шел в класс, сидел за партой, слушал учительницу, которая говорила с нами о чем-то важном, но я совсем не помню о чем. На самом деле мне было важно только одно – чтобы учительница улыбнулась именно мне. Тогда бы я понял, что все хорошо, я принят, я есть для нее и, значит, мне можно не беспокоиться. Но похоже, ее волновало что-то совсем другое, и уж точно не я сам, хотя тогда я многое готов был сделать исключительно ради ее хотя бы мимолетного внимания.

Я готов был аккуратно писать бесконечные крючочки и буковки, решать бесчисленные примеры и глупые задачки, читать по слогам и с выражением, только чтобы она заметила меня, чтобы улыбнулась, похвалила, сказала, что я – молодец. Я ведь хотел быть лучшим! Во всяком случае, я хотел, чтобы на меня обращали внимание, потому что дома я был хоть и самым маленьким, но заметным человеком. Мне хотелось, чтобы учительница увидела, как я стараюсь, ведь это означало бы, что я все делаю правильно, что я на верном пути к своему прекрасному будущему.

Проблемы адаптации

Трудный ребенок – это тот ребенок, к которому мир на самых ранних этапах не сумел приспособиться.

Дональд Винникотт

Вообще сегодняшний первоклассник испытывает зачастую большие перегрузки, чем первоклассники прошлого. Нынешним матерям государством предоставлен выбор, как воспитывать дошкольников – в условиях детского сада или дома, и мамочки, имея собственный, часто весьма негативный, дошкольный опыт, теперь нередко выбирают домашнее воспитание для своего малыша. Многие из них готовят ребенка к школе заранее: посещают подготовительные курсы, разные кружки, секции, группы. Это большая помощь ребенку, которая позволяет ему не столько выучиться читать и писать перед тем, как пойти в школу, сколько узнать и принять правила, по которым он будет жить потом более десяти лет. Если ребенок встречается со школьной системой, впервые придя на урок, это может обернуться серьезным стрессом. Для домашних детей непривычны сразу несколько факторов:

– жестко разграниченная структура дня (уроки, перемены, завтраки, обеды, «продленка» и т. д.);

– особые требования к дисциплине;

– разноуровневые отношения (с учителями одни, с одноклассниками – другие, с прочими школьниками – третьи);

– новые требования, исходя из нового статуса – ученик;

– система оценивания его умений и навыков.

Поэтому неудивительно, что «домашние» первоклашки больше болеют из-за постоянного стресса, который они испытывают в первые месяцы учебы в школе. Для того чтобы адаптация проходила менее болезненно, важно выделять им (и обычным первоклашкам тоже) время для прежних игр, для отдыха, баловства, прогулок, одиночества или, наоборот, встреч со старыми друзьями. У маленького ученика обязательно должно находиться время для удовлетворения собственных потребностей и наполнения своего эмоционального резервуара положительными эмоциями, которые помогут ему быстрее освоиться и восстановить силы.

Родителям также важно понимать, что ребенок со сменой статуса не перестает быть маленьким. «Школьник», конечно, звучит гордо, но каждый маленький человек должен пройти свой собственный путь к обретению той ответственности и к уровню внутренней дисциплины, что стоят за этим словом. Преувеличенные родительские ожидания на этот счет могут вызвать в ребенке избыточное старание, которое вопреки ожиданиям взрослых не будет помогать, поскольку на избыточное старание уходит много психологических сил, которые ребенок мог бы потратить на спокойную сосредоточенность.

Мне кажется, любым взрослым, имеющим дело с младшими школьниками, важно понимать и принимать их естественные ограничения:

– недостаточно развитую мелкую моторику, отчего буквы могут получаться не такими красивыми, как у взрослых;

– трудности в проявлении усидчивости, двигательную расторможенность и гиперактивность либо, наоборот, замедленный темп восприятия и отставание от общего ритма;

– сложности в организации собственного времени и пространства, распределения нагрузки;

– проблемы в быстром усвоении всех школьных правил и в выстраивании гармоничных взаимоотношений с другими детьми и взрослыми.

На преодоление всех этих ограничений требуется время, причем индивидуальное для каждого ребенка. Желание некоторых взрослых (как учителей, так и родителей) сделать жизнь школьника сразу более зрелой объяснимо, но не совсем адекватно. В 6–7 лет у многих детей игровой интерес еще преобладает над образовательным. Конечно, большинство здоровых детей готовы учиться в этом возрасте, но они значительно эффективнее делают это в игре, поскольку игра всегда интереснее. А интерес – практически единственная мотивация стремления у такого маленького ребенка. Причем интерес не только к тому, что он познает, но и к тому, как его воспринимают окружающие. Для ребенка важно, чтобы оценили его усилия, заинтересовались его успехами, были снисходительны к его ошибкам и неудачам, то есть всего лишь замечали и поддерживали его своим вниманием. Роль учителя в этом вопросе невозможно переоценить.

Ребенок советских времен, чье личностное становление начиналось с коллективного детского сада, воспринимал потерю собственной исключительности в школе хоть и болезненно, но однозначно не столь остро, как дети нынешние, «выращенные» в домашних условиях. Для «домашних» детей отсутствие безраздельного внимания учителя к их маленькой персоне является не только несправедливым, но и противоестественным. Безусловно, они привыкли к тому, что если заняты важным делом, каковым, без всякого сомнения, является учеба в школе, то все взрослые должны проявлять к этому его персональному процессу максимум внимания.

«Домашний» ребенок, как правило, менее самостоятелен и претендует на значительно большее учительское участие. Вообще для младших школьников педагог становится суперважной, по сути, материнской фигурой, и поэтому вполне естественно, что именно на первую учительницу ребенок переносит модель отношений с собственной матерью. Авторитет первого учителя достаточно устойчив и обычно – вне критики, по крайней мере до тех пор, пока ребенок учится в школе.

Роль родителя в адаптации к школе проста и сложна одновременно. Он теперь вынужден делить с учителем степень влияния на собственного ребенка. Кто-то из родителей радостно перекладывает формирование и воспитание детей на учительские плечи. Кто-то держит любое учительское влияние под жестким контролем и часто вступает в осознанную или неосознанную конкуренцию с учителем, и совершенно, на мой взгляд, зря. Родительский авторитет для ребенка непререкаем до самого начала подросткового кризиса, а вот учительский может поколебаться от бесконечных родительских нападок, а малышу в начальной школе авторитет учителя абсолютно необходим.

Мне кажется, что значительно важнее для ребенка в начальной школе поддерживающе-защищающая роль родителя. Поддержка младшекласснику нужна не столько в виде открытой похвалы или восхищения его успехами, от чего он легко становится зависим, сколько в виде интереса к его школьной жизни: к новостям, урокам, проектам, событиям, самочувствию, эмоциональному состоянию, к его размышлениям и впечатлениям. Ребенку важно знать, что его будут любить даже тогда, когда он сделает что-то не так, когда совершит ошибку или допустит досадный просчет.

Под защитой я понимаю не столько открытое противостояние школе в случае возникновения у ребенка каких-либо проблем, сколько формирование у маленького человека ощущения, что его проблемы не останутся без внимания, что родитель попытается разобраться в сути происходящего, поймет, сопоставит потребности собственного ребенка и школы и поможет урегулировать возможные разногласия, оставаясь при этом на стороне своего малыша.

Таким образом, для маленького человека, начинающего школьную жизнь, важно, чтобы:

– его учительница уделяла ему как можно больше персонального и дружелюбного внимания;

– у него оставалось время на игры, прогулки и отдых;

– он знал, что родители любят его, даже если он не так успешен в школе, как всем бы того хотелось;

– ему было интересно учиться, и у него все получалось;

– отношения в классе были хорошими, было весело, и в школу идти хотелось.

Все это реализовать вполне возможно при осознанном подходе к выбору начальной школы для ребенка.

Если для родителей важнее психологический комфорт ребенка, его потребности, устойчивая мотивация, его уверенное, малострессовое включение в школьную жизнь, тогда выбор будет скорее всего на стороне частных школ или лицейских малочисленных классов, где у учителя есть возможность уделять максимальное внимание каждому, где обучение и формирование происходит более индивидуально и позволяет учесть особенности любого ребенка.

Если для родителей важнее опережающее образование, усердие, избыточная нагрузка, строгая дисциплина, эмоциональное напряжение и высокие требования, то большинство из них выберут спецшколы старого образца, без индивидуального подхода, нацеленные только на образование.

Если ребенок имеет явные особенности или сложности в характере, поведении, уровне развития, то важнее становятся персональные качества первого учителя: его способность, возможность и желание учить именно этого ребенка, его умение творчески подойти к особенностям и ограничениям маленького человека, доверившего ему свою детскую исключительность.

Учитель начальных классов

Из уроков некоторых педагогов мы извлекаем лишь умение сидеть прямо.

Владислав Катажиньский

Своего первого учителя помнят практически все. Это особенный человек в нашей жизни. И каким бы он ни был, часто дети испытывают к нему особенные чувства, неизбежная составляющая которых – что-то сродни любви или по крайней мере большой душевной привязанности. В сознании ребенка первая учительница представляется всезнающей, справедливой, обладающей особой властью, заставляющей робеть даже родителей. В ее руках не только способность научить детей самым важным вещам, совершенно необходимым для жизни: чтению, счету, письму, – но и их самоощущение себя как успешных или неудачников, «хороших мальчиков» или «плохих девочек», все схватывающих на лету или не очень способных. Первый учитель – тот человек, чья оценка наряду с родительской остается с нами надолго, порой навсегда. Это человек с практически неограниченным влиянием на детское сознание. И потому, мне кажется, первому учителю совершенно необходимо осознавать собственную ответственность, вытекающую из такой неизбежной власти над детскими душами.

Что уж говорить, в моей практике, к большому сожалению, нередко встречались клиенты, серьезно пострадавшие от неадекватного применения учительской власти. Что руководило этими взрослыми людьми, выбравшими когда-то эту профессию, кто знает… Возможно, малоосознаваемое желание подчинить себе детей, в ответ на то, что когда-то некто подчинил их самих.

Кто-то из этих учителей считает строжайшую дисциплину, подавление воли учеников и даже унижение их личности большим благом и естественным педагогическим приемом. В их высказываниях нет и тени сомнения в том, что они могут быть не правы. Такие педагоги быстро делают из детей, живых, активных и способных удивить весь мир, солдат, готовых к беспрекословному исполнению чужой воли. И они очень удивятся, если вы им скажете, что быть солдатом – не главное в жизни предназначение и не единственная в мире специальность.

Кто-то из педагогов становится детям «больше чем матерью», начиная неосознанно конкурировать с родителями ребенка, пытаясь своей заботой и любовью… заполучить в ответ особую привязанность учеников. Зачастую этими учителями движет недополученная любовь и необходимость дать ребятам то, чего так не хватило в собственном детстве. Иногда такая сильная привязанность к ученикам – это попытка сделать свою эмоциональную жизнь более насыщенной самыми разными событиями и наполненной яркими чувствами. Часто это просто стремление спастись от одиночества, неудачного брака, нереализованности в личной жизни.

Для кого-то выбор профессии учителя начальных классов – это возможность быстро стать авторитетным и компетентным в глазах других. Ведь учителю не обязательно защищать диссертации, побеждать в олимпиадах, писать великие книги, можно лишь прийти в первый класс и при желании получить сразу все, о чем мечталось: власть, авторитет, привязанность, часто восхищение и любовь. Это очень просто…

И очень ответственно, особенно если осознавать, для чего мы каждый день идем к детям, которые верят каждому нашему слову. А ведь это так непросто – быть честным перед самим собой в понимании собственных мотивов. Почему я стал учителем? Деньги? Власть? Больше ничего не умею? Люблю детей? Люблю учить? Я делаю это лучше всех, потому что знаю как? Любой ответ, на мой взгляд психолога, будет лучше, чем неспособность задаться таким вопросом. Если я как учитель не понимаю, кто я на самом деле и для чего я здесь, то чему я могу научить детей? Читать и писать? Конечно. Но я убеждена в том, что учитель начальных классов больше чем кто-либо другой преподает еще и просто жизнь, почти каждый день решая проблемы справедливости, милосердия, отношений, любви, прощения, побед и поражений.

И тогда не важно, как и что ты преподаешь, важно, кто ты, какой ты, что представляешь собой, что несешь, заходя в класс, где детские головы и сердца уже готовы впитать всего тебя как образец их будущей жизни. Они провоцируют тебя на то, чтобы отдать им все, что у тебя есть, поделиться всем, что знаешь, посвятить им свою жизнь. Но тем не менее очень важно, на мой взгляд, понимать, что учитель – это не вся жизнь, это просто роль, профессия. Учитель – это не весь ты. Ведь за пределами школы у тебя есть еще большая и важная часть жизни. И от того, какая она, тоже зависит твой профессионализм.

Учитель младших классов, под чьим началом находится зачастую более тридцати детей, должен обладать, на мой взгляд, совершенно незаурядными способностями:

– терпением ангела;

– харизмой президента развивающегося африканского государства;

– стратегическими способностями великого полководца;

– обаянием популярного телеведущего;

– добротой и вниманием Матери Терезы;

– а также мудростью и справедливостью царя Соломона.

Иначе никто не получит удовольствия от процесса. Все будут страдать: и дети, и учитель будут отрабатывать школьные часы как тяжкую трудовую повинность. К счастью, хорошие учителя младших классов в нашей стране есть, несмотря на то что за это удивительное сочетание их качеств и способностей им, как правило, платят сущие копейки.

Одна из ряда непростых задач, стоящих перед учителем начальных классов, – удерживать внимание тридцати детей, жаждущих радостной активности, а не пассивного заглатывания знаний, необходимость которых они пока еще не в состоянии оценить. Уделять при этом персональное внимание, вести основную канву урока, укладываться в рамки учебной программы – практически невыполнимая миссия, подвластная только героям.

Некоторые не такие одаренные педагоги действуют по принципу советских времен: «Вас много, а я одна. И значит, моя задача так построить процесс, чтобы я с ним могла справиться, а вы при этом, извините, не в счет. Ваша задача – быть идеальными винтиками в отлаженном механизме, которым руковожу лично я. Для этого вы должны функционировать строго по правилам. Иначе возможен сбой в системе, который приведет к необходимости искать нестандартное решение, что обернется для меня большим перенапряжением».

Если встать на сторону такого педагога, его можно понять: вести уроки – занятие весьма стрессовое и лучше сделать его как можно более отлаженным, простым в управлении, предсказуемым. Только возникает один естественный вопрос: зачем тогда идти в учителя? Ведь можно найти соответствующую специальность и иметь дело с механизмами, которые не будут спрашивать, сомневаться, проявлять свою индивидуальность, претендовать на персональное внимание. Зачем же идти в школу, к детям?

Ведь ребенок, попадающий в класс, где учится еще около тридцати таких же жаждущих персонального участия маленьких королей, внезапно утративших свое королевство, либо начинает бороться за всеобщее внимание любыми способами, либо принимает правила «школьной игры». Главное из которых: молчи, пока тебя не спросили. Это правило потом переходит в устойчивое послание: твое мнение не важно, и ты сам незначим, значим только тот, кто может выделить тебя из толпы. Значит, необходимо либо смириться и всегда ориентироваться на того, кто главнее тебя, либо стать самым главным, тем, кто выделяет и раздает собственные оценки.

Кто из нас не собирался стать учителем, пока ходил в школу?

Я помню, как в начальных классах очень хотела быть учительницей. Что меня привлекало тогда в этой профессии? Возможность ставить оценки красными чернилами и писать красивым почерком замечания в дневник. Мне казалось, что это самое увлекательное занятие на свете. О том, как буду учить детей, я, конечно не думала. Но зато я очень хорошо себе представляла, как буду ставить им оценки.

Однажды в моей квартире раздался звонок, и моя рыжеволосая подруга доложила потрясающую новость: в нашем центральном универмаге продавались красные чернила, она сама видела – всего 10 копеек. Это известие меня ошеломило. Я, видимо, предполагала, что красные чернила выдаются учителям из директорского сейфа под расписку, а оказалось, что их может приобрести каждый в магазине всего за 10 копеек.

Надо ли объяснять, насколько быстро были раскуплены заветные красные чернила, заправлены ручки и исписаны все старые дневники и тетради. Множество новых оценок, витиеватых росписей, остроумных замечаний появилось в моих старых школьных документах. Всего через неделю мне уже совершенно не хотелось стать учительницей.

Еще одна непростая психологическая задача, стоящая перед учителем начальных классов, – формирование детского коллектива. Ведь у ребенка в школе, кроме индивидуальных особенностей и событий, есть еще коллективные отношения и общие задачи. Школьный класс – это не просто разные дети, объединенные вместе одной целью, процессом, пространством. Это не сумма разных субъектов, складывающихся в нечто целое. Класс – это отдельный организм, со своими законами, нормами, ценностями, противоречиями, со своей атмосферой. Самый главный человек, кто будет поддерживать одни нормы и законы и не поддерживать другие, кто будет выделять или не выделять любимчиков, позволять насмешки над «козлом отпущения» или защищать любого ребенка из класса от унижения, несправедливости и агрессии, здесь, конечно, учитель. С его одобрения и при его помощи будет формироваться тот уникальный климат, неповторимая атмосфера, особенные взаимоотношения, которые и образуют школьный класс.

Сейчас зачастую набирают очень большие классы – около 30 человек в каждом. В государственной школе такое количество детей бывает оправдано нехваткой финансов, учителей и помещений. Оправдано, но, на мой взгляд, совершенно не эффективно. Для самих детей, которым, как говорилось выше, необходимо персональное внимание. Для процесса образования, ведь чем он индивидуальнее, тем результативнее. Для самого педагога, в конце концов, который хочет хорошо учить детей, не испытывая при этом сильного стресса. Оптимальный набор в первый класс, с точки зрения психолога, 10–12 детей. С одной стороны, при таком количестве ребят возможно построение практически индивидуального обучающего процесса, с другой стороны – 10–12 человек достаточно, чтобы класс был мини-коллективом со значительным числом различных связей между учениками.

Говоря об учителе начальной школы, важно понимать, что как бы ни сильна была его власть над учениками, есть еще и такая вещь, как мудрость отдельно взятого ребенка, вложенная в него самой природой. Именно она позволяет маленькому человеку, даже не имея собственного опыта и глубоких знаний о жизни, отделять плохих людей от хороших: учиться у сильных и мудрых – игнорировать пустых и неинтересных, тянуться к добрым и светлым – избегать недовольных и злых.

Оценки

Если я буду, как он, кто будет, как я?

Еврейская поговорка

Еще одним новым в психологическом плане моментом для ученика начальной школы является оценка его достижений. Его, конечно, и раньше оценивали: родители, воспитатели и иные, часто вовсе посторонние люди. Оценивали, разумеется, не в баллах, а в описательных прилагательных: хороший, плохой, невнимательный, грубый, умненький, послушный и т. д. Малыш уже пытался анализировать и учитывать все эти оценки. Собственно, они и раздавались с целью, чтобы ребенок укреплял то положительное, что уже есть, и избавлялся от того отрицательного, что не нравится взрослым.

Но тем не менее ориентировка на оценку для большинства дошколят все же не была основной психологической нагрузкой, потому что они впитывали в себя окружающий мир активно, тотально и неизбирательно.

Школа для ребенка, пошедшего в первый класс, изменила правила игры. Если раньше мало кто интересовался тем, что именно он так радостно воспринимает, то теперь наступила пора избирательного восприятия: в основном только того, что одобрено школьной программой. Причем ученик уже должен отчитываться за то, что и как он усвоил. И его отчет ко второму классу начинают оценивать в баллах.

Отметка становится основной мерой того, насколько успешно ребенок существует и функционирует как школьник. Но многие учителя и, к сожалению, родители забывают, что школьные оценки – это лишь субъективный показатель того, как ребенок справляется с теми или иными требованиями учебной программы, поддержанными данной школой. Родители и учителя из простого наличия тех или иных оценок в дневнике у ребенка зачастую делают глубокомысленые выводы о его личности, обо всем его существе, о его настоящем и будущем. Им школьные оценки кажутся чем-то истинным и настолько убедительным, что они забывают свой опыт, который порой не менее убедительно доказывает обратное.

Сколько примеров весьма успешных людей, бывших в школе двоечниками! Нет прямой и однозначной зависимости счастливой жизни от хороших оценок. Потому что усидчивость, аккуратность, внимательность, послушание, воспитанность – не единственные качества, приводящие нас к успеху. Но именно они по большей части являются хорошим основанием для отличных оценок.

Самое печальное и, пожалуй, вредное в родительской и учительской вере в сверхзначимость школьных отметок то, что эта вера непосредственно влияет на формирование самооценки подрастающего человека. У школьника понятие «самооценка» по большей части не оправдывает своего названия, потому что она складывается не столько из оценивания себя самого, а из впитанных оценок взрослых. И он настолько верит им, что очень часто, даже в глубокой старости, так и не знает, на что же на самом деле был способен. Умирает, не раскрыв собственных талантов и возможностей, не обретя самого себя.

Дети очень верят взрослым, особенно значимым для них взрослым, каковыми, без сомнения, являются родитель и учитель. Они не могут не верить, тем более в начальной школе, потому что еще действительно мало знают о себе и им важно опереться в своем знании на кого-то, кто более авторитетен.

Особенность российского менталитета в том, что в нашей стране много-много лет подряд, в течение которых выросло не одно поколение, было принято растить детей на критике. Осуждение, акцент на ошибках и неточностях, а иногда обзывательства и унижения были частой практикой в воспитательных и педагогических методах. «Ты же не хочешь быть плохим?!» – основной вопрос и одновременно однозначный негласный ответ, звучавший «за кулисами» этой критики. Быть плохим почти наверняка означало быть отвергнутым. Мало кто из детей способен решиться на это. Трудно, практически невозможно пережить разочарование собственных родителей. Это как остаться совсем одному.

Хотя большие родительские ожидания и бесконечные восторги по поводу малейших телодвижений своего дитя приводят, как это ни парадоксально, к тому же самому эффекту: к зависимости от похвалы и положительных оценок. Если у ребенка, слушающего постоянную критику в свой адрес, формируется заниженная самооценка и он потом уже сам, без посторонней помощи всю жизнь ругает себя, то у ребенка, которого непрестанно захваливали, формируется так называемая завышенная самооценка, хотя по сути – это та же заниженная, только иначе подаваемая внешне. Мое мнение таково, что любая оценка, поставленная извне, – сильнодействующая психологическая манипуляция. И если уж мы не можем обойтись без оценивания, то неплохо бы по крайней мере отдавать себе в этом отчет. Выставляя любую отметку, мы запускаем в ребенке мотивацию избегания. Даже стремление к пятерке – это, на мой взгляд, мотивация избегания двойки или тройки. Подлинная же мотивация стремления – это желание самовыражения, попытка показать то, что есть внутри тебя: идею, картину, музыку, решение задачи, сочинение, песню, танец… Только задействуя мотивацию стремления, можно ожидать, что самооценка ребенка будет адекватной, потому что он будет выражать себя сам и оценивать себя сам, не ориентируясь на то, кто и как это воспримет. Ведь на самом деле единственный, кто в общечеловеческом смысле имеет право хвалить тебя или критиковать, – это ты сам.

Без сомнения, в рамках школьной системы строить обучение только на мотивации стремления – трудновыполнимая, а возможно, и вовсе не реальная задача. Манипулирование оценкой значительно проще. Но мне кажется, что если учитель будет осознавать условность, а не истинность школьной оценки, если будет принимать ограничение собственной экспертной роли рамками школьной программы, если будет избегать перенесения какого-то просчета или ошибки в учебной деятельности ребенка на всю его личность в целом, то он окажет своим ученикам неоценимую помощь и заложит в них крепкое человеческое основание.

Для родителей же единственное «противоядие» от манипулирования оценками – вера в собственного ребенка и любовь к нему, вне зависимости от того, какие оценки он получает, как справляется с заданиями, какое место занимает в специфической школьной иерархии «двоечник – отличник». Ведь если разобраться, почему так важны для взрослого оценки его ребенка, то выяснится, что за этим стоят психологические явления, относящиеся исключительно к родителю:

– опыт школьного оценивания в его собственном детстве;

– отношение его родителей к оценкам;

– тревога и негативное прогнозирование относительно будущего собственного ребенка (часто безосновательное);

– родительские амбиции и сверхожидания;

– стремление, чтобы ребенок свершил то, что не удалось когда-то самому родителю;

– иллюзии прямой зависимости реализованности в жизни и человеческого счастья от школьной успешности;

– нежелание или неспособность разобраться с причинами возникающих у ребенка проблем, часто не имеющих никакого отношения к его умственным способностям.

Это была обычная девочка из обычной школы с одной из московских окраин: третьеклассница, троечница, из рабочей семьи. Вечно пьяный отчим, вечно замотанная мама, вечно болеющая дочка. Мама пришла ко мне по рекомендации соседки, чьему мальчику в свое время очень помогли в нашем районном центре. От меня они почти ничего не хотели.

– Мне кажется, она может учиться лучше, – рассказала мама с потухшим взглядом, – но у нее не получается, и еще она часто болеет. А я не могу все время сидеть на «больничном». Может, вы подтянете ее по предметам?

Конечно, это не входило в мои профессиональные обязанности. Я начала с проверки основных психологических функций. Память, внимание, логика, воображение – все оказалось в пределах возрастной нормы. Но каждый раз, выполняя какое-то весьма нехитрое задание, моя маленькая клиентка сжималась, как беззащитный кролик, ожидающий нападения удава. Из разговоров с девочкой я вскоре поняла, что реакции, получаемые ею от взрослых, сводятся в основном к унижениям и оскорблениям учительницы, из которых «тупая» и «бездарная» не самые сильные ругательства; к постоянным окрикам отчима, с пьяного глазу решавшего ее «повоспитывать»; к усталому игнорированию матери, которой не хватало сил поговорить с дочерью.

– Ты действительно тупая и бездарная, как говорит о тебе учительница? – спросила я девочку.

– Ну… раз она так считает, значит, это правда.

– Чтобы утверждать что-то, нужны доказательства. У тебя есть доказательства того, что ты тупая и бездарная?

– Я получаю тройки и двойки тоже. Это доказательство?

– Пока не знаю. Давай попробуем разобраться, за что ты получаешь такие оценки.