— Что? — растерялась я.
Подошла и вновь села напротив Сергея. Он смотрел в окно, хмурился.
— Когда я его нашел, дверь была не заперта. Он сидел за столом… Последнее время чувствовал Стас себя неважно, и фельдшер, и врач ему то и дело звонили… Я к тому, что телефон у него был под рукой. Почувствуй он себя хуже, должен был сообщить.
— Возможно, просто не успел, — сказала я. — В любом случае, проводили вскрытие, он ведь дома умер. А значит…
— Вскрытие в районной больнице делали. Тамошнего патологоанатома я хорошо знаю. Пьет как лошадь, говоря между нами. Я к нему уже после похорон Стаса ездил. Клянется и божится, что все сделал, как надо. Причина смерти никаких сомнений не вызывает. Но не очень я ему верю. Еще вопрос, что и как он смотрел, и что увидел. Дело-то вроде ясное: пожилой человек, болел, да еще жил один…
— Так и есть, — не очень понимая, куда он клонит, сказала я. Звягинцев кивнул.
— Вот-вот. У него ведь диабет обнаружили. Последнее время был на уколах. Я у врача спрашивал, существует ли способ свести диабетчика в могилу, не вызывая подозрений.
— О чем ты?
— О том, что если с ним хотели разделаться…
— Разделаться со Стасом? — перебила я. — Ты в своем уме? Да кому это надо?
— Именно поэтому я и молчал, — усмехнулся Звягинцев. — В самом деле, кому? Заговори я в ментовке об этом, начнут крутить пальцем у виска.
— Хорошо, — посоветовав себе набраться терпения, сказала я. — Есть причина, почему подобные мысли пришли тебе в голову?
— Я уже после похорон все сопоставил, — пожал он плечами. — Верный был в сенях, когда я пришел. Что собака там делала? Был бы в доме — понятно. Или на улице. А в сенях?
Я вдруг почувствовала беспокойство. По спине пошел холодок, я невольно поежилась.
— Открыть дверь Верный сам не мог, — продолжил Сергей куда увереннее, как видно, обратив внимание на мою реакцию. — И еще. Стас много лет один жил, человек аккуратный. У такого, как он, все на своих местах. Я на следующий день сюда пришел, осмотрел все еще раз. В шкафу все чашки в ряд, ровненько, а одна в стороне стоит, за стаканами. И блюдце с краю, а остальные с другой стороны и тоже в ряд.
— Ты хочешь сказать… чашку с блюдцем кто-то другой поставил?
— Вот именно. И второпях не обратил внимания на заведенный Стасом порядок: тарелка к тарелке, блюдце к блюдцу.
— Он с кем-то пил чай? — сообразила я.
— И этот кто-то мог незаметно подсунуть лекарство, что и спровоцировало остановку сердца. Само собой, скажи я это в полиции, меня на смех поднимут. Далеко идущие выводы из-за чашки с блюдцем и запертой в сенях собаки.
— Но если Верный был в сенях, чужого человека вряд ли бы выпустил…
— Точно. Значит, был это кто-то из своих, кого собака хорошо знает. А в сенях ее заперли по одной причине: чтобы за гостем не увязалась. Встреть их кто-то, стало бы ясно, откуда идет человек, разговоры бы точно пошли.
— Допустим, ты меня убедил, — сказала я после того, как мы довольно долго сидели в молчании, каждый думал о своем. — Тогда вопрос: кому помешал одинокий пенсионер? Хутор бабка завещала мне. На счету у Стаса приличные деньги, но ведь их чужой человек не снимет. Конечно, может речь идет о семейном кладе, но если я о нем ничего не знаю, то как узнал посторонний?
— Насчет клада, кстати, идея, — криво усмехнулся Сергей. — Учитывая историю вашего семейства, клад вполне может быть, и не один. Но Стас уж точно бы не стал рассказывать о нем кому попало, он вообще был не любитель болтать. А вот тебе бы непременно рассказал. Боюсь, тут другое. Он последние дни перед смертью странно себя вел, то есть тогда мне так не казалось, а вот потом… Он убийством интересовался. Пару раз даже домой ко мне заходил. Я еще удивился: не скажешь, что он был особенно любопытен. Хотя в селе, конечно, только об этом и говорили. Самое яркое событие за последние годы, считай, с войны ничего подобного не было. В общем, отличный повод для разговоров. Но Стас ведь не деревенская кумушка, которая всех соседей обежит, чтобы новости узнать. Не очень все это на него похоже.
— То есть, по-твоему, он что-то знал об этом убийстве?
— Нет. Сомневаюсь, что в этом случае он бы промолчал. Я бы сказал, что-то навело его на кое-какие мысли. Он считал, что делиться ими со мной преждевременно. Возможно, хотел что-то проверить.
— Но не успел?
— Кому-то об этом стало известно.
— И он пришел выпить чаю? Даже представить затрудняюсь, кто это мог быть… То есть та же фельдшер, конечно, чаю выпить с ним могла, но мужчина…
— Всем известно, что Стас не пьет. А значит, рассчитывать на дружескую попойку не приходится.
— А лекарство подсыпать надо, — подхватила я.
— Вот именно. Так что без чаепития никак. Дни стояли холодные, отчего ж чая не попросить с дороги? Стас человек вежливый и хозяин хороший, тем более что гости у него не часто бывали.
— Но если он этого человека подозревал, вряд ли бы сел с ним чай пить.
— Не скажи. Допустим, не хотел, чтоб тот о подозрениях раньше времени узнал. Или визит старика напугал, и он старался делать вид, что рад гостю.
— Если б испугался, собаку бы при себе держал.
— Верный мог по округе носиться, а вернулся уже позднее.
— Господи, почему ты раньше мне об этом не рассказал? — покачала я головой.
— Потому что все это неподкрепленные ничем домыслы, — усмехнулся Сергей. — А сейчас я просто вынужден рассказать об этом. У нас второе убийство, а ты собираешься жить здесь одна.
— Как бы то ни было, а я отсюда не уеду. Так что лучше поскорее убийцу найти. — Тут я улыбнулась, не желая драматизировать. — Для нашего общего спокойствия.
— До чего ты упряма, — вздохнул Звягинцев. — Всегда такой была. Дверь, по крайней мере, научись запирать и держи собаку при себе.
— Неужели кто-то из местных… все-таки в такое трудно поверить…
— Да уж… кого подозревать прикажешь? Здесь одни старики на десять верст, а с теми, кто помоложе, ты либо в школе учился, либо на танцульки бегал. Либо они вообще на твоих глазах выросли. Вот и подозревай, кого хочешь… Тут вот еще что… За три недели до того, как убили Ольгу Зиновьеву, у нас беда стряслась. Погибла девушка, Лена Кирюхина. Может, помнишь ее мать, Светлану Васильевну?
— Не помню, — покачала я головой.
— Она с дочерью жила, семнадцатый дом по Центральной улице. Девке двадцать один год был, в городе работала, снимала квартиру вместе с подругой. Мать в субботу к родне уехала, с дочерью разминулась. Та позвонила уже отсюда, мол, здесь я и все такое. Светлана Васильевна домой поспешила, а дочери нет. Мобильный не отвечает. Она по соседям прошлась, никто ничего не видел. Короче, утонула девчонка. В малом омуте. Видно, упала с мостков и ее под лед затащило.
— Мостки еще целы? — удивилась я. — Неужто кто-то там до сих пор белье полощет?
— Энтузиасты есть, из тех, кто постарше. Там полынья, но Лена точно белье не полоскала. И что там делала, неизвестно. Может, конечно, прогуляться решила… Тело нашли ближе к майским праздникам, в каком состоянии, можешь представить, то есть лучше не представлять. Оказалось, что она беременная была. Мать ни об отце ребенка ничего не знает, ни с кем дочка встречалась. Я народ поспрашивал, никто ничего. Сомнительно, что это кто-то из наших. Попробовал в городе поискать, но, сама понимаешь, не мое это дело. Сомнений в несчастном случае ни у кого не возникло. Упала в воду, а выбраться не смогла. У девчонки на голове ссадина, однако решили, что она, скорее всего, об мостки ударилась.
— Но у тебя другое мнение? — нахмурилась я.
— Как только узнали о беременности, сразу пошел слух: утопилась девка. Мать у нее с норовом, с такой жить не сахар. Если любовник девчонку бросил… Я тогда, признаться, тоже подумал: такая мамаша кого хочешь доконает. Хотя Лена мне всегда казалась девушкой разумной. Может, в самом деле, несчастный случай? Кто знает, что ей в голову взбрело? Надумала дорогу сократить, да по льду пошла, а он под ней провалился? Рядом никого, криков в селе не услышали, в общем, сгинула девка. Люди, бывает, тонут. Особенно в половодье. В соседнем районе… — тут Сергей вздохнул и махнул рукой. — Чего теперь оправдываться. Не особо я в это дело вникал, типа, начальству виднее и все такое. А потом убийство Ольги Зиновьевой. Вот тогда я на все другими глазами посмотрел. Уж очень много смертей, Аня. Если Стаса считать, уже четыре, и он, кстати, о Лене Кирюхиной меня расспрашивал. Вот я и решил: может, узнал чего? В смысле, заподозрил?
— И от него поспешили избавиться? — сказала я. — Я о маньяках мало что знаю, но… Допустим, два убийства по дороге со станции в схему укладываются, по крайней мере, обстоятельства и способ убийства схожи. Но Лена Кирюхина и Стас… Если их убили, то вряд ли псих. Хотя… — я пожала плечами. — В одном ты прав: три погибшие девушки за полгода — это слишком. Внешнее сходство между ними было?
Сергей достал из внутреннего кармана фотографии и протянул мне. Я разложила их на столе. На обороте записаны имена и возраст. Лена Кирюхина, двадцать один год, первая из погибших девушек. Шатенка с пышными волосами, аккуратным носиком и печальными глазами. Оле Зиновьевой не было и двадцати, совсем еще девочка. Волосы русые, задорная улыбка… Убитая вчера Анастасия Терентьева, двадцать четыре года, крашеная блондинка. Курносый нос, чуть вздернутая верхняя губа. Я долго вглядывалась в фотографии.
— Не скажешь, что убийца предпочитает какой-то определенный тип женщин, — сказал Сергей, наблюдая за мной.
— Может, это самовнушение, но мне кажется, в них есть что-то общее… не бросающееся в глаза…
— Да? — Звягинцев смотрел на снимки, потом пожал плечами.
Я вернула фотографии и предложила:
— Давай пить чай.
Заметив купленную вчера книгу, лежавшую на столе, Звягинцев спросил, должно быть, желая сменить тему:
— Читаешь?
— Читаю.
— У меня до второго тома руки пока не дошли, а первый прочитал.
— И как тебе?
— Довольно занятно. Думаю, дальше будет интереснее.
— Когда дело дойдет до тех, кого мы знали лично?
— Может, она и про нас что написала, — усмехнулся Сергей. — Ваше семейство Марта уж точно вниманием не обошла.
— Ничего удивительного. Они с моей бабкой дружили.
— Ага. Но… вряд ли бы твоей бабке понравилась эта книга.
— Почему? — удивилась я. — О слухах, что ходили в округе, Агнес прекрасно знала. И, по-моему, мало обращала на них внимание.
— Даже на те, что касались ее мужа?
— А-а… ты об этой истории, — покивала я. — Не очень-то я в нее верю.
— Не знаю, как тебе, а мне было любопытно… Жаль, столько времени прошло, свидетелей уже не осталось.
— И правду мы вряд ли узнаем, — подхватила я.
— Твоя бабка наверняка знала куда больше.
— Думаешь, мой дед ей рассказал? Взял да и покаялся в убийстве собственного отца и его молодой жены?
— Учитывая, что Агнес о слухах знала, могла обратиться к нему с вопросом.
— Только не Агнес, — покачала я головой. — Чего не знаешь, о том не грезишь.
— Точно, — засмеялся Сергей. — Я помню, как она это повторяла.
— Агнес вышла замуж вопреки воле родителей. То есть они, в конце концов, с ее выбором согласились. Вышла по большой любви. А потом, наверное, решила, что родители были правы. Дед оказался человеком с другой планеты. И точно не был прекрасным принцем, но она была чересчур упряма, чтобы это признать.
— И придумала себе другого человека?
— Нет, для этого она была слишком здравомыслящей. Скорее, научилась принимать его таким, каким он был. Но его откровений точно бы не захотела. Жить с убийцей — это все-таки слишком…
— Может, и не было никаких убийств, — пожал Сергей плечами. — Мало ли что люди болтают… И Старый мельник умер своей смертью, точнее, от неизвестной хворобы. А вслед за ним и его молодая жена.
— И дед оказался единственным наследником. Мельничиха, как известно, была беременна… По мнению окружающих, сводный брат вряд ли был нужен деду. Но болтали не только это. Говорили, что мельничиха травила мужа крысиным ядом, понемногу его скармливая, чтобы смерть не оказалась внезапной и оттого подозрительной. А забеременела вовсе не от престарелого мужа, а от его молодого сына. А когда полиция ее все же заподозрила, выпила яд, боясь наказания. Или яд ей подсыпал мой дед, что всем казалось куда более вероятным. В любом случае, его не арестовали, наследство он получил, а вскоре женился на моей бабке.
— Да уж, крутой детектив. Я просто подумал… ерунда, конечно.
— Договаривай, если уж начал, — усмехнулась я.
— Ну… тебе не обидно это читать?
— Господи, Звягинцев, да это было сто лет назад!
— Разумеется… просто люди в наших краях десятки лет мусолили эти истории. А теперь, когда вышли книги, все опять только об этом и говорят. Кто знает, что может прийти им в голову…
— О чем ты? — не поняла я.
Я ждала ответа, он молчал, глядя на меня то ли с жалостью, то ли с печалью.
— Ты что же, думаешь, кто-то решит… Не могу поверить, что ты всерьез…
— Когда люди напуганы… в общем, теперь ты понимаешь, почему я совсем не рад твоему приезду. Мне было бы куда спокойнее…
— Спасибо, что все рассказал, — перебила я. — Дверь обещаю запирать. Я правильно поняла: ты ведешь собственное расследование?
— Да какое расследование, — невесело рассмеялся Сергей. — Сыщик из меня никудышный. Так… пытаюсь разобраться в меру сил…
— Не возражаешь, если я тебе помогу? Вдруг со мной местные будут откровеннее? Ты — полицейский, я — просто соседка, которая к тому же долго отсутствовала, так что ее любопытство вполне извинительно.
— Ты для них чужая, Анна, — с грустью сказал он. — Сделай милость, никуда не лезь, мне и так беспокойства хватает. Ладно, я поехал. Звони, если что.
Сергей направился к двери, уже взявшись за ручку, повернулся, кивнул и, наконец, покинул дом.
А я стала убирать со стола. Вот так разговор получился с другом детства! Странные дела здесь творятся! Допустим, смерть Стаса произошла по естественным причинам, а первая девушка утонула случайно. Но два убийства вовсе не фантазии Звягинцева, а для нашей глухомани пары убийств многовато.
Закончив с посудой, я села у окна, вдруг почувствовав усталость, такую, что, казалось, не хватит сил пошевелиться, и попыталась вспомнить вчерашний вечер, с той самой минуты, как сошла с электрички. Девушка, идущая впереди, достает мобильный, звонит матери… О чем я подумала в тот момент? Как все изменилось? Да. Я подумала, что раньше с поезда сходило множество людей, и такая же толпа ждала на перроне. Своих встречали, как правило, на велосипедах или мотоциклах, чтобы не тащить на себе сумки. Шум, гам, постепенно все разъезжаются. А сейчас никого: только я и девушка. Сожаление, вот что я почувствовала. Оттого, что все в этом мире стремительно меняется. И тоску по детству. А потом пришло… беспокойство? Странное ощущение, как будто кто-то следил за мной, чужой взгляд, пристальный и неприятный. Неужели рядом действительно находился убийца, планы которого я своим появлением могла нарушить? Или это лишь мои фантазии, появившиеся только сейчас, после разговора с Сергеем?
Вряд ли я смогу ответить на этот вопрос. Звягинцев сказал, что гибель Лены Кирюхиной, как и смерть Стаса, поначалу не вызвали у него подозрений. Они появились позднее. И тогда на недавние события он взглянул иначе. Как бы то ни было, в одном Звягинцев прав: на чужака здесь непременно обратили бы внимание. Допустим, убийца прибыл сюда на машине, но заезжать в село не стал, машину где-то спрятал и к станции пошел пешком. Укрывшись за деревьями рядом с перроном, следил за жертвами, а нападал, когда они удалялись от станции на значительное расстояние. В этом случае он вполне мог остаться незамеченным. Хотя риск все-таки есть. Звягинцев опасается, что подозревать начнут Константина Егоровича. Смех, да и только. Хотя следователи обязаны подозревать всех. А Егорычу даже прятаться не надо, наблюдай в окно за приезжими, перрон как на ладони…
Так почувствовала я чей-то взгляд или нет? А главное, что такого мог узнать Стас? Старик, живущий на хуторе и не особо стремящийся к общению.
Вот тогда я внезапно вспомнила… телефонный звонок. Я звонила Стасу раз в неделю, обычно по субботам. А тут он вдруг позвонил сам. Примерно за неделю до своей смерти. Звонки от него были редкостью, и я испугалась, не случилось ли чего, стала расспрашивать о здоровье.
— Все нормально, — ответил он, но голос звучал как-то странно, точно он с трудом подбирал слова. — Ты не беспокойся за меня. Вот что, Аня, — он как будто на что-то решился. — Я тебе сказать хотел…
— Да?