Помоги проекту - поделись книгой:
В тот же момент грохнул глухой, но сильный выстрел.
Димка чуть не сшиб Головня с лестницы, бросился сверху прямо на землю и пустился через огороды. Перескочив через плетень возле дороги, он оступился в канаву и, когда вскочил, почувствовал, как рассвирепевший Головень вцепился ему в рубаху.
«Убьёт! – подумал Димка. – Ни мамки, никого – конец теперь». И, получив сильный тычок в спину, от которого чёрная полоса поползла по глазам, он упал на землю, приготовившись получить ещё и ещё.
Но… что-то застучало по дороге. Почему-то ослабла рука Головня. И кто-то крикнул гневно и повелительно:
– Не сметь!
Открыв глаза, Димка увидел сначала лошадиные ноги –
целый забор лошадиных ног.
Кто-то сильными руками поднял его за плечи и поставил на землю. Только теперь рассмотрел он окружавших его кавалеристов и всадника в чёрном костюме, с красной звездой на груди, перед которым растерянно стоял Головень.
– Не сметь! – повторил незнакомец и, взглянув на заплаканное лицо Димки, добавил: – Не плачь, мальчуган, и не бойся. Больше он не тронет ни сейчас, ни после. –
Кивнул одному головой и с отрядом умчался вперёд.
Отстал один и спросил строго:
– Ты кто такой?
– Здешний, – хмуро ответил Головень.
– Почему не в армии?
– Год не вышел.
– Фамилия?… На обратном пути проверим. – Ударил шпорами кавалерист, и прыгнула лошадь с места галопом.
И остался на дороге недоумевающий и не опомнившийся ещё Димка. Посмотрел назад – нет никого. Посмотрел по сторонам – нет Головня. Посмотрел вперёд и увидел, как чернеет точками и мчится, исчезая за горизонтом, красный отряд.
2
Высохли на глазах слёзы. Утихла понемногу боль. Но идти домой Димка боялся и решил обождать до ночи, когда улягутся все спать. Направился к речке. У берегов под кустами вода была тёмная и спокойная, посерёдке отсвечивала розоватым блеском и тихонько играла, перекатываясь через мелкое каменистое дно.
На том берегу, возле опушки Никольского леса, заблестел тускло огонёк костра. Почему-то он показался Димке очень далёким и заманчиво загадочным. «Кто бы это? –
подумал он. – Пастухи разве?… А может, и бандиты! Ужин варят – картошку с салом или ещё что-нибудь такое…» Ему очень хотелось есть.
В сумерках огонёк разгорался всё ярче и ярче, приветливо мигая издалека мальчугану. Но ещё глубже хмурился, темнел в сумерках беспокойный Никольский лес.
Спускаясь по тропке, Димка вдруг остановился, услышав что-то интересное. За поворотом, у берега, кто-то пел высоким переливающимся альтом, как-то странно, хотя и красиво, разбивая слова:
«А, чтоб тебя! Вот наяривает!» – с восхищением подумал Димка и бегом пустился вниз.
На берегу он увидал худенького мальчишку, валявшегося возле затасканной сумки. Заслышав шаги, тот оборвал песню и с опаской посмотрел на Димку:
– Ты чего?
– Ничего… Так!
– А-а! – протянул тот, по-видимому удовлетворённый ответом. – Драться, значит, не будешь?
– Чего-о?
– Драться, говорю… А то смотри! Я даром что маленький, а так отошью…
Димка вовсе и не собирался драться и спросил в свою очередь:
– Это ты пел?
– Я.
– А ты кто?
– Я Жиган, – горделиво ответил тот. – Жиган из города… Прозвище у меня такое.
С размаху бросившись на землю, Димка заметил, как мальчишка испуганно отодвинулся.
– Барахло ты, а не жиган… Разве такие жиганы бывают?… А вот песни поёшь здорово.
– Я, брат, всякие знаю. На станциях по эшелонам завсегда пел. Всё равно хоть красным, хоть петлюровцам, хоть кому… Ежели товарищам, скажем, – тогда «Алё-
ша-ша» либо про буржуев. Белым – так тут надо другое:
«Раньше были денежки, были и бумажки», «Погибла Расея», ну а потом «Яблочко» – его, конечно, на обе стороны петь можно, слова только переставлять надо.
Помолчали.
– А ты зачем сюда пришёл?
– Крёстная у меня тут, бабка Онуфриха. Я думал хоть с месяц отожраться. Куды там! Чтоб, говорит, тебя через неделю, через две здесь не было!
– А потом куда?
– Куда-нибудь. Где лучше.
– А где?
– Где? Кабы знать, тогда что! Найти надо.
– Приходи утром на речку, Жиган. Раков по норьям ловить будем!
– Не соврёшь? Обязательно приду! – весьма довольный, ответил тот.
Перескочив плетень, Димка пробрался на тёмный двор и заметил сидевшую на крыльце мать. Он подошёл к ней и, потянувши за платок, сказал серьёзно:
– Ты, мам, не ругайся… Я нарочно долго не шёл, потому Головень меня здорово избил.
– Мало тебе! – ответила она, оборачиваясь. – Не так бы надо…
Но Димка слышит в её словах и обиду, и горечь, и сожаление, но только не гнев.
… Пришёл как-то на речку скучный-скучный Димка.
– Убежим, Жиган! – предложил он. – Закатимся куда-нибудь подальше отсюда, право!
– А тебя мать пустит?
– Ты дурак, Жиган! Когда убегают, то ни у кого не спрашивают. Головень злой, дерётся. Из-за меня мамку и
Топа гонит.
– Какого Топа?
– Братишку маленького. Топает он чудно, когда ходит, ну вот и прозвали. Да и так надоело всё. Ну, что дома?
– Убежим! – оживлённо заговорил Жиган. – Мне что не бежать? Я хоть сейчас. По эшелонам собирать будем.
– Как собирать?
– А так: спою я что-нибудь, а потом скажу: «Всем товарищам нижайшее почтенье, чтобы был вам не фронт, а одно развлеченье. Получать хлеба по два фунта, табаку по осьмушке, не попадаться на дороге ни пулемёту, ни пушке». Тут, как начнут смеяться, снять шапку в сей же момент и сказать: «Граждане! Будьте добры, оплатите детский труд».
Димка подивился лёгкости и уверенности, с какой
Жиган выбрасывал эти фразы, но такой способ существования ему не особенно понравился, и он сказал, что гораздо лучше бы вступить добровольцами в какой-нибудь отряд, организовать собственный или уйти в партизаны. Жиган не возражал, и даже наоборот, когда Димка благосклонно отозвался о красных, «потому что они за революцию», выяснилось, что Жиган служил уже у красных.
Димка посмотрел на него с удивлением и добавил, что ничего и у зелёных, «потому что гусей они едят много».
Дополнительно тут же выяснилось, что Жиган бывал также у зелёных и регулярно получал свою порцию, по полгуся в день.
План побега разрабатывали долго и тщательно. Предложение Жигана бежать сейчас же, не заходя даже домой, было решительно отвергнуто.
– Перво-наперво хлеба надо хоть для начала захватить, – заявил Димка, – а то как из дома, так и по соседям. А
потом спичек…
– Котелок бы хорошо. Картошки в поле нарыл – вот тебе и обед!
Димка вспомнил, что Головень принёс с собой крепкий медный котелок. Бабка начистила его золой и, когда он заблестел, как праздничный самовар, спрятала в чулан.
– Заперто только, а ключ с собой носит.
– Ничего! – заявил Жиган. – Из-под всякого запора при случае можно, повадка только нужна.
Решили теперь же начать запасать провизию. Прятать
Димка предложил в солому у сараев.
– Зачем у сараев? – возразил Жиган. – Можно ещё куда-либо… А то рядом с мёртвыми!
– А тебе что мёртвые? – насмешливо спросил Димка.
В этот же день Димка притащил небольшой ломоть сала, а Жиган – тщательно завёрнутые в бумажку три спички.
– Нельзя помногу, – пояснил он. – У Онуфрихи всего две коробки, так надо, чтоб незаметно.
И с этой минуты побег был решён окончательно.
А везде беспокойно бурлила жизнь. Где-то недалеко проходил большой фронт. Ещё ближе – несколько второстепенных, поменьше. А кругом красноармейцы гонялись за бандами, или банды за красноармейцами, или атаманы дрались меж собой. Крепок был атаман Козолуп. У него морщина поперёк упрямого лба залегла изломом, а глаза из-под седоватых бровей посматривали тяжело. Угрюмый атаман! Хитёр, как чёрт, атаман Лёвка. У него и конь сме-
ётся, оскаливая белые зубы, так же как и он сам. Но с тех пор, как отбился он из-под начала Козолупа, сначала глухая, а потом и открытая вражда пошла между ними.
Написал Козолуп приказ поселянам: «Не давать Лёвке ни сала для людей, ни сена для коней, ни хат для ночлега».
Засмеялся Лёвка, написал другой, чтобы не гулять девкам с козолуповцами, не стряпать бабам для них хлеба и не слушать мужикам приказов Козолупа.
Прочитали красные оба приказа. Написали третий:
«Объявить Лёвку и Козолупа вне закона» – и всё. А много им расписывать было некогда, потому что здорово гнулся у них главный фронт.
И пошло тут что-то такое, чего и не разберёшь. Уж на что дед Захарий! На трёх войнах был. А и то, когда садился на завалинке возле рыжей собачонки, которой пьяный петлюровец шашкой ухо отрубил, говорил:
– Ну и времечко!
Приехали сегодня зелёные, человек двадцать. Заходили двое к Головню. Гоготали и пили чашками мутный крепкий самогон.
Димка смотрел на них с любопытством.
Когда Головень ушёл, Димка, давно хотевший узнать вкус самогонки, слил остатки из чашек в одну.
– Димка, мне! – плаксиво захныкал Топ.
Поделиться книгой: