ПОВЕСТИ. РАССКАЗЫ
ПОВЕСТИ
Р.В.С
1
Раньше сюда иногда забегали ребятишки затем, чтобы побегать и полазить между осевшими и полуразрушенными сараями. Здесь было хорошо.
Когда-то немцы, захватившие Украину, свозили сюда сено и солому. Но немцев прогнали красные, после красных пришли гайдамаки, гайдамаков прогнали петлюровцы, петлюровцев – ещё кто-то. И осталось лежать сено почерневшими, полусгнившими грудами.
А с тех пор, как атаман Криволоб, тот самый, у которого жёлто-голубая лента пересекала папаху, расстрелял здесь четырёх москалей и одного украинца, пропала у ребятишек всякая охота лазить и прятаться по заманчивым лабиринтам. И остались стоять чёрные сараи, молчаливые, заброшенные.
Только Димка забегал сюда часто, потому что здесь как-то особенно тепло грело солнце, приятно пахла горько-сладкая полынь и спокойно жужжали шмели над широко раскинувшимися лопухами.
А убитые?… Так ведь их давно уже нет! Их свалили в общую яму и забросали землёй. А старый нищий Авдей, тот, которого боится Топ и прочие маленькие ребятишки, смастерил из двух палок крепкий крест и тайком поставил его над могилой. Никто не видел, а Димка видел. Видел, но не сказал никому.
В укромном углу Димка остановился и внимательно осмотрелся вокруг. Не заметив ничего подозрительного, он порылся в соломе и извлёк оттуда две обоймы патронов, шомпол от винтовки и заржавленный австрийский штык без ножен.
Сначала Димка изображал разведчика, то есть ползал на коленях, а в критические минуты, когда имел основание предполагать, что неприятель близок, ложился на землю и, продвигаясь дальше с величайшей осторожностью, высматривал подробно его расположение. По счастливой случайности или ещё почему-то, только сегодня ему везло.
Он ухитрялся безнаказанно подбираться почти вплотную к воображаемым вражьим постам и, преследуемый градом выстрелов из ружей, из пулемётов, а иногда даже из батарей, возвращался невредимым в свой стан.
Потом, сообразуясь с результатами разведки, высылал в дело конницу и с визгом врубался в самую гущу репейников и чертополохов, которые геройски умирали, не желая, даже под столь бурным натиском, обращаться в бегство.
Димка ценит мужество и потому забирает остатки в плен. Затем, скомандовав «стройся» и «смирно», он обращается к захваченным с гневной речью:
– Против кого идёте? Против своего брата рабочего и крестьянина? Генералы вам нужны да адмиралы…
Или:
– Коммунию захотели? Свободы захотели? Против законной власти…
Это в зависимости от того, командира какой армии в данном случае изображал он, так как командовал то одной, то другой по очереди.
Он так заигрался сегодня, что спохватился только тогда, когда зазвякали колокольчики возвращающегося стада.
«Елки-палки! – подумал он. – Вот теперь мать задаст трёпку, а то и поесть, пожалуй, не оставит». И, спрятав своё оружие, он стремительно пустился домой, раздумывая на бегу, что бы соврать такое получше.
Но, к величайшему удивлению, нагоняя он не получил и врать ему не пришлось.
Мать почти не обратила на него внимания, несмотря на то что Димка чуть не столкнулся с ней у крыльца. Бабка звенела ключами, вынимая зачем-то старый пиджак и штаны из чулана.
Топ старательно копал щепкой ямку в куче глины.
Кто-то тихонько дёрнул сзади Димку за штанину.
Обернулся – и увидел печально посматривающего мохнатого Шмеля.
– Ты что, дурак? – ласково спросил он и вдруг заметил, что у собачонки рассечена чем-то губа.
– Мам! Кто это? – гневно спросил Димка.
– Ах, отстань! – досадливо ответила та, отворачиваясь. – Что я, присматривалась, что ли?
Но Димка почувствовал, что она говорит неправду.
– Это дядя сапогом двинул, – пояснил Топ.
– Какой ещё дядя?
– Дядя… серый… он у нас в хате сидит.
Выругавши «серого дядю», Димка отворил дверь. На кровати он увидел здорового детину в солдатской гимнастёрке. Рядом на лавке лежала казённая серая шинель.
– Головень! – удивился Димка. – Ты откуда?
– Оттуда, – последовал короткий ответ.
– Ты зачем Шмеля ударил?
– Какого ещё Шмеля?
– Собаку мою…
– Пусть не гавкает. А то я ей и вовсе башку сверну.
– Чтоб тебе самому кто-нибудь свернул! – с сердцем ответил Димка и шмыгнул за печку, потому что рука Головня потянулась к валявшемуся тяжёлому сапогу.
Димка никак не мог понять, откуда взялся Головень.
Совсем ещё недавно забрали его красные в солдаты, а теперь он уже опять дома. Не может быть, чтобы служба у них была такая короткая.
За ужином он не вытерпел и спросил:
– Ты в отпуск приехал?
– В отпуск.
– Вот что! Надолго?
– Надолго.
– Ты врёшь, Головень! – убеждённо сказал Димка. – Ни у красных, ни у белых, ни у зелёных надолго сейчас не отпускают, потому что сейчас война. Ты дезертир, наверно.
В следующую же секунду Димка получил здоровый удар по шее.
– Зачем ребёнка бьёшь? – вступилась Димкина мать. –
Нашёл с кем связываться.
Головень покраснел ещё больше, взмахнул своей круглой головой с оттопыренными ушами (за неё-то он и получил кличку) и ответил грубо:
– Помалкивайте-ка лучше… Питерские пролетарии…
Дождетесь, что я вас из дома повыгоню.
После этого мать как-то съёжилась, осела и выругала глотавшего слёзы Димку:
– А ты не суйся, идол, куда не надо, а то ещё и не так попадёт.
После ужина Димка забился в сени, улёгся на груду соломы за ящиками, укрылся материной поддёвкой и долго лежал не засыпая. Потом к нему тихонько пробрался
Шмель и положил голову на плечо.
– Уедем, мам, в Питер, к батьке.
– Эх, Димка! Да я бы хоть сейчас… Да разве проедешь теперь? Пропуски разные нужны, а потом и так – кругом вон что делается.
– В Питере, мам, какие?
– Кто их знает! Говорят, что красные. А может, врут.
Разве теперь разберёшь?
Димка согласился, что разобрать трудно. Уж на что близко волостное село, а и то не поймёшь, чьё оно. Говорили, что занял его на днях Козолуп… А что за Козолуп, какой он партии?
И он спросил у задумавшейся матери:
– Мам, а Козолуп зелёный?
– А пропади они все, вместе взятые! – с сердцем ответила та. – Все были люди как люди, а теперь поди-ка…
В сенцах темно. Сквозь распахнутую дверь виднеются густо пересыпанное звёздами небо и краешек светлого месяца. Димка зарывается глубже в солому, приготавливаясь видеть продолжение интересного, но не досмотренного вчера сна. Засыпая, он чувствует, как приятно греет шею прикорнувший к нему верный Шмель…
В синем небе края облаков серебрятся от солнца. Широко по полям жёлтыми хлебами играет ветер, и лазурно-покоен летний день. Неспокойны только люди. Где-то за тёмным лесом протрещали раскатисто пулемёты. Где-то за краем перекликнулись глухо орудия. И куда-то промчался лёгкий кавалерийский отряд.
– Мам, с кем это?
– Отстань!
Отстал Димка, побежал к забору, взобрался на одну из жердей и долго смотрел вслед исчезающим всадникам.
Между тем Головень ходил злой. Каждый раз, когда через деревеньку проходил красный отряд, он скрывался где-то. И Димка понял, что Головень дезертир.
Как-то бабка послала Димку отнести Головню на сеновал кусок сала и ломоть хлеба. Подбираясь к укромному логову, он заметил, что Головень, сидя к нему спиной, мастерит что-то.
«Винтовка! – удивился Димка. – Вот так штука! На что она ему?»
Головень тщательно протёр затвор, заткнул ствол тряпкой и запрятал винтовку в сено.
Весь вечер и несколько следующих дней Димку разбирало любопытство посмотреть, что за винтовка: «Русская или немецкая? А может, там и наган есть?»
Как раз в это время утихло всё кругом. Прогнали красные Козолупа и ушли дальше на какой-то фронт. Тихо и безлюдно стало в маленькой деревушке, и Головень начал покидать сеновал и исчезать где-то подолгу. И вот как-то под вечер, когда лягушиными песнями зазвенел порозовевший пруд, когда гибкие ласточки заскользили по воздуху и бестолково зажужжала мошкара, решил Димка пробраться на сеновал. Дверца была заперта на замок, но у
Димки был свой ход – через курятник. Заскрипела отодвигаемая доска, громко заклохтали потревоженные куры.
Испугавшись произведённого шума, Димка быстро юркнул наверх. На сеновале было душно и тихо. Пробрался в угол,
где валялась красная подушка в перьях, и, принявшись шарить под крышей, наткнулся на что-то твёрдое. «Приклад!» Прислушался: на дворе – никого. Потянул и вытащил всю винтовку. Нагана не было. Винтовка оказалась русской. Димка долго вертел её, осторожно ощупывая и осматривая. «А что, если открыть затвор?»
Сам он никогда не открывал, но часто видел, как это делают солдаты. Потянул тихонько – рукоятка вверх подаётся. Отодвинул на себя до отказа. «Умею!» – горделиво подумал он, но тут же заметил под затвором вынырнувший откуда-то желтоватый патрон. Это его немного озадачило, и он решил закрыть снова. Теперь пошло туже, и Димка заметил, что желтый патрон движется прямо в ствол. Он остановился в нерешительности, отодвинул от себя винтовку.
«И куда лезет, чёрт!»
Однако надо было торопиться. Он закрыл затвор и начал потихоньку толкать ружьё на место. Запрятал почти всё, как вдруг распахнулась дверь и прямо перед Димкой очутилось удивлённое и рассерженное лицо Головня.
– Ты что, собака, здесь делаешь?
– Ничего! – испуганно ответил Димка. – Я спал… – И
незаметно двинул ногой в сено приклад винтовки.