Это пятиэтажное кирпичное здание, занимающее половину квартала в центре Москвы, – один из 380 крестьянских гостевых домов в России. Директор Гринюк объяснил цель создания этих домов. До революции крестьянин, приезжавший в город, становился жертвой всякого рода эксплуатации и грабежа, он напивался, терял свои деньги и т. д. Теперь правительство управляет этими гостевыми домами ради общего удобства и воспитания крестьян, посещающих город. Сам директор до революции учительствовал в деревне; после революции, будучи коммунистом, стал местным продовольственным комиссаром, а затем руководителем крупного государственного зернового фонда. Тогда партия сказала ему: «У нас есть для тебя более важная работа» – и передала ему руководство Центральным гостевым домом для крестьян.
Любой крестьянин во время своего пребывания в городе имеет право приехать в гостевой дом и поселиться в нем. Средний период пребывания составляет десять дней, но если дела задерживают его на более длительный срок, то он может оставаться в гостевом доме и дольше. В каждой комнате здесь стоит от трех до шести коек, одна койка стоит 25 копеек в день, завтрак – 25 копеек, ужин – 30 копеек. Если крестьянин очень беден, то он может остановиться здесь либо бесплатно, либо по льготным ценам. Номера здесь большие, светлые и чистые, кровати застелены чистыми бельем и одеялами и выглядят комфортно. Гости могут заказать чай в номер. В час ночи все гости должны спать – свет гасят. Крестьяне могут бесплатно получить юридическую поддержку. К их услугам – квалифицированные юристы, и длинная очередь крестьян ждет консультаций с адвокатами. Есть также бесплатные клиники, в которых работают 84 медика. Здесь работает небольшая агрономическая выставка, читаются лекции, в большом зале демонстрируются кинокартины и даются представления, проводятся экскурсии в музеях и т. д. Крестьянам – и это правильно – по прибытии предлагают принять ванну или посетить баню с парной[166]. Если бы еще удалось убедить их делать то же самое каждый день…
В доме есть читальня и «Ленинский уголок» со множеством плакатов, которые рассказывают крестьянину о смысле [политических] действий и об организации его правительства, о союзе крестьян и рабочих, о коммунистической партии, об антирелигиозности и т. д. В библиотеке имеется 12000 книг, ее ежедневно посещают 80 человек.
Существует также большой музей, где хранятся плакаты и диаграммы по агрономическим методам и статистике, представлены продукты, новейшие сельскохозяйственные машины, в частности электромоторы и силовые машины, демонстрируются достижения в области санитарии и гигиены для скота и людей, рассказывается о болезнях животных и т. д.
Центральный гостевой дом рассчитан на 400 крестьян.
В беседе с Гринюком были получены ответы на интересующие нас вопросы.
– Каковы размеры земельных владений крестьян?
Средний размер – от 40 до 60 акров[167].
– Что можно сказать о богатом крестьянине, «кулаке»?[168]
Максимальный размер его надела – 1000 акров. Его доход составляет не более 5000 рублей в год, и прогрессивный налог на этот доход меняется, составляя от 2 к. на первые 20 рублей до 22 к. на 60 рублей.
– Почему правительство опасается богатого крестьянина?
До революции «кулак» был практически хозяином деревни. Бедняки и крестьяне-середняки, которые зимой обычно остро нуждались в деньгах, были вынуждены работать на богатого крестьянина и таким образом попадали под его власть. Но теперь, хотя его доход иногда намного выше, чем у других крестьян, он не только сильно облагается налогами, но и лишается прав в том случае, когда использует наемную трудовую силу. Свое богатство он может использовать в трех формах: техника, труд и спекуляция. Правительство поощряет первое, потому что это уменьшает необходимость в найме рабочей силы и увеличивает общую производительность [труда] и уровень сельского хозяйства, и потому машины не облагаются налогами; второй не приветствуется и регулируется; третий – это зло (пример: осенью, когда зерно дешево, богатый крестьянин его скупает, а затем, по весне, продает по высокой цене).
– Какова разница в уровне жизни между богатыми крестьянами и другими селянами?
Средний крестьянин имеет доход около 500 рублей, бедный крестьянин – 200 рублей в год (для сравнения – от 2000 до 5000 у «кулака»). Разница в уровне жизни – это разница только в комфортности жилья и качестве еды и одежды, поэтому контраст не является чрезмерным. Разумеется, богатые крестьяне лучше кормят и одевают своих детей, чем другие крестьяне, но их дети должны ходить в те же школы и иметь те же социальные преимущества, что и остальные, поскольку в деревнях нет частных школ. Правительство, как может, поощряет коллективизацию крестьян: например, только коммуны, в которых труд и социальная жизнь являются общими, могут иметь трактора или другие машины для обработки земли. После долгой беседы и изучения первого крестьянского гостевого дома мы перешли во второй.
ДОМ КРЕСТЬЯН МОСКОВСКОЙ ГУБЕРНИИ
Раньше здесь был прекрасный отель и ресторан Hermitage. Теперь это гостевой дом для крестьян Московской губернии (или штата), которая по площади сравнима со штатом Огайо. Здесь также есть красивая аудитория, музей, плакаты, карты и т. д., читальный зал, «Ленинский уголок», а спальные комнаты очень элегантно оформлены и обставлены. Цены здесь такие же, бесплатные услуги – те же.
Выходя, мы столкнулись в дверях с колоритной группой гостей, прибывших из Узбекистана или Туркестана. На них были огромные мохнатые меховые шапки и яркие цветные халаты, подпоясанные по талии. Они были заняты перекладыванием своего багажа, который состоял из многочисленных мешков, сделанных из турецких ковров, и рулонов одеял. Крестьяне складывали все это на тротуаре перед дверью и разговаривали на странном языке. Отсюда мы отправились в московский универмаг. Он, как и многое другое в этой стране, управляется непосредственно правительством, и я спросил Рут, не в государственном ли управлении состоит причина того, что над ним витает дух безразличия и официальности. Она так не думает. Всему виной русский темперамент – вялый и апатичный. Человеку хочется что-то купить, и он тратит на это время. Здесь – пока еще – не сложились в полной мере новые правящие классы, у людей нет денег. Посмотрим, что будет позже, когда у них появятся деньги, а также досуг после семичасового рабочего дня.
Затем мы посещаем Новодевичий монастырь, сооруженный в 1594 году[169]. Настоятельницей здесь после смерти царя Федора (или, точнее, после развода с ним) стала его жена[170]. Мы взяли извозчика – вечером было облачно и холодно. «Дни меланхолии пришли – грустнейшие в году»[171]. Как остро я чувствую здесь это настроение. Все серое и белое, церквушка, увенчанная, конечно же, двумя золотыми куполами, и окружающие ее сильно укрепленные высокие стены с башнями в полной боевой готовности. Наполеон, двигаясь на Москву, пытался захватить этот монастырь, но потерпел неудачу Он подложил мину в подвал его главной церкви, но одна из монахинь вовремя ее обнаружила. Здесь очень красивая главная церковь, светло-серая, с пятью круглыми золотыми куполами, и еще одна старая красная церковь. Теперь здесь музеи, но в маленьком здании, где все еще проходят службы, сохранилось множество красивых икон, картин и т. д. Есть здесь и большое кладбище с множеством пышных гробниц. Одна из них, в форме прекрасного маленького белого храма с золотой крышей, была сооружена в память о богатом купце еще до революции 1917 года. Одним из самых высокохудожественных является памятник на могиле Чехова, но он затерян среди многих других давно забытых могил[172]. Кто-то зажег свечу в фонаре у одной из могил, и мы стояли, задаваясь вопросом, будут ли так вспоминать об этом покойнике через пять лет. Это была новая могила, ей от силы год.
В шесть вечера мы посетили первое заседание Конгресса друзей Советской России[173], вернее, учредительный съезд этой организации. На встрече присутствовали жена Ленина Крупская, Клара Цеткин, немецкий коммунист, Рыков и Анри Барбюс[174].
После того, как заседание закончилось (и несмотря на это), я должен был присутствовать на выступлении танцоров Ирины Дункан, сестры Айседоры, у которой здесь есть школа[175]. Русский обычай: те, кто хотели меня заполучить и отвезти в школу, попросту не пришли, и, так как я не знал, как туда добраться, просто остался дома, писал заметки, читал о Советах и их достижениях за последние десять лет и размышлял об Америке. В полночь в дверь кто-то постучал. Я побоялся, что это какая-то девушка, и, поскольку я не чувствовал необходимости в дальнейшем возбуждении, дверь не открыл. Но я, кажется, знаю, кто это был.
11 нояб. 1927 года. пятница, Москва, Grand Hotel
Утром – дождь; ночью – холодно и сухо. Мой бронхит, кажется, немного ослабил свою хватку. Прошлой ночью мне снился странный сон. В последнее время я чувствую себя довольно плохо и вяло. Первые симптомы возраста, как я понимаю. Но во сне я был восхитительно энергичным и веселым – в прежних возрасте и силе. Казалось, я находился в закрытом дворе, где были тропинки и трава, и на одной из тропинок я танцевал – почти обнаженный – с бутылкой вина в руке и второй бутылкой, которую я держал высоко над головой. Я радостно прыгал туда и сюда, переходил из одной танцевальной позиции в другую. Но вскоре я увидел, что ко мне подходит – или просто идет по другой тропинке – пожилой человек в темной одежде, такой типаж консерватора или ученого. И вдруг я немного испугался, как будто он мог что-то со мной сделать. Почувствовав это, я также понял, что именно он может сделать и как. И в тот же миг я проснулся.
* * *Могила Чехова во дворе Новодевичьего монастыря. Мне хотелось бы, чтобы всех великих людей кремировали и развеивали их пепел по ветру либо хоронили их отдельно от всех остальных в каком-то необычном месте, куда можно было бы пойти и поразмышлять над особой значимостью каждого из них (красота и покой). Но вот так, среди стольких людей, как Шопен на кладбище Пер-Лашез…[176] Мне это не нравится. Лучше было бы сделать иначе.
Ленин. Я полагаю, что это новый всемирный герой. Если мир перейдет к диктатуре пролетариата, а я предполагаю, что он перейдет, то его величию предела не будет. Еще один Вашингтон. Еще один Кромвель. Россия уже не справляется с его славой. Его статуи и картины настолько многочисленны, что создают особую атмосферу. Только в Москве так много его бюстов и статуй, что они, похоже, составляют заметное дополнение к населению. Примерно так: население Москвы – без статуй Ленина —2000000, со статуями Ленина – 3 000 000.
Потратив все утро на строительство планов, что делать теперь, когда Смидович[177] не смог нас принять, но договорился о том, чтобы нас приняли в Центральном комитете Российской Коммунистической партии, мы наконец в 11:30 прибыли в этот штаб. Это огромное серое каменное здание, занимающее целый квартал. Мы обошли здание, чтобы получить наши пропуска, и прошли на шестой этаж, где находится отдел по работе с женщинами. Нас встретила крепкая дама, которая сидела за столом, окруженная чрезвычайно занятыми женщинами. Я не знал, с чего начать беседу, поэтому она принесла два больших цветных плаката, адресованных восточным женщинам. Они иллюстрировали положение женщин в Туркестане прежде и теперь: гарем, жестокое обращение с женами, паранджа, изоляция – и сегодняшние моногамия, экономическая независимость, отсутствие паранджи и участие в работе советов. Отвечая на мой вопрос, Качилина[178] (крестьянка, заместитель заведующего отделом по работе с женщинами) ответила, что моногамия – это в Советском Союзе [законно] признанные семейные отношения, а многоженство не признается. Отвечая на мой вопрос о различии между законами, регулирующими отношения полов в Америке и в России, она сказала, что до революции в России, как и сейчас в Америке, признавались только зарегистрированные браки, тогда как в Советской России, если мужчина и женщина живут вместе, то женщина имеет те же права, что и зарегистрированная жена, ее дети защищены законом – отец должен нести совместную ответственность за них, и, если женщина или мужчина заболевают или нуждаются в уходе, то один из них обязан заботиться о другом. Развод очень прост. Для того, чтобы брак был аннулирован, достаточно желания одного или другого человека – или их обоих. В случае разъезда или смерти одного из родителей совместное имущество делится поровну между родителями и детьми; дети обычно передаются под опеку матери, но если есть апелляция, то, кому из родителей заботиться о детях, решает на основе своей компетенции суд. Другой родитель должен предоставлять определенную долю своего дохода на поддержку детей.
Какие права имеют родители в отношении детей? Вообще никаких, кроме права обеспечивать благополучие ребенка. Если удается доказать, что родитель приносит ребенку вред, то он может быть изъят у него государством. Если дети неуправляемы или дики, убегают из дома или иным образом настолько не слушаются родителей, что становятся опасными, то их решением районного отдела Департамента образования можно забрать и поместить в учреждение для дефективных детей.
Что касается нравственного воспитания ребенка, то, конечно, никакого религиозного обучения сейчас нет. Его место занимают научные исследования. В начальной школе природоведение, политическая экономия и моральное воспитание перекладываются на детское движение юных пионеров. Это организация, состоящая из мальчиков и девочек в возрасте от 7 до 14 лет и молодых коммунистов в возрасте от 14 лет до 21 года[179]. В этих группах, которые работают во взаимодействии со школами и в тесном контакте с учителями, занимаются вопросами сексуальной гигиены, опасности для здоровья ранних или беспорядочных половых отношений, изучаются обязанности граждан, домашние обязанности, пропагандируются правдивость, честность, вред курения и употребления алкоголя и т. д. Вначале (1918–1921) отношения полов были слишком свободными, но теперь эта свобода несколько видоизменилась[180].
В чем различия между положением незамужней девушки сегодня и в прежние времена? Раньше у девушки не было свободы выбора в браке. Ее родители организовывали этот союз, не считаясь с ее пожеланиями, она становилась женой и матерью – и больше ничего. Теперь девушка абсолютно свободна в выборе того, с кем она хочет жить, и живет с ним только до тех пор, пока сама этого желает. Общество на принуждает ее оставаться с мужем, если она сама этого не хочет.
Кроме того, замужней женщине рекомендуется поддерживать экономическую независимость, продолжая работать, а если появляются дети, то отдавать их в детские ясли и в детские сады. Когда работающая женщина ждет ребенка, ей предоставляются оплачиваемый отпуск (два месяца до рождения ребенка и два – после), средства на приобретение молока и одежды, бесплатная медицинская помощь и возможность в первый год жизни ребенка тратить в течение своего рабочего дня два часа на то, чтобы его покормить.
Интервью быстро завершилось, так как нам пришлось поспешить на встречу с Коганом, директором Государственной академии художественных наук.
Я обратил внимание на название этого учреждения, и, когда мы вошли, сразу задал вопрос о том, может ли искусство быть наукой. По этому вопросу началась дискуссия, которая закончилась тем, что его решение было отложено до лучших времен. Коган утверждал, что Академия предназначена для научного изучения искусства, я утверждал, что наука не имеет никакого отношения к искусству. Он объяснил, что искусство состоит из трех составных частей: 1) материалы художника (глина, краски, холст, камень и т. д.), 2) техника художника, творческие идеи и 3) история и влияние на общество работ художников. Я заявил, что материалы и технику можно оставить механике, и единственное, что важно, – это творческая идея художника, но наука ее изучать не может. Студенту не остается ничего, кроме исследований и критики. Коган сказал, что в Академии собраны не студенты, а ученые, занимающиеся научными исследованиями искусства, и тут интервью было прервано неким компромиссным заявлением с моей стороны о том, что Академия может объединять исследователей и критиков искусства, но не ученых. (Примечание секретаря: вы вели себя, как паровой каток в посудной лавке.)
Из Академии мы прошли к Музею Толстого, который находится поблизости. Этот Музей, поддерживаемый толстовским обществом, владеет огромным собранием фотографий Толстого и членов его семьи, бюстов и статуй Толстого, изданий его произведений, реликвий, иллюстраций к его произведениям, посмертной маской и т. д. Мне понравилась одна большая картина, написанная маслом. Толстой, уже старик, сидит на камнях и смотрит на Черное море. «Ничего не осталось», – таков был мой комментарий.
Мне захотелось взять извозчика и спуститься к мосту через Москву-реку, чтобы снова полюбоваться прекрасным видом на Кремль со стороны берега. Динамов договорился с извозчиком, и мы продолжили нашу поездку. Мы проехали мимо большой церкви, через Каменный мост и по противоположному берегу реки добрались до другого моста. Здесь мы вышли и спросили у извозчика, сколько мы ему должны. Он сказал, что два рубля. Мы запротестовали, но он ответил, что мы договаривались на полтора рубля до Каменного моста. Мы возразили, что вообще о цене с ним не договаривались и заплатим не более рубля. Он потребовал полтора. Мы дали ему трехрублевую банкноту, но он отдал только полтора рубля сдачи. Мы оба потребовали еще 50 копеек. Вокруг нас начала собираться толпа, появился полицейский. Он спросил, в чем дело, и возница объяснил, что мы договаривались на полтора рубля до Каменного моста, а он отвез нас на второй мост, и теперь мы предлагаем только рубль. Полицейский спросил, откуда мы ехали, и, когда ему сообщили, что от большой церкви, он сказал, что довольно было и рубля, и толпа подтвердила его вердикт выкриками «Довольно!» и «Попользовал иноземца!», а возница пробормотал что-то о том, что мы ограбили бедного человека. Потом он с явной неохотой запустил руку в глубины своего длинного пальто и достал 25 копеек, которые и дал мне. Мы потребовали оставшиеся 25 копеек. «Да отдай ты им все остальное!» – приказал полицейский, и возница с куда большей готовностью извлек две монеты по 15 копеек и передал их мне, даже не попросив 5 копеек сдачи. Собравшиеся еще некоторое время обсуждали происшествие между собой, бросая на меня полные любопытства взгляды, но потом толпа рассеялась. Я долго стоял на мосту на холодном ветру, глядя на окруженный стенами чудесный городок на том берегу реки, и думал о том, что это, наверное, самая красивая картина, которую я когда-либо видел. Вокруг башен и золотых куполов кружили вороны; над сценой, казалось, висела пелена исторической памяти. Это был осколок давно минувшего, освященный дыханием Востока.
* * *Я обедал с моей секретаршей в отеле Lux и слушал ее рассказ о своей жизни[181].
12 нояб. 1927 года, суббота, Москва, Grand Hotel
Утром мы отправились на выставку отдела охраны материнства и детства Комиссариата здравоохранения. Мне кажется, это прекрасная выставка. Очень симпатичные цветные плакаты, фотографии и натюрморты, графики и т. д. Просто и четко изложены все последние идеи и системы ухода за детьми, вопросы питания, санитарии, борьбы с инфекциями, болезнями и общей гигиены. Оттуда мы, надев белые халаты, вышли во двор и вместе с группой из дюжины иностранных делегатов прошли через бесконечные дворы и открытые пространства к Институту исследований детских болезней[182].
Здесь для лечения и наблюдения совершенно бесплатно находятся 300 больных детей. Если мать еще кормит ребенка, то она также остается здесь; иногда для ребенка нанимают кормилицу. Младенцы содержатся в небольших комнатах, а первые несколько недель жизни проводят в изоляции для предотвращения заразных заболеваний. Затем мы отправились в детский сад для детей работающих матерей. Здесь находятся 40 детей, сад укомплектован лучшим и самым современным оборудованием для игр, новой мебелью и другими принадлежностями. В Москве много таких детских садов; мать может привести сюда своего ребенка и оставить его на восемь часов. Воспитательницы в основном специально обучены своей работе, и, конечно, ребенок здесь чувствует себя намного лучше, чем играя в одиночестве в доме, который для этого не предназначен.
Затем мы отправились на советскую выставку в Петровском пассаже, очень большую выставку, охватывающую весь спектр работ в Советском Союзе, представленный в бесчисленных графиках, диаграммах, машинах, картах, продуктах и т. д. На графических диаграммах можно найти статистику по любой мыслимой сфере жизни страны.
Вечером мы пошли на очередное заседание Конгресса друзей России (Всемирный конгресс друзей СССР. – Пер.) в Колонном зале. Это было вдохновляющее мероприятие. Офицеры Красной Армии награждали почетными медалями разных людей, заметных в международном движении, и расцеловывали их в обе щеки. Среди них были Садуль[183], Бела Кун[184] и Марти[185] (который сейчас[186] находится в заключении во Франции). Затем последовали выступления нескольких представителей разных стран, вручение профсоюзам знамени от китайских рабочих сопровождалось речью энергичной китайской девушки – она говорила на своем родном языке.
Затем встала хрипловатая крестьянка из деревни, которая по максимуму использовала свою возможность выступить по поводу праздника. Беда этих людей заключается в том, что они, похоже, убеждены, что, изменяя форму правления, они изменяют человечество. Но прямо здесь, в Москве, и среди них, русских, я вижу достаточно такого, что убеждает меня: человечество никоим образом не изменилось. Оно мечтает о новой мечте. Однако правительства могут быть улучшены – и будут улучшены.
В 11 часов вечера я надел вечерний костюм и отправился на прием, который Министерство иностранных дел организовало для иностранных журналистов. Он проходил в великолепном дворце бывшего сахарного короля Керешникова, который расположен напротив Кремля на противоположном берегу реки[187]. Фактически это было гала-событие, в котором участвовали ведущие представители официальных кругов и иностранных гостей. Здесь я познакомился с Долецким и Уманским из ТАСС[188], с мадам Коллонтай[189], автором книги Red, Литвиновой, Гольдшмидтом[190]. Среди гостей были Луначарский[191], Коган и мексиканский художник. Мы сидели в обеденном зале и принимали участие в поглощении бесконечной последовательности изысканных блюд, вин и кофе. У меня был интересный разговор с Горкиным из «Известий» о свободе прессы и на другие темы. Он утверждал, что здесь больше свободы прессы: когда газеты находят ошибки, они открыто критикуют тех, кто их сделал, говоря правду, потому что это необходимо, и критикуют не в разрушительных, а в конструктивных целях. Мадам Коллонтай подошла ко мне и села рядом на диване; я попросил ее что-нибудь мне рассказать. Мы начали говорить о прогрессе, который имеет здесь место. В ответ на мое замечание она сказала, что Россия не обязательно будет следовать автомобильной стратегии США, а может перейти прямо на самолеты. Анна Луиза Стронг хорошо рассказала о распространении советских идей на примере прихода советской власти в арктическое поселение. Коллонтай считает, что самое поразительное в новом советском обществе – это изменение менталитета, изменение взглядов людей. Новое поколение думает и действует социально, совместно, и его основной идеей является социальная ответственность. Отвечая на вопрос о реакции 14-летних на новую среду, она отметила, что руководящей духовной силой в их жизни служит партия, это не религия, это вместо религии. Верность советской идее – вот что имеет первостепенное значение. Партия – духовный наставник молодежи. Другим поразительным моментом в новом обществе является положение женщин, их решимость не быть паразитами, не носить социальное клеймо паразита и даже домохозяйки. Множество женщин приходят в ее организацию, чтобы найти работу, принять участие в строительстве нового общества.
Когда мы вышли из дворца в 2 часа ночи, шел мокрый снег, он уже покрыл землю, а холодный ветер с реки бил снегом в наши лица. Когда мы наконец нашли извозчика, то без возражений согласились на его условия и с благодарностью к нему проделали весь путь домой. В отеле я обнаружил, что здесь в полном разгаре танцевальный вечер: играли американскую джазовую мелодию «Ночь любви» (A Night of Love). Русские мужчины в вечерних костюмах и русские девушки, самые красивые (конечно, в коротких юбках и коротко подстриженные), отплясывали самые модные танцы. Я задумался о том, как это возможно при здешних высоких ценах и низких законодательно ограниченных доходах. В конце концов жизнь в Советской России не так уж отличается от жизни остального мира – и это всего через 10 лет после того, как здесь шли уличные бои. Нищие на улицах – и с претензией одетые мужчины и женщины, которые знают о равенстве или о слове «товарищ» не больше, чем остальной мир.
13 нояб. 1927 года. воскресенье. Москва. Grand Hotel
Из-за событий прошлой ночи я встал поздно. В 11 пришла Рут с планами на сегодня и на понедельник. В 11 должен был приехать Динамов, чтобы отвезти нас к себе домой и показать квартиры в близлежащих новых домах, в которых живут некоторые рабочие. Он сдержал свое слово, но приехал довольно поздно – в 12:30. Потом мы поехали на трамвае посмотреть на местный воскресный рынок. В каждой стране есть свои особые продукты; здесь тоже было много таких, которых я никогда не видел. Мякоть инжира, превращенная во что-то типа засохшего желе или клея, которая намазывается на тонкие листья или листы, розовые или белые, и скручивается в маленькие трубочки; сметана в больших ванночках – по 50 копеек за фунт [450 г]; сахар в квадратных блоках размерами в 2 дюйма [5 см]; семена подсолнечника по 20 копеек фунт; какие-то зерна, которых я никогда не видел в продаже раньше, а также черный хлеб и квас. Спустя полчаса мы продолжили нашу поездку к Динамовым, которые живут в старом рабочем районе города по соседству с фабриками. Его семья из четырех человек занимает квартиру из трех небольших комнат в неновом щитовом доме. В течение 14 лет он жил со своей матерью в одной маленькой комнате. Они оба трудились на фабрике (текстильной), он работал по десять с половиной часов и получал 14 рублей в месяц. Его мать, проработавшая на этой фабрике 30 лет, получала 25 рублей в месяц. Теперь она получает 70 рублей и бесплатные услуги. Серж пригласил прийти и поговорить со мной трех работниках.
Один из них – сварщик на автомобильном заводе, он получает 18 рублей в неделю, второй – кочегар на текстильной фабрике, третья – девушка – служит клерком в отделении банка. Я поговорил с ними об их жизни, пытаясь понять, как относится к новой жизни молодой русский рабочий, воспитанный при коммунизме. И я понял, что они полностью захвачены всеми этими доктринами марксизма – так же, как любой католик доктринами католицизма. Только в случае коммунизма, по моему предположению, эти доктрины дают большее материальное преимущество, по крайней мере его обещают. Рабочий на автозаводе: у него жена и двое детей, хотя ему всего 24 года; говорит, что может прожить на свою зарплату. Что касается денег на одежду и непредвиденные расходы, то ему удалось получить ссуду из фонда завода, а также купить кое-что в кредит. Он живет в одной комнате и вполне удовлетворен условиями жизни. Второму рабочему тоже было всего 24 года, это был красивый кареглазый парень с нервным тиком на лице. Он был менее квалифицированным работником, чем первый, работал кочегаром на текстильной фабрике и с переработкой один день в неделю получал за эту неделю около 18 рублей. У него также было двое детей и хорошая комната, за которую он платил символическую арендную плату – два с половиной рубля в месяц. Вместе с другой семьей они вселились в квартиру, договорившись о бесплатной аренде в течение первых трех лет и взяв на себя ответственность за содержание и ремонт квартиры, а затем каждый месяц в течение трех лет выплачивали указанную выше сумму. Он сказал, что он с трудом сводит концы с концами, потому что на его фабрике еще не очень хорошие условия труда. Займы и кредиты у них пока не предоставляются, поскольку большинство работников являются высококвалифицированными, и они им не нужны. Что касается вопроса об отдыхе, то оба ответили, что часто ходят в свои фабричные клубы, на собрания профсоюзов, лекции, в политические кружки, смотрят выступления разнообразных «живых газет» и «синих блуз»[192], а иногда получают через профсоюз бесплатные билеты в театр и кино. (Однако второй работник отметил, что у семейного человека на отдых и чтение остается очень мало времени.) Они также принимали участие в спортивных состязаниях в своих клубах, катались на лодках летом или на коньках зимой, причем все снаряжение предоставляется бесплатно для членов клубов. Что же касается детей, то у второго рабочего не было никаких конкретных планов их воспитания помимо внушения простых моральных правил и какой-то антирелигиозной пропаганды, пения революционных и пионерских песен вместо молитв, и начального школьного образования. Если они захотят, то смогут учиться дальше и выбрать профессию и род занятий в соответствии с собственными желаниями. Отвечая на вопрос о своих притязаниях на то, чтобы его дети заняли высокое положение в жизни, например, стали правительственными чиновниками, он ответил, что это ему все равно – они получат то, что заслуживают, а что касается материальной компенсации, то правительственный чиновник может получать 225 рублей или более, но и квалифицированный рабочий тоже может так много получать. К тому же сколько получают дети – это отца не касается. Что же касается дочери, то нет, у него никогда не было желания увидеть, как она выросла, вышла замуж и стала уважаемой женой и матерью. Что она будет делать со своей жизнью – это ее дело. Если захочет выйти замуж и жить с одним человеком – пожалуйста. Если захочет развестись с ним и выйти за другого – пожалуйста; это будет ее выбор. Важно то, что она должна быть независимой, способной зарабатывать себе на жизнь. Аналогичные ответы дал первый работник. Девушке – банковскому клерку – было 27 лет, она получала 130 рублей в месяц и вскоре ожидала ребенка. Прежде чем стать клерком, она уже проработала 14 лет – сначала 10 лет пасла скот, а затем стала неквалифицированной рабочей. Потом она изучила конторское дело и в течение двух лет служила «работником умственного труда». Нет, ее новая работа не давала ей высокого социального положения, и она чувствовала себя намного ближе к рабочим, чем к «служащим». Отвечая на общий вопрос о трудностях, связанных с небольшим доходом, второй рабочий улыбнулся и ответил: «Если мы получаем меньше, то и тратим меньше, а если у нас больше денег, то мы и тратим больше, но всегда как-то выкручиваемся».
Мне задали несколько вопросов об условиях жизни в Америке, и я рассказал о высоком уровне жизни в стране, высоком уровне индустриализации и о заслугах капиталистов, развивающих индустриальную мощь страны.
Дом, в котором находится квартира Динамова, очень прост, в нем нет туалета и ванны. Мы отправились посмотреть новые квартиры для рабочих, сооруженные поблизости.
Примерно в это же время Динамов предложил нам посетить квартал новых многоквартирных домов для рабочих, или типовых многоквартирных домов, как мы их называем в Америке. Они находились всего в нескольких минутах ходьбы от его дома и состояли из шести или семи четырехэтажных зданий размерами пятьдесят на сто [видимо, футов]. Эти дома из красного кирпича выглядели совсем не мрачно, но находились на незамощенной площади или во дворе, который в ожидании хоть каких-то дорожек или тротуаров производил впечатление неряшливого и даже грязного – лишь кое-где лежали доски, по которым можно было ходить. Стены залов и комнат были совершенно голыми, без всяких рисунков; в квартирах не было ничего, кроме железных лестниц и деревянных плинтусов и дверей. На каждом этаже было восемь квартир по три комнаты в каждой без ванны, с одним туалетом на квартиру, одной раковиной или мойкой на кухне и одной газовой плитой на всех жильцов на той же кухне. Также имелась ванна для стирки. При этом в каждой комнате живут от двух до семи человек, что для каждой квартиры (из трех комнат) дает в среднем от 10 до 15 человек. И все они, я полагаю, по очереди пользуются одними и теми же туалетом, ванной, рукомойником и газовой плитой для приготовления пищи. Никакой личной жизни. Две супружеские пары, у каждой из которых есть ребенок, да и все другие будут жить, одеваться, раздеваться и иметь сексуальные отношения в той же комнате, где живут их дети. В другой комнате могут жить один или двое мужчин и одна или две женщины. Большинству из них это отравит жизнь. Несмотря на новые стены и полы и сравнительно новое санитарное оборудование, комнаты создавали ощущение трущоб или шахтерского поселка в Пенсильвании, находящегося под самым тираническим гнетом капитализма. Увы – только это можно было сказать и о вкусе в выборе мебели, постельных принадлежностей, стульев, безделушек. Здесь помогло бы даже чувство порядка, но царил беспорядок. И вместе со всем этим – доброжелательность и чувство социальной полезности. Желание жить радостно и помогать друг другу! Странные и интересные люди.
Каждая такая группа квартир для рабочих имеет клубную комнату – у этой группы она располагается в подвале одного из зданий. Стены клуба, как обычно, используются для коммунистической пропаганды: надменный Крез, восседающий на троне и одной ногой попирающий закованного в цепи рабочего-раба! И лозунги. «Дело каждого есть дело всех». «Товарищи, помните, что вы строите государство для себя». И красные флаги. И схема винтовки, и принцип ее действия в картинках. А также инструкции, связанные с обязанностями рабочих перед государством: быть в физической и технической готовности. Все убеждены, что Европа вот-вот на них набросится и что их долг, когда они станут сильными, – освободить рабочих во всем мире. В определенном смысле – и с точки зрения нападения, и с точки зрения обороны – Россия представляет собой военный лагерь.
Примерно в то же время, когда мы вернулись к Динамовым, к ним пришел молодой портной, у которого был свой бизнес, и пригласил нас на крещение ребенка, которое проходило в его доме. Мы также узнали, что собственно крещение должно было проходить в церкви в пять часов, и сначала сели в дрожки, но приехали слишком поздно: церемония уже закончилась. Однако я был вознагражден видом великолепного интерьера церкви, тускло освещенной свечами, которые мягко отсвечивали тут и там на блестящих золотых алтарях, иконах и высоких сводах. Очевидно, раньше русский народ прежде всего нес все свои богатства в церкви, сам продолжая жить в нищете. Это свойство по-прежнему характерно для религиозных сообществ.
Отсюда мы отправились к портному, но поскольку празднование крещения было назначено на 9:30 или 10 [вечера], а сейчас было только 6, я сдался. В слякоть и снег мы вернулись на дрожках (теперь это мой любимый транспорт) домой, а позже в тот же вечер я поехал с Динамовым смотреть типичный русский фильм. Фильм оказался не очень – его можно было бы назвать «Красная любовь»[193], поскольку он был о любовной интриге во время сражения между белыми (Колчак) и красными, то есть примерно в 1919–1921 годах. Английская золотодобывающая компания имеет концессию (разумеется, от белых) на добычу золота в Сибири. У английского управляющего (капиталиста) есть прекрасная английская дочь, которую играет статная и полная русская девушка. Красная армия наступает. Английские концессионеры вынуждены бежать, оставляя прекрасную дочь и молодого управляющего на произвол судьбы. При попытке бежать они заблудились, поэтому по старому доброму сибирскому снегу они приходят (случайно) к одинокой избушке красного инженера очень симпатичного, где их засыпает снегом на всю зиму. В результате вспыхивает соперничество за руку девушки между красным инженером и капиталистическим английским служащим. И кто должен победить в Советской России, если не красный инженер? Но он побеждает справедливо. Капиталистический служащий, с которым, кстати, девушка была обручена, оказался редкостным разгильдяем. Он не умел ставить капканы, ловить рыбу или охотиться. Он попытался убить красавца и умницу «красного» (и сделать это тайно), в то время как храбрость «красного» (во всех отношениях) помогала ему завоевать сердце девушки.
В финальной схватке (конечно, это смертельный поединок, в котором бьются двое мужчин), она выталкивает своего прежнего любовника на мороз, чтобы тот погиб, и он погибает. Тем временем наступает весна. Все это время отношения между красным русским и английской девушкой остаются невинными. Она всю зиму мечтает сочетаться с ним официальным английским браком и уже видит во сне роскошные украшения.
Но тут появляются белые (колчаковцы)[194]. Они были посланы из Англии спасти девушку. В то же время мы узнаем, что красные победили белых и подходят к стоянке по другому маршруту, чтобы найти красного инженера, который здесь скрывается от белых. Девушка найдена и ей говорят, что она может вернуться домой. Она хочет взять с собой красного инженера. Он не соглашается. Она должна остаться здесь и присоединиться к революции. Они спорят. Она умоляет его уйти. Тем временем ее спасители узнают, что ее возлюбленный – красный, и решают убить его. Он думает, что она с ними сговорилась, и бежит, захватив катер, на котором прибыли ее спасители. А ей и ее друзьям белым остается рыдать в опустевшем лагере до наступления весны… Не так плохо, как в Голливуде, но почти так.
NB. Русские строят кинотеатры по более удачному принципу, чем американцы. Вместо того чтобы создавать на улице толпу из ожидающих, которые перекрывают движение, а также страдают от холода или дождя, всем разрешено входить и ждать в большом закрытом вестибюле, где ожидание скрашивает оркестр, который играет американские джазовые мелодии и сентиментальные песни. Когда первая волна публики покидает кинотеатр, людей из вестибюля запускают в зал…
Вот какие слова я знаю: «чай»; «молоко»; «сахар»; «пожалуйста»; «очень»; «хорошо» (ну это как мы говорим «good, good»), «товарищ», «кошка», «собака», «wool, wool, wool» – говорят собаке или кошке, что значит «иди сюда».
Москва
14 нояб. 1927 года, понедельник
Утром я поехал на конфетную фабрику «Красный Октябрь» – очень большое предприятие, расположенное на противоположном от Кремля берегу реки. Сначала нас отвезли в комнаты, занимаемые фабричным комитетом, где я переговорил с одним из членов фабкома. Он объяснил, что на каждом заводе есть комитет, избираемый рабочими через местный профсоюз, чтобы следить за соблюдением своих трудовых интересов. Данный комитет состоит из 15 человек, включая восьмерых кандидатов, трое из них посвящают все свое рабочее время работе в комитете и получают за это заработную плату от фабрики. Этот комитет заключает коллективный договор между администрацией и рабочими, который пункт за пунктом обсуждается на общем профсоюзном собрании. Главные обязанности комитета – следить за тем, как выполняется это соглашение, и в целом заботиться об интересах работников – как индивидуальных, так и коллективных.
В случае возникновения споров между работодателем и работником спорные вопросы разрешаются специальной конфликтной комиссией, в которую входят в равном числе представители администрации и рабочих. Комитет также оценивает производительность труда рабочего, и, если она падает ниже определенного уровня, то поддерживает работодателя в его жалобе. Местный комитет профсоюза, «местком», также избирает представителя в Московский совет, и этот представитель каждый день во время обеденного перерыва принимает в конторе фабкома рабочих, желающих поговорить с ним. Рабочие обедают в фабричной столовой. У профсоюза есть на фабрике свой клуб. На «Красном Октябре» насчитывается 2600 рабочих и служащих.
Отвечая на вопрос о сырье, член комитета объяснил, что Департамент пищевых продуктов правительства[195] снабжает все предприятия по производству продуктов питания через свои склады. Что касается возможностей злоупотребления, то все рабочие, собравшиеся вокруг нас в фабкоме, единодушно заявили, что они практически исключаются, так как существуют строгий контроль и Рабоче-крестьянская инспекция.
Этот же комитет, кстати, является одним из высших исполнительных органов правительства, заседающего в Москве. Он может по своему собственному желанию или по жалобе заходить на любой завод, в любую контору, любое бюро или какую угодно организацию, изучать бухгалтерские книги, задавать вопросы сотрудникам, снимать с работы или нанимать кого угодно – и даже полностью остановить работу в организации и предъявить обвинения против любого, кого он сочтет нарушающим закон. Он не несет ответственности за какие-либо более серьезные последствия. Но, как это все реально работает, я пока не понимаю.
В тех же комнатах, где располагается Фабком профсоюза рабочих фабрики, размещается и местная ячейка коммунистической партии, которая оказывает влияние на весь заводский аппарат.
Затем мы отправились в детские ясли завода, которыми пользуется 88 % женщин-работниц. Грудных и маленьких детей приносят сюда на десять часов в день. Кормящим матерям предоставляется два часа их рабочего времени (которые полностью оплачиваются), для того чтобы прийти в ясли и покормить детей. На меня произвело очень большое впечатление как сама идея устройства дневных ясель, так и их прекрасное оборудование и привлекательный внешний вид. Здесь имеются комнаты для грудных детей, где стоят кроватки, за детьми ухаживают специально подготовленные няни; комнаты для игр детей постарше, кровати, в которых эти дети отдыхают днем, столовые. Строится большая застекленная веранда для прогулок. Старшая сестра сказала, что уровень смертности в этих детских садах очень низкий по сравнению с тем, что был раньше.
Затем мы прошли через фабрику, на которой изготавливают различные виды конфет, шоколада и пирожных. Вполне современное оборудование, порядок, цеха очень чистые, рабочие в белых фартуках. Но многие виды сортировочных и упаковочных работ выполняются вручную.
15 нояб. 1927 года. вторник. Москва. Grand Hotel
Мы взяли извозчика и отправились в Музей фарфора. Воздух был морозным и бодрящим. Коллекция находится в прекрасном старом особняке, принадлежавшем владельцу текстильной фабрики[196]. Снаружи, как это обычно бывает с русскими домами, особняк выглядит невзрачным и тусклым, но внутреннее убранство комнат богато и гармонично по обстановке и цветовой гамме. В кабинете, украшенном красивой резьбой по дереву, – великолепный камин. Три зала заняты русским фарфором, который на сегодняшний день является жемчужиной коллекции. Самые очаровательные предметы представляют собой статуэтки, которые изображают персонажей в ярких местных костюмах, но есть и много необычных тарелок и ваз. Представлена большая экспозиция продукции фабрики Попова[197], но большая часть фарфора произведена на Императорской фабрике[198]. Немецкие вещи тяжеловесны, английская коллекция очень маленькая и неинтересная, но есть несколько прекрасных французских штучек. В своем роде это лучшая коллекция, которую мне доводилось когда-либо видеть.
Отсюда мы поспешили в Пассаж на встречу с Биденкапом, которая была назначена на час дня. В конце концов моя секретарша оставила меня в кабинете Гроппера[199] и ушла в качестве моего представителя на встречу с американским представителем БОКС. Б. позвонил и сообщил, что не сможет приехать до двух. Подождав до трех часов, я вернулся домой.
Цель встречи в БОКС состояла в том, чтобы обсудить деятельность его отделения в Америке, поэтому в ней принимало участие большинство американских гостей, находящихся сейчас в Москве. Госпожа Каменева выступила с длинным отчетом о работе центральной организации, а также выдвинула предложения по работе в США.
Вечером я присутствовал на приеме, который дал Президиум Московского Совета; здесь, наверное, было с тысячу иностранных гостей. Это приглашение было прислано мне Центральным комитетом московского совета. Здесь я встретил Биденкапа, который был первой движущей силой моей поездки в Россию. С момента приезда сюда я был недоволен полным безразличием к моему присутствию здесь со стороны Общества культурной связи с заграницей (которое направило мне приглашение от Советского правительства). Прошло много мероприятий, на которые меня не пригласили. Что еще хуже – из-за какой-то размолвки между Обществом с его главой мадам Каменевой и Биденкапом с его «Международной рабочей помощью», тоже советским агентством, меня нередко просто игнорировали. Даже обещанный тур по России, согласованный между мной и Биденкапом, оказался под вопросом. Все это мне полностью разъяснила Рут Кеннел, мой местный секретарь. Рассерженный таким развитием событий, я поздно вечером в воскресенье заявил Мервичу из Associated Press, который зашел в мой номер, что, если все это не будет очень быстро исправлено, то я соберусь и вернусь в Нью-Йорк. Это заставило его по собственной инициативе предупредить МИД, что если я так поступлю, то это может не лучшим образом сказаться на общественном мнении. Он рассказал мне – по телефону – незадолго до моего прихода на обед, что он так поступил, и был очень доволен, когда ему сказали, что Министерство иностранных дел немедленно примет меры и что напуганное БОКС немедленно возьмется за дело. Так оно и случилось. Как только я сел в зале, к моему столу подошла мисс Брэннан – американский секретарь американского или нью-йоркского отделения этой советской организации, и спросила, не приду ли я в качестве гостя госпожи Каменевой на какое-то собрание иностранных писателей. Я сказал ей, что не приду, а потом прямым текстом объяснил почему. Пока я говорил, она так занервничала, что ее голос задрожал. О, ей очень жаль. Она уверена, что мадам Каменева просто чего-то не поняла. Недоразумение состояло в том, что меня сначала пригласил Биденкап, но она уверена, что все это можно исправить, если я с этого момента буду принимать знаки внимания госпожи Каменевой. «Послушайте, – сказал я, – я никому ничем не обязан. Меня пригласило Советское правительство. Об этом говорят каблограммы, которыми Amalgamated Bank of New York обменивался с Каменевой и советским министерством иностранных дел. Но со мной обошлись мерзко. Теперь мадам Каменева и Советское правительство могут идти к черту. Я нанял секретаря, хотя мне его предлагали с проездом из Нью-Йорка и обратно, и я потратил свои деньги на осмотры. Я хочу, чтобы мне возместили наличными мои расходы – и это все. После этого я уеду». Но, видимо, МИД уже сказал свое слово, потому что теперь ко мне поспешила госпожа Каменева собственной персоной, да еще и с переводчиком. В это время исполнялись песни и кавказские народные танцы. Ах, она хотела бы поговорить со мной. Произошла ошибка. Она не уяснила себе. Она посчитала, что обо мне позаботятся. Конечно, конечно. У меня была причина для гнева. Но завтра рано утром ее секретарь будет ждать меня. Любая поездка, которую я планировал, любая вещь, которую я захочу видеть, и люди – советские руководители или другие лидеры, с которыми я бы хотел встретиться, – все в моем распоряжении. С моими расходами все уладится – как мне будет угодно. Я многозначительно посмотрел на нее и просто попрощался. И, хотя она просила меня подождать и встретиться с Рыковым, председателем Совета народных комиссаров СССР, в 11:00 [вечера] я уехал.
После того, как в вестибюле гостиницы я встретил Резкова [Мервича? – Ред.] (Associated Press). Он ждал меня, чтобы повторить то, что сказал по телефону. Я ответил, что, видимо, МИД уже поработал, и объяснил почему. Он согласился и сказал мне, что они уверяли его, что все мои пожелания с этого момента будут уважаться.
16 нояб. 1927 года. среда. Москва, Grand Hotel
В 10 часов утра секретарь БОКС г-н Коринец[200] с переводчиком принесли мне план моего путешествия по России. Кажется, наконец, все завертелось. Он был изысканно вежлив и извинялся. Произошла ошибка. Теперь – все, что я пожелаю. Я объяснил очень кратко. Нужно организовать все сразу – должны быть билеты, гостиницы, местные советники для моих путешествий и остановок в разных частях России – Ленинград, Новгород, Свердловск, Анск[201], Новоречинск, Саратов, Кавказ, Тифлис, Баку, Батум, Крым, Одесса, Киев, Харьков и (неразб.) и либо из Одессы, либо из Москвы – с полной оплатой – первым классом – до Нью-Йорка. Он согласился. Конечно, конечно. А теперь что касается программы здесь, в Москве. С кем бы я хотел встретиться? Я дал ему список – Сталин.
Так, понятно. А теперь достопримечательности, музеи. Кремль. Да, Кремль. Он сказал, что все начнется завтра. О, да, и мои уже потраченные 550. Да, да. Это тоже.
Затем был визит в начальную школу, которую рекомендовал Неринг. Я встретил его там. У преподавателя искусства в школе г-на […] в этом здании имеется студия; он показал нам некоторые из своих картин, одну из них (крестьянский крестный ход в лесу) я купил за 50 рублей. Тут есть большой художественный класс, состоящий из мальчиков и девочек – их 10–15 человек. Все они работают в маленькой комнате и рисуют картины октябрьских торжеств. Мы заглянули в классную комнату, где были заняты своей работой мальчики и девочки 8–9 лет (2-й класс), я сразу заметил, что в этом классе все было по-другому. Здесь было шумно, дети свободно разговаривали и ходили по классу, учитель лишь иногда помогал им. Они вязали корзины из соломенной бечевки.
В то же время, как мне тогда рассказали, они обсуждали химическую и физическую основы этого материала – текстуру, методы выращивания, стадии обработки, применение в экономике, культуре и повседневной жизни – насколько эти вещи были доступны пониманию детей такого возраста. В то же время я узнал, что здесь нет программ обучения в привычном смысле этого слова. Дети учатся через ежедневные наблюдения и опыт. В этом году у них четыре темы: жизнь весной, жизнь летом, жизнь осенью и зимой. Учитель с помощью учебника направляет их наблюдения своими вопросами и задачами, например, о поведении птиц весной. На вопросы они отвечают после экскурсий и наблюдения за птицами. Каждый день начинается с общего разговора на тему данного сезона, потом идет тема данного периода, затем письмо, связанное с этой темой, затем физическая культура, чтение и обсуждение. Это самоуправляемая школа, ее школьный комитет состоит из пяти учащихся, представляющих различные направления, например культуру, санитарию и т. д., и других членов комитета. Один из членов комитета является дежурным, который следит за выполнением программы, за дисциплиной и т. д. Как и в каждой советской организации, будь то фабрика, контора или школа, прямое влияние на работу оказывает Коммунистическая партия. Здесь юные пионеры тоже имеют свой клуб и свою организацию, которые в соответствии со своей численностью могут избирать представителя в вышестоящий комитет. Им, в свою очередь, руководят более зрелые члены партии, входящие в Молодежную коммунистическую организацию, в которую затем попадают пионеры.
В целом полученное впечатление заключалось в том, что дети чрезвычайно заняты интересной и ответственной работой, и у них остается мало времени для озорства.
Вместе с тем мне представляется сомнительным эффект, который оказывает на учащихся ранний контакт разных полов. В некоторых из этих комнат мальчики и девочки – 9-10 или 13–14 лет – остаются одни, без присмотра. А большинство из них привлекательны. В двух местах я наблюдал флирт между мальчиком и девочкой – это был обычный момент нервного напряжения, свойственный молодежи. И все это – без надзора. Я попытался с помощью вопросов оценить общее моральное состояние в этих школах, но собрал не слишком представительные мнения людей, которые непосредственно не связаны с этой работой. Надо узнавать больше.
Оттуда мы отправились в один из музеев общего профиля, но он только что закрылся.
Прежде чем вернуться в отель, я решил взглянуть на алтарь часовни Богоматерь, расположенной на Красной площади, которая прежде считалась «самым святым местом в России»[202]. На стене вверху было написано: «Религия – опиум для народа». Народ принимал опиум в большом количестве. Перед дверью в два ряда выстроились живописно одетые нищие. Внутри в крошечном помещении горели свечи и поблескивали бесчисленные золотые иконы. Служили священник с длинной густой черной бородой, его помощник, грязный и длиннобородый. Он пробирался сквозь толпу, собравшуюся на службу, и через равные промежутки времени оживлял службу возгласами «Господи, помилуй!». Верующие входили, платили за свечи, зажигали их и ставили в центре у алтаря. Священник брал Библию и, прикладывая ее по очереди к склоненным головам, повторял одни и те же фразы вроде «Бог благословит», «Любите друг друга» и т. п. Возможно, этот опиум чего-то и стоит, но, по мне, советская идея лучше.
Дневник, лист 164, с рукописной вставкой Драйзера
В 6 часов вечера я поехал на встречу с Сергеем Эйзенштейном, одним из кинорежиссеров Совкино[203], автором и постановщиком «Потемкина»[204]. Его комната, одна из шести комнат общей квартиры, занятой шестью семьями, была очень маленькой по меркам Нью-Йорка, но просторной для Москвы. Он сам разрисовал стены; на потолке – какой-то фантастический бычий глаз в цветных разводах; над письменным столом – плакат, реклама нового сепаратора для сливок; на стенах – кадры из фильмов. У него очень широкая кровать, самая большая из всех, которые я видел в России, а когда я заметил, что до сих пор видел только очень узкие кровати, он ответил, что купил эту великолепную кровать в коммуне американских фермеров под Москвой, когда снимал там фильм. Это молодой человек 29 лет, невысокий, плотный, с обаятельным мальчишеским лицом и голубыми глазами и копной густых курчавых волос.
Сергей Михайлович Эйзенштейн около 1927 года
