Мушкетер

— А слуги? — улыбнулась де Шеврез.

— Мои слуги ничего не видят, — серьёзно сказал Холланд и вышел.

Вскоре с лестницы донёсся приглушённый диалог. Потом разговор пошел на повышенных тонах, и Мари при этом улыбнулась. Слов было не разобрать — Рич бранился, Жербье оправдывался.

— …Что вы хотите, граф? — послышалась скороговорка Бальтазара. — Их было больше, они убили шестерых моих людей! Нам с Эрве де Буйе едва удалось скрыться, я вынес его на своих плечах. Де Буйе прострелили руку, врач сразу предложил ампутацию, но тот долго не решался, пока у него не начался антонов огонь.[55] Он скончался в страшных мучениях…

— Я очень недоволен вами, Жербье, — холодно сказал Генри. — Ступайте.

Вскоре Холланд вернулся к Мари.

— Дьявол! — ругнулся он.

— Я здесь, любимый! — шутливо отозвалась герцогиня.

— Ах, Мари! — вздохнул граф. — Вы видите, с кем мне приходится иметь дело!

— Вижу даже лучше, чем вы, Генри. Лорда Уолтера защищали всего двое шевалье, если не считать пары их слуг.

— Ну, Бальтазар! — вспылил Холланд.

— Оставьте его, Генри. — Мари приложила пальчики к губам лорда. — Жербье — замечательный шпион, но боец из него никакой. Что ж, признаем, что битву мы проиграли, кардинал на этот раз одержал верх. Но война не кончена, Генри… И главные сражения развернутся под Ла-Рошелью.

— Знаю, — проворчал Рич. — Герцог уже торопит меня, хочет, чтобы я возглавил одну из его эскадр. Вы действительно полагаете, что в Ла-Рошели решается судьба Парижа?

— Да, милый Генри! Да! — с силою сказала Мари. — Если Бэкингем одержит победу и английские солдаты войдут в Ла-Рошель, гугеноты отнимут у короля весь юг Франции! И тогда трусоватые герцоги из Баварии, Савойи, Лотарингии набросятся на север королевства!

— Вам не жалко Франции, Мари? — с улыбкой спросил Холланд.

— Нет! — презрительно бросила герцогиня. — Лишь бы покончить с Людовиком и Ришелье! Этого я бы собственными руками задушила! Так и чувствую, как сминается под пальцами его горло, как хрустят кости… Ненавижу!

— Вы — истинная воительница! — восхитился лорд, не замечая смены настроения своей гостьи. — О чём задумались, Мари?

— Да всё о том же… Послушайте, Генри, а что, если мы окажем услугу Бэкингему, не дожидаясь его блистательных побед? Давайте опередим герцога!

— Не понимаю, Мари…

— Король собирается лично отправиться в Ла-Рошель, но сперва его величество желает потешить себя охотой. На днях он отправится в Сен-Жерменский лес — погонять тамошних оленей. А я знаю пару егерей, готовых за меня душу продать. Шепнём им пару словечек, одарим золотишком, и меткая стрела завалит Людовика, как оленя!

— Стрела?

— Ну, пуля — это так громко… А лук совершенно бесшумен. Вы же знаете, Генри, все браконьеры охотятся в королевских угодьях с луками, что у вас, в Англии, что у нас.

— Мари, вы серьёзно хотите заманить короля в засаду?

— Засада сама найдёт короля… — томно проговорила герцогиня. — Может, хватит слов, Генри? Мм? Не пора ли перейти к делу?

Она обвила руками шею Холланда, припадая к его губам жадным ртом. Ладони лорда так и заелозили по гибкой спине женщины, движения его стали нервными, а после Рич подхватил герцогиню на руки и понес в спальню. Колыхнувшийся подол платья чуть оголил её ножки в чулках из белого шёлка, расшитого ярким рисунком по испанской моде, обутые в высокие замшевые ботинки, украшенные красными бантами.

Сухов осторожно выглянул, прислушиваясь. Не слишком сдерживаемые стоны сладострастия донеслись из-за дверей опочивальни, следуя в вековечном ритме, и Олег решился на самый наглый способ ухода — он пересёк гостиную и вышел на лестницу с коваными перилами. Спустился, не торопясь и не глядя на слуг, да и вышел вон.

Быкова было не видать — ни в тени галереи, напомнившей Олегу константинопольские портики, ни на площади.

— И куда его понесло?

Сухов огляделся и счёл за лучшее прогуляться от павильона короля на южной стороне площади до павильона королевы на северной.[56]

Олегу было о чём подумать. Волею судеб он вмешался в ход событий, сорвав зловещие планы заговорщиков, ещё по дороге в Куаффи. А теперь, выходит, ещё глубже влезает в местные интриги.

Только что же делать? Устраниться и равнодушно наблюдать за происходящим? Можно и так, конечно, да только в этом случае не стоит и надеяться на «карьерный рост».

Сухов давно убедился на личном опыте, что добиться чего-либо можно лишь занимая, так сказать, активную жизненную позицию. Но не только философические рассуждения занимали Олега, другое лишало покоя: а не изменится ли ход истории после его вмешательства? Акимов не раз и не два излагал своё видение времени как застывшего потока, текучего в любой отдельно взятый момент, но в целокупности своей — раз и навсегда заданного, неизменного. Всё уже было, всё, чему суждено было случиться, свершилось. Поэтому все потуги изменить прошлое тщетны.

Машина времени перенесла вас в Берлин 1933 года? Вы жаждете избавить человечество от Адольфа Алоизовича Гитлера? Оставьте надежду — ничего у вас не выйдет. Заклинит пистолет или попадётся бракованный патрон, охрана вас скрутит или сами жители растерзают, не сможете проникнуть в рейхсканцелярию, заболеете, утратите память, передумаете, сгниёте в Дахау.

Что было — то было, историю не переписать.

Всё это Сухов прекрасно понимал — умом, но смириться с этим было трудно. Вот как ему поступить в данном конкретном случае? Сделать вид, что ничего не слышал, и надеяться, что пронесёт? Ведь Людовику ещё жить да жить, а Ришелье всего несколько лет занимает должность главного министра.

Олег не помнил точно, сколько оба эти деятеля еще протянут на белом свете, но явно не один год. Стало быть, короля не убьют на охоте. А почему не убьют? Не потому ли, что злодеям помешает он, Олегар де Монтиньи, королевский мушкетёр? Вот и думай… Хотя чего тут думать? Ясно же, что нужно действовать — опередить «киллеров» и порешить их самих, чтоб неповадно было.

— Олег!

Запыхавшийся Ярослав приближался быстрым шагом со стороны павильона королевы.

— Где тебя носило? — любезным тоном поинтересовался Сухов.

— А я за Жербье наружное наблюдение вёл! — ухмыльнулся Быков. — Проследил, где этот мазилка прописался. Тут недалеко.

— Ладно, пошли, а то поздно уже. Отдай плащ.

— Да бери, мне не жалко. У меня свой есть!

В это самое время поплыл звон с колокольни Сен-Жермен-л’Оссеруа, оповещая всех, имеющих уши, — два часа пополудни.

— Блин, опаздываю!

И дуэлянт со своим секундантом помчались прочь с Пляс Рояль. Перехватив по дороге наёмную карету, запряжённую одной понурой лошадкой, они плюхнулись на сиденье, отпыхиваясь.

— На дуэль — бегом марш! — скомандовал Ярослав. — Убиться веником, как говорят… как будут говорить в Одессе!

— Это всё ерунда, — молвил Олег.

И он поведал Яру о своих успехах в слежке. Быков горячо поддержал и одобрил начинания товарища.

— Упредим! — веско сказал он. — Враг будет разбит, победа будет за нами!

Монастырь Иосифа располагался на улице Вожирар, совсем недалеко от резиденции кардинала. Сие богоугодное заведение, как и обитель кармелиток Дешо, находившаяся неподалёку, было основательно заброшено. Стены его хранили мрачную тишину, а вокруг разрасталась высокая трава, озеленяя пустырь, на котором частенько устраивались дуэли. Хоть Ришелье и запретил разборки на шпагах,[57] дворяне не признавали иного способа выяснять отношения, дабы защитить свою честь.

Извозчика Сухов с Быковым отпустили не доезжая до монастыря и остаток пути проделали быстрым шагом. Ждут ли их? Ждут!

Барон де Сен-Клер и двое его скучающих подручных уже были на месте — все трое в лазоревых плащах с крестами. Подойдя поближе, Олег сказал с непринужденным поклоном:

— Олегар де Монтиньи, виконт д’Арси. Прошу господ мушкетёров простить меня за опоздание. Смею уверить, что задержка была вызвана поистине важными причинами. Честь имею представить — мой секундант, барон Ярицлейв.

Де Сен-Клер насупился, разглядывая лазоревые плащи на обоих.

— Бог и все его ангелы! — процедил он. — Что за маскарад, сударь?

— Это мушкетёрский плащ, барон, — любезно ответил Сухов. — Нынешним утром его величество посвятил нас, меня и моего друга, в королевские мушкетеры. Итак, я готов, господа!

Жерар Туссен де Вилье переглянулся со своими секундантами, те неуверенно пожали плечами. Однако на мировую не пошёл никто, и Олег в том числе. Сухов и де Сен-Клер скинули шляпы и плащи, салютовали друг другу шпагами.

— К вашим услугам, милостивый государь! — церемонно сказал Олег, и противники скрестили клинки.

Надо отдать должное барону — сей гасконец точно знал, с какого конца у шпаги остриё. Он был дьявольски быстр, напорист, но всё же его южная горячность уступала холодной решимости северянина: де Сен-Клер совершал мелкие, почти незаметные ошибки, слегка открывался, и хороший фехтовальщик вполне мог воспользоваться промахами барона, дабы решительно покончить с ним. Однако Сухов избегал последнего удара.

Секунданты Жерара Туссена переглянулись, оценив великодушие Олега, а тот продолжал забавляться, отражая баронские атаки. В какой-то момент противник Сухова несколько забылся, прибегая к «мужицкому удару» — хватая шпагу обеими руками, но Олег снова ловко отступил, а затем, перебросив клинок за спиною в левую руку, совершил молниеносный выпад, задержав остриё у самой груди де Сен-Клера и наколов оборки пышного жабо. Гасконец отшатнулся, едва не потеряв равновесие, но перейти в контратаку ему не дали — один из его секундантов скомандовал в тревоге:

— Шпаги в ножны, господа! Гвардейцы кардинала! Шпаги в ножны!

Впрочем, оба дуэлянта не стали проявлять недостойную спешку — поздно. Мушкетёры в красных плащах уже окружали их, а за ними реяли нежно-голубые перья на шляпе де Рошфора.

— Вам дали верную подсказку, милостивые государи, — резко сказал он. — Шпаги в ножны! Вы арестованы.

— Арестованы? — комически изумился Сухов. — Помилуйте, да за что же?

— Вами был нарушен эдикт, запрещающий дуэли!

— Дуэли? Какие, к дьяволу, дуэли? Любезнейший, мы просто разучивали пару-тройку приёмов, не более того. Фехтовальщику очень вредно пропускать занятия, можно растерять навыки. Вот мы и повторяли пройденный материал, все эти кварты, терции, полукруги, выпады, парады…

— Вольты, финты, уходы, — подхватил один из секундантов барона. — Перехваты, опять-таки… Господину де Сен-Клеру был преподан хороший урок!

При этом он настолько выразительно глянул на гасконца, что тот довольно кисло промямлил:

— Д-да уж… Ж-жабо мне потрепали.

Гвардейцы кардинала посматривали на мушкетёров насмешливо — мол, слыхали и не такие отговорки. А вот де Рошфор мало-помалу накалялся. Не дожидаясь, когда паж кардинала пустит пар, Сухов увлёк его в сторону. Шарль-Сезар затрепыхался было, но Олег сжал его локоть, не ощущая под рукавом, чтобы там бугрились мышцы, и проговорил негромко:

— Слушайте внимательно, сударь, и не обращайте внимания на верных слуг короля, ибо его величеству грозит явная и прямая опасность!

— Что вы такое говорите? — пробормотал паж, делая слабые попытки вырваться.

— Герцогиня де Шеврез находится в Париже! — повысил голос Олег. — Я лично стал невольным свидетелем её разговора с лордом Холландом. Эта дамочка затеяла новую авантюру. Вам известно, что король собрался на охоту?

— Ну-у… да, — признался де Рошфор и насторожился: — Говорите, сударь!

— Так-то лучше, — кивнул Олег, выпуская руку пажа. — Герцогиня хочет подстроить убийство короля из засады, верные ей егеря пустят меткую стрелу и… Ясно?

— Надо немедленно предупредить его величество!

— Ни в коем случае! Иначе неизвестные лучники попросту скроются, и тогда жди нового покушения. Мушкетёры будут сопровождать короля, а я с этого дня имею честь принадлежать к ним. Мы уж постараемся уберечь его величество и схватить тех ничтожеств, которые посмеют поднять на него руку. Но вот монсеньора надо предупредить обязательно.

— Благодарю вас, сударь, — серьёзно сказал де Рошфор.

— Верный слуга его высокопреосвященства, — поклонился Сухов.

— За мной! — бросил паж, разворачиваясь уходить.

Гвардейцы кардинала растерялись.

— А… арестованных куда? — осведомился один из них, рыжий верзила с тонкими усиками.

— Здесь нет арестованных! — отрезал Шарль-Сезар. — Следуйте за мной.

Гвардейцы, недоверчиво поглядывая на Олега, покинули пустырь.

— Право, сударь, — обратился к Сухову один из секундантов барона, в меру упитанный жизнелюб с пышными усами, — вы сегодня сберегли не одну жизнь, а сразу пять! Я уж было изготовился сразиться с этими красными чертями!

— Что вы им такого сказали? — полюбопытствовал другой секундант, высокий и худощавый, с впалыми щеками затворника.

— Открыл один ма-аленький секретик, — усмехнулся Олег. — Коль уж мне выпало служить вместе с вами, милостивые судари, то скоро поведаю его и вам. Но сперва покончим с нашими размолвками. Барон, если вы продолжаете настаивать, то я приношу вам свои извинения. Надеюсь, вы удовлетворены?

— В-вполне, — взбодрился де Сен-Клер. — Да я и не настаивал…

— В таком случае приглашаю всех присутствующих отпраздновать пополнение роты мушкетёров в «Львиной яме» на Па-де-ла-Мюль! Я угощаю!

Надо ли говорить, что предложение было принято с восторгом? И пятеро мушкетёров отправились обмывать лазоревые плащи своих новых однополчан.

Глава 6,

в которой его величество встаёт у плиты

1

Король Людовик не походил на монархов прошлого. Он не просто был лишён обычной дворянской спеси, но и отвергал довлеющее над аристократией табу — дескать, знатному человеку нельзя работать.

Отвергать труд было в обычае ещё у знатных римлян, уверенных, что не дело патриция — зарабатывать на хлеб насущный своими руками, как ремесленники да земледельцы, своим потом и кровью, как гладиаторы. Для этого, дескать, рабы имеются, а гражданину Рима подобает заниматься либо философией, либо войной.

А вот Людовик XIII не считал зазорным самому заправить постель или обслужить себя за столом. Более того, сей монарх многое умел делать своими руками: он ковал железо, выделывая даже целые ружья, вытачивал шахматные фигурки из слоновой кости, сколачивал оконные рамы, плёл корзины и тенёта, изготавливал фейерверки и духи, шил, строгал, чинил ружейные замки, готовил еду.

В общем, родись Людовик не в царственной семье — не пропал бы с голоду. Заделался бы справным мастером, а то бы и в купцы вышел. Так своё ли место занимал сей экстравагантный монарх? Да Бог его знает…

Набожный и меланхоличный, король с одинаковым рвением занимался охотой и политикой. Вот только объявляя войну или заключая мир, он не вкладывал душу в государственные дела — на это у него был Ришелье, употребивший слово «родина» применительно ко всей Франции.

С малых лет враги приучили Людовика быть чёрствым, жестоким и неблагодарным. Его величество отлично понимал, что кардинал куда сильнее его умом и духом, это уязвляло самолюбие, часто портило настроение, и всё же чувство долга и справедливости в нём побеждало.

Бывало, что вражья стая, ополчась в очередной раз на Ришелье, подговаривала Людовика сместить зарвавшегося кардинала. Его высокопреосвященство уже и сам подавал прошение об отставке, не дожидаясь «оргвыводов», однако мудрость не изменяла монарху, и он писал в ответ кардиналу: «Я полностью вам доверяю и не смог бы найти никого, кто служил бы мне лучше вас. Прошу вас не удаляться от дел, иначе они пойдут прахом. Я вижу, что вы ничего не щадите на службе королю и многие вельможи держат на вас зло, ревнуя ко мне; будьте покойны: я буду защищать вас от кого бы то ни было и никогда не покину».[58]