— Спать хочу, — буркнул Яр.
— Ночью надо спать.
— Ты ещё тут будешь…
Быков, однако, ворчал больше из вредности — вялое тело ещё не проснулось, а вот интерес к жизни уже бодрствовал.
Яр с любопытством озирался — перед королевским дворцом было людно. Чинно стояли гвардейцы в синих мундирах. Множество просителей и просто зевак представляли собой полный срез французского общества — от почтенных купцов-землепашцев и старшин цехов до престарелых графинь из провинции, жаждущих пристроить расфуфыренных дочек при дворе, желательно фрейлинами.
Сухов не выделялся из толпы, даже напротив, стойкое нежелание Олега цеплять на себя всякие бантики придавало ему вид суровый и строгий, гораздо более мужественный, чем у юных баронетов и зрелых маркизов, утопавших в кружевах и ленточках.
Неожиданно собравшиеся подались в стороны, гомон резко усилился — это прибыл Ришелье.
Карета его высокопреосвященства была громоздкой и длинной, в ней можно было не только сидеть, но и лежать, почивая в дальней дороге. Алую, под цвет мантии, её покрывал золотой узор, а на дверцах красовались большие гербы, увенчанные красными кардинальскими шапочками.
Впереди кареты ехали четверо мушкетёров в алых плащах и в шляпах с белыми перьями, ещё столько же следовало позади.
Экипаж остановился, королевские лакеи кинулись отворять дверцу. Сухопарый Ришелье озяб в дороге и кутался в пурпурную накидку. Его внимательные глаза скользили по толпе, словно выискивая кого-то, пока не остановились на Олеге, согнувшем шею в почтительном поклоне.
Благосклонно кивнув, кардинал сделал ему знак: следуйте за мной, виконт.
— Пошли, Ярицлейв, — сказал Сухов, направляясь к Большой лестнице.
— Иду, — буркнул Яр.
Во дворце было свежо и неуютно, под гулкими сводами металось дробное эхо шагов. Многочисленные свечи источали тяжкий дух воска, а солнце пока не воссияло вовсю, чтобы наполнить залы светом.
Швейцарцы в красных плащах с синими обшлагами и коротких белых штанах брали на караул.
Поднявшись по лестнице в Большой зал, Олег остановился, оглядывая убранство и цокотавших каблучками придворных дам. Повсюду на приступочках и резных подставках сияли огнями канделябры, оплывая потёками. Скользкий мраморный пол зала блестел как лёд, а стены, задрапированные фламандскими гобеленами, отсвечивали золотыми нитями.
— А дальше что? — прошептал Ярик.
— Преисполняйся благоговения.
— Ещё чего…
Стоять пришлось долго, как бы не час, но вот послышался резкий звук шагов, и все гвардейцы, только что принимавшие вольные позы, встали во фрунт.
Высокая резная дверь распахнулась, и вошёл король. Это был мужчина среднего роста, с чёрными волнистыми волосами, разделёнными пробором посередине и спадавшими на плечи. Невыразительные глаза, прямой нос и припухшие губы завершали самый обычный портрет, которому придавали значительности крошечная бородка и усы с загнутыми вверх концами.
Его величество одеться изволил в камзол и штаны из чёрного, расшитого золотом бархата. Сквозь разрезы в пышных рукавах с ярко-красной окантовкой проглядывал белый атлас. Пряжки королевских туфель сверкали драгоценными камнями, а плюмаж из белых перьев упруго колыхался на шляпе в такт шагам.
Людовик, по всей видимости, был не в духе. Резко обернувшись к Ришелье, поспешавшему следом за ним, он воскликнул:
— Входите первым, ведь говорят, что настоящий король — вы!
— Слушаюсь, сир, — смиренно ответил кардинал, хватаясь за серебряный канделябр с красными свечами, — но лишь затем, чтобы осветить путь вам!
Его величество фыркнул и зашагал дальше, вот только походка его стала гораздо менее порывистой — король успокаивался.
Сухов приветствовал Людовика Справедливого без суеты. С достоинством сняв шляпу, он низко поклонился. Ярик, отводя руку со шляпой, будто бы подмёл пол перьями, а вот на чёрном головном уборе Олега плюмажа не было вовсе.
Король остановился прямо перед ним, с любопытством осматривая Сухова.
— Это те самые господа, — прошелестел Ришелье, — о которых я докладывал вашему величеству…
— Я так и понял, — отмахнулся Людовик в общем довольно благодушно. — Э-э…
— Олегар де Монтиньи, ваше величество, виконт д’Арси.
— Барон Ярицлейв! — выпалил Быков.
— Вот, господин кардинал, — сказал король назидательно, указывая на Олега, — вот как должны одеваться воины, мнящие себя мужчинами! Со строгим изяществом! Да-да, это я называю образчиком вкуса!
Сухов скромно промолчал.
— Господин кардинал рассказывал, что вы в одиночку задержали опасного английского шпиона, а затем отбили его у целой банды?
— Вдвоём, сир, с бароном Ярицлейвом, — с поклоном ответил Олег. — А слуга его даже спас мне жизнь в том бою, поразив из мушкетона молодчика, едва не пронзившего шпагой мою спину.
Король благосклонно глянул на Быкова. Яр густо покраснел, и Людовику столь явное выражение эмоций понравилось. Он рассмеялся и сказал:
— Право, моя армия много выиграет, приобретя таких молодцев! — обернувшись к толпе знати, он велел: — Два плаща мушкетёра!
Приказ короля был исполнен моментально, и его величество, не чинясь, лично накинул на плечи Олегу и Яру лазоревые плащики, расшитые крестами.
— Служите верой и правдой своему королю, — торжественно провозгласил Людовик.
— Бог да хранит ваше величество, — поклонился Сухов.
Друзья неторопливо шествовали прочь от Лувра, направляясь в город без всякой цели и ни о чем не думая. Совершали променад.
— Даже не верится… — пробормотал Быков, любуясь своим коротким плащом цвета ясного неба. — Знаешь, ловлю себя на том, что убеждаю рассудок в реальности происходящего. Это же по правде всё! Не ролевые игры, не художественная самодеятельность — я на самом деле мушкетёр короля!
— Быстро же до тебя дошло, — хмыкнул Олег насмешливо.
— Можно подумать, ты всё это принимаешь как должное!
Сухов пожал плечами.
— Яр, — примирительно сказал он, — мне просто неведомо, какую из реальностей считать своею. Тебе проще, ты сюда попал из будущего, которое считаешь единственно возможным для себя. Попал как бы на экскурсию, тебе всё интересно — мушкетёры, кардиналы, короли… Яркость впечатлений, новизна, быстрая смена событий и всё такое прочее. А я вот не знаю, какую из эпох назвать родной. XXI век или X? И там, и там… вернее, и тогда, и тогда я… Хм. Считай, по полжизни я провел в этих столетиях. А ведь мы с Пончем ещё и в XIII веке год прожили. А теперь — здрасте! — XVII на дворе. И что мне делать? Нет, я-то знаю, что делать, как раз этим и занимаюсь — опять начинаю всё с нуля, опять из грязи — в князи. Кстати, это единственное, что я приобрёл в прошлых временах, — безудержное стремление пробиться наверх, выбиться в люди, добиться успеха и процветания… Чуешь, какое слово главное? «Биться»! Вот и бьюсь… А уж как к этому относиться… А чёрт его знает! Уверен, многие наши современники… ну те, что родятся через триста пятьдесят лет… так вот, они бы полжизни отдали, лишь бы со мной или с тобой местами поменяться, лишь бы здесь побывать. Не прочитать о прошлом, не в кино посмотреть, а пожить в нём, пощупать, понюхать…
— Да они бы тут же взвыли и обратно запросились! — хохотнул Ярослав.
— Кстати, да…
Незаметно они забрели на улицу Сент-Антуан. Публика преобразилась. Простая одежда и башмаки с деревянными подошвами уступили место нарядным платьям, а взамен телег, запряжённых осликами, по брусчатке грохотали ободья карет, цокали подковы коней, накрытых роскошными попонами. Несколько священников проследовали на мулах. Много было и носилок-портшезов.
Но глубинный характер парижских улиц оставался прежним: горожане болтали, смеялись, ругались, одни приторговывали, другие приворовывали, кавалеры ухлёстывали за дамами, а дамы кокетничали напропалую.
— Слу-ушай… — протянул Быков, хмурясь. — У тебя ж сегодня дуэль!
— Ага, — откликнулся Олег, щурясь на солнце. — Да чего ты волнуешься? Времени ещё полно…
— Да при чём тут время?! А если тот барон нанесёт тебе травму, несовместимую с жизнью?
Сухов пожал плечами.
— Меня трудно убить, Ярик, — сказал он рассеянно. — Но пусть попробует…
Заметив в толпе знакомую фигуру, Олег напрягся.
— Видишь во-он того хлыща? — сказал он.
— Которого? — начал оглядываться по сторонам Быков.
— Да не верти ты головой! Привлекаешь внимание. Не узнал? Это Жербье!
— А-а! — прозрел Ярослав. — Вижу, вижу. Давай его под белы рученьки и…
— Лучше проследим за художничком.
Сухов опустил поля шляпы на глаза и пошагал следом за Бальтазаром. Художник — и шпион по совместительству (или наоборот?) — шёл быстро, не оглядываясь. Известное дело: человеку легче всего затеряться в большом городе, как жёлтому листу — в шуршащем опаде.
Жербье свернул налево и вскоре вышел на Королевскую площадь.[54] «Типовые» трёхэтажные здания с розово-белой облицовкой, с арочной галереей понизу и с островерхими серыми крышами замыкали Пляс-Рояль в каре.
Бальтазар приблизился к одному из домов, крутая крыша которого венчалась башенкой с часами и колоколом.
— Будь здесь, — быстро проговорил Сухов Быкову, снимая с себя мушкетёрский плащ.
— На стрёме?
— Типа того. И постереги мой плащик…
Олег нырнул в узкий проулок и выбрался к скрытому саду, раскинувшемуся перед домом, в дверь которого стучался Жербье.
Сад был окружён высокой кирпичной оградой, вдоль неё росли раскидистые каштаны. Сухов оглянулся по сторонам и, недолго думая, подпрыгнул, хватаясь за сук, подтянулся, да так и долез до верха ограды. За нею открылся ухоженный газон, аккуратно подстриженные кустарники, беседка, каменные скамьи. Дорожки, посыпанные песочком, сходились к небольшой площадке под балконом.
Не заморачиваясь над путями отхода, Олег мягко соскочил на травку и метнулся к дому. Вдруг откуда ни возьмись выскочил огромный пёс весьма свирепой наружности и молча бросился к нему, скаля мерзкие жёлтые клыки. Шпага взметнулась и вошла собаке в мощную шею. Напор животного был до того силён, что Сухов едва устоял на ногах. Выдернув клинок, он тщательно обтёр его о густую шерсть пса, еще дёргавшего лапой.
Вложив шпагу в ножны, Олег разбежался, подпрыгнул и схватился руками за каменные балясины. Шаркая сапогами по стене, он дотянулся до перил, перевалился через них на балкон и тихонько подобрался к двери, открытой по теплу.
Бочком Сухов проник в большую гостиную, стены которой были обиты раскрашенной кожей, а на полу лежал так называемый турецкий ковёр, безумно дорогое изделие от Лурде.
Мебели было немного: у стены стоял тяжёлый сервант из палисандрового дерева. Кружком располагались высокие кресла с витыми ножками, с изогнутыми подлокотниками, с мягкими, набитыми конским волосом сиденьями. В углу находилось муранское зеркало, совсем небольшого размера, но и такое было тогда огромной роскошью.
Полураскрытая дверь из гостиной вела на лестницу и ко входу в спальню. Именно оттуда донеслись голоса, мужской и женский, поэтому Олег поторопился укрыться за тяжёлой парчовой шторой с вышитым узором: крупные листья цвета охры на сине-зелёном фоне.
В комнату вошла молодая женщина в платье из гроденапля цвета анютиных глазок. Огромные брыжи «мельничный жернов» из накрахмаленных кружев обрамляли и словно поддерживали её головку. Довольно хорошенькая собой, молодая особа обладала ещё одним несомненным достоинством — даром обольщения, благодаря которому простое обаяние восходит в степень сексуальной магии. Хотя иногда посмотришь на такую — и не поймёшь толком, что тебя к ней влечёт.
Вот и эта прелестница, за которой Сухов наблюдал тайком, ничем как будто не выделялась: юный овал лица в светленьких кудряшках, носик, губки, глазки. Ничего особенного. Но вокруг данной представительницы прекрасного пола витал ореол притягательной порочности.
Тут молодая особа прошла совсем близко от него, и чарующие флюиды рассеялись — от красавицы ощутимо несло застарелым потом.
Олег поморщился, а вот мужчина, перешагнувший порог гостиной, казалось, не чувствовал никаких неприятных запахов. Надо полагать, и сам изрядно пованивал.
Был он высок, строен, довольно молод и хорош собою. Правда, причёска его (если можно так назвать локоны до плеч), а также неизменные усы с бородкой словно ставили красавца в общий строй знатных парижан, отдающих дань моде.
— О, Мари, Мари, — ворковал он с заметным акцентом, выдававшим англичанина, — как же ты неосторожна! Если кардинал прознает, что ты в Париже, тут же объявит на тебя охоту.
Женщина весело расхохоталась.
— А нашему Фигляру и положено за ведьмами охотиться! — воскликнула она. — Скажи лучше, ждал ли ты меня? Рад ли?
— Мари…
Мужчина пылко обнял гостью, а та не слишком-то и противилась.
— Генри… — промурлыкала она, запуская пальцы в его пышную шевелюру. — Генри, Генри… Мне всегда было хорошо с тобой. Не то что с моим муженьком!
— Надеюсь, Клод не знает, что ты вернулась?
— Ну что ты? Как можно? Он же тотчас помчится докладывать королю! Терпеть таких не могу! Ужасный скряга, если приходится тратиться на меня, а сам… Представляешь, Клод заказал недавно пятнадцать карет просто для того, чтобы выбрать лучшую!
«Ничего себе! — мелькало у Олега. — Если я что-нибудь понимаю, то речь о Клоде де Гизе, герцоге де Шеврез. По-моему, так. Стало быть, это та самая Мари?! „Дьявол“? Тогда Генри — граф Холланд. По-моему, так, и никак иначе!»
— Только не говори, — сказал Генри, улыбаясь, — что ты прибыла в Париж лишь для того, чтобы увидеться со мной.
— И для этого тоже! — скокетничала герцогиня де Шеврез. Тут же посерьезнев, она спросила: — Тебе известно, что лорд Монтегю заключён в Бастилию?
Холланд вздрогнул.
— Как? Я послал Жербье с целым отрядом, чтобы отбить Уолтера!
— Бальтазару это не удалось.
— Ч-чёрт!..
В это самое время в гостиную заглянул лакей в бело-голубой, отделанной золотом ливрее и робко проговорил:
— Милорд, к вам господин Жербье…
— Зови! — резко приказал Генри Рич. — Лёгок на помине. Милая, побудь здесь. Не нужно, чтобы он тебя узнал.