Помоги проекту - поделись книгой:
Подобные поверья и обычаи распространены очень широко. Их объясняют по-разному. Есть даже мнение (В. Я. Пропп),[148] что вообще именно культ умерших лежит в основе всей календарной обрядности европейских народов; но это мнение, конечно, односторонне. Однако бесспорно, что есть какая-то глубокая связь между календарными, в том числе зимними, обычаями, ориентированными прежде всего на хозяйственное благополучие, и погребально-поминальным ритуалом.
Еще одна группа обычаев рождественского цикла — опять-таки общая у народов Пиренейского полуострова с другими европейскими народами: это обычаи, связанные с огнем. Самое характерное — это возжигание большого полена на очаге. Но в отличие от других стран в Испании и Португалии это полено не жгут непрерывно все дни святок, а лишь обжигают его рождественским пламенем и вынимают. Его потом хранят, веря в его чудодейственную силу, и зажигают в разных трудных для семьи обстоятельствах. У португальцев эти святочные головешки хранятся и зажигаются потом во время грозы: видимо, чтобы обезопасить дом от удара молнии.[149]
Кроме рождественского полена во многих местностях на рождество — и на Новый год — зажигают огромные костры, и молодые парни прыгают через них. Такой обрядовый огонь называется lumbre nuevo («новый огонь»). Во всех этих обычаях проявляется вера в очистительно-магическую силу огня.
И еще один магический обряд, исполняемый на рождество и опять-таки знакомый другим народам: после трапезы, вечером, хозяева и гости идут во фруктовый сад и, чтобы заставить деревья плодоносить, бросают в них камни и притворно угрожают срубить их как негодные; гости уговаривают хозяина пощадить дерево, обещая за него дать хороший урожай плодов, и хозяин с угрозой уступает.[150] Вся эта сцена теперь чаще разыгрывается детьми: обычный путь снижения древних обрядов магии плодородия.
Обычай украшать и зажигать рождественскую елку лишь недавно стал известен в Испании и Португалии, и то только в городах. Обычай этот — немецкого происхождения; в Испании так и называют рождественскую елку áгbol germánico (немецкое дерево).
В скотоводческих районах Испании празднование рождества отличается некоторыми характерными обычаями. Католическое духовенство объясняет эти особенности тем, что-де именно пастухи-скотоводы, по рассказу евангелия от Луки, первыми узнали о рождении Иисуса Христа и первыми пришли поклониться ему. В действительности особые черты празднования рождества в скотоводческих районах объясняются просто особенностями пастушеского быта.
В сочельник перед вечером пастухи запирают весь свой скот в загоны и поручают охрану его св. Антонию с такими словами: «Храни вас св. Антоний!» Сами же спешат в поселок, чтобы чествовать «Nochebuena». Тем временем домохозяйки готовят дома обильный ужин и приглашают к нему пастухов, их жен и детей. Трапеза состоит из установленных обычаем блюд, в частности рыбных; едят поджаренное конопляное семя, каштаны, миндальный пирог (туррон) и пр.; пьют особые напитки, вино, приправленное пряностями и медом.
После ужина организуется шумное шествие по улицам деревни. Парни и девушки — пастухи и пастушки — с песнями и плясками под аккомпанемент бубнов и других музыкальных инструментов обходят дома, выпрашивая подарки.
В церковь на «петушиную мессу» пастухи и пастушки надевают свои лучшие наряды. Двое старших пастухов прислуживают в алтаре, в руках у них пастушеский посох, через плечо — пастушеская сума. Другие пастухи, участвуя в церковном хоре, стараются при этом подражать пению птиц, блеянью ягнят, козлят. При выходе из церкви старшие пастухи раздают детворе конфеты и крендельки.[151]
Во всех этих обрядовых обычаях нет ничего собственно христианского, церковного, кроме стояния в церкви во время «петушиной мессы». Но в них много характерных черт старого пастушеского быта, который сохранился еще кое-где в Испании вплоть до наших дней.
Весь святочный период времени между 25 декабря и 6 января называется «священным двенадцатидневьем» (Duodenario mistico). Поверья, приуроченные к рождеству, зачастую распространяются и на весь этот промежуток времени.
Отдельные дни из «двенадцатидневной» фьесты отмечены особыми обрядами и поверьями. Выделяется 28 декабря — по церковному канону «день святых невинных младенцев» (Santos Inocentes). Однако день этот почти освободился от церковных ассоциаций и стал просто детским праздником. В этот день детям разрешается шутить и озорничать, смеяться над взрослыми, устраивать разные проказы: дети вешают взрослым бумажки на спину, подбрасывают пустые кошельки, устраивают уличные маскарады и пр. В старину даже разрешалось мальчикам — церковным служкам устраивать в церкви шуточную мессу-пародию. Впрочем, уже в конце XVII в. церковные власти запретили это. Но в театрах и сейчас еще ставят 28 декабря детские пьесы на евангельские темы.[152]
31 декабря — день св. Сильвестра. В этот день не полагалось работать, иначе якобы могла приключиться какая-нибудь беда.
Первого января отмечался Новый год (по-испански — Año nuevo, по-португальски и по-галисийски — Ano novo). Это знаменательный день, к которому привязано много обычаев и верований, по большей части совсем не церковного характера, но переполненных магией и дохристианскими анимистическими представлениями.
Новогодняя ночь (Noche vieja, Noite veilha) справляется неодинаково в городах и в селах. Горожане любят проводить эту ночь на улице, в гуляньях, танцах. Когда городские часы пробьют полночь, начинаются взаимные поздравления, пожелания счастья, обмен подарками. Бывают и процессии «великанов». Дома у каждого заготовлен обильный по возможности ужин. Утром идут в церковь, потом опять угощаются.
Деревенская молодежь в новогоднюю ночь устраивает, как и в сочельник, агинальдо. Ходят по домам, распевая новогодние песни; песни эти называются aninovo, anibon, у португальцев — janeiras («январи»). Ходят в причудливых нарядах и масках, обычно под предводительством «старика» и «старухи». В Галисии, в провинции Понтеведра, эти предводители ряженых ходят с метлами и, выходя из посещенного дома, старательно подметают за собой пол: символическое очищение дома от всей нечисти, накопившейся за старый год. Фигуры «старика» и «старухи» иногда делают из соломы, одевают в лохмотья; их с песнями и со смехом таскают по всему поселку и в заключение торжественно сжигают. Это сжигание — символическое уничтожение старого года со всеми его неприятностями. В северных провинциях Испании, где этот обычай сожжения старого года сохранился до наших дней, сжигают и другие чучела, одетые в мужские и женские тряпичные платья. Перед этим их тоже таскают с шумом и смехом по деревне. Девушки обычно таскают мужские чучела, а парни — женские, отпуская соответствующие шутки — явные элементы эротического ритуала.
Еще более выразительные черты эротического культа несет на себе один из новогодних обычаев, соблюдающийся и теперь во многих деревнях Испании, хотя теперь уже в шуточной форме: «estrechos» (в Астурии — «devotos») — заключение фиктивных браков. Под Новый год девушки и парни всей деревни тянут жребий — бумажки с именами односельчан обоего пола. Парни таким образом получают «невест», девушки — «женихов». Кое-где, например в округе Оренсе, эта процедура проделывается перед кострами у церковной паперти. Образовавшиеся брачные пары считаются до самого конца святок влюбленными, и так и ведут себя.
Даже в городах известен подобный обычай. В Барселоне, в Мадриде еще недавно в новогоднюю ночь продавали билетики с именами гостей обоего пола и потом соединяли их парами наобум: получались «женихи» и «невесты» на весь вечер. На следующее утро «жених» должен был прийти к своей «невесте» с визитом и подарком — цветами, конфетами. Иногда молодые люди подстраивали дело так, чтобы получить в «невесты» любимую девушку, и порой дело кончалось настоящим браком.
Очень вероятно, что здесь — следы древнего, вполне серьезного брачного обычая, когда браки заключались под строгим контролем общины.
Нет недостатка и в проявлениях аграрной магии, хотя они по большей части выступают в завуалированном виде. Некоторые связаны с виноградарством, особенно развитым в южных провинциях — Андалусия, Херес. Виноградная гроздь — средоточие разных поверий: кто ест виноград на Новый год, будет с деньгами весь год; виноградинка, съеденная в этот день, отгоняет нечистую силу; когда часы на Новый год бьют полночь, надо в такт каждому удару проглотить по виноградинке; если сохранить целый год гроздь черного винограда, будешь при деньгах (Португалия).[153]
Эта вера в «магию первого дня» проявляется и в иной форме: чем больше денег в доме 1 января, тем их больше будет и в году.
Расскажем еще о некоторых местных обычаях, связанных с Новым годом, которые представляют в известных отношениях особый интерес.
Один из таких обычаев, хорошо исследованный видным испанским этнографом Хулио Каро-Бароха, соблюдается до сих пор в местности Марагатериа, гористой части провинции Леон, где вообще сохранилось много архаичных черт в культуре. Это так называемый «праздник плуга» (la fiesta del arado), в котором отчетливо выражена аграрно-магическая направленность, но главную роль играют пастухи, а влияния христианской церкви почти незаметно. Вот его краткое описание.
Обряд исполнялся на Новый год. Пастухи всей деревни собираются на площадь, одетые в овчинные тулупы, подпоясанные цепочками из бубенчиков и колокольчиков, какие вешают на шею скоту; они на ходулях и кажутся великанами. Соединившись парами, они берутся за ручки плуга, который тянут другие участники обряда, наряженные наподобие женщин; их называют xiepas — слово неясного значения. Этими плугами они бороздят снег — символическое подражание пахоте — и распевают при этом особую песню. Очень интересно содержание песни: в ней заключается упрек женщинам, что они ленятся, и надежда на то, что снег, покрывший землю, будет залогом богатого урожая, а скот даст хороший приплод. Согласно другому описанию, обряд начинается еще накануне Нового года. Главные исполнители его, именуемые zamarracos (опять слово неясного происхождения), одеты в овчины и страшные маски; их обычно бывает шесть и одна «дама», роль которой играет 10 — 12-летний мальчик, в маске, изображающей женское лицо. «Самарракос» ходят с песнями и собирают подарки. В руках у них палки с крюками, которыми они пугают женщин, делая вид, что хотят зацепить их крюком за ногу, как овец.
Главная же часть обряда совершалась на следующий день, 1 января, после обедни. Тут же перед церковью собирались самарракос и начинали один за другим говорить речи, напоминая о событиях прошедшего года и о проступках отдельных крестьян и крестьянок. Самая интересная часть этой процедуры — шуточный «раздел осла» (repartitión del burro). Напомнив о каком-то околевшем в прошлом году осле (или корове и т. п.), оратор начинал «делить» его тушу между общинниками, с намеками на их слабости или проступки: болтунам достается язык осла, плясунам — ноги, легкомысленной женщине хвост и т. п. Все это говорилось стихами, а стихи заранее сочинялись какой-нибудь женщиной — известной мастерицей этого дела. После такого «раздела осла» съедали собранное угощение и только тогда, уже к вечеру, совершали обряд с плугом: «самарракос» тянули плуг, а «дама» правила им.
В этом любопытном обычае самые характерные черты — магическая пахота (магия плодородия); преобладающая роль пастухов; хождение на ходулях — опять с магическим смыслом, чтобы посеянное выросло выше; особая роль женщин; надо сказать, что женщины вообще в этой местности занимают влиятельное положение в обществе, так как мужчины часто отлучаются на сторону в качестве торговцев-разносчиков; отсутствие всяких элементов церковности; наконец — своеобразная общинная цензура нравов.
Аналогичные обряды зимней магической пахоты и посева известны и в некоторых других странах Европы — в Румынии, в Греции и пр.[154]
В числе других местных новогодних обычаев, исследованных тем же Каро Бароха, привлекает особое внимание своеобразный новогодний маскарад у басков Сульской провинции (из семи провинций, на которые делится Страна басков, четыре находятся в пределах Испании и три, в том числе Сульская, — во Франции).
У этих сульских басков до сих пор сохранился обычай, хотя он исполняется сейчас в упрощенной форме, устраивать на Новый год и в последующие дни чрезвычайно причудливое маскарадное зрелище. Действующими лицами являются только молодые и неженатые мужчины. Участники — их бывает от 30 до 80 — носят разные наряды и маски, в том числе женские. Каждая маска имеет свое имя и выполняет свою определенную роль. Очень любопытно, что вся эта компания делится на два отряда: «красных» и «черных». Что это за деление — неясно, и по этому поводу исследователями высказываются разные мнения. Видимо, тут сказалось имущественное или классовое расслоение: в «красные» попадают молодые люди из богатых семей, из сельской элиты, в «черные» — все остальные; другие полагают, что «красные» — это коренные местные жители, а «черные» — новопоселенцы. Между «красными» и «черными» прямых столкновений нет, но они выступают разобщенно: «красные» образуют стройную колонну в процессии, а «черные» идут как попало; между теми и другими помещаются музыканты, отделяющие один отряд от другого.
Во главе «красной» колонны шагает «Тшерреро» (Txerrero); в костюме его выделяется кожаная портупея с 8—10 медными колокольчиками и посох, обклеенный красными и золотыми полосками бумаги, с большим пучком конских волос на верхнем конце. За ним идут «ягнята», которых изображают два маленьких мальчика в белых одеждах, а с ними «пастух». Одна маска изображает медведя, еще одна — кота (с деревянными ножницами, которыми он грозит окружающим), затем идут маркитантка (а прежде — цыганка), потешающая публику весьма вольными движениями и шутками; «всадник» на грубо сделанном макете лошади; три-четыре «кузнеца» — их задача собирать подарки, и др. «Черные» имеют свои маски со своими именами.
Самая характерная часть ритуала — это шуточные сражения — не между «красными» и «черными», а между всей процессией и остальной частью населения деревни, которая старается затруднить шествие, загораживая дорогу разными препятствиями. Происходят шуточные стычки, сопровождаемые ритуальными танцами. «Побежденные» защитники «баррикад» присоединяются к «победителям», и все вместе идут брать штурмом следующую «баррикаду».
Все это игрище продолжается целый день, с раннего утра до вечера. Впрочем, в настоящее время обычай этот сильно упростился, некоторые маски исчезли.[155]
Происхождение и значение этого своеобразного обычая, неизвестного ни в какой другой местности, остается неясным. Очень вероятно, что звериные маски и наряды имеют отношение к магии плодородия, деление же сельской молодежи на два отряда есть отражение каких-то древних молодежно-мужских объединений, видоизменившихся позже в условиях классового расслоения сельской общины.
Аграрно-магические обычаи выступают и в христианизированном обличье. Например, в Галисии, в местности Реторта, крестьяне в первые дни Нового года устраивают шествие с косами, плугами, топорами вокруг часовни местного св. Маврикия, чтобы этим освятить сельскохозяйственные орудия. При этом стараются пением и шумом отогнать нечистую силу.
Как и в других странах, в Испании и Португалии верят в возможность предсказать погоду на каждый календарный месяц наступившего года по погоде в первые числа января: 1-е число — январь, 2-е — февраль, 3-е — март и т. д. Есть и другие разнообразные приметы погоды, по большей части суеверные.
А вот прямое наследие античности: стараются угадать события предстоящего года по тому дню недели, на которое приходится 1 января (а эти дни посвящены древнеримским богам). Так, вторник — день бога Марса, среда — Меркурия, четверг — Юпитера, пятница — Венеры и т. д. Значит, в наступающем году будет либо война (если 1 января вторник, день бога войны Марса), либо выгодная торговля (бог Меркурий), либо любовь (Венера) и пр. Но, конечно, это не народные, а чисто интеллигентские, городские приметы.
Однако вполне народное происхождение имеют поверья о нечистой силе. Эти поверья, связывающие особую активность всякой нечисти как раз с зимними святками, известны всем европейским народам; но в Испании они больше всего привязаны к новогодней ночи. Перед полуночью, по народным верованиям, отовсюду лезет нечистая сила: ведьмы вылетают из дымоходов верхом на помеле; разные «duendes» — собирательное название для всевозможных видов враждебных человеку существ — в этот момент особенно опасны. Среди имен нечистых духов есть и навеянные церковными представлениями — Люцифер, Сатан, Энемиго («враг») и др.; но есть и чисто народные: трасго (домовой), рабудо (хвостатый) и пр. В северных провинциях представления о нечистой силе носят следы влияния германской мифологии: тут разные гномы, карлики, жабы, великаны и др. В новогоднюю ночь происходит, по поверью, шабаш нечистой силы: она собирается на площадях и устраивает свои бесовские пляски.
Против всей это нечисти крестьяне используют разные обереги, заклинания, молятся св. Сильвестру, носят амулеты, отгоняют бесов шумом и криками. Так как по народным представлениям нечистая сила имеет вполне материальный вид, то и меры против нее принимались материальные: перегораживали дороги и улицы, ставили капканы и ловушки, вешали острые предметы на деревьях.
Церковных элементов в новогодних обычаях мало. Помимо св. Сильвестра еще один святой был связан с этими обычаями: св. Мануэль, день которого по церковному канону — 1 января. В Андалусии и сам новогодний праздник называется «Мануэлес»; в других местах так называют новогодние песни. Именинников Мануэлей поздравляют все односельчане, а они должны угощать всех поздравителей.
Зимний святочный цикл праздников заканчивается в Испании и Португалии, как и в других католических странах, днем «Эпифаний» или «трех королей» 6 января. Этот день называется также «пасхой королей»; называют его также «короли-маги» или просто «короли» (Reyes, Reye Magos, по-португальски — Reises). Ночь под этот праздник называется «двенадцатая ночь».
Главные персонажи, вокруг которых строится в этот день вся обрядность и все поверья, — это «три короля» (Гаспар, Мельчор, Бальтасар): средневековая переделка евангельского рассказа о поклонении волхвов-магов новорожденному Иисусу. Однако все обычаи и верования, связанные с «королями-магами», уже давно приобрели либо шуточный, игровой характер, либо вид праздничной, но вполне светской церемонии.
Сейчас день «королей» — праздник по преимуществу детский и молодежный. Дети ждут от «королей» подарков. Накануне праздника они ставят за окно ботинки или вешают чулки, куда родители и кладут им подарки от имени королей. Непослушным детям родители иногда вместо подарков пачкают во сне углем лицо. Для пущей реалистичности, ожидая «королей», которые должны приехать на конях, оставляют для этих коней клок сена или початки кукурузы.
В прошлом, однако, исполнялись и более сложные и торжественные обряды. Так, в Андалусии еще в конце XIX в. разыгрывалась целая мистерия, в которой главные действующие лица в особых нарядах, изображающих восточных королей-магов, подъезжали верхом на лошадях к церкви, где собирались молящиеся, входили в нее и подносили новорожденному Иисусу свои дары: старик Мельчор подносил ему ладан, «как богу», молодой Гаспар — освященную мирру, «как священнику», а негр Бальтасар — золото, «как царю».
В Мадриде еще недавно помнили об излюбленных проделках столичных шутников в Двенадцатую ночь. Ожидали прибытия «королей» в 12 часов ночи. За час или два до полночи на улицах появлялись подвыпившие компании молодых людей с лестницами, огромными бутафорскими телескопами и с порядочным запасом винных бутылок. Обычно они старались разыскать какого-нибудь подгулявшего провинциала-крестьянина из Галисии или Астурии, где люди, как считается, особенно легковерны. Ему объясняли, что надо встретить королей первыми. Один из молодых людей взбирался на лестницу и смотрел в свой телескоп, объявляя затем, что видит вдали три точки. Тогда все отпивали из бутылок и двигались навстречу королям. Лестницу заставляли нести простака-гальего. Через некоторое время — остановка, опять взгляд с лестницы в подзорную трубу. «Короли приближаются!». Снова небольшая выпивка, и бедняк-гальего несет лестницу дальше. Такое шествие продолжалось иногда несколько часов. Еще в конце XIX в. на улицах Мадрида можно было встретить не одну такую компанию «встречающих» с лестницами. Позже этот обычай был администрацией запрещен.[156]
Теперь церемонии торжественной встречи «королей-магов» приняли совершенно светский характер. Во многих городах встречают «королей», прибывающих на автомашинах, даже на самолетах. Их сопровождает торжественная свита и встречает многолюдная толпа. В городе Пальма на острове Майорка «короли» входят в город под почетным военным эскортом в средневековых костюмах, под музыку военного оркестра.
На Канарских островах, напротив, стараются придать зрелищу более экзотический и архаический вид: короли въезжают в город на верблюдах![157]
Подобная модификация древних обычаев, эволюция их от наивно безыскусного идиллического обряда до торжественной полувоенной церемонии, с использованием новейших средств транспорта — очень характерна для такой страны, как Испания, с ее традиционным пристрастием к блестящим военным парадам.
В день «королей» и в следующие за ним дни по деревенским улицам опять ходят, как на рождество и на Новый год, группы агинальдейро, распевающих свои песни. В песнях этих упоминаются «короли» с их дарами. В числе ряженых опять фигурируют «старик» и «старуха». Собранная провизия идет на общественную ночную пирушку.
К тому же празднику «королей» приурочен и еще один шуточный обычай, известный и в других странах Европы, — обычай выбирать игрового «короля». По очень правдоподобному предположению Джемса Фрэзера и других историков религии, в этом проявляется слабый отголосок древнего, вполне серьезного и жестокого религиозного обычая: принесения в жертву человека, временно олицетворяющего собой духа растительности. Таков был первоначальный смысл древнеримского праздника Сатурналий, а до наших дней от этого варварского ритуала остался лишь шуточный выбор временного «короля».[158]
На Пиренейском полуострове этот обычай известен в разных формах. Так, в Португалии, в районе Брагансы, устраивается «праздник парней». Холостая молодежь разгуливает в масках разных животных. Это «жанейрос» («январи»). Предводитель их — без маски, носит на голове бумажную корону и называется «императором». Он выступает на подмостках с чтением сатирических стихов о своих земляках. В г. Аленкере выбирались сразу два «короля на день». В других местах таких королей называли «вице-королем», «алькальдом», «майордомом» и пр. Самый способ выбора различен. Чаще всего пекут праздничный пирог или торт и в него запекают монету или просто боб. Пирог разрезается на доли, и кому достанется доля с бобом или монетой, тот и «король». Он выбирает себе «королеву», назначает «министров». В ближайшее воскресенье «король» должен угостить обедом всех, кто его выбирал.
Есть еще много описаний тех гротескных обычаев, традиционных игр и шуток, которые в разных местностях Испании и Португалии устраивались — а частью и теперь устраиваются — в день Трех королей (или в предшествующие дни, особенно 28 декабря). Избранный по жребию «король» отдает каждому из участников игры шуточные приказания, которые беспрекословно исполняются. Каждому отводится какая-то роль. «Кому он приказывает раздеться, тот немедленно раздевается догола; кому приказывает нести камень на плечах, тот несет его; кому приказывает петь или плясать, должен петь и плясать, хотя бы он не умел». Это называется «игра короля» (el juego del rey).[159]
Несколькими днями раньше, в день «невинных младенцев», выбирают шуточного алькальда (сельского старосту), который, в числе прочих дурачеств, вывешивает, например, такой приказ: «По приказанию алькальда и нового правительства, вступившего сегодня в должность, оповещается: чтобы никто не был ни на солнце, ни в тени; ни дома, ни вне дома; ни шел, ни останавливался; ни лежал, ни стоял; под страхом наказания сменой одежды» (bajo la pena de la ropa remezclada).[160]
Вообще в этих игровых обрядах, приуроченных к дню Трех королей (а также к вышеупомянутому дню «невинных младенцев», стр. 59), сохранилось много от древних традиций, которые испанскими этнографами возводятся к античным Сатурналиям, когда, как известно, умышленно нарушался повседневный социальный порядок. Если на первый взгляд это все простые развлечения, детские или молодежные игры, то присмотревшись ближе, мы видим тут очень глубокую культурную традицию, идущую и в самом деле от античных времен, но особенно оживившуюся в европейских странах в эпоху Ренессанса. Эту традицию — наиболее ярко проявившуюся в творчестве Рабле и отчасти других гуманистов XV–XVI вв. — хорошо исследовал в недавнее время советский ученый М. М. Бахтин;[161] он выявил скрытый под разными карнавальными и прочими развлечениями глубокий пласт культурных навыков, обычаев, светских и антицерковных по своей общей направленности. Эта гротескная «смеховая культура», порой грубая в своих проявлениях, пародирующая и высмеивающая установленные порядки, феодальные нормы, церковный культ. Она стремится все вывернуть наизнанку, христианскому богословию противопоставляет ярмарочное веселье, религиозным обрядам — забавную клоунаду. Церковь нехотя терпела эти вольности, стараясь только ограничить их установленными днями в году.
Так заканчивается праздничное «двенадцатидневье». Но к числу праздников зимнего цикла в Испании и Португалии надо прибавить еще и день св. Антона (San Antón) — 17 января, потому что связанные с ним народные обычаи очень близки по смыслу к святочным обычаям.
Св. Антон считается покровителем домашних животных. В день этого святого крестьяне приводят к церкви свой скот, чтобы получить для него благословение. Народ твердо верит в важность этого благословения: теперь со скотом уже не должно случиться ничего дурного.
Этот обычай получил отражение и в городском быту. 17 января испанские дамы и кавалеры из богатых слоев общества подъезжали на богато разукрашенных лошадях к церкви или к часовне св. Антония, а если таковой в городе нет, то к любому собору или церкви, объезжали кругом церкви и получали благословение от священника.[162]
К этому же дню приурочен сохранявшийся еще недавно варварский обычай «убивать петуха» (matar el gallo). Вероятно, это остаток древнего кровавого жертвоприношения, но потом это стало просто жестокой забавой сельской молодежи. Всадник должен был с завязанными глазами на всем скаку поразить пикой живого петуха, привязанного к веревке, протянутой поперек улицы. Разновидность того же обычая: парни держат подобную веревку за концы из противоположных окон, то опуская, то поднимая веревку, а девушки, с завязанными глазами, старались заколоть петуха шпагой. Убитых петухов сообща съедали.
Описанные здесь коротко зимние праздничные обычаи народов Пиренейского полуострова обнаруживают, как мы видим, ряд последовательных исторических наслоений. Древнейшим слоем были, вероятно, крестьянские приметы о погоде и гадания о будущем урожае и благополучии скота. От этого древнего слоя мало что осталось. Древние корни имеют и магические обряды плодородия, и элементы аграрного культа, сейчас сохранившиеся лишь в слабых пережитках. Мощный отпечаток наложила на эти древние обычаи христианская католическая церковь, которая частью запретила и вытеснила старинные обряды, заменив их своими, — разные мистерии, пасторали и др., — частью придала христианский вид этим старинным обрядам. Но и церковные ритуалы, господствовавшие в средние века, позже стихийно модернизировались, частью теряли религиозное содержание, частью сохраняли его, но постепенно и в них начинали преобладать игровые, развлекательные мотивы. В последнее время традиционные зимние праздники все больше становятся делом молодежи или просто детскими праздниками, старинные обряды — играми и забавами.
Почти все календарные обычаи испанцев и португальцев находят себе аналогии в традициях других европейских народов. Труднее указать специфические отличия. В качестве таких можно, видимо, отметить, с одной стороны, более глубокое влияние церкви, преобладание христианских мотивов в обрядовом фольклоре («вильянсикос» и пр.), — а с другой стороны, нарочитую помпезность церемоний, уже утративших религиозное содержание и ставших подобием военного парада.
Нельзя не обратить внимание на иной набор имен святых-покровителей, чем в большинстве других стран Европы.
Итак, кульминация зимнего цикла праздников — «Двенадцать дней». Период этот содержит три главных церковных праздника и один древний, никак не связанный с христианским богословием или культом, — Новый год. Внешне эти праздники наполнены разным содержанием, но в основе своей они проникнуты единым смыслом. Это скрытое, но подразумеваемое единство особенно ясно обнаруживается в деревне, где древние, идущие из дохристианских глубин и хранимые народом обряды удивительно однообразны, хотя и прилагаются к разным датам, к разным праздникам. Церковь пытается придать свое толкование ритуалам, приходящимся на разные даты, но в целом, особенно в сельской среде, сохраняется смутное ощущение «единого потока» зимних праздников.
Хоры агинальдейрос, собирающие подарки и на рождество, и на Новый год, и на «королей»; ужины и другие трапезы с ритуальным набором блюд, в установленные дни и часы; коллективные пирушки за счет собранной провизии; костры, непрерывно пылающие все праздники; запреты работать или совершать какие-то действия; различные приметы и гадания; однотипные маскарады и на рождество, и на Новый год, и 6 января, — все это вместе воспринимается как нечто единое, как некий цикл, предвещающий наступление нового аграрного года.
НАРОДЫ БЕЛЬГИИ И НИДЕРЛАНДОВ
Этнический состав населения Нидерландов и Бельгии довольно разнообразен: здесь живут преимущественно народы германской языковой группы — голландцы в северных провинциях Нидерландов, фламандцы в южных провинциях этой страны и в северных провинциях Бельгии, небольшая народность фризов в провинциях Фрисландия и Гронинген (Нидерланды). В южных провинциях Бельгии основное население составляют валлоны, по языку относящиеся к романской группе; валлонский язык, по существу, является диалектом французского языка.
Не одинакова и религия народов Нидерландов и Бельгии: большинство голландцев и фризов принадлежит к протестантской церкви, фламандцы же и валлоны по вероисповеданию почти все католики.
Но все перечисленные народы живут в сходных географических условиях (несколько отличается от остальной равнинной страны лишь юг Бельгии, где есть невысокие горы), с давних времен их сельское хозяйство имеет одинаковое — скотоводческое направление. Именно сходство в экономике и географии обеих стран обусловило возникновение и развитие многих сходных народных обычаев и обрядов даже у разных по религиозному вероисповеданию народов. Это еще лишний раз подтверждает аграрно-производственное происхождение большинства обрядов народного календарного цикла.
Языческой основой всех зимних праздников народов Нидерландов и Бельгии был, по-видимому, зимний праздничный период древних германцев, который начинался с ноября месяца и с небольшими перерывами продолжался до января. К этому времени заканчивались все полевые работы, скот возвращался с пастбищ в стойла и начинался убой скота и домашней птицы для заготовки мяса к наступающей зиме. На праздник совершались жертвоприношения богам, а после устраивались обильные пиршества. Период перехода к зиме, к временному умиранию всей природы считался очень важным временем года в древности.
После принятия христианства к прежнему зимнему языческому празднику был приурочен ряд больших христианских праздников, дни памяти христианских святых. Так возник почти непрерывный праздничный цикл, который охватывает время с ноября до середины января. Весь зимний праздничный период называется на голландском и фламандском языках
Обряды и обычаи зимнего календарного цикла народов Нидерландов и Бельгии имеют много общих черт не только с обычаями германских народов, но и с обычаями других, более далеких им по языку и происхождению европейских народов.
Однако можно выделить и некоторые специфические черты зимних обрядов, свойственные только населению этих стран.
Одной из таких характерных черт зимнего праздничного цикла голландцев, фламандцев и валлонов является особенно большая популярность дней памяти двух святых — св. Мартина (11 ноября) и св. Николая (6 декабря). К этим дням приурочено наибольшее количество обычаев, и в жизни народов Нидерландов и Бельгии дни памяти этих святых имеют даже, пожалуй, большее значение, чем рождество и Новый год. Такое выделение этих двух праздников можно объяснить тем, что они были ближе по времени к началу зимнего праздничного периода древних германцев.
Центральной фигурой древнего языческого праздника был бог Водан, некоторые черты которого впоследствии были перенесены на христианских святых — Мартина и Николая, и их популярность в народе благодаря этому увеличилась.
День 11 ноября по церковному календарю посвящен памяти св. Мартина, епископа Турского, патрона Галлии с IV в. И в Бельгии, и в Нидерландах святой с раннего средневековья пользовался большим почитанием. В Нидерландах по крайней мере 40 из самых древних церквей были посвящены ему.[163] Его имя носят деревни, плотины, мосты. Считается, что епископский город Утрехт и все его жители находятся под защитой св. Мартина. Изображение святого помещено на верху колокольни утрехтского собора, нарисовано на епископском знамени.[164] В Бельгии же этому святому посвящено более 400 церквей.[165]
Праздник в честь святого Мартина осмысляется в народе как праздник окончания сбора урожая и наступления зимы. Считают, что зима наступает именно со дня св. Мартина.
Из приуроченных к празднику зимы обрядов в Нидерландах и Бельгии выделяется прежде всего большая их группа, связанная с ритуальными огнями. Еще в XIX в. был повсеместно распространен в этих странах обычай зажигать костры в канун дня св. Мартина. Обычай разжигания костров, по-видимому, был связан прежде всего с культом солнца. Но огонь костров имел и очистительное значение: еще недавно огонь для праздничного костра добывали старым способом, без помощи спичек, а топливо для него должны были доставлять все члены общины. Через костер люди не только прыгали сами, но и заставляли прыгать скот.[166]
На юге Нидерландов и повсюду в Бельгии, особенно вдоль реки Маас, еще и в наши дни в вечер накануне св. Мартина можно видеть на холмах ряды пылающих костров. Пока они горят, парни с зажженными факелами обегают поля.
Там, где костры уже не зажигают, воспоминанием о них служат факелы, с которыми молодые люди обходят улицы деревни. Такие факельные шествия устраиваются еще во многих провинциях Бельгии, в голландском Лимбурге и Брабанте.
В Брюгге в канун дня св. Мартина дети бегали по улицам с обмазанными смолой и зажженными веревками.
В других областях вместо факелов зажигали разноцветные бумажные фонарики или фонари, выдолбленные из тыквы, репы. Последние фонари особенно известны у фризов (пров. Фрисландия и Гронинген в Нидерландах).[167]
Наконец, позднюю трансформацию костров можно видеть в распространенном довольно широко современном обычае зажигать в канун дня св. Мартина свечи. О том, что такие свечи ведут свое начало от разжигавшихся когда-то в этот день костров, говорит следующий обычай: в некоторых голландских деревнях в канун дня св. Мартина все жители образуют на улице селения круг, в середине которого ставят несколько зажженных свечей. В то время как взрослые танцуют и поют, дети прыгают через горящие свечи.[168]
Как и в другие праздники, 10 и 11 ноября во многих селениях Нидерландов и Бельгии устраивались различные процессии, шествия. Раньше их участниками были только взрослые. Еще и сейчас в местечке Венлоо (пров. Лимбург), одном из наиболее важных центров празднования дня св. Мартина, в канун праздника молодые люди собираются группами и с песнями ходят по улицам селения. Один из них, изображающий самого святого Мартина, едет посредине процессии в открытом экипаже. В процессиях, организуемых в Северном Брабанте, св. Мартин идет пешком впереди. Вокруг его туловища повязан большой пук соломы, соломенные же связки обрамляют его шею, руки и ноги.[169] Каждый участник обряда несет цветной бумажный фонарик. Из окон жители бросают им «дары для св. Мартина» — печенье, яблоки, орехи и прочую снедь.
В большинстве местностей устройство шествий в день св. Мартина стало уже давно простым развлечением и целиком перешло в руки детей. Идя группами от дома к дому, дети поют старую песню о святом, патроне всех нищих. В песне Мартин сам изображается нищим, дрожащим от стужи, нуждающимся в огне и тепле:
После этих строк следует короткое обращение к «богатому человеку, у которого всего много», с просьбой дать топлива для костра и провизии для устройства праздника в честь святого. Дары, которые дают детям, состоят преимущественно из плодов только что убранного урожая: фруктов, овощей, каштанов, орехов.[170]
О том, что праздник в честь святого Мартина связан со старым праздником сбора урожая, свидетельствует широко распространенный обычай, один из наиболее старых вариантов которого описан в Гельдерландском народном альманахе 1837 г.: на потолок комнаты подвешивались бумажные кульки, наполненные яблоками, изюмом, миндалем, орехами, а также зернами пшеницы, овса, горохом; к каждому кульку была прикреплена длинная бумажная полоска. Эти полоски зажигали, огонь бежал вверх к кулькам и поджигал привязанный к ним маленький пакетик с порохом. Порох вспыхивал, кульки разрывались, и все их содержимое рассыпалось по полу. Дети подбирали рассыпавшиеся лакомства.[171]
Теперь это делается проще: все лакомства ссыпаются в одну корзину, которую кто-либо высоко поднимает над головой и опрокидывает. По этому обычаю, который бывает часто приурочен и к другим праздничным дням зимнего календарного цикла, и сам день в народе иногда называется «днем встряхивания корзин» (Schuddekorfsdag).[172]
Как и всякий другой праздник, день св. Мартина сопровождается вечеринками, праздничным ужином — в канун и обедом — в самый день. Кушанья к праздничной трапезе приготовляются главным образом из мяса, так как именно с этого дня повсюду начинался убой скота на зиму.
«В день св. Мартина режет бедняк свою свинью» (Op sint Martijn slacht de arme het zwijn), — говорит народная пословица.[173]
Но особенно распространенное блюдо в этот день — жареный гусь. По-видимому, обычай есть гуся в это время — еще языческий. В ноябре гусей уже не могли больше выгонять на пастбища, а корм надо было беречь для тех птиц, которых оставляли на зиму. Народ обычно считает начало своих работ по дням памяти святых, поэтому и убой гусей был приурочен к ближайшему такому дню — дню св. Мартина. Уже давно на многих иконах святого изображали с гусем. Сохранилась легенда о том, что гуси своим гоготанием прервали проповедь святого и поэтому он повелел их резать в это время. По другим легендам гуси открыли убежище Мартина, в котором он прятался от слуг кардинала, и за это были им прокляты.[174]
У фламандцев существует также несколько видов печенья, которые выпекают специально к этому дню. Это так называемые рожки св. Мартина (Sint Maartens hoornt) — вафли четырехугольной формы.
В южной Бельгии, где развито виноделие, в день св. Мартина ставят новое вино в погреб, и в этот праздник впервые пробуют его. Он называется «напиток св. Мартина» (Sint Maartens’ dronk).
В Дордрехте поют:
(Св. Мартин, св. Мартин, вчерашнее сусло, завтрашнее — вино).[175]
В народных повериях часто некоторые функции св. Мартина смешиваются с функциями другого популярного святого в Нидерландах и Бельгии — Николая. Поэтому в некоторых областях св. Мартин также считается другом детей. Подобно св. Николаю, он якобы ездит верхом на коне по крышам домов в канун своего праздника, чтобы бросить подарки детям через каминную трубу. Иногда же (в Бельгии) изображавший св. Мартина человек со «слугой», который несет мешок с подарками и розги — для непослушных детей, обходили дома и беседовали с детьми.[176]
У католиков между двумя большими праздниками зимнего цикла — св. Мартина и св. Николая — отмечаются еще дни памяти св. Катерины. Ее имя означает «свет», «чистота». С этого дня считают полное установление зимы, по народной пословице: «Св. Катерина приходит в белом платье». С этого же дня коровы окончательно водворяются в стойла: «Со дня св. Катерины должны коровы быть на веревке» (Met sint Katrijn moeten de koeien aan de lijn).[177]
День св. Катерины также часто называют «день встряхивания корзин» — Schuddekorfsdag.
Поделиться книгой: