Unknown

Осталось избрать путь – его рота покончит с этим самостоятельно или он обратится за помощью к народу Шеди. Шола и Тутах, сейчас вряд ли согласятся составить ему компанию, они ещё злятся. И за храм, разграбленный в войне и за поведение своих собственных людей.

Своих воинов ненавидеть нельзя, ненавидеть короля вредно для здоровья, так что источником дурного влияния испортившего дисциплину рот, а так же причиной всего мирового зла, не мудрствуя лукаво, командиры наёмных рот немедленно назначили Кохана.

Он хлебнул вина и на мгновение вздрогнул от страха.

Леса Ганга – не хотелось ему соваться туда. Его люди, без сомнений, в большинстве своём, откажутся от этой затеи. Есть другой вариант – устроить засаду. Выбрать возможную следующую цель бандитов и ждать их там. Но тут возникают проблемы. Они могут не вернуться ещё долго. В последней деревне, они немного взяли, крестьяне Сабаса всё ещё бедны. Но они взяли там рабов, а рабы из Сабаса, ценятся везде. После продажи рабов, с учётом предыдущих набегов, денег этим людям хватит надолго. Можно попытаться выйти на место, где они будут продавать добычу. Но таковым местом может быть берег моря в районе лесов Ганга. Там берега, не в пример востоку Сабаса, полны пригодными для кораблей бухтами и заливами. Протяжённость берега тоже не из маленьких. Кроме того, они могут отправиться дальше на юг и продать пленников в Валлии, в общем, эта затея отнимет ещё больше времени. Лучше найти место, которое бандиты выбрали своим перевалочным пунктом. Он должен находиться где-то в лесах Ганга. И он не должен быть слишком далеко от Сабаса. Это место найти будет гораздо проще. Благо следопыты в роте есть.

Кохан принял решение. И к Шеди он всё же обратится этим вечером – согласятся, хорошо, а нет, так нет. А уже утром отряд выйдет из ворот крепости и отправится на юг, прямо к колдовским лесам Ганга.

***

Громкая речь господаря рыцарственного правителя, разносилась очень далеко, до самых окраин посёлка, но в том нужды особой и не было – если бы его речь не заглушали другие звуки.

Всё село собралось на маленькой площадке, где возвышался монумент, поставленный ещё дедом господаря рыцарственного правителя. Склонив голову, сложив крылья за спиной, прикрыв лицо ладонями, скорбя о боли всего этого мира, стояла там Милостивая Прива в ценном камне воплощённая. Искусный скульптор, изобразил прелестную богиню в просторной тоге, изобразил столь мастерски, что она казалась живой. Ну, как казалась? Оно в прошлом конечно дело было. С тех пор ведь много лет уж минуло. Камень поблек, дорогая Вестфаллийская краска почти везде сошла, а на новую денег не было в селе – господарь, по праву своему, конечно же, священному, всё ведь забирал. Однако от повинности, за вопиющее свинство селян, так и не сумевших изыскать средств на новую краску, конечно же, никто избавлен не был. В этом году, повинность та лежала на доме Громыки Хромого, а он, негодяй холопский, так и не смог средств найти. И повинен он был страшно - ведь мог же окаянный поголодать в этом году, продать остатки урожая куда-нибудь и купить какой-нибудь краски. Так нет же – всё сам сожрал, повинность свою заметить не пожелал вовсе, голоду напугался негодяй. Так что теперь дочка его, украшенье всего села, самая прекрасная дева в округе, сполна платила за повинность, не выполненную Громыкой и семьёй его непослушной. Вон они, стоят возле Лиштаи и смотрят – а то ж как иначе? Должно им смотреть на повинность, что б в другой раз исполнили всё. Громыка в крови весь стоит – посмел он слово господарю сказать, да слово не покорное, супротив справедливой воли рыцарственного правителя, светлейшего и мудрейшего владетельного господаря селенья этого.

Негодяй, посмел возразить - мало того! Он ещё и пожаловался.

Мол, Нори, сынок его младший, с голоду умер, в годе этом. Мол, не мог он краску купить – забрали ж зерно всё у него, и скотины не осталось, апосля того, как воины господаря откушать изволили в месяце прошлом, да в селе этом.

Редкостный всё-таки мерзавец этот Громыка.

Мало того, что своей повинности не признаёт гад, так ещё и самих воинов господаревых в том и обвиняет! Тварь скотская. Из-за него теперь повинность на всю деревню наложили – вон, тащут из домов-то зерно последнее. Голодать теперячи всем придётся.

-Ааа!!! – Завизжала Лиштаи. Это она от боли – воин господарев, по спине её кулаком в латной перчатке огрел. И правильно. А то ишь! Вертит задом, извивается вся на столе, да ещё и оскорбляет слух господаря своими рыданиями, да дёрганьями. Загнули на постамент милостивой Привы, юбку на спину кинули, так молча и стой, так нет же! Елозит задом своим, плачет вся, тьфу. Теперь вот повинность из-за неё на всю деревню. Вздыхает народ, горюет – всем теперь голодать-то придётся.

А всё из-за Громыки и дочки его глупой. И чего надо было? Молчала б, подумаешь, девственница, подумаешь больно, подумаешь, это уже пятнадцатый воин к заду её пристроился – но так тож воины самого господаря! Молчать потребно ей было, а не рот свой разевать.

Господарь ходит перед постаментом милостивой Привы и всё-то им подробно разъясняет, что б понимали они как виноваты пред ним, какие они грубые и мерзкие скоты, ведь на то и рождены они, что б волю рыцарственных правителей сполнять исправно.

Кивают люди, виноватость свою на лицах корчат – а то ж не будут корчить, самих их вот так, на постамент, да и то, ежели Прива над ними смилостивится. А то вот в прошлом годе, захотелось воину господареву дочку Рийдона попробовать, в женском, значится деле, так возмутился негодник этот богомерзкий, Приву разгневал упрямством своим. Посмел он, значится, напомнить воину господареву, что дочке его всего десять годов без малого. А то воин господарев сам не заметил! Разгневал он Приву, и ушла она, Барговых духов пустила и что же? Только хужее и стало. Мало что дочку Ридонову всю ночь, да цельный отряд господарев, так ещё и самого Ридона на кол посадили, да снимать с кола запретили, сами в замок уехали. Ридон кричал и бился цельных три дня, пока не умер. Дочка его вторая, первая-то ещё месяц ходить не могла, да потом и умерла отчего-то. Так вот дочка его вторая, Барговой скверной так проклята была, что Ридона с кола-то снять пыталась – во как Зло в ней поселилось-то глубоко. Запретили ведь воины господаревы, а его воины, его голос и есть. Супротив воли господаря идти решила, окаянная! Делать нечего было, увы - пришлось им действовать, дабы не гневить ещё более господаря и Богов.

Утопили они её в реке ближайшей, ну а как иначе?

Страшно он кричал тогда Рийдон этот глупый…, эх, и зачем вот Приву гневил негодяй? Туда ему и дорога, да и дочкам его срамным, да Барговым злом отравленным…

Лиштаи страшно завыла – ужо двадцать пятый с заду пристроился, да видать, не туда он, а куда не надо было. Господарева речь в вопле утонула, расстроился он, негоже ведь господаревы слова нарушать такими гадкими воплями. Повернулся он к ней и латной перчаткой значит. Не кричит более, тихо стонет, да глотает – зубов видать, повыбивал ей много там, а то может и все, вот и глотает.

Хохочут воины господаревы, да тот как глянет на них! Словно сама Прива во гневе! И замолчали они – во какой правитель господарь, жестокий, но справедливый у них! Высок, красив, милосерден, справедлив и жесток – вот, такой господарь и должен быть. Они почти все такие, милостию самой Привы. Кроме некоторых, да ещё одного, про которого врут, конечно же – говорят, мол, не пользует дочек крестьянских и много ещё чего говорят, выдумывают, тут уж понятно всё. Где ж это видано, что б воины господаревы, девушек не сношали где им захочется? Да это ересь какая-то и разврат. А как тогда сильные детишки-то будут? От них знамо не будут, они ж черви земляные, считай что навоз, а господарь и воины его, они крепкие, благородные, мудрые…., опять эта дура елозит задом своим срамным. Ну, вот чего надо? Ведь радоваться должна – все воины господаревы сношать её приехали, а начал сношать и вовсе сам лично господарь. То честь великая, хотя и как повинность высказана, но то мудрость просто сложная от господаря. Тут так сразу и не понять. А на деле, оно ж и повинность вроде как, а как без повинностей? Никак. Но мудр и милосерден господарь и повинность то внешне, а на деле – Великая честь. Ведь нет никаких сомнений, Лиштаи теперь хорошего ребёнка понесёт, сильный он у неё будет, ото всех воинов господаревых и от него самого. Во какой мудрый он и милосердный, господарь-то! А эта дура елозит задом. Ну, вот как? Мешает она милость господареву ей дарить, через зад её срамной. Не понимает, потерпеть не могёт – дура, чего ж тут поделаешь? За то вот по носу сейчас ещё получила, сломался нос-то её, не быть уже Лиштаи столь же прекрасной, как и раньше…, но ничего не поделаешь – сама она во всём и виновата.

Уже сороковой воин к заду её пристроился, молчит теперь Лиштаи, толи сознание потеряла, толи осознала, наконец, бесконечность оказанной ей милости – оно непонятно. Тут-то в селение и ворвался воин на коне красивом, белом очень. Проскочил по улице, глупого дитёнка Вапьи знахарки, с дороги сбил, да к господарю во весь опор. Спрыгнул с седла и что-то тихо говорит ему, не слыхать, а любопытно же, чего он там говорит. Тянут все шеи, ухи напрягли и он вот тоже.

-Пирайи, чего это а? – Говорит шёпотом Ари, жена евонная. Он нахмурился, глянул строго, но бить не стал – господарь не любит, когда ему мешают вскриками всякими, а она ж дура, она ж вскрикнет. Шикнул просто, молчи, мол, дура. Да и не надо её сейчас, так жестоко-то – родила три дня назад. Пираи очень надеялся, что не от него родила, а от господаря. В прошлом годе, Ари в поле работала, а господарь мимо ехал и её завидев, сношать захотел. Сношал естественно – рукой показал, сюда мол, на четвереньки, возле коня его. Ари хоть и дура - а раз баба, разве ж не дура? Дура конечно. Но не такая как эта Лиштаи, тьфу на неё. Ари сразу подбежала, как удобно господарю было встала, и зад отставила посильнее. Господарь её посношал немного и дальше поехал, даже не ударил ни разу – вот какая у Пирайи жена умница! В пример всей округе. И ребёночек-то какой получился! Сын!!! Во как. А у Громыки вот от него самого ребёночек и чего? А вон чего – эта дура Лиштаи у него и народилась. И чего с того, что она красива? Теперь всё, личико теперь у неё как кусок сырого мяса, а ума и нету, и не было. А Ари вот, в селе говорят, от прошлого господаря народилась, от отца господаря нынешнего. Вот потому такая и получилась и лицо неплохое и грудей полных как надо - две штуки, и ума есть немножко…

Господарь нахмурился злобно и зашипел громко.

-Что??? Как эта безродная псина посмела? Правитель Орхуса взял Салир? Баргов хер ему в задницу! Да как такое могло случиться???

Издав рёв не хороший, да безумный немного, господарь знак сделал и на коня своего, а воины его тоже на коней, один только задержался – он сейчас Лиштаи сношал. Поторопился, шлепки в один звук слились, напрягся он, изо всех сил треснул её по спине, зашевелилась Лиштаи и с тихим стоном, подарил он дурочке этой от себя немного, да в неё прям, как положено, вот. Потом на коня тоже вскочил и прочь уехал.

Народ стал расходиться по своим делам. Работы-то невпроворот. Только вот Громыка дочке своей глупой помогать кинулся, да братья её все трое, да мать её, да и дед её тоже чем-то помочь пытается. Тоже вот – один-то дед помер годов пять как, хорошо помер, достойно очень. Господарь тогда новый меч себе справил, испытать надобно было. На нём и испытал – на руках сначала, ну а потом уж как положено, по шее разок. Хороший меч у господаря – ой хороший! Ну, так и господарь, вон какой – ростом метра два, статный, сильный весь, ух! Хороший у них господарь.

Пирайи и Ари вернулись в свой дом – поле с утра обошли, жучков всех пособрали, дабы те урожай не пожрали. А то ведь много надо зерна со двора-то. У господаря воинов много, понятное дело и кушают они не мало. Ари принялась с ребёночком возиться, Пирайи в огород пошёл – огород тоже надо, господаревым воинам еды много надо, а ведь и ему с Ари тоже чего-то поесть нужно. Так что без огорода тут никак. Если б он ремесло какое выучил, легчее было бы конечно, но, увы, господарь не пожелал что бы тут были другие ремесленники.

А иногда так хотелось!

Пирайи принялся снимать гусениц с капустной грядки и корить себя за свои срамные мысли. Как вот он может жаждать того, чего господарь ему не позволяет? То всё Барга происки, не иначе.

Минул день, другой, село жило своей жизнью. Улучив момент, Пирайи выбрался на крылечко своего домика и сел на пенёк древесный, что служил ему стулом. В домике кричит малыш и тихо плачет Ари – сама виновата. Он ей ведь сказал – угомони малого, пусть прекратит кричать. Нет же, не поняла. Пришлось ему - просто выбора не оставила. Ари иногда такая дура, что просто слов нет.

Ну, ничего. Губа покровит и заживёт. А что зуб теперь шатается – так оно бывает, пошатается и перестанет. Как вот ребёнка успокоит, надо бы ещё супрыжий долг с неё спросить. А то, надо признать, немного хочется. Конечно, спину ломит – весь день в огороде этом. И откуда гусениц столько? А ещё и эти букашки земляные, что повадились сладкие клубни есть – совсем спасу нет от них. Только что кипятком шпарить их, руками не собрать, крошечные они совсем. Намаялся ужасно. А завтра снова гусениц надо бы пособирать, да в поле Ари помочь, не справляется она. То дитё буянит, то ещё чего, да и устаёшь ведь, сложно это всё…

Лошади остановились у его крыльца. Ничего не поделаешь, хоть и молил он Приву, что б у другого крыльца они сегодня остановились.

Увы, прогневил видимо богиню милостивую, вот и не проехали они мимо.

Спрыгнули с коней, поводья ему бросили. Пирайи поспешно схватил поводья и повёл коней до сарая. Надо бы их почистить и покормить, да хорошенько всё это сделать, дабы не разочаровать господаря ленью своей и воинов его ничем не прогневить.

Ари качала младенца на руках и клевала носом – мальчик не давал глаза сомкнуть, а работы невпроворот. Только и успевала, что на минутку отлучиться, дабы еды мужу своему приготовить, да чистоту в доме навести. Бедный её муж, устал не меньше, даже супрыжий долг уж сколько дней не требует с неё – хороший он у неё..., хотя иногда, сомневалась она в том, но всё же, всё же…

Скрипнула дверь и в дом вошли воины господаревы.

Поспешно уложив мальчика в люльку, Ари подбежала к воинам господаревым, и замерла перед ними низко склонив спину.

-Чего угодно господари милостивые?

Без слов высокий хмурый господарь спустил штаны и широко зевнув, замер на месте.

Ари поблагодарила господаря за оказанную милость и поспешила требуемое сполнить, да как можно лучше. Добрый господарь даже похвалил её, потрепав дланью по волосам.

Воины господаревы уселись за стол и начали обсуждать свои мудрые и справедливые дела. Да бы не грустно и не пусто им было за столом-то сидеть, Ари поспешила выставить на стол еду какая в доме была, да и ту, что для мужа своего сготовила – муж и потерпеть может, а господаревы воины, чья воля и власть от самих Богов идут, меч чей от ужасов всяких защищает их жизнь бесполезную, они потерпеть не могут. Им должно всякую честь и помощь оказывать сразу же и без спросу даже и без приказу. Тот милости Привы сполна получит, кто по одному лишь знаку угадывает, что нужно господарю и людям его. И на того Баргова волосатая лапа злая падёт, кто не понимает ничего и господарю, да людям его перечить смеет. Вон, Лиштаи сполна заплатила за своё богомерзкое поведение. А если б угодно оно Богине было, то, что было бы? А спасла бы её Милостивая, наказала бы господаревых воинов. А она того не сделала. Так что тут всё понятно и так – Прива недовольна была тем, что Лиштаи рот свой не вовремя открыла.

Вот Ари всё прекрасно знала и понимала. Недаром в её-то уж пятнадцать лет, она до сих пор с крепкими и, главное, всеми зубами ходит. Ари рот открывала только вовремя.

-Баргов хвост, ааа! – Воскликнул один из воинов, сладко жмурясь. Потом подтянул штаны и знаком показал, куда крестьянке нужно ползти, благо ползти не далеко, стол не шибко большой, показал следующий пункт назначения в полушаге от её разгорячённых губ.

-Хорошо справляется. – Заметил один из них, сладко улыбаясь.

-Спасибо милостивый господарь, спасибо! – Донеслось из-под стола.

-Это да… - Согласился другой, но думал он уже явно не о том. Отпив молока из кружки, он хмуро уставился в тарелку. – Господарь гонцов не шлёт.

-Так рано ещё вести ждать. Оно когда ещё эта битва будет! Не переживай.

-Да не переживаю я. – Соврал воин.

-Не боись, наши ребята, да с господарем-то – они этих из Орхуса порвут как Прива разорвала Барговую цепь! Одним махом!

-Ну, - заметил третий воин, - вообще-то, этот Логан из Орхуса, Салир взял без осады, одним наскоком.

-Да брось ты! Врут, поди…

-Может и врут. – Пожал плечами воин. – Но Салир пал.

-Саб не падёт. Его никому не взять. – Сказал воин, застонал, задрожал и штаны подтянул. Ари выскочила из-под стола и побежала к младенцу – проснулся он отчего-то, а господаревы воины не любят когда их слух мучают вопли разные.

-А если Саб падёт?

-А тебе не плевать? – Ухмыльнулся воин. – Победит один господарь другого – просто другому будем служить, всего и делов-то. Это не Батэл, учителей нет, есть господари. А какой станет господарем тут – какая нам разница? Будем служить тому, которого пришлёт новый король.

Воины молчали несколько секунд, а потом рассмеялись – ведь прав товарищ их, полностью прав. Короли меняются, господари тоже. А вот рядовые воины, они всем нужны, без них ведь все короли и не короли вовсе, а так, пшик.

Хозяин домика вскоре вернулся и, доложив господарям о том, что кони в порядке, вместе с женой они замерли в ожидании - господари с дороги устали, честь им оказали такую, в домике их остановились, тут надо внимательнее, всё время прислушиваться, вдруг надо чего? Так что ждали и слушали, да вот ребёнок снова кричать начал, тонкий слух господарей мучить ужасным образом, так умаял он их воплями своими, что гневно посмотрел на них один воин господарев. Ари, поспешно схватив ребёнка, убежала на улицу, да подальше в кусты, где плач мальчика не мог отравить господарям их отдых. Кивнув Пирайи, выразив одобрение, господари вернулись к своим делам важным, к разговорам своим, для разумения Пирайи совершенно лишним и непонятным.

Он слушал, когда стоял, слушал, когда господаря ноженьки устали и потребовалось срочно стянуть с него сапоги и помассировать его стопы, слушал. Всё время слушал.

И не понимал.

Орхус? Не врут про господаря тамошнего? Война в Сабасе? Крестьяне в воинстве том? Да как же такое может быть? Да что ж такое творится? Никак сам Барг тот господарь рыцарственный правитель, раз помутил столько голов глупых крестьянских, что за ним-то люди пошли…, неужели это правда? И господарей убивают…, крестьяне убивают?

Пираи чувствовал, как ему становится нехорошо. В нём закипала злость на своих собратьев – как они посмели гневить Приву своим богомерзким поведением? Как они посмели поднять руку на господарей? Как они могли вмешаться в распри господарей, божественной волей Привы, поставленных над ними, низкими безродными червями?

Его мир рушился с каждым словом господаревых воинов. В Сабасе творилось нечто невероятное, нечто, что казалось просто сказкой, каким-то бредом сумасшедшего.

Но разве господари могут быть сумасшедшими? Нет, не могут – сама Прива говорит их устами, а иногда и сам Барг. Так что же – Приву разочаровали господари, посланника своего выбрала она и сеет он кругом смерть и разрушение, путая головы глупые крестьянские? Или же то Барговы происки и вот-вот, господари убьют одержимого господаря, и всё вновь будет как прежде?

У него появились вопросы, и он хотел их задать, но вовремя прикусил язык. Негоже червю навозному, каким являлся он, терзать слух воинов господаревых, своим поганым голосом.

Но слушать никто ведь не запрещает. Если б запретили, он бы заткнул уши, но они не требовали этого, им всё равно было…, или же Прива заставила их говорить так откровенно и много и Привы же воля на то, что б он услышал? Но зачем ему это слышать?

Пираи старался не думать, он просто делал то, для чего был рождён.

Время шло, и повинности шли, и к урожаю время пришло – повинности самой важной из всех.

Старосты деревни, как время пришло, к замку господаря отправились, дабы испросить разрешения на сбор урожая – ухаживать господарь за растениями повелел им самим, без спросу, как захотят, мудр и очень добр был их господарь. А вот про уборку урожая он не говорил, тут надобно ходить за разрешением. Не любил господарь, когда по полям они шастали с серпами, мотыгами и косами, когда не должно им было того делать. А то вот, как господарю Прива благословление снизошлёт дабы шёл он поохотиться? А тут они, черви навозные, со своим урожаем под ногами его святыми путаются – не хорошо. Посему к сбору урожая только господарь мог назвать время верное, такое, что Приву гневить не будет и Барговых моровых псов на них не навлечёт.

Разрешенье получив, старосты вернулись, но господарь Иллак, что господарями младшими, в отсутствие господаря рыцарственного правителя командовал, повеленье дал им особое. А был он Баргом порчен - то все знали. Лишь рыцарственному правителю оно неведомо было. Господарю рыцарственному правителю, видать сам Барг глаза застил, сокрыл от взгляда его пречистого, воина того одержимого, да злобого и проклятого всего.

Веленье Иллака господаря сполнили они естественно.

Он хоть и проклятый и всё такое, но то ж воин господарев всё равно.

Лучшие из юношей, одёжу дома оставив, к статуи Привы пришли и ожидать стали. Явился господарь и, выбрав юношу, да домик подходящий, ушёл он с ним, дабы сношать юношу до восходу, с разрешенья Привы, да по велению Барговому. Злы деревенские были на то непотребство окаянное. Очень злы. Потому, как уехал господарь Иллак, так и забили камнями у статуи Привы старосту своего. Ведь он повинен в том был, из-за его непочтительности, Прива зла стала и позволила Баргу замутить господарю Иллаку голову, что б попортил он юношу деревенского. Пирайи с большим удовольствием лично размозжил голову этой богомерзкой старой твари. Вот если бы господарь рыцарственный правитель на то указ бы дал – так добрые люди сельские, дабы Привы веление сполнить, сами бы в очередь стали, что б сношал их указанный воин. А тут такое! Без веления господаря, без соизволения Богов, просто взял воин и сношал юношу – разврат то и преступленье в Привы глазах.

Шло время, неумолим бег его…, давно убрали урожай. Давно забыли про Лиштаи проступок, даже сочувствовали бедняжке – такая уродина стала, как ей не сочувствовать? Зубов передних нет, лицо всё перекосило, хромает всё время, даже смотреть больно было. А уж из-за порчи той странной, что поразила семью её, жалели Лиштаи ещё больше.

Все братья её пропали, да не просто пропали – сбежали они. На, тьфу их, Святую войну.

То всё Барговы происки были не иначе. Поутру однажды собрались они и ушли. Погубил их Барг, тут уж ни у кого сомнений не было…, только вот не только они ушли. Навлекли окаянные на всё село они злость господареву, кару его справедливую.

Пирайи вышел из дома и присел на пенёк у порога.

Громыка уже не кричит. Вон он, на столбе сидит, привязан, чтоб не убёг, в заду навершие столба у него, висит он там, голову уронил на грудь, помер видать уже. Ну и слава Приве – пять дней он всё кричал, да стонал, никому ведь сна от него не было.

Вон и дочка его, рядышком она с отцом. И все части ног, и все части рук, всё у столба лежит – господари добрые, не стали раскидывать её по всему посёлку. Как порубали на мелкие кусочки, так всё горкой у столба и положили. Долго бедняжка кричала – и ведь не виновата она, то всё братья её Баргом помутнённые. Но господари мудры – если уж Лиштаи повинность свою сплатила так жестоко, то уж виновным станет ох как хуже. Всё правильно в поступке господаревом…

Пирайи сорвал травинку, стал её жевать – поутру уехал господарь, что потчивал в его доме сегодня. Хороший был господарь, и друг у него хороший был. Ари ублажала их покорно и очень старательно, а Пираи чутко следил, что б удобно господарям было, что б Ари не сильно зад поднимала и аккуратной была. Довольные уехали господари, не падёт их гнев на его дом…, только есть теперь нечего, всё ведь они съели. Но это ничего – урожай убран, скоро и огород поспеет, спросит разрешенье на уборку в замке и будет чего поесть. А пару дней без еды – не впервой…

Саб пал, король Сабаса был убит.

Господари так сказали, меж собою говоря. Врать им смысла нет, меж собою же они говорили.

Пирайи не мог понять, что происходит. Если Саб пал, если король мёртв, что же это получается? Что творится с этим миром и куда смотрят Боги?

Ари с утра вот тоже сказала за это, как будто задумалась она про дела такие важные – ну, сама виновата. Сейчас с ребёнком вот нянчится, да глаз бережёт, фингал у неё ещё долго не слезет.

Пирайи всё думал и думал, но никак ничего придумать не мог. Короля уже убивали на его веку, только он тогда мал очень был. Тогда ничего и не случилось, всё по-прежнему и осталось.

Но сейчас что-то не то, что-то другое – он это чуял буквально кожей.

Но что?

Орхус – что-то в этом, что-то важное. Там ведь господарь тоже есть, но молва странная идёт за господаря того, безумен говорят. Но безумие то, от Привы снизошло говорят. А такое безумие разным бывает. Так что же, как и что ждать? Пираи грустно вздохнул и покачал головой – тяжко было понимать то, что червю навозному и мыслить-то воспрещено строго-настрого.

Решив в итоге, что не его это ума дело, Пираи махнул рукой и пошёл до огороду – пора уже с морковкой что-то делать. Опять жуков этих пришло откуда-то полчище. Собрать надобно, да и сжечь – а иначе никак, мерзкие Барговы посланцы жрут всё подряд и плодятся ужас как быстро.

Холоднее стало в краях Сабаса, и с далёкой колдовской земли потянуло ветром прохладным, в коем зло Баргово чуялось буквально кожей. То всё с Гангу идёт, с места проклятого, полного магией, злом и бандитами безбожными, что Баргом отравлены.

Пираи, вместе с женой, на поле жучков собирали, с посеву нового, как раз, когда, то чудное дуновение ледяное случилось. Перепугались – ужас. Ари с визгом к селу побежала, юбку повыше задрав. А он же мужчина, ему нельзя так, посмелее быть надо, так что он стоять остался. Но так-то убежал бы, да ноги отнялись. Да и хорошо, что не убежал – сына-то Ари с перепугу средь колосьев и забыла. Он вот кричать начал, плакать – почуял он злую Баргову магию, что неслась из Чёрного Гангу. А то может и из Валии – там колдуны злобые живут. Это все знают, господарь добрый всё-всё им рассказал. И про этих валлийских извергов, что младенцев поедают, а людей заживо в чанах с фекалиями самого Барга варят, да в тех фекалиях, что сбирают из разрыва между мирами – о как.

Страшные люди там живут, а то может и не люди вовсе. А то бывает с Империи сумасшедшего Актиона злобый ветер дует – и такое бывает. Вокруг них, только Зло и царит, лишь господарь рыцарственный правитель, крылами самой Привы освещён – это все знают. А вокруг – все жестокие и мерзкие, моралей ни каких нету у них, и все-все они хотят Сабас завоевать и людей всех в рабство ужасное взять. И лишь господари с воинами своими, стоят на страже этого зла аморального, что поселилось за границами Сабаса, только благодаря им, все жители Сабаса, до сих пор свободные люди и живут неплохо совсем, куда лучшее, чем все прочие. Хвала Приве и господарям, да королю Сабасскому, что их жизнь столь свободна и удивительно хороша…

Дуновение кончилось, и Пираи выдохнул с облегчением - вновь тёплый ветер Сабаса обдувает его лицо, вновь солнышко сияет и кричит мальчик.

-А ну цыц, мальчик! – Рявкнул Пираи, широким шагом идя к сыну. Поднял он его на руки, да пошёл к дому – Ари надо бы затрещину, а мальцу поесть. Ари, последнее время, совсем наглая стала, вот, вчера ещё, господаревы воины приехали, понравилась им Ари, себе её взяли на ночь. А она вернулась, когда утром – глаза нехорошие, хмурится, как будто недовольна она, что сами воины господаревы её сношать изволили всю ночь. Не хорошо то, дурной глаз у бабы-то, бабу бить почаще надо. Он добрый, Пирайи самый добрый в посёлке и чаще чем раз в три дня, ни разу Ари не бил, да и бил легонько, так, пощёчина там, подзатыльник здесь. Но в этот раз, всё иначе – вот и напугалась она, это понятно, но без его разрешения убежала, а это уже что-то неправильное. Как такое может быть, шоб баба, да без мужьего разрешения? Надо её полупить немного. Сегодня чуть-чуть и завтра ещё немного, а там посмотрим.

-Мальчик! Хватит! – Рявкнул он на сына, который так и орёт. Серые глаза парнишки замерли на его лице, кричать он перестал. Пираи задумчиво смотрел на сына и вдруг понял, что сын-то уже довольно большенький стал – пора, наверное, идти к замку господаря. Негоже без имени мальчику, ежели в глазах его искра разума человечьего возникла. Теперь можно дать ему имя, но только господари могут это делать, лишь им дана такая мудрость. А им селянам, ну куда им, червям навозным? Назовут так, что все Боги со смеху попадают, а потом и накажут их всех, господарю повеление злое дав. А господарь пред богами, как и всякий человек, безволен ведь – сполнит он приказ и хорошо ежели от Привы то приказ будет, а ежели от Барга? Охо-хой, лучше, наверное, щас прям и поспешать до замку. Баргов хвост с ней с Ари, с дурой этой, надо имя мальцу щас прям и справить. Ну а что? И пошёл Пираи к замку, через северный край деревни.

Шёл долго, он же без лошади, не положено ему лошадь. За повинность года два как забрал господарь лошадь у него, а новую где ж её взять? Вот, у господаря, как на пахоту, так и брал, за повинность, что с огорода. Хоть и запретил король прежний господарям огороды обирать, да новый король то повеление и отменил полностью. Опять же, запретить-то король запретил, да разве ж за всем-то уследит? А раз не мог он уследить, то воля Привы, не иначе, а кто ж с Божьей волей спорить станет? Безумцев нет у них, безумцев сразу под Баргово копыто псы подземные заберут и потом душу сожрут - это все знают.

Вот и стены замка господарева, вот и ворота красивые, камнями дорогими украшенные в прошлом когда-то, вот и башенка с которой господаревы воины на верёвках свисают, как виноградины на гроздьях…

Пираи чуть не выронил ребёнка.

У ворот тела, камней на воротах нет, на стенах лежат мертвецы, и такие же висят на башнях.

И черны лицами, глазищами красные, на конях злых, от стен ужасные создания Барговы, медленно уходят гружёные чем-то…, Пираи застыл как вкопанный – один из демонов повернул коня, за ним ещё двое. Бежать сил не было, мальчик закричал, но уже поздно. Сейчас заживо утащат они его в Барговы Юдоли, где будут его пытать и мучать, будут его жрать заживо и сношать три раза в день палачи Барговы, у коих вместо мужского дела, крючья шипастые торчат повсюду…

-Слышь, червяк. – Лениво говорит Баргов демон, перекинув одну ногу через седло. – В селе кто есть? – Пираи икнул, потом кивнул, потом понял, что глазищи демона не красные, нормальные, человеческие – оно и понятно, демон его увидел и тут же замаскировался. Но не сильно, потому как видно его морду чёрную, видно какой он злой и мерзкий. Вон и у седла его, за волосы привязанная господаря Иллака голова висится. Прогневили они Приву, ох прогневили! Вот и разрешила она Баргу зло посеять в землице господаревой… - Оглох? В селе господари есть, нет?