Помоги проекту - поделись книгой:
– Вы – доктор? – с надеждой спросила я.
– В какой-то степени да, можно и так сказать, – ответил мужичок.
Потом поставил сундук и стал копаться в маленьких выдвигаемых ящичках.
«Обычные врачи кончились, и на вызовы стали присылать гомеопатов? – подумалось мне. – Впрочем, какая разница, главное, чтобы помогло».
– Простуда, кашель, чихание, – начала жаловаться я.
– Чихание, – повторил за мной мужичок и извлек из ящичка пакетик с порошком.
– Чихание редко, – объяснила я.
Мужичок достал стакан высыпал в него порошок и налил воды, ловко размешал содержимое ложечкой и протянул мне.
– Пейте!
Я выпила и спустя мгновение начала непрерывно чихать.
– Вот и чихание, – удовлетворенно произнес он.
– Вы..что… специально? – успевая вымолвить только одно слово между чихами, спросила я.
– Конечно, чихание полезно, сейчас все вычихаете, и станет намного лучше, чихайте на здоровье, – с улыбкой заботливой бабушки сказал мужичок.
Спустя пять минут действительно стало ощутимо лучше, и даже как-то легче внутри меня.
– Спасибо, – поблагодарила я.
– Что еще хочется? – спросил мужичок.
– Вообще хочется букет цветов и кокос с пальмы, но это наверно от температуры, выпишите мне таблеток, и все пройдет, – сказала я.
– Таблеток, чтобы все прошло, нет, а вот цветы и кокос вполне можно, – ответил мужичок, снял зеленую шляпу, водрузил ее на спинку стула, а сам полез копаться в нижних ящичках. Достал два пакетика, один высыпал в длинный стакан, разбавил водой и взболтал. Я моргнула, а из стакана уже торчит букет из розовых пионов, желтых роз и белоснежных лилий. Мужичок вынул букет, стряхнул воду и протянул мне.
«Вот так и начинается температурный бред», – подумалось мне. Но я понюхала букет, он был свежим и невероятно приятным для души. Когда мне дарили цветы? Наверно в прошлое восьмое марта на работе, даже если и бред, все равно очень мило. Тем временем мужичок высыпал второй порошок в миску, капнул воды и, спустя мгновение, подбросил в воздух кокос. Ловко ударив им о край сундука и раскрыв орех, протянул мне половинку, залитую прозрачным молоком. Я жадно выпила содержимое и стала вдыхать запах мякоти, любуясь букетом на подушке.
– А можно орхидею в горшочке, всегда мечтала, но как-то все не до того? – весело спросила я.
Мужичок расплылся в довольной кошачьей улыбке. Извлек новый пакетик из сундука и, залив тот водой, протянул мне цветущую лиловую орхидею в нежно-розовом горшочке.
– Знаете, как пахнут орхидеи? – спросил мужичок.
Я помотала головой.
– Никто не знает, а те, кто нюхал, не могут толком объяснить, чем пахнет, все потому что орхидея – волшебный цветок, – объяснил мужичок.
– Она настоящая? – спрашиваю, любуясь цветком.
– Настоящее сильно переоценивают, а это лишь одна сторона реальности, ничем ни лучше и ни хуже другой – ненастоящей. Это если бы вы взяли монетку и сказали – вот одна из сторон хорошая, и мне нужна только эта сторона, вы бы сразу лишились монетки, потому что монетка возможна, только обладая обеими сторонами сразу, – сказал мужичок и как-то поблек.
Я сонно закрыла глаза и, обнимая горшок с орхидеей, уснула.
Разбудил меня громкий стук в дверь.
– Врач! – кричали за дверью.
Подскочив с кровати, я открыла. Зачем я ее вообще запирала?
– На что жалуемся? – сразу к делу перешла дородная тетка с красным от мороза лицом.
Я оценила свое состояние и поняла, что в целом, ни на что не жалуюсь.
– Температура была, спала наверно, – извиняющимся тоном пробубнила я.
– Сколько дней температура? Открываем рот! Дышим глубоко, – раздавала команды врач, молниеносно заглядывая в горло и прослушивая трубкой.
– Три дня уже, и немного кашель, – рассказывала я.
Врач написала несколько замысловатых слов на листке, протянула мне, пожелала выздоровления и вышла за дверь.
А я осталась стоять в комнате, счастливая, веселая и думала, когда я купила эту зеленую шляпу.
Ноты: роза, лилия, сахарный химикат, пион, желатин, кокос, орхидея, сливочная тубероза, кашмеран.
Vanille Pitahaya Comptoir Sud Pacifique
Ломтик груши, два ломтика банана, несколько орешков кешью и ложка мюсли. Завтрак выглядел изумительно. Яна сфотографировала его, выложила в инсту с хештегами #здоровоепитаниеяны, #похудейсяной, #уменясвадьбавыкусите. Начали поступать сердечки, довольная собой Яна налила стакан минеральной воды и нанизала на вилку кружок банана.
Этот момент Яна очень ярко помнила в конце дня, потому что именно с него все и поехало, прямо покатилось, набирая скорость. Тщательное пережевывание банана погрузило Яну в задумчивость, очнувшись от которой она стояла перед пустой тарелкой, держа в руке почти пустую бутылку айрана.
– Ой! – вырвалось у Яны.
Потом она взяла себя в руки и запретила паниковать. Это всего лишь малокалорийный напиток, пропущу обед. Она поставила недопитую бутылку в мусорное ведро, чтоб точно случайно не вернуться к ней, и пошла выбирать тон бежевого лака. Свадебное платье Яны было цвета «шампань» и представляло собой произведение искусства. Верх был выполнен из тончайших, как морозный узор кружев, расшитых бисером и кристаллами Сваровски, а юбка была летящим шелковым коконом из двадцати легчайших, как воздух, лепестков. Оставалась только одна проблема – корсет не застегнулся. Две Янины подруги изо всех сил тянули за края и одновременно за застежку, пока владелица салона отошла за шампанским, но так и не смогли впихнуть Яну. Потом выяснив, что платье невозможно перешить, азартно ринулись подбирать новое, но Яна уперлась. Теперь платье висело запакованное в кучу целлофана в шкафу, а Яна сидела на строгой диете. Оттенок бежевого на ногтях имел огромное значение, это платье было достойно совершенства. Яна купила все оттенки, которые смогла найти. Их оказалось больше, чем изначально предполагала Яна. Она выставила на стол все пузырьки с лаком, большую бутылку жидкости для снятия лака и начала красить ногти. Она красила, фотографировала, выкладывала в инсту, потом смывала, дальше снова красила и так вошла во вкус, что очнулась только на сотом посте, который уже никто не лайкал. Более того возле места эксперимента обнаружилась гора фантиков от карамели и пустая коробка от лукума. «Я не могла», – в ужасе думала Яна, – «я не могла это съесть!» Но поскольку Яна была в квартире одна, выходило, что исчезнувшие из упаковок сладости были внутри Яны. «Надо отсюда выбираться!» – кричал внутренний паникер. «Это все от предсвадебного стресса и одиночества», – продолжал успокаивать внутренний голос, – «Я выйду на улицу и буду гулять до ночи и ничего больше не съем». Яна быстро уложила волосы воском, пшикнула капельку лака и, подсушив все феном, выбежала на улицу. Легко шагая по залитой первыми летними лучами улице, Яна улыбалась всем прохожим. «Я молода, красива и через неделю у меня свадьба», – мысленно транслировала она всем вокруг. Как ни странно, прохожие отвечали Яне улыбкой, что в наши дни достаточно редкое явление, особенно в разгар унылых будней. Потом Яна заметила, что прохожие начинают улыбаться ей еще до того как она ослепляет их своим лучезарным во все отбеленные зубы оскалом. И как-то невзначай опустила глаза. На ней была ночная сорочка, которую нельзя было принять за сарафан, даже очень ультра модный. Но ужас крылся ниже, где улыбались двумя дырками на больших пальцах старые любимые тапочки в розовый горошек. Яна прижалась к ближайшему зданию и так проползла до первой двери, в которую ввалилась спиной. Дальше Яна помнила все очень смутно. Запах шоколада, пекущихся булочек и ванили окончательно лишил Яну рассудка и способности управлять собой. Поздно вечером, когда кофейня закрывалась и Яну попросили оплатить счет, ей пришлось позвонить подруге, которая приехала за ней, погрузила несчастную в такси и всю поездку домой зачитывала счет в котором значилось: шестьдесят пять пирожных со сливочным кремом, тридцать восемь шоколадных пончиков, десять кусков шоколадного торта и двадцать пять чашек горячего шоколада.
Ноты: переспелая груша, сердцевина груши, айран, тархун, банан, кешью, мюсли, газировка, нуга, лак для ногтей, смывка для лака, карамель, лукум, воск, смола, канифоль, ладан, сливочная гардения, бобы тонка, шоколад.
Vendetta Donna Valentino
Я сижу в потрескавшемся от времени уродливом кресле. Пахнет влажной пылью, размазанной по полу, горелыми волосами и химией.
– Следующий! – слышится из зала.
Я робко заглядываю и вижу, как из одного из кресел встает накудрявинная до невозможности дама лет сорока.
– Чего стоишь, садись, – командует парикмахерша с торчащими практически дыбом палеными волосами грязно-желтого цвета.
Я подчиняюсь, и она, стряхнув накидку от волос предыдущей посетительницы, завязывает ее на моей шее настолько сильно, что я начинаю задыхаться, мне хочется откашляться, но я ловлю ее суровый взгляд в зеркале и продолжаю сидеть с комом в горле, еле дыша.
– Лодочку? – спрашивает парикмахерша.
– Я бы хотела, – сбивчиво начинаю я.
– Осветлиться? – пытается угадать парикмахерша.
– Нет, – отвечаю я.
– А зря, вам было бы очень хорошо, – сообщает парикмахерша.
– Я хочу, чтобы ровно, вновь пытаюсь донести мысль о прическе.
– Зачем вам ровно, у вас кудри, люди деньги платят, чтобы завивку сделать, а тут такое богатство, – рассуждает парикмахерша дергая расческой мои волосы, потом берет расческу с более редкими зубьями, но все равно ничего не получается, и вырвав пару прядей, она вручает расческу мне и велит расчесаться самой.
Я пытаюсь расчесать волосы и получаю в лицо облако удушающе пахнущей воды из пульверизатора. Я пытаюсь что-то сказать, но парикмахерша продолжает опылять меня ароматизированной водой, и у меня получается только кашлять.
– А можно вот так? – я указываю на постер красивой девушки с великолепной стрижкой и гладкими прядями.
– Ну, я вам сразу говорила лодочка, – обрадованная парикмахерша вооружается ножницами и начинает с бешеной скоростью срезать волосы.
Пару раз она задевает ножницами ухо, и когда делает это в третий раз, вместо извинений констатирует:
– Торчат.
Я смотрю в зеркало, и слезы наворачиваются на глаза, там совсем не то, что на плакате.
– Великолепно! – резюмирует парикмахерша и от души брызгает в меня из флакона с духами, к которому прикреплена груша пульверизатора.
Я уже не в силах сдерживаться, слезы текут ручьями по щекам. Парикмахерша снимает с меня накидку и зовет следующего. Я протягиваю ей пятый рубль и ухожу.
Быстро пробегаю пыльный холл с гудящими шапками сушилок и выхожу на улицу. В глаза бьет яркое солнце. Слезы высыхают, и на душе становится чуточку легче. Подумаешь, еще одна неудачная стрижка, они у меня всегда такие. Я вынимаю из сумочки мамину помаду, недавно выклянченную у нее насовсем, и наощупь провожу ей по губам. Заграничная помада вкусная и пахнет сливой. Я прохожу под цветущими липами, улыбаюсь и совсем забываю про неудачу с прической.
Ноты: пыль, кожзам, пережженные плойкой волосы, запах химической завивки, запах парикмахерской времен СССР, розовое масло, ландыш, помада, слива, мед, липовый цвет.
Juliette Has A Gun Not A Perfume
В кожу впиваются зеленые иглы, по рукам течет кедровое масло. Я открываю сомкнутые смолой глаза и вижу у своих ног наваленную сухую траву. Из нее исходят тонкие струйки сладкого дыма. Меня окутывает этот дурман, я вновь закрываю глаза. Сладость тлеющей травы уносит все мысли, внутри меня спокойно, тихо и пусто. Ветер развевает ленты в волосах, я смешиваюсь с дымом, растворяюсь и уношусь высоко в голубое небо. На неосязаемых устах улыбка. Далеко внизу остались те, кому еще суждено ходить под ликом Белобога и дрожать в тени Чернобога. Лишь я становлюсь свободной, уносясь клубами дыма, растворяясь в запахе пекущихся блинов, отражаясь в лицах всех румяных красавиц разом, благословляя на жизнь, свет и новое начало. Они веселятся, танцуют, едят. В их глазах играет пламя костров. Их радость искренна, вера крепка, дух силен.
Через сотни поколений дети их детей будут сжигать на костре чучело из соломы вместо живой женщины, но не, потому что они добрее, сострадательнее или гуманнее, просто они стали верить в других богов.
Ноты: еловые иглы, кедровое масло, смола, сухая трава, сладкий дым, легкое тесто, древесный спил.
Cesare Paciotti Cesare Paciotti For Her
К Веронике липли все окружающие мужчины от восемнадцати до маразма. Подруги завидовали ее популярности и никак не могли понять, почему Вероника бегает за единственным не влюбленным в нее мужиком. Избранником Вероники и предметом ее душевных терзаний был Федор. Усатый здоровяк, от которого вечно пахло олифой.
Вероника тихонько открыла дверь мастерской. Она всегда опасалась, что однажды увидит за ней своего Федора в объятьях дамочки.
– Привет! Я мимо проходила, думаю, зайду, проведаю. Как работа? Я тут к Наде шла, хотела ее горячими бутербродами в перерыв накормить, а ее нет. Сядь, покушай, а то остынут.
Федор кивнул в знак приветствия и одобрения всего сказанного Вероникой, отложил кисть, которой лакировал миниатюрную дверцу шкафчика-шкатулки, сел за маленький стол накрытый клеенкой в розовый цветочек, подаренной когда-то Вероникой, щелкнул кнопкой чайника и достал большую кружку. Вероника начала выкладывать завернутые в фольгу бутерброды, которые, к слову сказать, никогда не доставались Наде.
Закипел чайник, Федор сыпанул на глаз чая из пачки и положил две ложки патоки, залил кипятком и мастерскую заполнил сладкий аромат, он смешивался с запахом сохнущего лака и создавал нечто неописуемо странное, притягательное и отталкивающее одновременно. Федор приканчивал второй бутерброд, смотрел в окно и чертил на откинутом уголке клеенки схему какой-то конструкции. Веронике, как обычно, спустя пять минут становилось неудобно, потому что в мастерской была только одна скамейка, одна чашка, ей даже казалось, что в жизни Федора все в единственном экземпляре, а она, стоящая у двери мастерской, нарушала эту четко выверенную гармонию. Ей не хотелось уходить, она была словно пчела, сильно близко подобравшаяся к блюдцу с медом и уже запустившая в него лапки. Вероника тонула в этой сладости, погружаясь все глубже и глубже в то, что она бесконечно любит и то, что ее убивает. Федор доел бутерброды, аккуратно сложил фольгу и протянул ее Веронике.
– Спасибо!
– На здоровье!
Вероника убрала фольгу в пакет. Походила за спиной Федора, который взялся вновь за лакировку, нарочито громко стуча каблуками. Потом глубоко вдохнула едкий запах лака и вышла, кинув в закрывающуюся дверь:
– Столько дел, я побежала, пока.
Слезы текли по щекам. «Это все от запаха лака», – говорила Вероника себе, шумно сморкаясь в платок. Она присела на скамейку в парке и долго смотрела на колыхаемые ветром головки тюльпанов на клумбе. «Больше никогда не приду к нему», – пообещала себе Вероника. И через день вновь стояла в дурмане сладкой патоки и лака, печально улыбалась, вновь не находя куда бы себя приткнуть в этом мире единичных вещей. Федор дожевывал последний бутерброд, отложив его, он вышел в подсобку и вернулся с резной скамейкой из светлого дерева в виде огромного лепестка на ножке, которую обвивали тюльпаны. Федор поставил скамейку у стола и в привычной задумчивости стал допивать чай, смотря в окно.
Ноты: лакированное дерево, олифа, лак, смола, патока, тюльпаны, белые цветы.
Chloe L`Eau de Chloe
Вот тут я сижу и смотрю на пузырьки на стенке стакана с лимонадом. Какой-то из них сейчас, не выдержав, нырнет в прозрачную зеленую даль и, долетев до вершины, издаст «пшик». А теперь я бегу по теплым камням мостовой вдоль мелких лавочек с сувенирами. Примеряю разноцветные шелковые платки, ожерелье, в котором словно застыло море. А теперь прохожу мимо фруктового прилавка и сворачиваю в цветочный павильон. Я помню, как там пахло срезанными стеблями, цветочной пыльцой и нежными только что привезенными белыми ирисами. И вот я обнимаю огромный букет ирисов и гуляю по тенистым улочкам старого города. Сажусь за столик маленького кафе у благоухающего куста роз и заказываю большую порцию пломбира. Солнце клонится к закату, играет мягкими лучами в плавных волнах каменного фонтанчика. Тихий шелест льющейся воды, прохлада, крадущаяся из удлиняющихся теней и безмерное счастье. Белые хлопья пены начинают размывать изображения. По краскам текут мыльные струи, превращая картины в размытые цветные кляксы. Я пытаюсь удержаться на холсте, но мягкий убаюкивающий запах шампуня провожает меня в мир и расплывшихся пятен света, цвета и запаха.
Ноты: лимонад, зелень, яблоко, груша, зеленые стебли цветов, ирисы, роза, землистые ноты.
Поделиться книгой: