Влад любил такие моменты, всем сердцем ощущая согревающее душу тепло родного дома. Веселая возня, звон посуды, звуки милых сердцу голосов, запах знакомых с детства блюд — все это было той волшебной составляющей крепкого коктейля семейных уз, ради которого он всегда возвращался домой. Он обожал общаться с семьей, сидя за огромным столом и неспешно поглощая мамину стряпню. В скольких бы странах он ни бывал, какие бы экзотические блюда не пробовал, мамина еда все равно оставалась самой вкусной и любимой.
— Мам, и как ты умудряешься так вкусно готовить? — спросил он, запихивая в рот очередную котлету. — Ничего вкуснее нигде не пробовал.
— Жениться тебе, сынок, надо.
— Ма, ты опять? Ну, не начинай, пожалуйста.
— Что не начинай? Вот женился бы, и жена б тебе не хуже меня готовила.
— Точно! И как я раньше-то не додумался? Не на тех я смотрю. Все, буду искать жену повариху, — Влад хитро переглянулся с отцом и зятем, и те, посмеиваясь, опустили носы в тарелки.
Мама укоризненно покачала головой, а потом, в сердцах махнув на сына рукой, налила себе стопочку коньяка.
— Ма, ну чего ты так расстраиваешься. Да женюсь я… когда-нибудь.
— Вот именно. Когда-нибудь, — вздохнула Елена Сергеевна. — Я этого когда-нибудь, наверно, уже не дождусь.
— А тетя Аня сказала, что ты правильно делаешь, что не женишься. Значит, ты еще не нашел ту, что будет тебя любить просто за то, что ты есть, — весело сообщила Соня, залезая к дяде на колени.
— Вот, — Влад весело подмигнул сестре и поцеловал племянницу в макушку. — Устами младенца, как говорится… а тетя Аня у нас, кстати, кто? — он не ожидал услышать такие слова от маленького ребенка. Она озвучила то, из-за чего он действительно до сих пор так и не создал семью. Нельзя сказать, что он вел аскетический образ жизни, нет, женщины в ней присутствовали, и с некоторыми он даже жил довольно долгое время. Он всегда выбирал высоких, красивых, состоявшихся, тех, с кем было легко, удобно и просто. И все вроде бы шло красиво и гладко до тех пор, пока он не начинал понимать, что они хотят от него чего-то большего, чем просто совместного проживания. Он не знал, то ли он не готов предложить им это большее, то ли они не в состоянии дать ему то, что он так отчаянно искал в каждой из них. Сколько себя ни спрашивал, Влад никак не мог сформулировать, чего же на самом деле он ждал от той, с кем бы действительно хотел связать свою судьбу, и вот теперь посторонний человек совершенно точно обозначил его жизненные приоритеты.
— Тетя Аня — известный кутюрье, — гордо задрав нос, объявила Соня.
— Так уж и известный? — недоверчиво округлил глаза Влад, обняв племянницу.
— Конечно, известный, — убедительно закивала головой мама. — Анечка Закревская. Неужели ты не знаешь?
Влад нахмурился, смутно припоминая, что это имя он уже слышал. Вроде бы, одна из манекенщиц, с которой он встречался, даже спрашивала — не знаком ли он со своей талантливой соотечественницей.
— Мама, я тебя умоляю. Его больше модели интересуют, чем модельеры, — фыркнула Лера.
— Ну, тебя же они тоже интересуют больше, чем модельеры, — с улыбкой парировал Влад, хотя понимал, что сестра права: он часто посещал модные показы, и в основном из-за красивых девушек, дефилирующих по подиуму.
— Меня они по долгу службы интересуют, — обиделась сестра. — А не как объект приятного времяпрепровождения.
В этот момент примчалась незаметно улизнувшая племянница в совершенно фантастическом платье замысловатого ассиметричного кроя. Вещь явно была брендовой, в таких тонкостях Влад хорошо разбирался.
— Сонька, отпадное платье, — восхитился он. — И кого ты на него разорила, маму или бабушку?
— Это тетя Аня пошила, — девочка радостно крутанулась вокруг своей оси, одарив его счастливой улыбкой.
— Опять тетя Аня? Что-то её последнее время слишком много. Никому не кажется?
— Это у нас больная тема, — усмехнулась сестра. — Мы мечтаем стать известным модельером. А тетя Аня у нас что-то наподобие идола для поклонения.
Сонька, подбежав к Владу, схватила его за руку и стала куда-то тащить. — Пойдем, я тебе еще что-то покажу.
— Владик, ты только не пугайся, там тебя целая толпа разряженных женщин поджидает, — засмеялась в ответ на вопросительный взгляд брата Лера. — Правда, они все не настоящие.
— Резиновые, что ли? — весело хмыкнул Влад, и получил от сестры салфеткой по спине.
— Фу, какой ты! Кукольные, — пояснила она. — У нас все модели куклы.
— А-а-а, — потянул Влад и подмигнул племяннице. — Ну, пойдем. Смотреть твоих кукол.
Но Соня явно собиралась показать ему что-то другое, потому что затащив его в свою комнату и усадив на диван, она вынула из стола целую стопку журналов.
— Вот, смотри, — с какой-то затаенной гордостью девочка плюхнула ему на колени кипу прессы.
— И что я тут должен увидеть? — Влад пролистал, типично женское чтиво, силясь понять, что же такого интересного нашла в нем племянница.
— Ну, куда ты смотришь? — возмущенно свела бровки Соня и, закрыв журнал, ткнула пальчиком в изображение на главной странице. — Это тетя Аня. Правда, красивая?
Женщина, смотревшая на него с обложки глянца, действительно была красивой, но не той безупречно утонченной красотой фотомоделей, являющейся эталонной в мире моды. В ней было что-то неуловимо таинственное, скрывающееся в уголках еле заметной улыбки, как у знаменитой Джоконды. Эта женщина выглядела какой-то невероятно настоящей и естественной, с тонкими лучиками морщинок в уголках глаз, которые она, очевидно, не позволила ретушировать фотографу, с вьющимися темно-каштановыми волосами, обрамлявшими нежный овал лица, и огромными карими глазами, из глубины которых шел мягкий, завораживающий взгляд, свет.
— Красивая, — согласился Влад, не зная, кому приписывать лавры за это достоинство: фотографу, сделавшему удачный снимок, или владелице совершенно потрясающих глаз. Пролистав еще парочку журналов, он понял, что фотограф тут ни при чем — в разных ракурсах женщина выглядела одинаково привлекательно. Правда, с глазами он ошибся, на более крупных фотографиях они были какого-то сложного цвета, словно в темную зелень добавили несколько капель жженого сахара. Он вдруг позавидовал её мужчине, подумав, что тому несказанно повезло, такая, как она, точно любит своего мужа просто за то, что он есть. Сказанная ею фраза никак не хотела уходить из его головы.
— Хочешь, я тебя с ней познакомлю, — видя, как внимательно дядя рассматривает фотографии её кумира, поинтересовалась Соня.
— Зачем, — искренне удивился он.
— Ну, к тебе же пристают все время, что бы ты женился. Ты женись на тете Ане, и от тебя сразу отстанут.
— А разве у нее нет мужа?
— У нее погибли все, — грустно пожала плечами девочка. — И муж, и сын.
Влад пристально вгляделся в женское лицо, смотревшее на него с разномастных обложек, и вдруг понял, что она прячет за своей таинственной улыбкой — боль. Эта хрупкая и красивая женщина скрывала за своей безмятежностью боль, слезы и горе. Она улыбалась, просто чтобы не плакать.
— Грустная история, — вздохнул он, отложив в сторону журналы и прижав племянницу к себе.
— Так ты женишься на ней? — не унималась Соня. — Она же тебе понравилась, я видела.
— Боюсь, малышка, я ей не понравлюсь, — погладил по голове девочку Влад.
— Почему?
— Не выдержу конкуренцию с призраками прошлого.
— Это как? — удивилась она.
— Все сложно, Сонька, подрастешь — поймешь, — прошептал Влад.
— Это вы, взрослые, все усложняете, — обиженно вывернулась из его рук Соня. — А все просто: нравится тебе человек — женись.
Влад рассмеялся наивной детской логике, если бы в жизни было все так просто, хотя в одном она была права, женщина с обложек ему действительно понравилась.
Весь день Влад провел в своем офисе, его промоутерская компания успешно продвигала нескольких молодых бойцов на профессиональном ринге, и в следующем месяце должны были состояться их первые бои. Бумаг и организационных вопросов за неделю его отсутствия скопилась целая уйма, плюс завтра его ждали в Мангейме, где он должен был подписать контракт на проведение поединков своих подопечных на САП-Арене.
Влад никогда не переставал радоваться тому, как прогресс упрощает жизнь человека. В любую точку мира самолетом можно было добраться в рекордно короткие сроки. Из Германии в Австрию было два часа пути, и он рассчитывал успеть к вечеру вернуться в свой дом в Вене.
Гостиничные номера всегда нагоняли на него тоску, несмотря на то, что к нему, как к знаменитости, всегда было повышенное внимание персонала. Но, наверно, именно это и раздражало, будучи человеком публичным, ему иногда так хотелось тишины и отсутствия посторонних лиц, вечно нарушавших его личное пространство. Дом в Вене находился в тихом пригородном районе, он купил его одновременно с фабрикой по производству спортивного питания, это было очень удобно, учитывая то, что по делам бизнеса посещать главный офис приходилось довольно часто. За домом смотрела милая женщина по имени Ханна, которая в его отсутствие следила за чистотой и порядком, а когда он приезжал, еще и готовила. Влад специально не стал говорить маме, что он из Германии полетит к себе, зная, что она обязательно позвонит домохозяйке, а та, на ночь глядя, примчится с пакетами продуктов и будет весь вечер досаждать ему своей болтовней.
На следующее утро мама сокрушалась, что он опять куда-то уезжает, хотя вернуться обратно он собирался через два дня. Он привык к такому сумасшедшему ритму жизни и порой даже не представлял, как можно жить иначе. Влад считал себя гражданином мира, сегодня его ждал Нью-Йорк или Майами, завтра Париж и Берлин, а послезавтра он мог сорваться в Токио или Квебек. И теперь, когда после тяжелого дня переговоров самолет приземлялся в аэропорту Вены, он чувствовал себя уставшим, но счастливым.
Такси отвезло его на парковку и, забрав свой автомобиль, он, включив музыку, мчался по вечернему городу, расцвеченному желтыми пятнами фонарей и ярким неоном рекламных вывесок. Подъехав к дому, он очень удивился, когда обнаружил, что в окнах на первом этаже горит свет. Ханна была очень щепетильной и никогда не забывала о таких мелочах, как выключить воду или погасить свет. Неужели она находилась в доме в такой поздний час? Влад в сердцах выругался, а он надеялся сразу после душа завалиться спать, а теперь придется ждать, пока добродушная домработница, наговорившись с ним вволю, не отправится к себе домой.
— Ханна? — Влад прошел через холл на кухню и, никого не обнаружив, решил подняться на второй этаж.
Он не успел сделать и пары шагов, как услышал, что кто-то идет вниз. Влад поднял голову и замер на полувздохе.
По лестнице спускалась женщина, вероятно, она только что приняла душ и теперь, набросив на голову полотенце, неспешно промакивала им длинные влажные пряди. Босая, в короткой, едва доходящей до середины бедра, облегающей тело кружевной сорочке, сквозь которую просвечивалось восхитительное обнаженное тело, она казалась фата-морганой, материализовавшейся из призрачной пустоты надвигающееся ночи.
Женщина не была похожа на тех, что ему нравились, вернее, совсем не похожа, у нее не было ни модельной внешности, ни длинных ног, ни узких бедер и торчащих ключиц. Она была такая мягкая, нежная, уютная, сотканная вся из плавных и округлых линий. Такой, вероятно, и задумывал Господь создать женщину — привлекательной и притягательной, словно грех. Чтобы глядя на нее, у мужчины всегда возникало желание спрятать лицо в гладкости её манящих белизной плеч, утонуть в бархатной женственности её изгибов и впадинок, вкусить её запретного плода и раствориться в её бесконечном, как вселенная, таинстве. Эта женщина отчего-то казалась ему такой удобной и привычно родной, как плюшевый медведь, с которым он любил засыпать в детстве, обняв его руками и ногами, уткнувшись носом в мягкость его пушистого тела.
Женщина, между тем, завершив вытирать волосы, убрала от лица полотенце, подняв на него свои невероятные глаза, и Влад застыл, словно загипнотизированный, в их мерцающей странными всполохами глубине. Обалдеть, это была та самая…с обложек Сонькиных журналов.
— Отвернитесь, — она не вскрикнула, не вздрогнула, на лице не промелькнуло ни одной эмоции, голос звучал ровно и спокойно, и только глаза смотрели на него с осуждением и немой укоризной. Влад почувствовал себя преступником, покусившимся на святыню. Низменным прокаженным, дотронувшимся грязной рукой до девственной чистоты.
— Боже, какие глаза, — думал он, поворачиваясь к ней спиной.
Легкий шелест шагов, поднимающихся вверх по лестнице, светлым минором зазвучал в его ушах, и он еще несколько минут стоял, прислушиваясь к неясным шорохам, растворяющихся в вязкой темноте его дома.
Выйдя из странного состояния анабиоза, он направился вниз, с изумлением обнаружив, что он возбужден. Черт… у него встал!? Вероятно, сказывалось долгое отсутствие у него женщины, а эта была такой… В конце концов, ведь он нормальный, здоровый мужик. Что тут такого? Влад пытался оправдаться перед своей внезапно проснувшейся совестью, и у него не очень хорошо это получалось, отчего-то стало стыдно от мысли, что Лерина подруга заметила его выходящее за рамки приличия состояние. Он зашел на кухню, достал из холодильника бутылку с водой и залпом осушил её до дна, потом изумленно уставился на забитые продуктами полки. В прозрачном лотке лежали сложенные аккуратными конвертиками блины, в кастрюле, судя по всему, находился суп или борщ, еще в одной емкости — куски мяса, залитого каким-то маринадом, рядом лежали пучки салатов, пакеты с овощами, сыр и бутылка вина.
Похоже, его незваная гостья собиралась устроить банкет. Интересно, кого она ждала? Мужчину? Занятно. Усмехнувшись собственным мыслям, Влад пошел в зал и, усевшись на диване, стал ждать, когда же женщина спуститься и попытается объяснить ему свое присутствие в доме. Его ожидания оправдались довольно быстро. Спустя полчаса на лестнице послышались шаги и он, забросив ногу на ногу, с улыбкой приготовился выслушать извинительный монолог. Улыбка съехала с лица мгновенно, когда Влад увидел чемодан, который женщина аккуратно спускала вниз по ступеням.
Спокойная, собранная, с еще слегка влажными волосами, затянутыми в узел на затылке, одетая в темные зауженные брюки и белоснежную блузу, она больше походила на строгую школьную учительницу, чем на известного модельера. Она наклонилась, опуская сумку на пол, и длинная прядь волос, выбившись из пучка, мягким завитком легла ей на щеку… Красиво.
Женщина подняла на него свои огромные глаза, и Влад снова потерялся во времени, жадно всматриваясь в её лицо в ярком свете ламп. Опять всё то же безмятежное спокойствие и умиротворяющая легкость. Как ей удается так умело скрывать все свои эмоции?
— Я хотела попросить у вас прощение за свое вторжение, — тихий и спокойный голос мягко ударился о повисшую в воздухе тишину и как тягучие капли меда, потек по стенам. — Лера уверяла, что дом пустует, в противном случае я ни за что бы не согласилась здесь остановиться. Я сейчас вызову такси и уеду в гостиницу. Еще раз приношу извинения за причиненные неудобства.
Он зачарованно смотрел, как узкая изящная ладонь протягивает ему ключи. Женщина быстро направилась к выходу, и Влад, наконец, вышел из ступора.
— Подождите, — он дернулся ей наперерез, перекрывая путь.
Удивленно взметнувшаяся бровь — и снова непроницаемая мгла этих невозможных глаз… Просто наваждение какое-то. Кажется, он что-то собирался ей сказать, а теперь стоит и как болван наблюдает за малейшими изменениями мимики на её лице. Нижняя губа слегка дрогнула… пухлая, мягкая…возникло странное желание дотронуться… на лбу на мгновение пролегла тоненькая черточка, взмах черных ресниц — и снова эти глаза… Влажные, глубокие, утонуть можно. Черт… Да что же это такое?
— Это вы меня простите, — Влад неровно выдыхает воздух, собираясь с мыслями. — Я не должен был быть здесь сегодня. Это случайность, — а вот теперь, кажется, ему удалось её удивить… Нахмурилась. В глазах вопрос.
— Это ведь ваш дом. Зачем вы извиняетесь? Это я нарушила ваш покой. Мне правда очень неловко, — женщина совестливо пожимает тонкими плечами, и в их хрупкой ранимости отчетливо проскальзывает какая-то трогательная детская уязвимость. — В любом случае, я уже ухожу.
Она снова пытается пройти вперед, а он снова стеной становится на её пути.
— Останьтесь.
…И опять этот пронзительный взгляд, иглами ресницами пришивает его к себе…невозможно оторваться…магия какая-то.
— Это исключено, — в голосе зазвучали твердые, жесткие нотки, и Влад вдруг понял, что за этой видимой хрупкостью узких плеч скрывается крепкий стальной стержень, согнуть и сломать который не под силу даже ему. Эта похожая на фарфоровую статуэтку женщина слабой была только снаружи. И как же уговорить такую остаться?
— Послушайте, ночь на улице, куда вы пойдете? — Влад быстро наклоняется, перехватывая ручку её чемодана, случайно дотрагиваясь до тонких пальцев, от этого прикосновения его словно током прошибает.
— Я найду гостиницу, — она настойчиво дергает ручку на себя.
— Ближайшая гостиница — в Вене, и я не уверен, что там есть свободные номера в такое время.
— И все же я попытаюсь, — она закусывает губу и, кажется, нервничает, тщетно пытаясь вырвать у него из рук свои вещи. Глупенькая, нашла с кем тягаться…
— Хорошо, — вдруг соглашается Влад, и она растерянно отпускает руку. — Тогда я поеду с вами.
— Зачем? — большие глаза вдруг становятся огромными и какими-то наивно-удивленными, как у мультяшного олененка.
— Как зачем? Тоже сниму себе номер. Или вы полагаете, я смогу заснуть в этом доме, зная, что несколько минут назад выгнал из него на улицу беззащитную женщину? Вы за кого меня принимаете?
Она недоуменно моргает и неуклюже делает шаг назад, зацепляясь каблуком за выступающий порожек. Молниеносно отбросив чемодан, Влад успевает её подхватить и прижать к себе, чувствуя, как испуганной птицей бьется, ударяясь о его грудь, её маленькое сердце. Аромат женщины, как дурман, опутывает его своим шлейфом. От нее пахло детством: пломбиром, клубникой, и еще чем-то… неповторимым… захотелось уткнуться носом и стоять так, наполняя себя её запахом. Она вскидывает голову, и теперь её глаза так близко, что он может разглядеть каемочку в форме звездочки в их радужке… невероятные глаза… все… пропал… утонул в них.
— Пустите, — она упирается в него руками, он нехотя отпускает, потом засовывает руки в карманы, сжимая их в кулаки, чтобы сохранить еще на мгновение растекающееся по пальцам тепло от ошеломляющего прикосновения к ней.
— Оставайтесь, дом огромный. Вы мне совершенно не мешаете. Я все равно завтра собирался уехать. Но если вы не останетесь, мне придется уехать сегодня.
— Вы что, меня шантажируете? — в её голосе снова появляются свинцовые интонации, но от строгости её взгляда отчего-то хочется улыбаться.
— Пытаюсь, — виновато соглашается он. — Но у меня это плохо получается, — глупая улыбка все же предательски ползет из углов его губ.
— Зачем?
— Не знаю, как уговорить вас остаться. Я устал жутко. Не хотелось бы бегать за вами по Вене всю ночь, — Влад пристально вглядывается в её лицо, понимая, что там, за видимым спокойствием, идет упорная внутренняя борьба.
Она вдруг тяжело вздыхает — длинно, глубоко, протяжно, словно на пределе своих сил. — Извините. Похоже, мне все-таки удалось испортить вам вечер.
…Все… сдалась… чистая победа.
Как же хочется облегченно выдохнуть, но он лишь с силой стискивает зубы, чтобы не выдать себя.
— У вас еще есть возможность все исправить, — Влад дружелюбно улыбается, чтобы его слова не выглядели откровенной наглостью.
— Какая? — изящная бровь выгибается удивленным зигзагом, легкий наклон головы, все та же безмятежность на лице, и только тонкая бьющаяся жилка на шее выдает её напряжение.
— Поужинайте со мной. Тут недалеко есть ресторан.
— Я не хожу в рестораны, — глаза превращаются в две колючие льдинки, женщина вдруг становится жесткой, натянутой, как струна. Черт… кажется, он её напугал.
— Тогда, может, вы что-нибудь приготовите? Вы не подумайте ничего… Я просто есть очень хочу. Последний раз в обед пил чашку кофе. У меня сегодня тяжелый день был, — и зачем он ей все это рассказывает?
Снова вдыхает — тихо, вымученно, обреченно:
— Хорошо.