Помоги проекту - поделись книгой:
– Иногда ты переходишь все границы... Гермионе необходимо вернуться на Гриммо. Это должно произойти как можно быстрее. Постарайся ей объяснить.
– Я?! Пусть это сделает Уизли! Отработает брюлики, что украла у девчонки!
– Я передал ей украшения для сохранности, Северус! Молли их не крала, ясно?!
– Конечно... я верю вам...
– Северус!
– Да вы издеваетесь?! Как я скажу ей об этом?!
– Ох, Северус... Молодые люди нынче таковы, что им лишние объяснения ни к чему. О телесном аспекте любви они все знают...
Гермиона неверяще смотрела перед собой. Странное безразличие к происходящему исчезло, растворилось, как только разум осознал услышанное...
Глава 4
– Все будет так, как я сказала. Молчать, – палец матери повелительно, резко опускается перед моим лицом. – Разговор окончен.
Этот голос, эти слова, этот жест преследовал меня половину моей жизни. Переворачивая все внутри от жгучей обиды и понимания собственной беспомощности. Что бы я ни сказал, что бы ни сделал, все будет по слову матери. Она контролировала мою жизнь – каждый шаг, вздох, взгляд, от шнурков в ботинках до повязанной под жестким воротником бабочки. Шаг влево, шаг вправо – наказание.
Ты должен делать, что сказано.
Не сметь пререкаться.
Не сметь позорить семью.
Не сметь бегать...
Не сметь кричать...
Не сметь оправдываться...
Не сметь...
Это вымораживало, убивало. Я сам себе казался куклой, марионеткой, опутанный веревками, – дерни за ниточку и я сяду, встану, поклонюсь, вежливо улыбнусь... Я наследник. Я должен и обязан соответствовать великому Роду Блэк. Я стану лордом, который будет представлять Семью. Именно так, с большой буквы – Семью. Каждый день я должен быть в глазах окружающих идеальным наследником... но я не мог соответствовать тому идеалу, что придумала мать.
Она всегда носила с собой веер. Стоило его встряхнуть особенно резко, и в ее руках оказывалась линейка, которая больно и метко мгновенно опускалась на руки, шею, чуть ниже поясницы. В детстве, верно, не было дня, когда я не был наказан. Я жил в постоянном напряжении, опасаясь вызвать неудовольствие. Ситуацию усугубляло то, что мое воспитание было приоритетом для матери. Регулус, мой младший брат, родился болезненным, и его жалели, а кроме всего, самое главное, он был вторым сыном, которому не светило стать лордом. Мать часто вспоминала об этом, объясняя, почему ему стоит поиграть в детской, пока она дает мне очередной урок этикета.
Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что именно это пренебрежение привело к лютой зависти и ненависти со стороны Реджи. Он исподтишка следил за мной и тут же докладывал матери все мои огрехи. Милый, хороший мальчик, который просто меня ревновал... но ни тогда, ни сейчас обиды я изжить не мог.
– Сириус, ты сидел на подоконнике?
Какая мелочь, право слово! Ведь никто чужой не видел, а значит, я не уронил чести Блэк... Всего с полчаса, в своей комнате, а на окнах чары и меня не видно.
– Я жду твой ответ, Сириус.
– Нет, мэм, – рискую я.
У нее в руках этот ужасный веер. Я не могу отвести взгляд от него, а мать раздраженно бьет им по своей ладони. Раз – в руках линейка. В горле тут же встает тошнотворный комок. Я замечаю братца, что мелькает в дверях с довольным видом.
– Сириус, что я говорила о вранье?
– Не сметь лгать, – шепотом говорю я. – Блэк не унижает себя ложью...
Мой голос срывается. Я понимаю всю глубину своего проступка, а также осознаю – наказания не избежать. И просить прощения, значит усугубить свое положение.
– Тогда, что за слова я слышала? – спокойно спрашивает матушка.
Мне хочется плакать. Я боюсь выдавить хоть слово.
– Это была ложь? – еще один спокойный вопрос.
А меня почти трясет. Но молчать очень плохо, это я усвоил крепко.
– Да... мэм...
– Ты не должен лгать, Сириус. Это недопустимо. Это позволительно только в исключительных случаях. Протяни руки.
Линейка больно бьет по рукам, по кончикам пальцев, так, что они горят огнем, а я терплю, глотаю слезы, молча выдерживая наказание. Мать оглаживает линейку, и та вновь обращается в веер.
– Иди за мной, – приказывает она.
Мы приходим в ванную комнату.
– Ты признался, и это хорошо. Ты Блэк, ты должен вести себя достойно. Даже если находишься наедине. Ты меня понимаешь? Люди сидят на стульях, ясно?
– Да, мэм.
– Надеюсь мне не придется наказывать тебя за это вновь. Теперь, что касается твоей лжи. Она глупа и бессмысленна.
– Я не буду лгать, мама! Обещаю!
– Сириус, мне жаль, но ты должен усвоить урок, – мать достает палочку, и я деревенею от страха. – Scourgify!
В ту же секунду я сгибаюсь пополам. Прямо из горла лезет тошнотворная мыльная пена. Меня рвет так сильно, что, кажется, я сейчас вывернусь наизнанку. Рука матери держит меня над ванной. Я цепляюсь за скользкие края. Я задыхаюсь, горло болит от спазмов, слезы текут по щекам. Мне так плохо, ужасно плохо, а пытка все продолжается и продолжается...
– Все хорошо, Сириус. Все хорошо. Все закончилось, – мать гладит меня по голове, прижимая к себе, а у меня все плывет перед глазами. – Ты же не будешь больше лгать? Не расстраивай меня, милый.
Она вытирает мне лицо полотенцем, а затем охает:
– О Мерлин и Моргана, у тебя кровь идет из носа! Кикимер! Немедленно кроветворное!
Меня поят зельем, а после укладывают в постель. Я закрываю глаза, я не хочу видеть мать, что ласково перебирает мои волосы. Я хочу только одного – чтобы она ушла. Не хочу слышать ее голос, что так ласково журит меня, глупого мальчишку. Но она не уходит, и меня вновь начинают душить слезы...
– Ты слишком строга, Вальбурга, – говорит вечером отец за дверью моей комнаты.
– Ты не прав. Я строга ровно настолько, насколько это потребно. Мальчикам нужна твердая рука.
– Вальбурга, я согласен, строгость необходима, но...
– Орион, ты забыл, как воспитывали нас? Наше поколение? Должна заметить, мы стали достойными людьми.
– Я не могу согласиться полностью. Это воспитание более схоже с дрессурой.
– Тебя почти не бывает дома. Воспитание мальчиков целиком на мне. Я вынуждена быть жесткой, но это для их блага...
Это для твоего блага, Сириус.
Детство – чудная пора, когда мир наполнен солнцем, весельем, смехом и беззаботностью... Для кого-то, но не для меня. Все детство отравлено привкусом страха, боязнью сделать что-то не так. Это постоянное напряжение приводило к тому, что у меня шла носом кровь, как только слышалось очередное замечание:
– Сириус, будь добр, сядь прямо!
Странная женщина, моя мать. Она искренне верила, что любит меня и заботится о моем благополучии. Впрочем, не только она верила в это. В этом были уверены все. Все дорогие родственники, многочисленные дядюшки и тетушки, мои любимые кузины не замечали ни синяков, ни излишних придирок, ни моего страха. В мире не было человека, у которого я мог искать защиты и простой поддержки.
А внешне все было благополучно...
У меня было много славных игрушек, но я редко мог играть ими. У меня была хорошая одежда, но что с того? Как одеться утром, решала мать, а не я. У меня был дом, семья, родители, брат, дядюшки, тетушки. Я являлся наследником одной из самых богатых и влиятельных семей Британии, но разве я был счастлив?!
В моей жизни было мало радости до школы. Там в мою жизнь ворвался Джеймс, перевернул все с ног на голову. Он болтал, улыбался, шутил, строил рожи, пытаясь меня развеселить, а у меня получалась лишь жалкая улыбка в ответ. Джеймс был догадливым. Не проницательным, а именно догадливым. Он понял, что я боюсь реакции родных на свое распределение. И прицепился, как клещ, не оставляя в покое. Джеймс научил меня жить сегодняшним днем, не оглядываясь на взрослых, не думая об их оценках. Я был в школе. Я был в безопасности.
Которая заканчивалась с приходом каникул.
И после школы Дом давил меня своими строгими правилами, вечным неодобрением. Мне было душно в нем. Но я терпел, как терпел бы любой ребенок. Терпел до пятнадцати лет, а после я сбежал. Сбежал после того, что сделала мать...
– Сириус, это целитель Райт. Я пригласила его для тебя.
Я вежливо поприветствовал важного, как пингвин, мужчину, с огромным обвисшим животом. Он был омерзителен и я не мог понять, зачем он здесь.
– Думаю, нам стоит пройти в комнату юноши. Так будет удобнее.
Если бы я только знал, что они хотели сделать...
– Сириус, ложись на кровать.
– Зачем?
– Сириус, я сказала, ложись на кровать.
– Не волнуйтесь, юноша. Это простая операция. Вполне обычная.
– Какая операция?!
Паника все больше подымалась во мне. Предчувствие чего-то мерзкого, ужасного. Но я не успел ровным счетом ничего. Мать оглушила меня и, когда я пришел в себя, то уже лежал на кровати, а мои руки и ноги были связаны. Я отчаянно задергался в путах.
– Сириус, успокойся. Это для твоего блага.
– Отпустите меня!
– Юноша здоров. Возможно, операция не является необходимостью...
– Целитель, делайте свое дело. Я не намерена рисковать его здоровьем.
– Как скажите, леди Блэк.
Ужас накрыл меня с головой, когда его руки легли на мой пояс. Я изворачивался, как бешеный, в своих путах, но с меня стянули штаны, спустили белье. На белую тряпку на тумбочке легли странные прищепки и острый тонкий скальпель...
– Не надо! Отпустите! Пожалуйста!!!
– Силенцио. Целитель, дайте ему успокоительное.
– С обезболивающим нельзя, мэм. У вашей семьи непереносимость некоторых компонентов. Мы же говорили, почему не стоит усыплять вашего сына.
– Вам виднее. Да приступайте же!
Целитель пытался влить в меня зелье, но я выплюнул его. Минут пять он меня уговаривал выпить зелье, но я не сдавался. Матери это надоело, и она приказала целителю не медлить.
– Он сам этого хочет. После выпьет без истерик.
Меня обездвижили. Я не мог пошевелиться, хоть как-то защититься. Стыд, страх накрыли меня с головой. Я был совершенно открыт и в их власти...
Это было больно. Ужасно больно. Мне казалось он хочет содрать кожу с моего члена. Я кричал не переставая, но моего крика никто не слышал. Слезы катились из глаз сплошным потоком. Я всегда довольно остро реагировал на боль. Я, привыкший к ней, но эта боль... то ли от унижения, то ли от шока происходящего была просто чудовищна.
А мать спокойно сидела у окна...
Когда пытка закончилась, целитель попрощался с ней и ушел.
– Это для твоего блага, Сириус. Слышишь? – ее рука мягко прошлась по волосам, а у меня не было сил даже пошевелиться. – Не хочу, чтобы ты заболел. Ты так важен для всех нас. Ты будешь мне благодарен однажды. Когда у тебя появятся дети.
Ты будешь мне благодарен...
Это для твоего блага, Сириус...
Ты Блэк...
Ненавижу!!!
Ненавижу ее! Ненавижу все связанное с этим домом, с ней! Ненавижу всю свою семью, которая делала вид, что все совершенно нормально...
Мне не стоило возвращаться в этот дом. Воспоминания оживают в каждой тени и душат, душат!
Ничего бы не произошло, если бы я не вернулся сюда. Если бы не сказал "да", Дамблдору. Если бы... эта чертова девчонка не одела это Кольцо.
– Я дала шанс тебе и семье, Сириус.
Спасибо, мама! Я опять должен быть тебе благодарен? Я связан с пятнадцатилетней девчонкой! А ты знаешь, что она тоже Блэк? Ее дедушка – тот самый Мариус Блэк, которого выжгли с гобелена. Ты все решила сама, как всегда. Как будет лучше.
А я...
Поделиться книгой: