Михей Кузмич на курорте

— Пропиши ты мне, милостивица, плепорцию душа, шаркот, что ли, по вашему…

Улыбнулась докторица.

— Что ж, можно! Отведай…

Прописала.

Отыскал Кузьмич гидропат, разделся, вошел.

«Фу, ты, мать честная, опять бабы!.. Ну порядки!..»

Делать нечего. Прихватил стыдное место рукою и ждет, что будет. Глядь-поглядь, берет кишку… баба!

— Отвернись, бесстыжая! — крикнул Кузьмич и подставил спину.

А она хоть бы что: знай себе из кишки зажаривает, да еще командует:

— Грудь… Спину… Боком!..

«Ну, нет!.. — думает Кузьмич, одеваясь. — Что-что, а это нам ни к чему… И земляк тоже хорош- бабьей кишкой угощает!..»

И больше в гидропатию- ни ногой! А жалко…

«Что бы такое взамен испросить?»

Стал у больных допытываться.

— Те-те-те… Електрофикация! Это — по нас…

И опять — к докторице.

— Ты уже не обижайся! — начал он. — Шаркот мы отменили… ни к чему! Пропиши ты, будь матерью, Стасов мне душ…

— Статический? — откликнулась докторица. — Да вам зачем же? Это, ведь, при известной болезни можно…

— Эх-хо! — вздохнул Кузьмич. — А почему ты, мать, знаешь, состоит во мне известная болезнь эта, али нет… Да и то сказать: севодни ее нету, а там, глядь-поглядь, она и об'явится… Ты уж не жадуй — пропиши!..

Экий ты, — говорит докторица, — настойчивый!.. Ну, хорошо… На голову жалуетесь?..

— Голова? А что ей? Об камень не расшибешь!.. Ране точно-что болела… Так то в старом еще прижиме когда, при монополии!..

— Ну, вот, видите… А сон, как у вас… спите хорошо?..

— Да как сказать… — зачесался Кузьмич. — Дома спал за троих, а у вас — худовато! Ну, известно, дома-то при труде… За день намотаешься, придешь домой, под бок к старухе завалишься и — никаких!.. А тут худовато… Это точно-что…

— Ну, ладно, пропишу! — согласилась докторица. — Только больше ничего уже не просите…

— И-и, что ты, мать, нешто мы не понимаем? Да я теперь к тебе — ни ногой!..

Однако, слова своего Михей Кузьмич не сдержал.

Стаса душ ему приглянулся. Штука аккуратная: сидишь себе спокойненько, ветерок по лысине гуляет и, вроде как, в пояснице легче.

— Насморком страдали мы… — рассказывал он потом больным. — Так, вить, что ж вы думали? С трех разов в носу прочистило… ей-ей!..

Все бы хорошо, да новая затея умучила Кузьмича. Сказано в писании: нет предела человеческой зависти!

*

Сидел раз Михей Кузьмич во дворе санатории с молодым пареньком из слесарей. А дело было вечернее. Вечера в тутошних местах удивительные, особливо, когда луна. По деревьям ртуть струится, а воздух… ну, прямо, мед липовый!

— Спать бы пора, да жалко!.. — зевнул Кузьмич.

— А чего жалко-то, дед?

— А вот, погоди, состаришься — узнаешь… Тут у те — каждый час жизни на счету, а он сон-то, ведмедем наваливается…

— А ты… не спи!..

— Дык как же не спать, ежели от природы положено… Идем, паренек, идем в палатки!..

— Ну, нет… Мне рано, дед… Я еще процедуриться пойду, на лунные ванны!..

— Чавой-то? — навострил Кузьмич ухо.

— Лунные, мол, ванны примать побегу… Здорово, дед, кровь полируют!..

И с хохотом убежал слесарек.

А Михей Кузьмич затуманился.

«Опять, сукины сыны, притаили… Ну, и скупеньки же! И чего, скажем, она, докторица эта, казенных денег жалеет?»

Долго ворочался Кузьмич в постели.

«Пареньку прописала, а мне — ни гу-гу! А еще намеднись говорила, как честная, „Мы, — говорит, — с вами, Михей Кузьмич, все лечения превзошли!“ Вот-те и превзошли… Нет, видно, не всех еще переделала Советская власть… Ох, не всех еще! Дохторов этих ломать да ломать надобно… А-а! Молодому прописала, старому не надобно… А чего ему, молодому-то, полировать, у его и так кровь-то полированная!..»

Весь следующий день беспокоился Михей Кузьмич. К беседам прислушивался — не заговорят ли о лунницах?.. Нет, все — как в рот воды набрали… Известно, которому и прописано, так он затаит… Дорогие они, надо быть, ванны эти, лунницы то-ись… Ох-ох, на все-то протекция!..

По двору, по саду бродил, в людей вглядывался, а люди как-будто те и не те: вроде как обходят старика, сторонятся.

— Эх, человеки! Все бы себе, все бы себе…

Перехватил паренька, слесарька того самого.

— Опять… на лунницы?..

— Что ты, дед?.. Каждый-то день трудно!.. А сам бежать.

— Погодь-ка!

Где там — удержишь его!

Поднялся Кузьмич к себе в палату, лег, а лунницы из головы не выходят. И докторицу просить неловко — обещал больше не надоедать… И без лунниц уезжать неловко, даже совестно вовсе… Может, в них-то вся сила и есть!.. Опять же — с какими глазами домой явишься?.. Народ нынче пошел дошлый… Спросит иной: «Был на курорте?» — Был! «В нарзане купался?» — Ого-го! «Стасов душ принимал?» — Еще как! «Шарков душ отведал?» — Есть маленько! «А лунные ванны превзошел?» Тут-то вот и тпру!.. Эх, скажут, посылай тебя, дурака, на курорты!..

И не выдержал Михей Кузьмич, опять к докторице пошел: будь, что будет, а положенного упускать не годится.

— Последняя моя старикова к тебе просьба… Кровь ты мою знаешь… Без полировки — вовсе никуда! Иной раз, аж занемеет все… Ни рукой, ни ногой не пошевельнуть! Пропиши ты мне, за ради христа, последний раз прошу… Старуха у меня — знаешь какая: запилит! «А что — спросит, — полировку в кровях прошел?» — Нет!.. «Ну, скажет, на кой ты ляд мне сдался такой!» И пойдет, и пойдет… Пропиши, будь милостива…

— Да об чем просишь-то? — затревожилась докторица. — Чего еще?

— Сама знаешь — чего… Нешто ты кровь мою не видишь?.. Коль уж молодым прописываешь, ужли старику откажешь? Об лунных ваннах прошу.

— Чего-о? — вытаращила докторица глаза. — Лунных ванн тебе?

— Лунницы, то-ись… — смешался Кузьмич. — Которые… этого… для крови которые…

А докторица как прыснет, да как закатится. На стол грудью придала, отдышаться не может.

— Ну, старик! Да ты знаешь, что такое — ванны эти? — Да кто ж тебя надоумил-то?..

А сама заливается. Кузьмич совсем обиделся.

— А ты, мать, вот чего… Жалко — не надо, а надсмехаться над старым тоже не годится!..

И ушел. Дней пять хмурый ходил. Никому ни слова.

«Ладно, — думает, — обойдемся… А к себе прибуду, обязательно жалобу составим: самую главную процедуру и — под сукно!.. Нет, шалишь! Это дело так не оставим… К самому Калинину оборотимся- ей-ей. И в суюз тоже… Пускай знают, на чем денежки-то суюзные пригорают…»

Впрочем, к концу лечения Михей Кузьмич успокоился. Опять веселым стал. А как уезжал, докторицу свою поклоном отблагодарил, а главврачу мешок сухарей преподнес (все одно, бросать…).

— Это тебе за лучшее к нам обхождение!..

Главврач долго ломался — не хотел принять, а когда Кузьмич попрекнул его (али, дескать, серым нашим подарком гнушаетесь?) — принял.

Увязывая пожитки, загляделся Кузьмич на казенный халат — атличный халат, — прихватить разве на память? — Однако, постеснялся.

*

А через сколько-то дней жив-невредим сидел Михей Кузьмич на родине во дворе мельницы, на обрубке и рассказывал чудеса о кислых водах.

— Только это я, братцы мои, из вагону вылез, глядь — поглядь, сам Цустрах Моисеич бежит… Агент, то-ись… Из себя — беспокойный: вроде как мешком из угла попуганный, а — в чине. «Пожалуйте, говорит, давно вас ожидаючи… Хорошо ли доехали?» И сичас — ахтомобиль под меня. «Хотите, говорит, — на ахтомобили предоставим, хотите… так!» Отправились мы — так, без головокружения чтобы… Гляжу — хоромы! Мельница эта наша, скажем… ну, так — тьфу наша мельница!.. Астибюль — во-о! Порожки — во-о!.. А сустречу — дамочки… Дамочки там — скрозь, куда не повернись!.. То-ись, ни в каких там, скажем, смыслах, а для обслужения… кому что надо!.. Вот, ладно… Отдохнул это я с дороги и айда — в кислые воды… А вода эта, ребятушки, прямо шинпанское!.. Зайдешь это в кибитку, сядешь в корыто, а она, шельма, во все отверстия так и бьет!.. Буржуй по пятаку за стакан платит, а мы в ей, прости господи, на манер свинушек хлестались… А кормили нас… и-и-и, батюшки мои! Аж до запору… Ну, а запоры там тоже не страшны — на то тоже вода имеется… Как, бишь, ее? Штурмовая, что ли? Из военных какая-то… На ночь выпьешь, а к утру — пожалуйте!.. И опять за стол… А лечили как, — и-и-и, не приведи господь! Одних дохторов — не перечесть… Набольший — главврач, а при нем — ординарцы, да прохвесторов сколько-то… Это заместо хвельшеров, ежели по-нашему… А дальше сестры идут, няньки, захвозы, костелянки, банщицы… Прямо сказать, чортова их дюжина!.. Ну, эт-то ле-че-ни-е! Мертвого подымут… Ванна за ванной-в разных градусах… Потом из кишки поливают, — Шарков душ называется… Потом электричество в мозги пущают, — Стасов душ прозывается… А то еще инголяция есть — супротив наростов всяких и при мозолях тоже… Тут уж, братики мои, по-настоящему над человеком стараются… Запрут это тебя, милого дружка, в ароматную комнату, а ты и сиди тут, да чех из всех концов пущай… А то еще — для барынь больше — в мокрые простыни укутывают: спеленают тебя, в чем мать родила, с ручками, с ножками, на манер дитю малого, а ты и лежи час — другой… хоть маму зови!.. А то еще гальванизация есть, четырехкамсрная… Тут тебя гонять примутся из камеры в камеру, по всем четырем, пока пот не прошибет… Ну, этих штук меня бог миловал!.. А все прочее имел… Ни в чем отказу не видел! Аж даже лунные ванны превзошел… ей-ей! Вострономы над ванными этими сколько лет сидели, выдумывали! Ну, двистителыю, выдумали! Это, скажу я вам, ва-а-анны! Каждая по пять рублсв Есесер обходится, нам же — на, получи, без единой копеечки, сколько твоя душа примат!..

И добавлял, передохнув:

— Эх, на следующий год, товарищи, ежели опять человека требовать будут, катану… обязательно катану!.. Я теперь, можно сказать, за всех вас постоять готов. Сидите себе по избам, хозяйствуйте, в полном вашем спокойствии, а мне, старому, все одно… Ехать, так ехать! Хучь на кислые, хучь на серные, хучь даже к самому Черному морю… Можно, голубчики, можно!..