Последняя ночь

Юлия Амусина

Последняя ночь

Пролог

НЕСКОЛЬКО ЛЕТ НАЗАД

До сих пор теряюсь в догадках, как так вообще получилось. Мы с ним жили в разных концах большого города, я, тогда еще скромная прилежная ученица, готовилась перейти в десятый класс, а он уже заканчивал второй курс технологического университета, после учебы работал вместе со своим отцом в небольшой автомастерской. У нас не было абсолютно никаких точек соприкосновения, и по идее мы могли вовсе никогда не увидеть друг друга, если бы я однажды не повелась на шутливые уговоры своей школьной подруги и не нарисовала портрет своего «идеального мужчины».

— Смотри, какой красавчик! говорила Ирка, толкая меня плечом, тем самым вынуждая обратить внимание на парня, живущего в соседнем доме. Он будто нарочно уже несколько раз прошел мимо площадки, где мы с Иркой по привычке оккупировали одну из лавочек. Между прочим, ты ему нравишься.

— С чего ты взяла?

— Он все время на тебя смотрит. Вот только не подходит почему-то — Ирка вперила в незнакомца пристальный взгляд и обреченно вздохнула. Тормоз какой-то Но хорош

Вместо ответа я равнодушно пожала плечами и вновь опустила взгляд в большую тетрадь, которую вечно таскала с собой. На открытой странице нечетко вырисовывалась чья-то голова, я пока не решила, чья именно. Рисовать кого-то определенного не хотелось, не было идей. Именно поэтому я то и дело что-то стирала, добавляла, снова стирала, и в итоге уже долгое время страница радовала глаз бесформенным наброском, глядя на который Ирка только фыркала и отпускала ехидные комментарии.

— Варь, — позвала подруга, заметив, что я вновь отвлеклась от созерцания окружающего мира и уткнулась в свою тетрадь. Что ты все время такая странная, а?

— В смысле?

— Ничего тебя не интересует, кроме этой ерунды, — Ирка вырвала из моих рук тетрадь и потрясла ею в воздухе. Затем выставила перед собой и принялась тщательно рассматривать мой многострадальный набросок. Вот что это? Какой-то прессованный мяч.

— Много ты понимаешь, — я попыталась было вытянуть тетрадь из ее рук, но Ирка ловко увернулась и вновь принялась изучать непонятный предмет глазами.

— Нет, правда, а что это?

Я хотела обиженно заявить, что это будущая голова, но почему-то передумала вообще что-либо говорить. Ирка тем временем оставила недоголову в покое и пролистала тетрадь назад. На предыдущих страницах было понятно, что и где изображено, так как я уже завершила работу. Нет, это не были картины, всего лишь отдельные предметы, которые по каким-либо причинам мне хотелось нарисовать.

— А это Ой, это же я. Правда, я?

— Ты, ты, — ворчливо подтвердила, таки забирая тетрадь обратно.

— Слушай, а ведь и вправду похоже.

— Надо было пририсовать тебе длинный нос.

— Зависть очень плохое чувство, Варенька, — пропела Ирка. Ой, смотри, смотри. Опять идет.

Она весело засмеялась и принялась буравить несчастного парня взглядом. Теперь уже и я обратила на него внимание, так как рядом с Иркой невозможно было сосредоточиться на чем-то кроме того, что говорит она. Так давно повелось — в нашей паре она всегда была лидером, заводилой, а я, соответственно, прилежно исполняла роль девочки под влиянием.

Парень, внезапно покраснев, отвернулся и даже ускорил шаг; я могла поспорить, что больше он сегодня не появится. Ирка, казалось, подумала о том же, потому что не стала развивать тему и вроде бы вовсе утратила к нему интерес.

— А вот скажи мне, Варенька, что вообще должен сделать парень, чтобы тебе понравиться?

— А С какой целью интересуешься?

— С целью удовлетворить любопытство. Ты же только и делаешь, что нос от всех воротишь, моя дорогая принцесса. Я, как твоя лучшая подруга, не могу не задуматься над этим, понимаешь?

— Ну — я неосознанно повертела тетрадь в руках. Так сразу не скажешь. Он должен быть красивым нет, красивых не люблю Скорее, мужественным. Интересным. И…

— Да-да, — Ирка хохотнула.

— Да!

— Я знаю, о чем ты подумала.

— Он не должен носить обтягивающие штаны, — на этой фразе мы дружно засмеялись. Мальчишки, гоняющие мяч по площадке, посмотрели на нас с недоумением.

Отсмеявшись, мы какое-то время молча наблюдали за их игрой, хотя ни одна из нас никогда не интересовалась футболом.

— А серьезно, — вновь пристала ко мне Ирка. Давай… М-м Давай ты нарисуешь идеального, в твоем представлении, парня, а я посмотрю. Мне правда интересно.

— Не знаю, — я с сомнением посмотрела на тетрадь, в которой чертила злополучную, так и неоцененную Иркой голову, и все же пожала плечами. Может быть. Я думаю, да, можно попробовать.

И я с неожиданным энтузиазмом принялась за работу, в то время как Ирка успела свести знакомство с тем самым застенчивым парнем, который, как оказалось впоследствии, испытывал интерес именно к ней, а вовсе не ко мне.

Так глупый девчачий разговор совершенно неожиданным образом предрешил мою дальнейшую судьбу. Уже после, спустя несколько лет, я не переставала думать о том, как смогла нарисовать человека, которого никогда в жизни не видела, но который жил со мной в одном городе? Быть может, мы все-таки однажды пересекались, и я задержала на нем взгляд чуть больше положенного, оттого запомнила? Его черты отразились в моей памяти, и мои руки спустя несколько дней работы вычертили их уже на бумаге?

Не знаю, правда, не знаю. Этот портрет, не слишком аккуратный, сделанный как будто второпях, где-то нечеткий, до сих пор хранится у меня в ящике прикроватного столика, по неизвестным причинам руки не поднимаются его выбросить. Иногда я достаю его и подолгу рассматриваю в свете настольной лампы. Днем такого желания не возникает, но ближе к ночи, стоит сумеркам поглотить сонный город, в голову начинают лезть странные навязчивые мысли. Я смотрю в очерченные карандашом глубокие глаза, в жизни, не на рисунке, очень светлые, и невольно пытаюсь представить, что он сейчас видит. Какую-нибудь длинноволосую красотку в неглиже? Или подвешенный наверх экран в любимом спортивном баре? А может, он давным-давно уехал из родных мест за лучшей жизнью, как когда-то я сама; может, он изменился, повзрослел, обрел другие привычки

Убираю рисунок обратно в ящик всегда с одной и той же мыслью завтра же, прямо с утра, отправлю его в урну. И каждый раз не могу сдержать своего обещания.

Зато прекрасно справляюсь с другим никогда, ни при каких обстоятельствах больше не возвращаться к прошлому.

Глава 1

ВАРВАРА

Мольберт, мой давний друг, стоял у самого окна просторного светлого помещения. Можно сказать, мы переехали вместе он появился у меня на следующий день после того, как я обосновалась в этой квартире, твердо решив начать новую, по возможности счастливую жизнь. На холсте постепенно вырисовывалось симпатичное женское лицо, а я, высунув от усердия язык, в полной мере способствовала этому процессу.

На мне была только длинная, заляпанная разноцветными пятнами футболка, свободная, не стесняющая движений, очень удобная. В своей квартире я вообще надевала минимум одежды, предпочитая чувствовать себя комфортно, раз уж все равно некому обращать внимания на мой непрезентабельный внешний вид. Старая футболка давным-давно растянулась до неприличных размеров и теперь свободно свисала с плеч, но я уже так к ней прикипела, что выбросить, сменить на что-то более новое и красивое, рука не поднималась.

Зазвонил телефон. Увлеченная тем, чтобы правильно подобрать пропорции будущему портрету, я какое-то время старательно игнорировала надоедливые звуки, доносящиеся из спальни. Никаких важных звонков в это утро я не ждала, бабуля в случае чего позвонила бы мне на мобильный, как, впрочем, и Дмитрий, и кто-либо другой, имеющий отношение к худучилищу, в котором я работала. Однако мобильный молчал, а вот неведомый абонент не унимался. Включился автоответчик, и я, навострив уши, обратилась в слух, благо открытая дверь в спальню не слишком заглушала звуки.

— Алло, Варвара, это Татьяна Олеговна, — донеслось до меня неторопливое, но более чем ошеломляющее начало будущего монолога. От неожиданности я выпустила из рук карандаш и повернулась в том направлении, откуда вещала женщина, звонок от которой по вероятности мог сравниться разве что с моим водворением в кресло Белого дома.

Этот голос, твердый, с неизменными металлическими нотками в каждом произнесенном слове, как гость из прошлой жизни, остро резанул обострившийся слух. Даже спустя несколько лет я отчетливо помнила эту интонацию, которую Татьяна неизменно пускала в ход, когда вынуждена была разговаривать со своей горячо любимой невесткой в моем лице.

Железная, абсолютно непробиваемая леди, воплощенное зло и самый настоящий терминатор в юбке, моя бывшая, воистину незабываемая свекровь. Однажды в порыве вдохновенной фантазии я нарисовала ее портрет, и она на меня смертельно обиделась, хотя рисунок был отличный это подтвердили все, кому довелось его лицезреть. Только одной Татьяне виделись «намеренно искаженные черты лица, тяжело выпирающий подбородок» и, мое самое любимое, «многоговорящий оскал».

Поразительно небрежный пассаж про такой оригинальный оскал я помню очень ясно, как будто кто-то педантично напоминает мне о нем каждое утро, в строгий унисон со звонком будильника.

— Семен попал в аварию, — продолжила между тем Татьяна, явно испытав немыслимое облегчение от того, что приходится говорить именно с автоответчиком, а не лично со мной.

Я в растерянности смяла заляпанный краской подол футболки и опустила глаза вниз. Слова Татьяны, словно с огромной неохотой, перекатывались от одного полушария к другому, но общий смысл не спешил дойти до меня в полной мере.

— Он сейчас в больнице, в тяжелом состоянии. Машина всмятку, просто чудо, что там ничего не успело загореться до того, как к месту аварии подоспела помощь. она помолчала, подбирая слова. — Я не знаю, зачем ему это нужно, но он попросил меня позвонить тебе. Возможно, он надеялся, что ты

— Алло, — сбросив с себя кокон неведения, я в считанные секунды оказалась у телефона, порывисто схватила трубку, с силой зажав ее между ухом и ладонью. Татьяна Олеговна?

Семен Егорович, мой бывший свекор, всегда относился ко мне намного лучше, чем я того заслуживала. Он, в отличие от жены, никогда не судил предвзято, на все смотрел сквозь призму неизменного оптимизма, заряжал отличным настроением всех вокруг, не заботясь, кто перед ним друг или враг. Наверное, поэтому они всегда жили с Татьяной душа в душу, в чем-то ограничивая, а в чем-то, наоборот, дополняя друг друга. В свое время Семен безоговорочно принял известие о том, что я теперь законная жена его сына, сразу же, не колеблясь, приписал меня в члены своей семьи, а однажды даже назвал дочкой, признавшись, что любит меня, как родную. Я тоже к нему прониклась; кажется, еще никто и никогда не относился ко мне так, как этот необыкновенный человек. Создавалось впечатление, что наш стихийный разрыв с Владом он переживал даже сильнее меня, звонил, надеялся, что мы образумимся и не станем крушить сгоряча. Его надежды не оправдались.

— Я говорила о том, что

— Да, да, я вас слышала, — оборвала невежливо, чем лишний раз вызвала на себя неодобрение бывшей свекрови. Он в сознании? Что говорят врачи?

— Семен очень слаб, — ушла от прямого ответа Татьяна, само собой разумеется, вовсе не собираясь обсуждать со мной здоровье своего мужа.

Не те отношения. Другой уровень.

— Он хочет, чтобы я приехала? спросила ее, помедлив. Знала, что в случае положительного ответа должна буду немедленно выбросить из головы все, что происходило на момент моего спешного бегства из родного города, и отправляться прямиком на вокзал.

Не будь ситуация действительно серьезной, Татьяна вряд ли снизошла бы даже до простого звонка ко мне. При моем буйном воображении не составило никакого труда ясно представить искореженный автомобиль и окровавленного Семена Егоровича, тщетно пытающегося высвободиться из неожиданной ловушки. Стиснув шею, будто что-то вдруг разом перекрыло доступ к кислороду, я потерла кожу ладонью и с силой зажмурила глаза.

— Да, — Татьяна тоже выдержала необходимую паузу, и только после соизволила ответить. Он думает, что потом может стать слишком поздно. Так что мне ему ответить? Ты приедешь?

— Да Точнее, я А а Влад? похвастать красноречием я однозначно не могла, мысли путались, образуя между собой тесный неразборчивый клубок.

— Что Влад? Он в больнице, — жестко, даже зло проговорила леди Терминатор из моей прежней жизни, однозначно дав понять невозможность нашего разговора на данную тему. Что мне передать Семену, Варвара?

— Послушайте, я не знаю. Мне нужно собраться с мыслями, понимаете? Подождите секунду.

Я шумно вобрала в грудь больше воздуха и крепче стиснула ладонью телефонную трубку, словно опасаясь, что та просто выскользнет из моих рук.

— Собралась? С мыслями.

— Я приеду, — машинально проговорила я, хотя могла бы ответить ей совсем в ином ключе. — Передайте Семену Егоровичу, что я обязательно приеду. Прямо сейчас — лихорадочно осмотрела комнату, словно не зная, за что хвататься в первую очередь. Поеду за билетом, и уже завтра буду у вас. Обязательно. Передайте ему.

Мне в ухо донеслись быстрые гудки Татьяна Олеговна посчитала себя выше того, чтобы попрощаться с капризной неблагодарной девчонкой, в свое время «разрушившей жизнь ее любимого сыночка». Какое-то время я со свойственной мне заторможенностью слушала писклявое звучание зуммера, прежде чем догадалась положить трубку обратно на рычаг.

* * *

Мне повезло когда я спешно влетела в здание железнодорожного вокзала, билетов на ближайший скорый поезд оставалось совсем мало. Немного переведя дух, покосилась на часы, убедилась, что до отправления еще почти два часа, и только теперь, когда основное было сделано, попыталась собрать мысли в кучу, что оказалось достаточно сложным делом. Купила бутылку воды тут же, недалеко от касс, присела на свободное место, открутила крышку и залпом выпила почти половину содержимого. Прояснения не наблюдалось.

Я потянулась за телефоном и набрала номер Дмитрия.

— Да, — из динамика донеслось какое-то невнятное бормотание. Нет, это я не вам, дорогая Элла Семеновна. Для вас по-прежнему «нет». Да что вы говорите? Боюсь, это уже не мои заботы. До встречи. Алло! Варя?

Я с нажимом потерла висок указательным пальцем.

— Дим, мне нужно уехать.

— Разумеется, у тебя ведь сегодня выходной.

— По меньшей мере, на неделю. Мы можем что-то придумать?

— Элла Семеновна, дорогая — судя по приглушенному тону, он отодвинулся от динамика. Разговор с женщиной и в этот раз вышел непродолжительным. Алло, Варь, что там у тебя случилось?

— Не у меня. Близкий человек попал в аварию, мне нужно поехать туда.

— Прямо сейчас попал в аварию?

— Дим, я серьезно.

— Неделя, говоришь? Все действительно так скверно?

— Еще не знаю.

— Неделя С ума сойти, — я живо представила, как он озадаченно качает головой из стороны в сторону. Ладно, постараемся что-то придумать. Как у тебя с проектами?

— Проверь почту, я вчера отослала кое-что.

— Чуть позже, когда доберусь до компьютера. Ладно, Варь, удачи.

Сбросив звонок, я повертела телефон в руках. Очень хотелось позвонить бабуле, сообщить ей последние новости и послушать, что она на все это скажет, но по неведомой причине я решительно отклонила эту идею и запихнула мобильный подальше в кармашек сумки.

Она будет против моего возвращения в родной город, тут просто к гадалке не ходи, и так все ясно.

Нужно вернуться домой и собрать вещи я же не могу поехать вот так, без всего необходимого, еще неизвестно, на какое время придется задержаться. Только бы все обошлось, и с Семеном Егоровичем был порядок С ним сейчас близкие, Татьяна, Влад

Влад.

Единственное имя, даже мысленное упоминание которого неизменно сковывает меня изнутри беспокойной робостью Этой встречи мне никак не миновать. Одна мысль о том, что уже совсем скоро нам вновь придется столкнуться лицом к лицу, заставляла меня чувствовать себя невообразимо тупым ужом, по недальновидности забравшимся в тесную сковородку. Вместе с тем я испытывала что-то, отдаленно похожее на нездоровое любопытство какой он, изменился ли? Может, отдавая дань моде, он отрастил щетину, набрал лишних килограмм, а может, наоборот, вытянулся, возмужал, стал еще красивее, чем прежде? Я боялась узнать ответы на свои риторические вопросы, и вместе с тем все же очень хотела взглянуть на него нынешнего. Быть может, он уже совсем не тот обаятельный красавчик, за которого я когда-то так беспечно выскочила замуж, и призрачные иллюзии, терзавшие мою душу на протяжении почти трех лет, наконец, рассеются без остатка?

Я стиснула колени ладонями и низко опустила голову, уставившись на грязную плитку под своими ногами. В другом конце огромного здания возилась уборщица, но ее труд сегодня здорово напоминал мартышкин недавно прошел дождь, люди разносили грязь со скоростью, явно превышающей движение швабры по полу. Почему я об этом думаю? Почему мне в голову лезут всякие несущественные глупости? Перегруженный мозг пытается переключиться на что-то нейтральное, так как мысли о том, что меня ждет впереди, чересчур тревожны.

— Девушка, вам плохо?

Выпрямив спину, я отрицательно покачала головой, подхватила сумку и медленно направилась к выходу из здания вокзала.

* * *

Мне досталось нижнее плацкартное место, я сразу уступила его соседке сверху пожилой женщине, которой явно не хотелось изображать акробата и прыгать вверх-вниз по любой нужде. Забравшись на свою полку, какое-то время я просто сидела, подтянув колени к животу, снова и снова прокручивая в голове навязчивые образы, наглядно представлявшие то, в каком состоянии Семен Егорович, как именно все пройдет, как мне следует себя вести в присутствии Влада и его матери, что, в конце концов, будет дальше? Не скрою, очень хотелось малодушно спрыгнуть на ближайшей остановке и терпеливо дождаться другого поезда, трусливо поджать хвост и вернуться обратно, подгоняемой презрением людей, которые раньше были моей семьей. Это было глупо, но мысленно я все же прокручивала и такой вариант событий, точно зная, что никогда не смогу так поступить. Татьяна Олеговна всегда считала меня неблагодарной это неправда, я отлично помню все то хорошее, что принес в мою жизнь Семен Егорович. Но благодарность здесь вовсе не при чем. Я по-своему к нему привязана, этот человек стал мне намного ближе собственного отца, с которым мы не виделись уже очень долгие годы. И если бы передо мной был выбор, к кому приехать, я, не колеблясь, повернулась бы в сторону Семена Егоровича, дяди Семы, как он когда-то просил себя называть.

По моей щеке скатилась невольная слезинка, которую я тут же, весьма поспешно, смахнула тыльной стороной ладони. Потянувшись к своей сумке, достала оттуда рабочий блокнот и за неимением более удобного «холста» принялась по памяти вычерчивать лицо дяди Семы простым карандашом. Ничего не получалось, было слишком темно, еще и непрошеные слезы лезли в глаза, здорово искажая обзор; в конце концов я с отвращением бросила блокнот обратно в недра сумки. Заснуть так и не удалось: до самого рассвета пролежала на спине, бесцельно пялясь в темный потолок, слушая мерный стук колес и вспоминая ночь, ту последнюю ночь, после которой я спешно собрала вещи и сбежала навстречу новой жизни.

* * *

Родной город приветствовал меня сильным проливным дождем. Спрыгнув со ступеньки поезда, я перебросила через плечо небольшую дорожную сумку и, не обращая внимания на то, что мокрые волосы противно липнут к лицу, а свободная одежда, намокнув, обтянула тело второй кожей, направилась к выходу с перрона. Меня никто не встречал, что было неудивительно Татьяна не интересовалась временем моего прибытия, а если бы я перезвонила и сообщила сама, вряд ли та поспешила бы приехать, чтобы немедля заключить меня в свои объятия. Не тот характер.

Раньше я жила с бабушкой, в небольшом частном домике почти на самой окраине города, но вскоре после моего переезда бабуля неожиданно ошарашила всех новостью о своем замужестве. Домик продали, когда она переехала к новоявленному мужу; таким образом, остановиться я могла только в гостинице, куда сейчас и направилась. В полученной комнате, сбросив мокрую сумку на пол к своим ногам, села на идеально заправленную постель и сосредоточенно вбила в окошко вызова на мобильном цифры, которые сами собой возникли в голове. Татьяна звонила мне на домашний, обратный номер не высветился, а продиктовать мне его она то ли не захотела, то ли решила, что это чересчур облегчит мою жизнь, не знаю. Оставалось надеяться, что их стационарный телефон остался прежним.

— Говорите.

— Татьяна Олеговна, это Варя, — в моем случае надеяться на мгновенное узнавание не приходилось, оттого я сочла за благо купировать неминуемый вопрос. Вы не сказали, в какой больнице Семен Егорович, и

— Вторая городская, травматологическое отделение, — проговорила четко, словно уже заранее знала, что именно я захочу спросить.

— Спасибо.