Помоги проекту - поделись книгой:
Город Оренбург: материалы к истории и топографии города
Несколько слов от составителя
Дорогому отцу
Предлагаемая вниманию читателя монография является плодом четырехлетней работы автора в местных архивах. Часть этой работы в небольших отрывках, эпизодически, появлялась на столбцах местной прессы и в частных изданиях. Здесь же эти отрывки подверглись переработке и дополнениям.
Работа эта не является вполне законченной — автор ее считает лишь материалом, и смотрит на нее как на
Предлагая свою работу большому кругу читателей, автор конечно, не мог удовлетворить всем тем требованиям, которые предъявляются к чистонаучным изысканиям. Прежде всего план работы как бы искусственный: автор излагает свой труд, путешествуя но городу Оренбургу, причем начальным пунктом взят железно-дорожный вокзал, а конечным берег реки Урала. Но такой план изложения, как казалось автору, более подходит и более может заинтересовать читателя. Принимая это во внимание, автор старался излагать свою работу, как можно более популярно, почему цитаты из документов и архивных дел допускались лишь в тех местах где они или являлись документальными или же ярко характеризовали описываемую эпоху. Но в то же время автор считал своим первым долгом указать в примечаниях все источники, которыми он пользовался.
Судить о работе, не может быть делом автора, но он считает необходимым указать, что первою своею обязанностью он считает объективное изложение фактов и фактов строго проверенных на основании документальных данных.
В заключение автор считает для себя приятным долгом принести глубокую благодарность Оренбургскому Губернатору и Наказному Атаману Оренбургского казачьего войска барону Федору Федоровичу Таубе, благодаря просвещенного внимания которого труд автора не остался лежать в портфеле, а увидел печатный станок, председателю архивной комиссии врачу А. В. Попову, любезно содействовавшему в пользовании автором архивом комиссии, городской библиотекарше Наталии Ивановне Ободовской, всегда с готовностью удовлетворявшей многочисленные требования автора на книги городской библиотеки и архивариусу управы Ивану Николаевичу Фроловскому за помощь в пользовании архивом думы.
1 августа 1906 года, г. Оренбург.
I.
Когда поезд железной дороги с грохотом пройдет через Сакмарский мост и, тяжело пыхтя, станет медленно подниматься на последнюю перед г. Оренбургом гору — влево от полотна железной дороги промелькнет небольшая деревушка — неказист ее вид: маленькие хибарки ютятся одна на другой, на площади сиротливо возвышается бедная церковь. Но эта деревушка заслуживает большего внимания.
Когда то данным давно под именем Бердск существовала она на месте нынешнего Оренбурга и только после заложения последнего Генералом Штокманом 19 апреля 1743 года была перенесена на реку Сакмару и стала величаться Бердскою крепостью.[1]
В тяжелую годину, в эпоху ужаса и крови, во время террора Пугачева она была резиденцией мнимого Петра III. Отсюда он руководил осадою Оренбурга, здесь подкараулил Чернышева, разбил его, взял в плен и повесил вместе с 32 другими офицерами, отсюда Пугачев делал свои поездки в Уральск или как тогда его звали Яицк, к своей жене Устинье, первой красавице Уральского войска; здесь наконец Пугачев стремился найти забвение в разгуле, в безумных оргиях. Здесь погибла несчастная Харламова, взятая Пугачевым при осаде одной из крепостей и сумевшая настолько покорить самозванца, что его сообщники стали бояться ее влияния и потребовали смерти несчастной женщины. Она здесь же, в этой Бердской крепости, была застрелена вместе с своим малолетним братом и трупы несчастных жертв долгое время валялись неубранными. Отсюда наконец Пугачев бежал в свои родные степи, после поражения под Татищевым бежал для того, чтобы собравшись с силами, снова поразить Поволжье ужасом и кровью.
Такими образом, при первой же встрече с г. Оренбургом на вас пахнет исторической стариной, пред вами встанут картины, полные мрачного драматизма!
Но вот поезд поднялся в гору и если день ясен если нет ветра — панорама Оренбурга не скроется за облаком пыли, а развернется перед взором путника, направо покажется маячная гора с белыми лагерными постройками; густой дым укажет на присутствие кирпичных заводов; блеснет на солнце своей стеклянной крышей паровозное здание стоящее внутри целого городка — главных мастерских Оренбург-Ташкентской железной дороги; налево от полотна запестреют маленькие домики предместья «Новый план», на огромной площади встанет Михаило-Архангельская церковь, и за нею полукругом женский монастырь, чудовищные богатыри Дон Кихота — ветрянные мельницы. В центре картины фундаментально высится грандиозный и вместе с тем изящный по архитектуре кафедральный соборный храм.
Пока поезд подойдет к вокзалу, позволим себе сделать маленькую историческую справку.
II.
«Имея мы всемилостивейшее призрение и всегдашнее попечение о наших подданных прежняго башкирскаго народа и вновь в подданство пришедших киргиз-кайсацких. также каракалпацкой орд, заблагоразсудили для лутшаго их от всякаго нападения и охранения и защищения сделать вновь город при устье реки Орь, впадающей в Яик реку» — так начиналась инструкция данная 18 мая 1734 г. тайному советнику Кириллову от Императрицы Анны Иоанновны[2]. Этим актом было положено начало присоединения под русскую державу обширнейшего Оренбургского края, северная граница которого соприкасалась с Уфимской провинцией, а южная терялась в глубине прикаспийских степей, уходя далеко, далеко на юг... 10 ноября 1734 года тайный советник Кириллов прибыл в Уфу. весною следующего года выступил в поход и, преодолевая различные трудности, выдерживая ряд столкновений с башкирами, достиг берегов реки Ори, 15 августа 1735 года заложил крепость «Оренбург», в которую 30 и 31 августа были введены гарнизон и крепостная артиллерия... Глубоко ошибется тот, кто подумает, что была заложена настоящая крепость, с высокими стенами, грозными башнями, бастионами — словом, настоящая твердыня и оплот новых повелителей степи русских. Нет, в реляциях того времени хотя и значилось, что «по надлежащем всемогущему Богу молебствии первая Оренбургская крепость о четырех бастионах, купно с цитаделью малою с землянною работою при пушечной пальбе заложена» но на самом деле, как свидетельствует тоже современник: «по прибытии моем здешнюю крепость нашел я в ужаснейшем состоянии, оплетена была хворостом и ров в полтора аршина шириною, а сажень на 50 и рва не было, так что зимою волки в городе лошадей поели!» Очевидно, что эта была крепость вроде той, которую так поэтично описал Пушкин в своей повести «Капитанская дочь»: «Далече ли до крепости спросил я у своего ямщика. — Недалече, отвечал он: вон, уж видна. Я глядел во все стороны, ожидая увидеть грозные бастионы, башни и вал; но ничего не видал, кроме деревушки, окруженной бревенчатым забором. С одной стороны стояли три или четыре скирды сена, полузанесенные снегом, с другой — скривившаяся мельница с лубочными крыльями, лениво опущенными. Где же крепость? спросил я с удивлением. Да вот она, отвечал ямщик, указывая на деревушку и с этими словами мы в нее въехали. У ворот увидел я. старую чугунную пушку; улицы были тесны и кривы.»[3]
Таким образом город Оренбург первоначально был заложен при устье реки Ори, впадающей в реку Урал. Но следующий начальник только что возрождающегося Оренбургского края, русский историк Татищев нашел местоположение Оренбурга неудобным и несоответствующим видам правительства, главным образом по затруднительности сообщения (первый гарнизон, оставленный в г. Оренбурге на зиму, чуть не умер голодной смертью, так как невозможно было доставить провиант) и предложил перенести Оренбург на новое место, выше к северу, по р. Уралу, при урочище, «Красная Гора». Предложение Татищева было принято, но не приведено в исполнение — работы хотя и начались так как Татищев был скоро сменен с поста главного начальника, а следующий начальник И. И. Неплюев не одобрил предположения Татищева и 15 октября 1742 года появился сенатский указ «о нестроении Оренбурга при урочище Красная Гора и о переносе его на место, имянуемое Бердск» и 19 апреля 1743 года Оренбург был снова заложен на нынешнем своем месте генерал-инженером Штокманом.
Вот почему Оренбург, хотя он находится при впадении Сакмары в Урал зовется не Сакмарбург, а Оренбург, — и на новом своем месте, третьем по счету, он сохранил свое первоначальное именование.
Итак, три раза выбирали для города Оренбурга место, сразу найти не могли. Это обстоятельство имеет важное значение в истории Оренбурга. Мы знаем историю городов западной Европы, знаем, что они возникали и развивались вследствие естественных причин и история города в западной Европе знаменует собою историю бюргерства — третьего элемента в государстве. История же г. Оренбурга никак не может рассматриваться с этой точки зрения — город Оренбург был административным центром, он возник искусственно и все дальнейшее развитие его носило тот же искусственный характер.
Но злоключения Оренбурга с троекратным переносом его на различные места не окончились. До 15 марта 1744 года Оренбургский край носил название «Оренбургской комиссии», в этом году он был переименован в губернию и Оренбург стал губернским городом. Прошло сравнительно немного времени. Россия подверглась новому административному делению и Оренбург стал провинциальным, т. е. уездным городом Уфимского наместничества, оставаясь в то же время резиденцией главного начальника Оренбургского края, который именовался различно: или генерал-губернатором или военным губернатором.
В короткое время царствования Императора Павла и,
Уездным городом Оренбург оставался вплоть до наших дней, т. е. до образования нынешней Оренбургской губернии. Таким образом, за свое почти 165 летнее существование, Оренбург был трижды губернским и два раза уездным городом.
Оренбургский край имел только две вполне определенные границы: северную и западную. На севере лежала Уфимская провинция, на западе Волга и Астраханская губерния. На юге и востоке границ не существовало и она чуть ли не с каждым годом отодвигалась все южнее и восточнее.
Почти каждый год русские выдвигали в степь свои носящее характерное название линии — крепости. Линиями они назывались потому, что располагались в линию, находясь друг от друга на известном расстоянии. Таким образом Оренбургский край возрос до громаднейших размеров и должен был подвергнуться естественному разделению, которое и началось в прошлом столетии: в 1822 году была отрезана от Оренбургского края Омская область, в 1824 году подверглась разделению Оренбургская таможенная линия — на Оренбургскую и Сибирскую, а в 1838 году произошло разграничение киргиз Оренбургского и Сибирского ведомства; в 1850 году часть края отошла в открываемую Самарскую губернию, в 1865 году край был разбит на Туркестанскую область (12 февраля 1865 года) и на две губернии Уфимскую и Оренбургскую (5 мая 1865 года); затем в 1869 году выделились еще две новые области: Уральская (6 марта 1869 года) и Тургайская (5 февраля 1869 г.) и наконец, 11 июня 1881 года, состоялось упразднение Оренбургского генерал-губернаторства.
«Оренбургский край» перестал фактически существовать, он стал лишь историческим термином.
III.
Вот та справка, которую полезно иметь в виду, подъезжая к Оренбургу. — Но поезд подошел к вокзалу. Неуклюжее трехэтажное здание вокзала, совмещающее в себе и пассажирское здание и квартиры служащих, ясно говорит, что при постройке Оренбург-Самарской железной дороги руководились ни изяществом, ни вкусом, а экономией — однако, когда-то и это неуклюжее здание железной дороги — казалось «светлым, поместительным, с высокими потолками, поддерживаемыми при помощи очень нарядных и прочных чугунных пилястров». — Так описывали это здание в 1876 году.
Дело постройки Оренбург-Самарской железной дороги началось 18 ноября 1873 года, когда был утвержден устав общества, которое собиралось выстроить эту дорогу.
Правда, в начале 60-х годов, когда Оренбургским генерал-губернатором был Безак, появился проект соединить Оренбург с Самарою с помощью конно-железной дороги[4]. Проект был детально разработан, напечатан в местных губернских ведомостях, и не смотря на то, что сулил громадные выгоды, — конечно, на бумаге — не был приведен в исполнение, не нашлось акционеров. Но сама по себе попытка устроить на такое значительное расстояние, как Оренбург и Самара, конно-железную дорогу, любопытна и напоминает собою один из известнейших проектов-мечтаний Гоголевского героя Манилова.
Почти через год после утверждения устава общества, правление общества обратилось к Оренбургской думе, чтобы последняя отвела место под вокзал «у Дрейерской дороги за мостом, близ старой мельницы».
Можно было бы предполагать, что Оренбургская дума тотчас же, беспрекословно исполнит требование железной дороги[5]. Но оказывается, дума нашла просимое место под вокзал неудобным. Прежде всего через эту местность пролегает главный путь, соединяющий город и Маяк — по этому пути летом — по словам думы — существует обширное движение, ходят воспитанники кадетских корпусов, солдаты в лагерь — и железная дорога помешает этому движению. Далее, депутат от духовного ведомства указывал, что на выбранном месте вокзал окажется по соседству с архиерейским домом и «поезда своим грохотом, своими свистками будут нарушать тишину архиерейского дома».
Дума и постановила: просить железную дорогу устроить вокзал в конце Телеграфной улицы. Но, приехавший в феврале 1875 года строитель дороги указал, что проектируемое думою для вокзала место неудобно, так как в таком случае пришлось бы относить в другое место Сакмарский мост. Дума, конечно, должна была согласиться на требование железно-дорожных строителей и 12 марта 1875 года дала разрешение складывать материал на месте, выбранном железною дорогою.
Закипела работа и 22 октября 1876 г. пробный поезд прошел через Сакмарский мост. Позволим себе привести несколько строчек из описания того времени:[6]
«Скоро был подан поезд по ту сторону моста. Приглашенные лица уселись в инспекторском отделении поезда, а генерал губернатор (Н. А. Крыжановский) изъявил желание ехать на паровозе, чтобы лучше видеть дорогу. Вдали, по лугу, плелись обратно в город экипажи от прибывших гостей, а у моста толпились любопытные. Мы смотрели на удаляющиеся экипажи, покачивающиеся от кочек и рытвин и как жалка показалась нам эта кочковатая, изрытая ухабами, промоинами дорога, по которой мы только что приехали к мосту и по которой до сей поры плетутся обозы из Самары, ломая свои возы и калеча животных... В 12 часов поезд тронулся... На пути встречались группы любопытных: всех любопытнее оказались татары, бежавшие за поездом вместе с мальчишками... Чем ближе подъезжали мы к городу, тем больше и чаще попадалось любопытных и как подъехали к платформе вокзала, публики уже было столько, что это походило на встречу формального поезда... Через полчаса прибывшие с поездом стали разъезжаться, но толпа любопытных все росла и росла... Маневрирующие у вокзала два паровоза долго приковывали к себе внимание собравшейся публики, особенно локомотив, ушедший обратно со скоростью ста верст в час «птица, брат, право птица, гляди», послышались возгласы и от уехавшего локомотива толпа не могла оторвать глаз пока он не скрылся из вида».
Конечно, в настоящее время приведенные строчки производят впечатление наивности — но нельзя забывать, что их отделяет от нас целые тридцать лет. А вот как современники описывали значение открытия железной дороги — значение не только для Оренбурга, но и для всей России.
«Момент не только в истории нашего края, полтораста лет тому назад безмолвного и пустынного, но и в истории нашего общего общественного развития безусловно великий! Отныне не меч уже, но блага европейской цивилизации пойдут в данную часть азиатского материка. При посредстве Оренбургской дороги Европа подает теперь руку Азии — и это величайшее событие! Отныне кладется залог прочного экономического развития в наших степях, косневших доселе в мертвом застое! Отныне единение инородцев наших будет происходить не силою оружия, а помощью просвещения, промышленности, торговли и неизбежного сближения!».
Так говорил публицист того времени, а вот какой приговор составила и Оренбургская дума в экстренном заседании своем 15 ноября 1870 года.[7]
«Оконченная ныне постройкою Самара—Оренбургская железная дорога составляет величайшее событие в истории Оренбургского края, особенно же в торгово-промышленном отношении. Перевоз к азиатским рынкам русских товаров, вывоз сырья из Азии во внутрь России сделались ныне более удобными, так как подавляющее размерами своими протяжение караванного пути из Азии в Россию сократилось ныне в значительной степени. Дорога Оренбург-Самарская привела ныне наше колонизационное движение к тем вратам Азии, отворить которые задумал еще блаженной памяти император Петр Великий. Ворота эти ныне открываются и дают культурному и политическому движению России полную возможность идти далее, вглубь Азии, с услугами европейской цивилизации и экономического развития. Продолжение железнодорожного пути в Азию, по направлению к пределам Индии, делаясь национальной задачею нашею, становится в то же время, делом обще-европейским, так как железная дорога Оренбургская, будучи продолжена в Туркестан и далее, открывает Европе новые рынки сбыта и обмена товаров. Кроме того Оренбург-Самарская дорога, давно опережая собою все другие европейские дороги по направлению к центральной Азии есть явление величайшей важности, так как обещает торгово промышленному развитию России блестящую будущность. В виду такого значения открытой ныне Оренбурго-Самарской железной дороги и в виду важного значения города Оренбурга всегда служившего опорным пунктом в истории покорения средне-азиатских степей наших и ныне служащего главным пунктом дальнейшего пути в Азию, мы, нижеподписавшиеся гласные Оренбургской думы, в ознаменование величайшего события в истории развития восточной окраины, заключающегося в проведении первой степной, ныне открытой уже, железной дороги и в благодарность к отеческим заботам о благосостоянии и развитии Оренбургского края, постоянно являемом от щедрот благосерднейшего отца отечества нашего, августейшего монарха Императора Александра Николаевича определили: постановить в Оренбурге памятник на сумму, которая будет собрана по подписке». 14 января 1877 года подписка была разрешена г. Оренбургу, губерниям Уфимской, Оренбургской и областям Тургайской и Уральской. Какие результаты этой подписки — неизвестно, но, конечно, никакого памятника в г. Оренбурге не существует...
Выше мы указали, что экономия играла громадную роль при постройке Оренбургской железной дороги. Вследствие этой экономии задержалось и окончание моста через Волгу и только 30 августа 1880 года этот мост был открыт и стал возможным сквозной путь путь из России в Оренбург.[8]
В этом же году, на целые два месяца г. Оренбург, несмотря на то, что существовала железная дорога, был отрезан от России — и обозы с товарами по прежнему плелись вдоль полотна железной дороги по почтовому тракту. Дело было в том, что железно-дорожное начальство не могло справиться с заносами, которые в этот год, действительно, приняли ужасающие размеры. Тщетно Оренбургская дума посылала телеграмму за телеграммой и к начальнику дороги и к министрам путей сообщения и финансов, указывая, что прекращение движения слишком пагубно отзывается на городе Оренбурге. Железно-дорожное начальство в свою очередь успокаивало думу, что приняты все меры, чтобы очистить дорогу, что через две недели, через неделю, через несколько дней — движение будет открыто, но проходили дни недели месяца и снег также спокойно и плотно лежал на полотне, пока не растаял сам под благотворными лучами весеннего солнца.
В 1884 году, во имя той же экономии, железная дорога сократила число товаро-пассажирских поездов, и думе было отказано в ее ходатайстве о возобновлении товаро-пассажирского движения.
Но, если железная дорога игнорировала интересы города, если только после настоятельных ходатайств Оренбургской думы и в силу простого приказа со стороны министерства в 1883 году были устранены крытые платформы для хлебного груза, до сего времени мокнувшего под дождем и снегом и даже прораставшего, то железная дорога не упускала случая воспользоваться на счет города. Так, когда в 1891 году возник вопрос о том, чтобы четверть копеечный попудный сбор собирался управлением Оренбургской железной дороги, то последнее давало свое согласие на введение этого сбора лишь при условии безвозмездной уступки городом земли под водопровод.
Вообще, если собрать все те жалобы и ходатайства. которые посылали и возбуждали, как Оренбургская дума, так купеческое общество, группы коммерсантов и частные лица, то составится том очень значительной толщины — железная дорога слишком бюрократически относилась к нуждам города залежи на дороге были хроническим явлением.[9]
IV.
Железнодорожный вопрос в Оренбургской думе возникал несколько раз и отношение думы было, конечно, не одинаковое.
5 марта 1881 года дума заслушала записку о проведении Сибирской железной дороги через город Оренбург. Дорога по записке должна была проходить через Оренбург, Орск, Троицк и Тюмень. Оренбургская дума отнеслась к вопросу очень серьезно: не признавая себя компетентною в решении возбужденного кяхтинским купцом Орловым вопроса о направлении Сибирской железной дороги на г. Оренбург, дума определила: передать записку г. Орлова при письме городского головы в Оренбургский отдел Императорского географического общества и только тогда, когда последнее дало свое заключение, дума возбудила свое ходатайство.
Вообще вопрос о Сибирской железной дороге очень интересовал г. Оренбург. Он дебатировался очень подробно в Оренбургской печати, целые номера местной газеты Оренбургский Листок» были посвящены ему, печатались различные записки о вариантах дороги; Оренбургский отдел географического общества с своей стороны 17 января 1883 года назначил премию за указание наивыгоднейшего направления означенной дороги.[10]
Следующим затем вопросом был вопрос о Илецкой солевозной дороге.[11] В этом вопросе отношение думы было совершенно иное. Дело в том, что ряд коммерсантов г. Оренбурга составил компанию для устройства дороги от г. Оренбурга до г. Илецкой Защиты, был выработан и утвержден устав этой дороги — правление и обратилось в Оренбургскую думу с просьбою отчуждения земли. Но дума нашла, что проведение Илецкой железной дороги отзовется вредно на торговых интересах г. Оренбурга и не только не отчудила земли под железную дорогу, но и постановила возбудить ходатайство о неразрешении проводить железную дорогу. В то время, когда состоялось означенное определение думы — как и это определение, так и сама Оренбургская дума подверглась значительным насмешкам со стороны прессы. Но Оренбургская дума поступила вполне правильно, делая подобное постановление: она сознавала и защищала интересы города. Дело в том, что с проведением Илецкой солевозной дороги центр ссыпки был бы перенесен из Оренбурга в Илецкую Защиту, — оттуда отправлять по железной дороге было бы и удобнее и дешевле, чем вести караваном в Оренбург.
Товарищество означенной дороги не получило гарантии от правительства и дело Илецкой солевозной дороги само собою умерло.
Составляя постановление о памятнике в честь открытия Оренбург-Самарской железной дороги Оренбургская дума между прочим отметила, что продолжение железной дороги в Туркестан является «исторической миссией для России — но для проведения этой миссии в жизнь потребовалось более четверти века»[12].
Начиная с 14 октября 1895 года Оренбургская дума чуть ли не ежегодно поднимала вопрос о Ташкентской железной дороге. В указанном выше году думе была доложена специальная записка о Ташкентской дороге, составленная М. Юдиным В этой записке рядом цифр, статистических данных доказывалось, что наивыгоднейшее направление Ташкентской дороги через Оренбург и что проведение дороги является насущно-необходимым. Дума постановила возбудить ходатайство о проведении дороги и послать даже особую депутацию в Петербург. Но Петербург взглянул на ходатайство с чисто бюрократической точки зрения — посылка депутации была признана «преждевременной», так как в министерстве путей сообщения еще не возбуждалось вопроса о проведении этой дороги. Но дума не успокоилась — 22 февраля 1896 года ходатайство повторяется, причем назначается депутация от думы губернатору, 24 сентября 1897 года по тому же самому вопросу командируется в Петербург заступающий место городского головы. 9 июля 1898 года новое ходатайство, наконец 26 марта 1900 года, вследствие телеграммы Юрова и Савинкова из Петербурга, дума посылает ходатайство по телеграфу и уполномачивает означенных лиц личным предстательством указать на невыгодность предполагаемого направления на Александровск-Гай. Такой проект возник в то время в министерстве. И благодаря таким настойчивым ходатайствам Ташкентская дорога прошла через Оренбург. Нельзя не отметить в этом случае ошибки, допущенной Оренбургскою думою. При проведении Ташкентской дороги, при постройке железнодорожного моста через Урал высказывалось предположение, чтобы с означенным мостом соединит и постоянный мост для езды. Дума не обратила должного внимания на этот вопрос и осталось таким образом при прежнем «паромном» способе перевоза во время весеннего половодия.
Наконец в настоящее время происходят изыскания железной дороги от Уральска до Сибирской железной дороги. Если и означенная дорога пройдет через Оренбург, то последний сделается значительным железнодорожным узлом. Меновой двор будет завозным пунктом — громадные складочные помещения, пустующие в настоящее время, будут сдаваться и будут всегда заполнены и благосостояние Оренбурга бесспорно возрастет — для Оренбурга наступит былая, золотая пора, когда в Оренбурге сосредоточивалась чуть ли не вся торговля с средней Азией.
V.
Выйдя на подъезд железнодорожного вокзала — вашему взору предстанет большая площадь, посреди которой
Когда то данным давно город Оренбург начинался на том самом месте, где ныне стоит собор. Все же пространство, занимаемое в настоящее время «новой слободкой. Извощичьей и Гришковской улицами, караван сараем, архиерейским домом, словом, все пространство от собора до вокзала было обширною площадью, слегка заросшей кустарником, по которой свободно разгуливал ветер, поднимая летом смерчи пыли, а зимою нагоняя свирепый буран. Вот как описывает эти бураны в своих записках один из сторожилов г. Оренбурга:
«Снега и бураны были на столько обильны и свирепы, что во время последних крепостные ворота, запирались, в них пускали только приезжающих в город, но из города даже в слободу не пускали. Обилие снегов было так значительно, что некоторые улицы были совершенно занесены, торчали только концы труб и жители выходили через прорытые галлереи. Дом моего отца и дяди — пишет старожил — находились один против другого. Раз дядя засиделся у нас поздно вечером и собрался идти домой; буран свирепо завывал: неуспел дядя хорошенько растворить наружную дверь, как был сбит с ног порывом ветра, он вернулся и взял длинный кусок бичевы, привязал один конец к двери, а с другим пошел домой: около 15 минут он падал и вставал, карабкаясь и проваливаясь, лазил по сугробам и только благодаря бичеве, вернулся к нам».[13]
Застроение указанной площади, происходило, как и должно ожидать не сразу, а постепенно. Первым появился на этой площади госпиталь, занимающий нынешнее место, — повеление устроить госпиталь относится к 1770 году.
Затем следующею постройкою был нынешний архиерейский дом — прежде загородная дача военных губернаторов. Возникла она по всей вероятности в конце XVIII века — точных данных не сохранилось: земля находящаяся под нею, в количестве 9 десятин, считалась городскою и за нее канцелярия военного губернатора платила арендную плату по 1 руб. за десятину. С этой платою произошел довольно любопытный инцидент, отчасти характеризующий графа В. А. Перовского. Дело в том, что в первые годы приезда графа начало — 30-х годов прошлого столетия — канцелярия его не уплачивала арендной платы, а Оренбургская шестигласная дума, конечно, не осмеливалась беспокоить графа. Но последний каким то образом узнал, что дума не требовала с него денег — дума получила строжайший выговор от графа и с этого времени ежегодно в одно из весенних заседаний заносила в свой журнал: «так как подходит срок аренды за городскую землею, занимаемую дачею военного губернатора, то приказали, занести в журнал и известить канцелярию.[14]
От означенной дачи шла дорога к Сакмарским воротам, которые были на месте нынешнего собора; дорога была обсажена деревьями — ивой. Проезжавший в 1842 году ученый иностранец доктор Базинер восхищался означенной аллею и так как деревья были достаточно велики, то высказывал уверенность, что эта аллея надолго сохранит память о лице, посадившем ее — о графе Эссене. Но ученый иностранец оказался плохим пророком — неизвестно, по какой причине, но аллея исчезла.[15]
Долгое время означенные две постройки госпиталь и архиерейский дом были единственными постройками на данном пустыре. Чтобы не возвращаться к архиерейскому дому напомним в нескольких словах историю данного дома.
В средине и конце тридцатых годов в Оренбурге был полицийместером, некто Щербачев, один из достойнейших героев крепостного права, олицетворявший известный тип Гоголевского полициймейстера. Щербачев умел войти в доверие к Перовскому и последний подарил ему постройки на своей загородной даче. Произошел этот подарок, очевидно потому, что Перовский не нуждался в этой загородной даче — на лето Перовский обыкновенно уезжал в Башкирию и кроме того у него была дача в Зауральной роще. От Щербачева означенная дача путем продажи перешла к супруге начальника таможни, которая заплатила за нее всего три тысячи рублей. Генерал губернатор Катенин приобрел эту дачу уже за 11 429 руб. 80коп. — так что г-жа Роде, супруга начальника таможни, в сравнительно короткий срок нажила большие деньги. Усадьба состояла из дома, двух флигелей, оранжерей и сада. Но так как земля под усадьбою была городская, то пришлось обратиться к городу, который 14 июня 1860 года «с душевным желанием определил передать в вечное и потомственное владение архиерейского дома усадебную под ним землю, в количестве 9 десятин, без получения в доход города акциза».
Постройки приобретенные у г-жи Роде, были древние, требовавшие не только постоянного ремонта, но и капитального переустройства, — однако, не смотря на действительную нужду, переустройство было разрешено лишь в 1865 году, когда был заложен нынешний архиерейский дом но проекту инженера Шлейфера В 1868 году постройка закончилась и была освящена церковь во имя св. Митрофания Воронежского. Дальнейшую перестройку архиерейский дом испытал уже в 1899 году, когда была пристроена деревянная церковь.[16]
Нынешнее здание архиерейского дома обращает на себя внимание своею своеобразною в русско-византийском стиле архитектурою; окруженное по улице каменною стеною, имея позади себя обширный сад, находясь на окраине города, оно, действительно, может служить приютом для духовно созерцательной жизни.
VI.
Дальнейший рост города Оренбурга был в зависимости от того обстоятельства, что город вплоть до 1862 года был крепостью. Приводим описание, сделанное П. И. Рычковым, одним из первых работников на пользу Оренбурга, сподвижником и помощником основателя города И. И. Неплюева. Описание заимствовано из известной книги Рычкова: «Оренбургская топография»:
«Крепостное строение города Оренбурга состоит все на ровном месте, но по ситуации оного расположено иррегулярно, овальною фигурою о одиннадцати полигонах. Имеет в себе десять целых бастионов и два полубастиона, которые, начинаясь от большой соборной церкви Преображения Господня называются Успенский, Преображенский, Неплюевский, Никольский (от церкви Николая Чудотворца (близ его имеющегося) потом, Штокманский, Галафеевский, Губернский, Петропавловский. Бердский (от места где бывала Бердская крепость), Торговый и Воскресенский, при том на поверхности той горы, коя к реке Яику, лежит, между полубастионов от Воскресенского до Успенского по длине на 275 саженях, по прямой линии положено быть брустверному укреплению». Высота крепостного вала 12 футов, ширина по верху 6 сажен, глубина рва 12, а ширина 35 футов».[17]
Таким образом крепость — Оренбург представлял из себя одиннадцати-угольник, причем бастионы имели вид треугольников.
Крепостной вал шел по нынешней Инженерной улице, затем поворачивал приблизительно на месте пересечения нынешних Троицкой и Петропавловской улиц, здесь находился Петропавловский бастион, далее вал выходил на Чернореченскую площадь, захватывал в себя существующие и теперь провиантские магазины и шел по Безаковской улице; последний целый бастион крепости был на месте нынешнего духовного училища, в другую сторону, к форштадту вал, направлялся также по Инженерной улице, образуя на пересечении этой улицы с Перовскою Галафеевский бастион, затем на месте нынешних Константиновских казарм находился Никольский бастион, между юнкерским и епархиальным училищами был бастион Неплюевский, далее вал подходил к нынешним Александровским казармам — остатки его в этом месте видны и в настоящее время — и оканчивался на крутом берегу реки Урал позади Преображенского собора.
Вследствие положения о крепостях — постройки ближе 130 сажен от классисса крепости не разрешались вовсе, а разрешаемые на дальнейшем расстоянии постройки должны были носить временный характер. Весьма понятно, что при таком законе город не мог развиваться, пространство занимаемое им в стенах было слишком незначительно: ширина в самом широком месте 570 сажен, длина по Николаевской улице 677 сажен, окружность по валу 5 верст 102 сажени.
Но на помощь как бы явилась русская пословица: не было бы счастья да несчастье помогло. В 1786 году в Оренбурге весною были три громадные пожара, истребившие чуть ли не весь город. Екатерина II оказала щедрую поддержку городу, она три раза посылала по 10 т. р. на имя генерал-губернатора барона Игельстрома[18]. В посылаемых Екатериной II рескриптах указывалось, что «деньги должны выдаваться не более 20 рублей на двор и так чтобы получали, первоначально вдовы, сироты и военно служащие, а затем и прочие жители тамошние могли скорее устроить себе жилище и приятное получить подкрепление»; кроме того на Игельстрома возлагалось попечение, чтобы строение города «производимо было по плану, с наблюдением всех возможных осторожностей, от пожара быть могущих».
На основании последней фразы Игельстром стал вырабатывать план и обратил внимание на состав жителей и возник новый непредусмотренный вопрос.[19] Оказалось, что в Оренбурге есть много жителей — «под права городского положения не подходящих», а потому не имеющих права жить в городе. Нельзя забывать, что в рассматриваемое нами время деление на сословие достигло своего апогея и каждое сословие, кроме дворянства только что получившего грамоту на свою вольность, обязывалось не только занятиями, но и местом жительства. В городе из податных сословий имели право жить те, кто прежде всего был записан в обывательскую книгу, а затем платил городские повинности. Между тем Игельстром заметил, что в городе Оренбурге жили и имели дома, которые, положим, успели сгореть в пожар «служащие и не служащие казаки, отставные солдаты с малолетними их детьми, вдовы оных своекошные, словом все такого рода люди, которые не входят в число дворянства и классных чинов, купцов и мещан, яко люди под право городового положения не подходящие и не могущие иметь позволение на заведение в городе их домов».
Таким образом на сцену в первый раз выдвинулся вопрос о взаимоотношении жителей города и казаков. По инструкции данной Императрицею Анной Иоанновной тайному советнику Кириллову последний должен был для заселения города Оренбурга взять часть уфимских казаков. Последние и были поселены в Оренбурге и в Форштадте. Но при осаде Оренбурга Форштадт был весь уничтожен, по свидетельству Пушкина осталось всего лишь одна изба и Георгиевская церковь. Весьма понятно, что в это время казаки разместились в городе. Никольская церковь, бывшая около нынешнего костела и сгоревшая в 1786 году, по некоторым данным была специально казачья, но всем вероятиям около этой церкви и жили казаки.
После пугачевского бунта прошло сравнительно немного времени, каких нибудь 12 лет, очевидно, в это время казаки не успели устроиться в Форштадте и жили в городе. Не будь пожара 1786 гoдa, на это обстоятельство, пожалуй, и не обратили внимания — теперь же решили принять строгие меры. Обер комендант должен был объявить казакам и солдатам, у которых уцелели дома, чтобы они «те свои дома сломав перенесли в предместие и сию ломку начать им непременно с 1 числа будущего сентября, дабы принуждением к скорейшей их домов в предместия переноске, не препятствовать им в рассуждении нынешнего летнего времени в их домостроительстве, кои же из лишившихся в пожаре домов и следующих к переселению в предместие город построили ныне на погорелых местах шалаши, тем велеть без малейшего отлагательства, шалаши те сломав, выходить из города на ново отведенные им в том предместье места».
Для построения нового предместья был составлен план, причем по этому плану предполагалось «отставным солдатам, своекошным и сего сорта людям», кроме казаков отвести для застроения три квартала против реки Урала и вала лежащие, кои бы потому, как особую часть занимали, так и особую между ними полицию учредить».
Таким образом главное начальство края считало, что земля Форштадта есть не частная собственность казаков, а принадлежит городу, составляет его предместье, в котором должны жить не только казаки, но вообще все те, которые не имеют права жительства в самом городе. На это есть прямое указание в том же ордере генерал-поручика Игельстрома обер-коменданту города. А именно губернатор поручает обер-коменданту Закбулатову «а ваше превосходительство наблюдите, как возможно чаще личное иметь обозрение, ежедневно же употребляя к тому городскую полицию, ибо оное предместий застраивается на городском выгоне».
Но предположение Игельстрома было приведено в исполнение неполностью. Надо полагать, что отставные солдаты, служилые, вдовы, своекошные стали обращаться с просьбами, прося разрешение селиться не вместе с казаками, а отдельною слободою. К этому, конечно, побуждал страх возможности сделаться казаками, так как правительство в то время обыкновенно переселяло в Оренбургскую губернию крестьян и затем обращало их в казаков.
Нет сомнения, что и казаки также с своей стороны приняли меры избавиться от неприятного соседства и от занятия мест в Форштадте не казаками
На основании этих соображений мы позволяем себе высказать догадку — к сожалению мы не нашли в местных архивах документальных подтверждений — что старая слободка возникла именно в эту пору и что казаков стали выселять вверх по р. Уралу, а «для солдат, своекоштных и прочаго сорта людей, не подходящих под права городового положения» отвели места по берегу Банного озера и таким образом произошло первое расширение территории города, который с этих пор, стал состоять из собственно города крепости и двух предместий: одно из них Форштадт скоро совершенно отделилось от города, стало самостоятельной станицею, а другое старая слободка, получившая и другое название «Голубиная».
VII.
Вопрос о жительстве казаков в черте города крепости поднимался еще несколько раз [20] Весьма понятно что, несмотря на строгое предписание генерала Игельстрома о выселении казаков из города, причем в городе оставались лишь «казачья войсковая канцелярия и присутствующие ее члены, ибо они не только начальствуют над здешними казаками. но и над всеми в Оренбургском казачьем войске числяющимися» — казаки не хотели сходить с насиженных мест, тем более, что жизнь в городе была удобнее, чем в новой только что заводимой станице.
В положении о настроении Форштадта был указан ряд стеснений при постройках — эти стеснения с одной стороны вызывались мерами предосторожности от пожаров, а с другой стороны особенностями самого предместья — которое было не только городским, но и крепостным предместием и как таковое должно было подчиниться не только общим строительным правилам, но и специальным крепостным.
Поделиться книгой: