Девушка присела и побежала разносить по дому радостную весть, а я еще острее почувствовала свою чуждость этому миру, и забившись в нишу у окна уставилась в сад. Зрелище было печальным, мокрые черные деревья обвисли и украсились ледяными каплями, порой дождь переходил в легкий снег, и снова сменялся дождем, дороги развезет, как мы поедем?
Я недооценила графа, ему подчиняется даже природа, ночью грянули заморозки, крыльцо обледенело, и если бы не сильная рука виконта, я, скорее всего, пересчитала бы попой ступеньки.
Граф выглядел величественно и грозно, не смотря на невысокий рост. Его длинный черный плащ, подбитый серым мехом, касался краем ледяной кромки крыльца. Виконт рядом с ним выглядел скромно: камзол и штаны из плотного сукна, вязаный берет с простой пряжкой, перчатки и сапоги. На мой удивленный взгляд Жан пояснил:
— Я поеду с вами, в карете, это несколько неудобно, но для вас безопаснее.
Мне осталось только кивнуть, вечерняя тоска к утру не прошла, но немного отдалилась. Выезжали затемно, чай и булочки Сара принесла прямо в спальню, и там же стояла корзинка с мелочами для кареты, в нее уложили гребни, щетку для волос, запасные шпильки, носовые платки и белые тряпочки, аккуратно проутюженные.
— Что это? — сонно ткнула я пальцем.
Сара неожиданно покраснела и замявшись сказала:
— Миледи это, ну для женских дней! Мистрисс Марта велела приготовить, сказала, что у вас уже должны быть.
Оппа! Я присела на скамеечку оббитую гобеленом и попыталась совместить в голове отутюженные прямоугольники и привычные мне прокладки из пачки, совмещалось плохо. А как их приклеивать к белью? Здешние смешные панталоны на веревочках сползают, а где непромокаемый слой? Задумалась я крепко, и на крыльцо выползла рассеянная, вот и не заметила сразу ледяной глазури, спасибо Жану, поймал!
Карета оказалась гораздо больше той, в которой мы ездили на ярмарку. Внутри были и уже привычные диванчики, но шире, пол устилал ковер, рядом лежали свернутые меховые одеяла для ног и грелки с горячими углями, сквозь мелкие дырочки вился легкий дымок.
Жан усадил меня по ходу движения, закутал ноги в мех и подложил под ноги грелку. Сара села напротив, спрятав под диванчик две корзинки: одну с дорожными мелочами, другую с провизией. Жан сел рядом со мной:
— Мы жених и невеста, а потому можем ехать в одной карете в присутствии дуэньи, Марта нужна в поместье, но на время пути подойдет и Сара.
— Хорошо, — говорить не хотелось, и я прикрыла глаза, надеясь подремать.
Дорога была неровной, карета подскакивала всем своим немалым весом и устроится удобно не получалось, наконец Жан сжалился, выудив откуда-то небольшую вышитую подушечку он пристроил ее на плечо, и предложил мне прилечь. Это тоже было не слишком удобно, но все же я задремала, и проснулась только тогда, когда карета остановилась.
Оказалось, что я сплю, уложив голову на колени Жана, и улыбнувшись, виконт помог мне встать:
— Сейчас будет небольшая остановка, пока перепрягают лошадей, есть время размять ноги и выпить горячего грога.
— Хорошо.
Тело затекло от неудобной позы, и из кареты меня пришлось выводить под руку. Сара, не менее измученная, чем я, довела меня до небольшой комнатки с большим умывальником, туалетным столиком и кушеткой. Пахло тут не розами. Умывшись чуть теплой водой, я глянула в зеркало: волосы растрепались, выбившись из-под шапочки, и пришлось сразу же причесаться, потом Жан постучал, позвал к столу.
На столе стоял кувшин с чем-то горячим и сладким, блюдо пирогов и порезанное крупными ломтями копченое мясо. Граф внимательно наблюдал, как Жан подвел меня к столу и налил в прихваченный из поместья серебряный бокал напиток из кувшина. Отпив немного горячего, я почувствовала себя лучше, и тут проснулся аппетит: первый пирожок с непонятной начинкой осел в желудке приятной тяжестью, я потянулась за мясом, но тут услышала слова графа:
— Следующий перегон поедем через пустошь, Жан у тебя все под рукой?
— Да отец, не сомневайтесь.
Мясо встало в горле: так они ждут нападения? Впрочем, разговор тотчас прервали и допив то что оставалось в кубках вышли из трактира. Глубокого снега еще не было, но здание казалось приземистым, с крыши торчала солома, лошадей уже перепрягли, и на козлы сел сменный кучер, а прежний торопливо глотал из кружки что-то исходящее паром в холодном воздухе:
— Сара, — прошептала я горничной, — там пироги остались и мясо, вернись, отдай кучерам, они поесть не успели, и себе парочку отложи.
Она убежала довольная: ей за одним столом со мной есть не полагалось, но и отойти, оставить с мужчинами одну тоже было нельзя. Пока Жан усаживал меня в карету, горничная вернулась с узелком и запасливая девушка оказалась! Даже кувшин с медовым напитком прихватила, так что следующий час мы ехали весело, а потом мне захотелось петь.
Глава 10
Отец прилетел поздно ночью, я успел поужинать в компании любезного секретаря и задремать на диване, когда услышал глухой толчок на крыше башни. Через полчаса почти бесшумно открылась дверь, и вошел отец: в роскошном камзоле расшитом бриллиантами и с короткой парадной шпагой, похоже, был на приеме во дворце.
— Доброй ночи, отец!
— Доброй ночи, Ролленквист! Нечасто ты балуешь меня своими визитами, что случилось? — отец устало опустился в кресло и налил себе вина в позабытый мной кубок.
— Дед приезжал.
— А, жив еще, старый интриган!
— Дед расспрашивал меня о подарке виконта Диола, вот я и заглянул к тебе узнать столичные новости.
Отец задумчиво покрутил в руках бокал, любуясь рубиновыми бликами, и покачал головой:
— Не могу сказать, что именно заинтересовало деда, но граф Диол посетил бал невест, видимо ищет себе супругу?
— Сомневаюсь, я знаком с графом, и не верю, что он польстился на приданное дочки Чизьеров, скорее они вцепились в его репутацию и титул.
Отец приподнял брови, отметив что-то себе, и продолжил:
— Пожалуй ты прав, первая супруга графа была очень знатного рода, красива и добра, а юная леди Чизьер пока ни как себя не проявила.
— Вот вот, — я уже проснулся и вскочил, — больше похоже на шантаж, но чем могут угрожать графу?
— Хм, — отец отпил несколько глотков, — граф состоятелен, знатен, не игрок, его единственная слабость, сын.
— Но чем может помочь мой выбор подарка?
— Сегодня во время приема, графа не было в столице, но Ее Величество получила от него депешу, прямо во время бала, сначала она была недовольна, но потом такие же послания с печатью фамильных цветов графа получили еще несколько человек.
Отец прикрыл глаза и сосредоточился:
— Итак, письма получили: дюк Варин, граф Ситил, виконт Флабер, и еще…Получается весь малый совет, в обязанности которого входят тяжбы связанные с наследством и браками благородных жителей королевства.
— То есть граф уведомил о чем-то Малый совет и Ее Величество, и судя по срочности доставки, это было что-то важное, но не отставка, о ней принято сообщать лично.
Поломав головы, мы все же отправились спать: отец в свою личную спальню, а я остался в уже облюбованной комнате, до рассвета оставалось часа два.
После остановки ехали весело, разговаривали, леди Марина даже немного спела, а потом заплакала. Движения женской души для меня загадка, но я вдруг заметил, как сжалась в углу горничная, а леди утерев слезы, обняла меня, и в ее дыхании я ощутил легкий запах хмельного. Осторожно усадив леди на место, я схватил кувшин, из которого леди Марина запивала пирог: запах меда и пряностей почти забил запах хлебного вина!
Бросив на сжавшуюся камеристку уничтожающий взгляд, я дернул шнурок звонка, велев кучеру остановиться. Выставив служанку из кареты, я помог выбраться леди Марине, к карете подскакал встревоженный отец:
— Что случилось?
— Служанка добавила в кувшин крепкое вино, леди захмелела.
Отец нахмурил брови и кивнул сопровождающим гвардейцам на служанку:
— Взять в седло, и не спускать глаз.
— Отец, леди нужно пройтись по свежему воздуху, но боюсь, поблизости может быть засада.
— Садитесь верхом, заводные есть.
— Леди плохо держится в седле, позвольте, я возьму ее с собой.
— Хорошо, но не забудь про оружие.
Через пару минут нам подвели заводного коня в гвардейской сбруе, я сел в седло и принял из рук гвардейца смеющуюся сквозь слезы леди Марину, возможно в кувшине было не только вино?
По приказу отца охрана окружила пустую карету, а мы неспешно следовали позади в сопровождении всего двух гвардейцев. Уже смеркалось, осенью темнеет рано, ритмичный ход коня убаюкивал, и леди кажется, задремала. Нервы натянулись в ожидании, и любой шум заставлял вздрагивать и выискивать среди темных стволов опасность.
Так что когда впереди раздался свист, потом хруст дерева и звон мечей, гвардейцы встрепенулись едва ли не с облегчением, но верные приказу не высовывались, на колени мне хлопнулся свиток: отец приказывал уходить в лес, и всеми возможными путями пробираться в столицу. Отдельной строкой он предупреждал, что просить разрешения на брак необходимо только у Ее Величества лично, и ни в коем случает не обращаться к лорду Чизьеру и не принимать у себя его жену и дочь. Судя по этим строчкам письмо он написал заранее, и дела в столице гораздо хуже, чем я думал.
Показав гвардейцам печать графа, я развернул коня в лес. К счастью снега еще было немного, и ветер гонял его среди деревьев, заметая наши следы.
Ехали долго, кони устали и уже еле плелись, когда впереди показались редкие огни. Деревня. Вздохнув с облегчением, я направился к самому большому дому: наверняка там живет староста, да и проще богатому хозяйству принять на ночлег четырех путников. Сначала залаяли собаки, огромные, совсем не деревенские шавки, потом раздался недовольный мужской голос:
— Кто там?
— Гвардейцы Ее Величества! — крикнул я — Нам нужно переночевать, мы заплатим!
Загремело железо засовов и цепей, калитка распахнулась, я уважительно оценил толщину ворот. За калиткой стоял невысокий, но очень плотный мужик с окладистой бородой, в накинутом на плечи полушубке:
— Сколько вас? — прогудел он.
— Трое мужчин и девушка.
— Девушка? Проезжайте!
Калитка оказалась достаточно широкой, что бы протиснуться, ведя в поводу лошадь, леди Марина еле стояла на ногах. В доме было тепло, даже душно, навстречу нам выбежало сразу три женщины — румяная полнотелая хозяйка и две молодые девушки. Гвардейцы занялись лошадьми, а я внес леди Марину в дом на руках, у нее подгибались ноги, и вообще вела себя она беспокойно.
Нас проводили в горницу и предложили таз с водой и полотенца. Очевидно, леди приняли за мою жену, и я не стал отпираться, так спокойнее. Мне уже не раз приходилось раздевать женщин и не всегда трезвых, но леди Марина как всегда меня удивила: сначала она охотно поворачивалась, помогая развязывать и расшнуровывать накидку, жилет, платье, но потом вдруг застеснялась, стала вырываться из моих рук и вообще попыталась спрятаться.
Кое-как раздев ее до рубашки, я помог ей умыться и лечь в постель. Хорошо бы напоить ее горячим сбитнем, а вот есть сейчас леди не стоило, дурман нужно вывести из организма как можно быстрее, явно в кувшине было не только вино: слишком огромные и черные зрачки настороженно следят за мной с побледневшего личика.
Выйдя к хозяйке дома, я попросил ее приготовить больше питья, объяснив, что моя супруга съела несвежий пирог в трактире. Гвардейцы уже сидящие за столом в распахнутых мундирах даже виду не подали, что удивлены, продолжая уминать холодец и крутую ячменную кашу. Добрая женщина быстро наболтала в вареной воде моченых ягод, и я вернулся в комнату. Леди лежала тихо:
— Леди Марина, я принес вам питье, здесь в углу есть таз, если вам станет дурно, можете воспользоваться, я вернусь примерно через час.
Я вышел и поужинал вместе с гвардейцами. Хозяин оказался местным кузнецом, лениво обсудив дорогу в столицу и цены на оружие, мы собрались спать. Гвардейцам хозяйка постелила тут же в большой и теплой кухне, а меня проводила к «жене» поинтересовавшись: не надо ли еще чего нибудь?
Поблагодарив заботливую хозяйку, я лег рядом с леди Мариной, сняв только камзол и сапоги, закрыл глаза и крепко уснул, а проснулся от того, что меня кто-то жарко целовал. За ночь изба остыла, и я прижался к леди в поисках тепла, а она, не просыпаясь целовала меня, гладила мое лицо, шею, шептала что-то горячечным шепотом, и обволакивая своей нежностью тянула к себе, в сладкую истому объятий.
Проснулся я утром, солнце било в глаза из маленького окошечка затянутого пузырем. Во всем теле царила легкость, кровь бурлила в жилах, оглянувшись, я замер: леди лежала, сжавшись в комочек, так что ее не было видно под одеялом, на простыне расплывалось пятно. Вздрогнув, я вспомнил жаркие поцелуи и потянулся к леди Марине, и тут же отдернул руку: она горела! Сдернув одеяло, я онемел: пунцовое лицо, закрытые глаза, частое неглубокое дыхание, все говорило о серьезной лихорадке! Везти леди дальше нет никакой возможности! Что делать?
Первым делом, сделав леди компресс из свежего полотенца и воды для умывания я умывшись и одевшись, вышел к столу, гвардейцы уже поели и сидели, лениво попивая чай в ожидании меня:
— Господа, — обратился я к ним, — леди заболела, везти ее дальше нет возможности. Почтенный, — спросил я кузнеца, — нет ли в вашей деревне лекаря, либо травницы?
— Есть, — вздохнул он, — жена моя травами лечит.
Кузнечиха вышла из-за печи и улыбнулась, пряча руки под передник.
— Помогите моей супруге, прошу вас, вчера она чувствовала себя хорошо, но у нас был нелегкий путь.
Женщина кивнула и вместе со мной прошла к леди. Увидев пятна на простыне, ничего не сказала, ощупала лоб, руки, заглянула в глаза и сказала:
— Ничего страшного, милорд, это не опасная лихорадка, простуда и отравление ослабили организм, дня три и леди будет свежа как цветок.
— Хорошо, делайте, что считаете нужным, я все оплачу.
Кузнечиха позвала старшую дочь и велела ей заварить травы, и принести чистую рубашку для больной, а я вышел во двор. Хотелось ударить кулаком по ровным бревнам избы, пнуть кипу соломы, просто крикнуть в серое небо:
— Я не хотел!
Всегда считал себя благородным и честным, не заводил интрижек с невинными девушками, не похищал чужих жен, не предавал доверия и не нарушал клятв, а теперь, я похитил самое дорогое у девушки, которая доверилась мне! Все еще злясь на самого себя, я вдруг подумал:
— Зато теперь она никуда не денется! Она станет моей женой, мы вернемся в поместье, и будем жить, забыв о других мирах и дворцовых интригах! Я буду заботиться о ней, и вечно благодарить небеса за то что они подарили мне такое сокровище!
Кипяток с медом оказался вкусным, и я с удовольствием запивала им пирожок, а потом стало весело, а Жан показался таким красивым! А потом опять грустно, странно как-то, а уж когда Жан заговорил, голос звучал так странно. И граф, подъехавший совсем близко, отдавал приказы таким резким голосом, что я невольно морщилась. А потом меня усадили в седло впереди виконта и мы свернули в лес, было то холодно, то жарко, Жан — Валер обнимал меня, а мне хотелось то вырваться и убежать, то прижаться крепче, странно как-то.
К тому моменту, как вокруг стемнело, я уже почти спала, но вот спуск на твердую землю оказался на диво неприятным — голова кружилась, в глазах мелькали черные точки, и ужасно хотелось пить.
Переговоры Жана с хозяином большой деревянной избы пролетели над головой, очнулась уже в доме, душно, жарко, а руки Жана быстро стягивают одежду. Сначала было здорово — дышать стало легче и вообще, дурнота отступила, но потом, я поняла, что он меня вот — вот разденет, совсем, и я принялась отбирать свои вещи назад. Но дойдя до длинной нижней сорочки, виконт успокоился, помог умыться, и уложил в постель, а потом еще и компотика попить принес, правда, рвало меня с этого компотика как после несвежего салата, но виконта в комнатке уже не было, и я спокойно закончив свои дела и умывшись, забралась в кровать.
А ночью меня настиг жар, странный такой, словно по всему телу бегали мурашки, пощипывали, кололи, собирались в самых неожиданных местах и там разжигали пламя. Облегчение принес Жан, положивший на меня руку, рука была прохладная, тяжелая, и я прижалась к ней, потом защипало руки и я спасаясь от жара прикоснулась к лицу Жана. Он проснулся и с изумлением моргал глазами, руки вновь пыхнули и я провела кончиком пальца по длинным черным ресницам, стало еще жарче, дыхание сбилось, и спасаясь я прижалась к его губам, и тут же ощутила, как он прижимает меня к себе. Его руки мяли и тискали, мурашки разбегались толпами, а губы гасили жар на губах, на шее, касались глаз и щек, воздуха не хватало, но тут Жан протяжно застонав, стиснул меня в объятиях, и обмяк.
Я полежала немного, потом погладила его плечо: не шевелится, странно, развернулась в его объятиях, заглянула в лицо, спит. Странно, но тут и меня догнала усталость, заныл живот, и устроившись поудобнее я уснула.
Проснулась и удивилась: сумерки, мерцает лампадка, а рядом сидит румяная женщина в белом платочке:
— Проснулись, ваша светлость? Как себя чувствуете?
Я прислушалась, ой, живот как болит! Поморщилась, а женщина торопливо заговорила:
— Осторожно, осторожно, не пугайтесь, простыли вы, да на лошади растрясло, я вам тут горшок под кровать поставила и салфеток свежих приготовила, и водичка теплая, что бы умыться есть, в баню вам пока нельзя.
Добрая женщина помогла встать, убедилась, что я не упаду, если крепко вцеплюсь в большую деревянную кровать и даже выдвинула мне из-под кровати горшок с крышкой из темной глины. Обнаружив на себе странную конструкцию из полос ткани, я не сразу сообразила, что это, оказалось, хм, некое подобие трусиков, для удержания необходимых тряпочек. Хорошо, что Сара объяснила мне, что это и для чего, но не объяснила мне, куда девать использованные!
Умывшись и сделав все необходимое, я так устала и вспотела, что пришлось присесть в простое деревянное кресло, сработанное просто, без украшений, и даже без подушек, сидеть было неудобно, но и до кровати я сейчас не дойду. В дверь тихонько постучали — явилась та же самая женщина, все убрала, сменила воду в тазу и перестелила постель. Ой, какие пятна! Полное ощущение, что кого-то зарезали! Я расстроилась, дома получалось быть аккуратнее, живот начинал ныть заранее, и благодаря маме запас необходимых средств был под рукой. Но женщина, кажется, не сильно огорчилась, говорила что-то о заботливом муже, о хорошем лекарстве, и наконец, напоив меня морсом и переодев в сухую рубашку, уложила обратно в кровать. Едва она вышла с ворохом белья в руках, как в комнату вошел Жан, взволнованный и решительный:
— Леди Марина! — объявил он, — я прошу у вас прощения за свое недостойное поведение, и обещаю, что едва мы встретим священника, как тут же заключим брак!