Братство: Возрождение

— И что? — он резко смолк, но в следующий момент просто взорвался криками: — Назад, Сэм! Твоюж мать! Назад! Стой! Вверх! Сэм! Стой!

— Ээээ… — я, на всякий случай, остановил катер и сейчас мы висели в пространстве абсолютно неподвижно. Ну — настолько, насколько я мог оценивать наши перемещения: — Ты бы уж, барин, определился бы, что делать-то? Куды рулить-то?

— Очень смешно, — повернувшись ко мне он провёл ладонью по лицу, стирая выступивший пот: — Пошутил, да? Давай назад… Метров на тридцать.

— Может тридцать четыре с четвертью?

— Чего? А, ну да, давай так.

— Док — у меня рулетки нет!

— А зачем тебе рулетка? Тьфу! Сэм! Ты достал уже!

— А ты команды давай нормальные, — огрызнулся я, заставляя корабль медленно ползти назад: — Где я тебе ориентиры найду? Не по звёздам же?!

— Стой, — он махнул рукой, не ведясь на мои провокации: — Всё, Сэм! Спускаемся. Только — медленно, хорошо?

— Да хорошо, хорошо, — проворчал я, осторожно опуская нас — так осторожно я ещё не садился, даже свой первый корабль я сажал куда как жестче, припечатав его к посадочной платформе, забыв про вертикальную составляющую скорости.

— Двадцать… Пятнадцать… Медленнее, Сэм, медленнее… Девять…

Взметнувшиеся облака пыли закрыли обзор и Док плюхнулся в кресло, не сводя взгляда с альтиметра: — Семь… Пять… Притормози, Сэм! Три…

— Сам знаю, ты лучше опоры выпусти, — закусив губу я едва-едва, по миллиметру, сдвигал грибок тяги на рукояти джоя, стараясь максимально замедлить наше снижение и получалось это не очень — вертикальная составляющая скорости снижалась медленно, а сильнее оперировать генераторами покойного профессора я опасался, боясь, что с непривычки, не чувствуя катер, отправлю нас вверх, пережав регуляторы.

— А как? Два с половиной… Лапы как выпускать?

— Млять! Док! Кнопка, справа внизу. С огоньком на ней. Ну?

— Тумблер с синей лампочкой? Два ровно!

— Да! Чёрт побери! С синей — перекинь его!

Щелчка перекинутого тумблера я не расслышал — не до того было, а вот жужжание моторов, выдвигавших опорные лапы из корпуса прозвучала для меня как лучшая мелодия, услышанная мной в жизни.

— Один и семь… Сэм — перекинул, зелёным горит! Один и четыре!

— Хорошо! Сейчас… — договорить я не успел — лёгкий толчок, сменившийся быстро угасшим покачиванием, возвестил нам, что ещё один этап нашей экспедиции завершился успешно — мы были на поверхности планеты.

— Уважаемые пассажиры! Наш катер совершил посадку на поверхности чёрт-его-знает-какой планеты, — подражая капитану пассажирского транспорта проговорил я, отстёгивая ремни: — Просьба оставаться на своих местах до… Эээ… Ладно. Можете не оставаться.

— Смешно, — Жвалг пристёгнут не был и уже стоял около правого иллюминатора, вглядываясь в пыльную взвесь снаружи.

— Ерунда какая-то, — я постучал пальцами по стеклу иллюминатора, за которым продолжали клубиться пылевые вихри: — Мы уже минут пять, как сели, а всё никак не уляжется.

За время, прошедшее с момента посадки мы не только успели натянуть лёгкие скафандры, но и перекурить. Перекуривал я, Док, понимая, что говорить о перерасходе воздуха бессмысленно — у нас на борту был недельный запас воздушной смеси, прочитал мне лекцию о вреде курения и попытался запугать меня примерами из своей практики, упирая на красочные детали несомненно ожидавшей меня смерти. Впустую — докурив первую, я подошёл к иллюминатору и, когда я задавал свой вопрос, в моих пальцах уже была зажата вторая сигарета.

— Хм… — споткнувшись на середине своего повествования о том, как я буду выхаркивать куски прокуренных лёгких, Жвалг недовольно вздохнул: — Сэм! Я, между прочим, о твоём здоровье забочусь! А ты?

— А что я? — я снова постучал в стекло, будто неслышный снаружи стук мог испугать и разогнать танцующие снаружи пылинки: — Мы тут не ради лекций о здоровом образе жизни, так, Док? Сидим… Сидим… Не, твои рассказы, они, да — интересны, особенно эти… Эфимизмы, но…

— Эфиземы.

— Ага и они тоже. Но меня больше беспокоят не они — а вот эта чертовщина. Там же вакуум, да?

— Угу, — он бросил короткий взгляд на газоанализатор, чья шкала продолжала оставаться мёртвой.

— И гравитация тут — практически стандарт. Почти единица. Так чего они не падают?!

— Не хотят, и ты не хочешь.

— Чего я не хочу?

— Курить, — он показал глазами на сигарету: — Сейчас я тебе про импотенцию расскажу. Вот послушай — был у меня один случай. Приходит ко мне, значит, боец. А смолил он, почти со школы. И говорит мне: «Док, у меня это…»

Что именно «это» я не услышал — пылевая взвесь, всё это время закручивавшая спирали за иллюминатором, вдруг замерла, просто зависнув в пустоте, а затем так же дружно, словно каждая из них была солдатом, получившим команду «ложись», рухнула вниз, открывая перед нашими идеально чистое пространство.

От неожиданности я даже сигарету уронил — вот только что было и раз — нет!

— Охренеть… — я повернулся к Жвалгу, но тот был удивлён не меньше моего, по крайней мере, его, так и не закрытый рот однозначно показывал его состояние.

— Эээммм… — он сглотнул и перевёл взгляд с меня наружу: — Эээ…

— Ага, именно ток, Док.

— Может магнитное поле? Поменялось — вот они и упали. В смысле — притянулись.

— Может. А может и нет. Может эфир подул.

— Какой эфир?

— Ну явно не ваш, медицинский. Мировой, Док. Есть такая теория, — начал было я, ища глазами сигарету, но подошедший ко мне ревнитель здорового образа жизни, как бы случайно раздавил её своим сапогом.

— Пошли, Сэм, — он сделал вид, что ничего не заметил: — Пыль улеглась, самое время вылазку сделать. Пошли.

— Может подождём? — я мстительно покосился на свой комбез, в чьём кармане оставалась почти целая пачка: — Мало ли чего — вдруг взлетят? Да и ты мне про того бойца и его импотенцию не рассказал.

— Да нечего рассказывать, — отмахнулся Жвалг, готовясь опустить забрало шлема: — Снайпер ему яйца отстрелил, когда тот покурить вылез. Пошли.

Идти вот так сразу мне не хотелось — по моему разумению следовало выждать, мало ли чего. Вот вылезем, а они как прыгнут! Облепят, превратят в статуи — и всё, привет!

— А к тебе он тогда что пришёл, — попробовал оттянуть момент выхода я: — Яйца что ли принёс? Пришить, да?

— Сэм! Ведро бери. — сам Док уже вооружился совковой лопатой и нетерпеливо переступал с ноги на ногу около двери, ведущей в шлюзовую камеру: — Голова у него болела, вот и пришёл.

— Хм… — я почесал подбородок: — Где голова и где яйца… Что-то я тебя не понимаю.

— Кончай дурить! — он угрожающе покачал лопатой: — Пошли. — но увидев, что я не сдвинулся с места, Док вздохнул и пояснил: — Я ему таблетку дал. Он вышел из блиндажа и курить на бруствер уселся. Дело ночью было. Руку — с сигаретой опустил и словил. Понял?

— Ааа… То есть снайпер решил, что там голова, да? А что он на бруствер сел?

— Мозги прокурил потому что! — поняв, что словами от меня ничего не добиться, он схватил меня за рукав и поволок к шлюзу.

— Но, Жавлг, погоди! — я попробовал вырваться, но хватка у Дока была что надо: — Мне…же… Просто интересно!

Не обращая внимания на мои трепыхания, он подтащил меня к шлюзу и затолкнул внутрь, стоило столько створке отъехать в сторону на ширину, достаточную для моей тушки.

— Стекло опусти, — посоветовал этот тип, готовясь начать процесс шлюзования и мне не оставалось ничего другого, как подчиниться его словам, благо шлём лёгкого скафандра — в них можно было находиться в пустоте до получаса, закрывался одним движением.

Открывшийся из шлюзовой камеры вид ничем особенным взгляд не радовал. Прямо перед нами простиралась ровная, запорошенная пылью и песком равнина. Метрах так в двадцати от нас края площадки начинали медленно подниматься вверх, и я порадовался наблюдательности врача — сам бы я этот пятачок вряд ли бы разглядел, интуитивно ища более просторное место для площадки. А тут… Мало того, что разглядел, так и сумел направить меня прямо по её центру. Вспомнив кое-что, я повернулся к Жвалгу, жадно рассматривавшему пустынный пейзаж.

— Слышь, Док? А чего ты «назад» заорал, ну, когда на посадку шли?

— Чего заорал? — он чуть подвинул меня плечом, явно готовясь спрыгнуть вниз, но я, ухватив его за пояс, оттащил новоявленного исследователя назад, вглубь камеры.

— Ты чего, Док? Забыл? Мы как обещали — из корабля ни шагу. Наберём образцов, — я приподнял ведро: — И всё, назад.

— Да погоди ты, — дёрнулся он, вырываясь: — Сэм! Там такое… Вон там, — его рука указала на приподнимающийся край площадки: — Пойми, — он снова дёрнулся, но неудачно — я ждал его рывка: — Пойми, Сэм! Это надо видеть! Мы, когда садились, мы перевалили тот гребень, я видел, Сэм! Видел!

— Чего ты видел? — ожидая его рывка я немного отклонился назад, но Док внимательно следил за моими действиями — вместо того, чтобы дёрнуться вперёд, наружу, он, сначала сдал назад, наваливаясь на меня спиной, а, когда я отшатнулся, рванулся к выходу из шлюза, одновременно поворачиваясь вокруг себя, отчего мои пальцы разжались, освобождая его пояс.

Коротким прыжком он перескочил комингс и уже через секунду смотрел на меня, стоя на поверхности чужой планеты.

Признаюсь — я окаменел.

Не знаю, чего я ждал — молнии с пустого неба, пропасти, которая должна была разверзнуться под ногами нечестивца из низкого мира, посмевшего осквернить собой поверхность этой планеты…

Не знаю. Док, кстати, похоже тоже ожидал чего-то подобного — оказавшись внизу он замер, словно испугавшись своей смелости и только наше хриплое дыхание показывало, что мы оба всё ещё живы.

— Эээ… Жвалг? — я облизал пересохшие губы и сглотнул ставшую внезапно очень вязкой слюну: — Скажи мне — ты дебил?

— А мы живы, Сэм! Живы! — он подпрыгнул на месте будто испытывал поверхность планеты на прочность: — Крепкая, — подтвердил он мою догадку и тут же пнул носком ботинка небольшой камушек, улетевший куда-то за корму: — Иди сюда, Сэм. Всё в норме!

— В норме? — я подставил ведро и об его днище стукнулся заброшенный туда второй камешек.

— В норме! — Док покрутил в руках более крупный булыжник и, подойдя ко мне, забросил его в шлюз: — Знаешь, — он небрежно облокотился на край проёма: — Я почему-то думал, что поверхность как желе будет.

— Как желе?

— У меня всё норм с головой, — хихикнул он: — Но вот когда прыгал — ждал, что она, — носок его ботинка прочертил борозду в пыли под корпусом: — Как батут меня отбросит. Я даже напрягся. А тут — камень как камень.

— Камень, — повторил его слова я, слегка пнув булыжник, отчего он, подпрыгивая на неровностях своей поверхности, откатился в дальний угол, где и затих: — А я молнии ждал, — признался я, — с небес.

— По мне?!

— Угу.

— Ну ты гад, Сэм! А, если бы она по тебе?

— А по мне-то за что?

— За всё хорошее, — проворчал он и, отойдя от шлюза, махнул рукой: — Пошли.

— Куда? — поверхность чужой планеты ударила меня по подошвам скафандра точно так же, как до этого делали многие другие поверхности. Даже песок, вминаемый рубчатым протектором, поскрипывал, уплотняясь под моим весом как обычный песок, ничем не показывая своего отличия от песка моего мира.

— К гребню, — скомандовал он и, подавая пример направился к краю, что был прямо перед носом нашего картера. При этом, Док, к моему удивлению, двигался пригнувшись, будто эта, абсолютно пустая равнина, простреливалась неведомым противником. Почти подойдя к краю, он, гибким, каким-то змеиным движением перетёк в положение лёжа и последние несколько метров до гребня, прополз, вжимаясь в поверхность, отчего в песке появилась заметная борозда.

Добравшись до конечной точки, Док ловко, не отрываясь от поверхности, повернулся и поманил меня к себе: — Давай сюда, Сэм. Только тихо, не надо, что бы нас заметили.

— Заметили кто? — не понял я направляясь было к нему во весь рост, но он так зашипел, что я поспешно плюхнулся на брюхо.

— Кто заметили, Жвалг? — повторил я свой вопрос, когда оказался рядом.

— Они, — он кивнул за гребень: — Сейчас сам увидишь: — Приготовься.

— Готов, — перевернувшись на живот, я подвёл руки под грудь, готовясь, по его команде выставить голову над горкой породы, отделявшей нас от того, что так и взволновало, и заинтересовало моего спутника. Напрягши руки, я ждал его команды, но её не было. Пять секунд, десять — время шло, а Жвалг молчал. Он точно был жив — в шлеме раздавалось его дыхание, переданное по связи, вот только оно было каким-то странным — ни дать, ни взять, Док к чему-то принюхивался.

В шлеме!

Принюхивался!

К чему?!

Тут, в скафандре, то есть, если даже и обделаться по-крупному, запах до носа дойдёт очень нескоро. Скорее уж… Ладно, пропустим этот момент.

Я уже собирался его окликнуть — с момента последних слов уже прошло около минуты и наше бездействие начинало напрягать, как вдруг моего лица коснулся лёгкий и свежий ветерок. С собой он принёс йодистые ароматы моря — тёплого, ласкового, манящего к себе игрой волн в прибое и такого неуместного здесь.

Невольно я втянул носом воздух, желая наполнить грудь этой освежающей волной, вдыхая её бодрящие ароматы, я вдруг осознал — чёрт! Я же сейчас дышу ровно также как Жвалг!

— Док, — пересилив себя — желание было только одно — дышать, лежать, не шевелиться и дышать, дышать — на любые другие действия у меня просто не было ни сил, ни желания, так вот — пересилив себя я окликнул своего товарища: — Ты это тоже слышишь? Ну — чем пахнет, слышишь?

— Морем, как в детстве, — затуманенным голосом ответил он после небольшой задержки: — Домом. Плюшками, бабушкиными.

Сказав это, он перевернулся на спину и вытянувшись во весь рост, закинул руки себе за голову — за шлем то есть.

— Эй-эй, Док! Ты чего, — я потряс его за локоть: — Какое на хрен море? Какие к чёрту пирожки, Жвалг! Мы в скафандрах! Забыл?! Тут вакуум!

Скосив глаза на левый рукав, я отыскал взглядом датчик внешнего давления, размещённый чуть выше запястья. Резиновый шарик, размещённый внутри прозрачной трубочки, раздулся во всю её длину, не встречая никакого сопротивления снаружи, подтверждая мои слова. Нас окружала пустота и ни что не мешало этой резинке заполнить собой всё свободное пространство.

— Док, — я снова тряхнул его: — Не раскисай — это глюк. Может фильтры дурят, может…