Помоги проекту - поделись книгой:
– У товарища Бубенчикова нет с собой документов, он вообще гражданский, – вмешался Иванов. – В кино снимался, вот поэтому в белогвардейской форме. Но это сейчас неважно, нам обоим срочно надо в особый отдел.
– Да, да, конечно, – согласился сержант, – здесь недалеко, только оружие сдать придётся. Извините, товарищ майор, уж так положено.
– Знаю, – буркнул Иванов, отдавая наган. – Идёмте.
Полог палатки откинулся: «Бубенчиков, заходи». Иванов махнул рукой часовому. Истомин вошёл в палатку. Внутри было трое: майор Иванов, сержант Чибисов и ещё один офицер в полевой форме, но такой же, как у Иванова фуражке.
– Я – лейтенант государственной безопасности Ильин, – представился офицер. – Товарищ майор мне все рассказал. То, что у вас документов нет, это, конечно, плохо и в таких случаях полагается проводить полную проверку. Но учитывая всё, что произошло, думаю, это излишне. Просто напишите мне, как всё было, и пока будет достаточно. После этого, так как ваше желание о немедленной мобилизации в ряды РККА удовлетворено, поступите рядовым в отделение сержанта Чибисова. Вопросы есть?
– Никак нет.
Истомин встал и отдал честь. Он это сделал раньше, чем подумал. Но этот столь привычный жест возымел вдруг неожиданное действие. Все трое так и покатились от смеха. «Что, что я сделал не так? – напряжённо думал Истомин, глядя на смеющихся. – Красноармейцы ведь именно так честь отдают, сам видел».
– Форму, форму переодеть надо, – сквозь смех сказал Иванов. – А то какой же вы, товарищ Бубенчиков, красноармеец в обличии белогвардейца? «Ах вот, что их так насмешило у Истомин, отлегло от сердца отлегло, – а то уже думал, засыпался».
– Ну, форму-то мы по такому случаю найдём, – сказал переставший смеяться сержант. – Во всяком случае, гимнастёрку и пилотку. А то ещё чего доброго свои погоны увидят и за немца примут да подстрелят. Так что переоденем вас, товарищ Бубенчиков, обязательно.
Через два часа, закончив все формальности в особом отделе, переодевшись в форму рядового бойца Красной армии, штабс-ротмистр Истомин в составе отделения сержанта Чибисова занял оборону в первой линии окопов.
Глава 8
– Землячок, табачку не найдётся – обратился к Истомину сосед по окопу. Молодой, примерно его лет боец, закончив набивать патроны в диск похожего на Льюис пулемёта.
– Найдётся, только не наш, трофейный, – ответил Истомин и протянул солдату пачку немецких сигарет.
Сам он не курил, но, обнаружив в кабине бронетранспортёра сигареты, решил оставить их себе. Так, на всякий случай, для душевного разговора.
– Ох ты, а откуда такие – пулемётчик удивлённо повертел в руках пачку. – Ты что, в разведку за языком ходил
– Ну, что-то вроде того, – Истомин улыбнулся.
– Постой, постой, – солдат внимательно посмотрел на Истомина. – Так ты же тот белогвардеец - артист, который вместе с майором на бронетранспортёре из немецкого тыла прорвался.
– Он самый, – подтвердил Истомин, – но, как видишь, теперь рядовой Красной армии. Хватит с меня кино, после войны доснимем.
– Да, повезло вам с майором, – покачал головой пулемётчик. – Сквозь немцев прошли, а потом мы по вам стрельбу открыли и хоть бы что. А вот моего второго номера в первом бою осколком прямо в сердце. С тех пор уже неделю один воюю. Ну что же, давай знакомиться, – предложил боец Истомину.
– Я – Вася Лаптев из Ленинграда.
– А я…
Воздух резануло по ушам, Истомин глянул вверх. Из-за леса появились немецкие самолёты, точно такие же, как те, что расстреляли беженцев на дороге.
– Ложись, сейчас бомбить будут! – крикнул Истомину пулемётчик и упал на дно.
Истомин последовал его примеру, но не лёг, а присел, укрывшись за бруствером. Ему было интересно, как будут действовать немцы. Ведь под бомбёжкой он не был ни разу, а потому как всё будет было неясно. Здесь чисто профессиональный интерес кадрового офицера замешивался с перспективой на будущее. Ещё надевая форму рядового красноармейца, Истомин решил, что надолго таковым не останется. Его военные навыки и трёхлетний боевой опыт необходимо как можно скорее использовать на практике. Поскольку в качестве офицера или, как принято в РККА – Рабоче-крестьянской Красной армии командира, он принесёт гораздо больше пользы, чем рядовым бойцом. Вот поэтому, прислонившись спиной к стенке окопа, штабс-ротмистр Истомин, а теперь рядовой Красной армии Бубенчиков стал внимательно наблюдать за действием вражеских бомбардировщиков.
Самолёты сделали круг, набрали высоту, а потом резко спикировали на окопы переднего края. Истомин явственно увидел, как от первого «лаптёжника», а именно так потом стали называть немецкие пикирующие бомбардировщики «Юнкерс Ю-87» за неубирающиеся в полёте шасси, отделились чёрные точки бомб, а через мгновение от их взрывов задрожала земля. Не успел стихнуть грохот от первых взрывов, как к ним добавились ещё и ещё. Казалось, вся земля превратилась в гремящий и клокочущий ад, прорезаемый лишь вспышками трасс пулемётных очередей пикировщиков.
Несмотря на три года, проведённые на войне, Истомину стало не по себе. Ничего подобного он ещё не испытывал даже при артобстреле, а когда совсем рядом с окопом взорвалась очередная бомба и сверху обрушился целый «водопад» земли и камней, Истомин благоразумно поменял сидячее положение на лежачее, закрыв уши руками, от греха подальше. Чтобы не оглохнуть часом и не попасть под шальной осколок. Этого ему не хотелось больше всего. Обидно как-то, перепрыгнув в одночасье с одной войны на другую, да не просто войну, а войну с нелюдями, погибнуть вот так глупо, никого из этих самых нелюдей не убив. Ну да, конечно, есть у него на личном боевом счёте те семеро, которые теперь в деревенском погребе «отдыхают», но уж больно маленький счёт выходит один к семи. Да и получилось всё это как-то больно уж быстро, ну вроде и не по-настоящему, что ли. Так думал штабс-ротмистр Истомин, лёжа на дне окопа и пережидая уж слишком затянувшуюся, на его взгляд, бомбёжку. Хотя в таких ситуациях люди часто теряют ощущение времени. Но всему на свете приходит конец. Кончилась и бомбардировка.
Как только взрывы прекратились, Истомин немедленно поднялся с земли и, поправив каску, выглянул из окопа. Сейчас начнётся атака пехоты, подсказывал прошедший боевой опыт. Вот только будет ли кому её отражать Этот вопрос невольно возник у него в голове при осмотре их позиций. Вся земля была перепахана воронками, а соседний лес изрядно поредел, причём настолько, что в прогале между поваленными деревьями был виден их с Ивановым бронетранспортёр. Или то, что от него осталось, очевидно, после прямого попадания бомбы. Но, несмотря на всю апокалиптичность, которую внушал передний край, то тут, то там из окопов стали подниматься бойцы, выставляя на бруствер винтовки и трофейные немецкие автоматы. То же самое сделал и Василий, поставив на сошки свой пулемёт. Он подмигнул Истомину.
– Ну всё, артист, готовься, сейчас полезут.
– Полезут – встретим, – Истомин, криво улыбнувшись, передёрнул затвор винтовки.
Немецкая пехота не заставила себя долго ждать. Вскоре из-за леса вышла густая цепь автоматчиков и открыла огонь. Немцы шли нагло в рост, беспорядочно стреляя с живота. Пули густо свистели над головой, часто ударяя в бруствер окопа. «А, вот какая у вас тактика, – сообразил Истомин. – Беспорядочная стрельба на дальней дистанции, чтобы головы никто не смог поднять. Что же, вполне себя оправдывает». От обилия летящих в воздухе пуль становилось страшновато. Хотя, если разобраться, немецкий автомат, а с ним Истомин уже в достаточной степени успел познакомиться, оружие слабоватое. Ствол короткий, патрон от пистолета «Парабеллум». Вряд ли из него можно уверенно попасть по цели с дистанции более двухсот метров. Вот если в ближнем бою, то тут, безусловно, винтовка по сравнению с автоматом вне конкуренции. Пока затвор передёрнешь, из тебя дуршлаг сделать успеют. А какой отсюда вывод, – да простой. Автоматчиков близко подпускать нельзя, их следует бить на дальней дистанции, иначе сомнут. Ну, с пехотой-то понятно, а вот что с танками делать Их целых два по флангам идёт, и пока что своих только из пулемётов прикрывают. Опыта в борьбе с бронетехникой Истомин не имел, но, приняв во внимание, что он здесь не один, и те, кто рядом, наверняка знают, что делать, поймав в прицел идущего прямо на него немца, выстрелил. Немец упал. «Ага, есть первый. С почином вас, ваше благородие, рядовой красноармеец Бубенчиков», – поздравил себя Истомин и, передёрнув затвор, взял на прицел очередного не людя.
Бой длился уже несколько минут, причём небезуспешно. Истомин успел расстрелять пару обойм, а его сосед Василий диск своего пулемёта. У немцев появились первые потери, но тут положение резко изменилось. Прикрывавшие немецкую пехоту танки открыли артиллерийский огонь. Что делать Истомин оглянулся. Интуиция подсказывала, что танки можно уничтожить либо из пушки, либо гранатами. Но противотанковых орудий в его батальоне, по всей видимости, не было, а гранат Гранаты были, сам видел. Стало быть, придётся танки гранатами рвать. Но так до них не меньше полтысячи метров. Это сколько же они народу положат, прежде чем их гранатами можно достать будет Сзади ударил трофейный миномёт. Посланная им мина взорвалась в гуще немецкой пехоты, выкосив разом не меньше десятка, и тут же по позиции миномётчиков ответил танк с левого фланга. По счастью, выстрел был неточным, танк стрелял с ходу, но расчёту досталось. Оба миномётчика, посечённые осколками, упали на землю. «Ну всё, – мелькнула у Истомина мысль, – если будет ещё один выстрел, то миномёт накроют, и нас вмести с ним». Ящики с минами так рванут, что никому мало не покажется. Но второго выстрела не последовало. Очевидно, решив, что миномёт уничтожен, танки перенесли огонь на другие цели. И тут Истомин понял, что надо делать. Из миномёта – по танкам. Конечно, они в броне, пробьёт ли её мина или нет – неизвестно, но попробовать стоит.
– Василий, за мной, к миномёту! – заорал Истомин.
Менявший как раз в этот момент диск пулемётчик от неожиданности замер, а потом, как загипнотизированный, перевалившись через бруствер окопа, пополз вслед за Истоминым к позиции миномётчиков. Миномёт оказался цел. Вот и отлично. Сейчас проверим, насколько он хорош против танков.
– Василий, мину! – снова крикнул Истомин, прильнув к прицелу.
Миномёт дрогнул от выстрела, и мина точнёхонько легла танку на лобовую броню. Танк замер на месте. Увидев это и поняв, в чём суть, Василий моментально достал из ящика ещё три мины и одну за другой отправил в ствол миномёта. На этот раз они взорвались за танковой башней на моторном отделении, как потом позже узнал Истомин. Над танком взметнулся столб пламени, перемешанный с чёрным дымом.
«Всё, с этим кончено, – понял Истомин, – теперь очередь за вторым. Только бы он нас не опередил».
Но время им дали сами немцы. Очевидно, решив, что где-то замаскировано противотанковое орудие, единственный оставшийся танк, дал задний ход и начал обстрел леса. Это оказалось для него роковой ошибкой. Истомин, пере нацелив миномёт, снова открыл огонь, оказавшийся на этот раз менее удачным. В танк удалось попасть только с пятого выстрела, да и то, только разбив гусеницу. Но этого оказалось достаточно. Поняв, что танк обездвижен и стал мишенью, танкисты покинули свою машину, бросившись бежать, а за ними, лишившись танковой поддержки, дрогнула и стала отступать вся оставшаяся в живых пехота. Бой был выигран. Получив столь серьёзный отпор, немцы в тот день больше повторных атак не предпринимали.
– Лаптев, Бубенчиков – к комбату, – передали по цепи приказ.
– К комбату, так к комбату, – Истомин закинул на плечо винтовку. – Посмотрим, как здесь моё «художество» с танками оценят. Вроде получилось неплохо, но всё же интересно, что про всё это командование думает.
– Рядовой Бубенчиков по вашему приказанию прибыл.
– Рядовой Лаптев по вашему приказанию прибыл.
Истомин и Василий вытянулись по стойке смирно и отдали честь.
– Молодцы, ну молодцы, лихо оба танка из миномёта отделали, – не скрывал своей радости комбат. – Чья идея была
– Моя, – признался Истомин, поняв, что разговор будет, скорее всего, не очень официальный. – А Василий мне помог, за заряжающего был. Хотя во многом просто повезло.
– Ну, это ещё как сказать, – возразил комбат. – Везение везением, а вот голову и инициативность никто не отменял. Благодарю за службу.
– Служу Родине и трудовому народу! – отчеканил Василий, отдав честь.
«А, вот что в таких случаях у них надо отвечать», – понял Истомин и повторил произнесённые Василием слова. Со стороны это выглядело как-то странновато, сначала один отвечает, потом другой, ведь говорить полагалось более или менее синхронно. Но довольный результатами боя комбат не обратил на это никакого внимания.
– Ладно, – сказал он, посерьёзнев, – теперь о деле. Сколько мин осталось
– Четыре, – вздохнул Василий.
– Плохо, – комбат помрачнел. – Если немцы опять танки в прикрытие для пехоты пустят, а они это сделают, гранатами отбиваться придётся, а их у нас кот наплакал.
– Товарищ капитан, вместо миномёта можно подбитый немецкий танк использовать, – предложил Истомин. – Мы с Василием ему миной только гусеницу перебили, а так он должен быть целый.
Комбат заинтересованно посмотрел на Истомина и вдруг задал не совсем обычный вопрос «Бубенчиков, а ты кем до войны был» «Штабс-ротмистром», – чуть было не ляпнул Истомин, но вовремя спохватился и ответил «Рабочим по декорациям». Этот род деятельности он указал в своих письменных показаниях, данных в особом отделе, и теперь чётко придерживался выдвинутой версии.
– А мыслишь как военспец. Если бы по военной линии пошёл, мог бы стать хорошим командиром, – констатировал комбат. – Можно считать, что насчёт этого танка мысли мои прочитал. Так что, имей в виду, в случае серьёзных потерь командного состава назначу тебя на сержантскую должность, но это позже. А теперь об использовании танка. Поскольку Василий некоторое время пулемётчиком на Т-34 был, то опыт в обращении с танками, стало быть, имеет. Поэтому как стемнеет, проберётесь к танку. Ночи на освоение техники вам, как полагаю, хватит. А утром, как немцы в атаку пойдут, постарайтесь как можно больше их танков набить. Вопросы есть
– Никак нет, – теперь уже синхронно ответили Истомин и Василий.
– Разрешите идти
– Идите.
– И как ваше впечатление о Бубенчикове – спросил командира батальона особист Ильин, вошедший в блиндаж сразу после того как Истомин и Василий отправились исполнять приказания комбата.
– Ничего плохого сказать не могу. Вёл себя в бою инициативно. Из миномёта два танка подбил, как вы, думаю, уже знаете, товарищ сержант. К тому же имеет стратегическое мышление, а поскольку ни в какой военной школе не учился, то это у него явный талант, – закончил характеристику Истомина комбат. Да, я ему ещё сказал, что если дело так пойдет и дальше, то назначу его на сержантскую должность. Или не стоит
– Ну почему не стоит Если человек способный, то пусть командует, но всё же торопиться со слишком быстрым его продвижением не надо. Максимум на сержанта, – заключил особист. – А вот когда на него подтверждающие документы придут, тогда пусть хоть до генерала растёт, это уже не наша забота будет.
Глава 9
Нижний танковый люк с негромким стуком открылся. В проёме показалась голова Василия.
– Залезай, – шепнул он Истомину, – всё чисто.
– Да, тесновато воюют танкисты. Таким было первое впечатление Истомина, когда он оказался внутри.
– Пушка целая и снарядов бронебойных полно, так что есть чем завтра с немцами воевать, – обрадовано заявил Василий, проведя осмотр внутренностей танка при слабом свете электрического фонаря.
– Стало быть, действуем так. Я за стрелка-наводчика буду, а ты – заряжающий. Берёшь снаряд, затвор открываешь и в казённик кладёшь. Вот, смотри, – Василий открыл орудийный затвор и показал Истомину, что надо делать. – Всё понял
– Всё.
– Да, вот ещё что если немцы нас подожгут, а это, скорее всего, может случиться. Танк ведь к ним задом стоит. Уходим через нижний люк, ты первый, я за тобой, и как можно быстрее. Иначе сгорим. Здесь в баке бензина полно, а как его слить – я не знаю. Вот такая у нас ситуация. Ну, а теперь спать. Я первый дежурю, ты через пять часов. Если что – разбужу. Хотя вряд ли, немцы ночью не воюют.
– Спать, так спать, – ответил Истомин и, свернувшись калачиком на дне танка, поворочавшись немного, уснул.
«Интересно, сколько ещё немцы спать собираются, по солнцу уже часов девять, не меньше». Этот вопрос возник у Истомина в очередной раз при осмотре немецких позиций через смотровые щели командирской башенки. С того момента, как он сменил Василия, прошло уже часов шесть, и сидеть без дела внутри трофейного танка становилось скучно. Конечно, с одной стороны то, что всё тихо и можно спокойно отдыхать – это хорошо. Война вещь утомительная. Но с другой. Когда на фронте наступает тишина – это очень плохо. Каждый, кто воевал, это прекрасно знает. Ну, то что ночью тихо было, так это вполне понятно, спали все. Но сейчас-то утро уже давно, если не день. А немцы всё не шевелятся, почему Истомин снова прильнул к смотровой щели. Со стороны немцев по-прежнему не было никакого движения.
– Ты почему меня не разбудил – донёсся снизу голос Василия.
– Так тихо всё, немцы точно вымерли, – ответил Истомин, вылезая из командирского кресла. – Вот, сам полюбуйся.
Василий поднялся в башню, заглянул в смотровые щели.
– Да, странно, что-то немцы долго сегодня спят. Видать, затеяли что-то, не иначе.
–Тогда, может, позавтракаем – предложил Истомин, – а то на голодный желудок воевать как-то не очень.
– И то верно, – согласился Василий. – Позавтракать никогда не мешает, особенно нам, потому что кухня сюда не доедет точно.
– А мы без неё неплохо поедим. Вы какой паштет предпочитаете, товарищ Лаптев, гусиный или куриный
– Паштет откуда – Василий свесился с командирского кресла.
– От немцев остался, – улыбнулся Истомин и протянул Василию две банки из обнаруженного в танке продуктового запаса.
– Так ты что, немецкий знаешь – повертев в руках консервы, спросил Василий.
– Да, есть немного, в школе в кружок ходил, – как бы невзначай ответил Истомин, а про себя решил, что с языкознанием, а кроме немецкого он знал ещё английский, французский, испанский и латынь – надо впредь быть поосторожней, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания.
– Эх, жалко ложки с собой не взяли, – посетовал Василий, слизывая паштет с лезвия финки. Ну ничего, мы не в столовой, так поедим.
Поесть действительно получилось. Оба успели съесть по три банки паштета, прежде чем послышался приглушённый танковой бронёй шум авиационных моторов.
– Всё, завтрак закончился, – Василий бросил пустую консервную банку на кресло механика-водителя и прильнул к смотровой щели.
– Ну что там – спросил Истомин, уже зная ответ.
– «Юнкерсы», – глухо произнёс Василий. – Сейчас бомбить будут.
Пережидать бомбёжку, сидя в танке, оказалось куда легче, чем в окопе. Только иногда подрагивала земля да били по броне одиночные осколки, а так ничего, терпимо. Больше всего Истомин опасался, что какая-нибудь шальная бомба случайно упадёт возле танка и испортит им всю операцию, повредив орудие или заклинив башню, но всё обошлось. Отбомбившись, самолёты улетели, и, помня о том, что вчера за этим последовала атака пехоты при поддержке танков, Истомин вытащил из бое укладки бронебойный снаряд и, открыв затвор, вложил его в казённик. К бою готов.
– Пять танков, мы на левом фланге, – сообщил Василий.
Истомин, приподнявшись, глянул в смотровую щель. По полю шла густая цепь пехоты, немного впереди которой двигались пять танков, выстроившись практически в одну линию.
– Хорошо идут, как на параде, – потирая руки, произнёс Василий и завращал штурвал поворота башни. Танковая пушка глухо выстрелила, выбросив стреляную гильзу. Истомин зарядил новый снаряд, затем ещё и ещё. Сначала стреляли бронебойными по танкам, потом осколочными по пехоте, которая в панике металась по полю боя. И действительно, паниковать было от чего. Не каждый день бывает, что подбитый накануне немецкий танк, казавшийся до этого мёртвым и безжизненным, вдруг разворачивает башню и начинает в упор стрелять по своим. О том, что ночью танк захватили русские и превратили его в дот пехотинцы, поняли намного раньше, чем танкисты, но это им нисколько не помогло. Когда все пять танков замерли на поле боя, испуская к синему небу клубы чёрного дыма, Истомин и Василий начали вести огонь по отступающей пехоте, причём к пушке Истомин добавил еще и спаренный пулемёт, истратив на немцев все имевшиеся в запасе патроны. А напоследок, чтобы не пропадать зря снарядам, они обстреляли лес, расположенный в глубине немецкой обороны, где сразу возникло несколько очагов пожаров. На этом их утренний бой закончился.
«Эх, хорошо горят, – думал Истомин, глядя через открытый боковой люк танковой башни на пылающие на поле боя танки. – Жалко, конечно, что не получилось посмотреть всё представление от начала до конца, но это уж, как говорится, хорошего понемножку. Хотя это сейчас не главное. Основной вопрос что делать дальше Оставаться в танке, чтобы использовать его как пулемётный за неимением снарядов дот, выдвинутый за передний край обороны, или вернуться к своим, а танк сжечь» Ответ дали сами немцы. Со стороны леса раздался пушечный выстрел, и в корму танка ударил снаряд. Броня зазвенела как от удара кувалдой. Истомин на мгновение оглох, в глазах потемнело.
– Алексей, уходим, – как бы издалека услышал он голос Василия.
– Да, точно надо уходить. Немцы сейчас танк из пушек вдребезги разнесут.
Он обернулся. Василий уже открыл нижний люк, в воздухе запахло дымом. «Двоим быстро не вылезти», – понял Истомин.
– Я через башню! – крикнул он Василию и, перевалившись через комингс бокового люка, из которого только что наблюдал картину поля боя, сполз по броне на землю и скатился в ближайшую воронку. Через пару секунд из-под танка выполз Василий. Они успели вовремя. Из моторного отделения уже валил густой чёрный дым.
– Всё, конец нашему трофею, – с некоторым сожалением в голосе произнёс Василий, наблюдая за тем, как разгорается пожар. – Ну ничего, своё дело он сделал, теперь пусть горит, не жалко.
Из леса снова раздался орудийный выстрел, и снаряд разорвался в десятке метров от танка. В воздухе со свистом пролетели осколки. «Это не бронебойный, – сразу понял Истомин. – Осколочный, нас достать хотят. Ну что же, пусть попробуют, мы за танком в мёртвой зоне. Да и к тому же общеизвестно, что два снаряда в одну воронку не попадают».
Правда немцы очень хотели доказать обратное, и как минимум с час буквально засыпали их снарядами, видимо, желая во что бы то ни стало уничтожить двух красноармейцев, по вине которых они потеряли пять танков и уйму пехоты, а потом последовало аж три авианалёта. Очевидно, не желая больше тратить на их батальон людей и технику, немецкое командование решило смешать непокорных русских с землёй, используя своё полное превосходство в воздухе. В результате Истомин и Василий целый день просидели в воронке и смогли добраться до своих только после захода солнца.
Новости, которые услышал Истомин, были малоприятные. Несмотря на два дня успешных боёв, потери батальона от авиа налётов оказались огромными, а кроме того ещё и появился слух о том, что они оказались в окружении. «Да, если дела так пойдут и дальше, – подумал Истомин, устраиваясь на ночь, – то завтрашний бой вполне может стать последним. Хотя вы, господин штабс-ротмистр, где-то совсем недавно это слышали, – заметил внутренний голос и сам же ответил 22 июля 1919 года».
Следующий день действительно оказался последним для всего их батальона. Выжить удалось лишь одному Истомину, а случилось это так. С самого утра прилетели «Юнкерсы» и началась бомбёжка. Потом немцы снова пошли в атаку при поддержке ещё пяти танков. По причине полного отсутствия каких-либо противотанковых средств кроме гранат, пришлось подпустить танки практически вплотную. Танки подорвали и врукопашную отбили атаку пехоты, но в результате от батальона осталось всего 43 человека. Учитывая, что боеприпасов практически не осталось, вступивший в командование батальоном сержант Чибисов принял решение дождавшись ночи, прорываться к своим. Вечером случился ещё один, последний авианалёт. У Истомина возникло чувство, что немецкие бомбардировщики на каждого из оставшихся в живых припасли по бомбе. В итоге, когда самолёты улетели, Истомин, поднявшись из окопа, понял, что остался один. Кругом лежали убитые. Понимая, что всех похоронить не сможет, он решил похоронить хотя бы Василия, погибшего ещё утром при неудачной попытке подорвать гранатами танк. Немцев можно было не опасаться. Они ночью не воюют. Не торопясь прошёлся Истомин по окопам, собирая в свой вещмешок оставшиеся продукты и боеприпасы к трофейному немецкому автомату вместо сломанной в рукопашном бою винтовки. Потом вернулся за телом Василия и, взвалив его на плечи, отнёс в лес, где похоронил в вырытой сапёрной лопаткой могиле. А пока копал могилу, ему пришла в голову мысль, что положение его намного хуже, чем он сам думает. Документов-то у него до сих пор нет. И если ему повезло один раз, и он смог выдать себя за участника киногруппы Бубенчикова благодаря счастливому стечению обстоятельств, то во второй раз такого уже не случится, и он просто обязан иметь при себе документы. А если… ну да, точно.
Истомин расстегнул карман гимнастёрки Василия и извлёк оттуда документы. Красноармейская книжка без фотографии, а они примерно одного возраста. Ещё что Заявление о вступлении в партию. Это лишнее. А вот автобиография, интересно. Истомин бегло её проглядел. В общем-то, что надо. Воспитывался в детском доме, не женат, родственников нет. Никто искать не будет. «Ну всё, прощай, Василий Андреевич Лаптев. – Истомин поклонился могиле. – Теперь я буду воевать под твоим именем за нас двоих. Прощай». И, надев на плечи вещмешок, штабс-ротмистр Истомин, а теперь рядовой красноармеец Василий Андреевич Лаптев углубился в лес.
Поделиться книгой: