Начинающий писатель [СИ]

Тут мой разум оживился.

— Вы были журналистом?

— Когда пришел студентом — да. Правда, потом все стремительно завертелось и карьерная лестница привела меня на место главного редактора. Ну знаете как это бывает. — он улыбнулся и махнул рукой, описав в воздухе эллиптическую фигуру.

— Не понимаю.

— Все просто: я достиг своего пика слишком рано. По крайней мере так говорили мои коллеги-завистники. Всего в каких-то тридцать два года и уже на такой должности. Затем, по законам природы вся моя жизнь и карьера резко пошли вниз, набирая ускорение словно на американских горках.

— Увольнение?

Он постучал пальцами по столику и нехотя вновь перевел взгляд в окно.

— Скажем так: я был вынужден уйти со своей должности по определенным причинам.

— Расскажите?

Теперь его глаза смотрели ровно на меня. На его худощавом и бледном лице появился румянец. Он будто ожил, увидев перед собой человека, желавшего услышать историю, наверняка давно терзавшую его душу и не дававшую покоя.

— Ну, а вы? — повторил он мой вопрос, — Вы так и не сказали кем работаете.

Поезд начал сбавлять ход — подбирались к очередной станции, где должны были простоять несколько минут. Ударил ладонью по книгам, распорол один из пакетов и взял экземпляр в руки.

— Писатель. — твердо и довольно громко объявил я.

— Правда? И о чем вы пишите?

— В основном о жизни. О реалиях. О совести. Дружбе и предательстве.

— Одним словом о том, что сегодня не востребовано.

В эту секунду он засмеялся и стал хохотать, прикрывая рот костлявой рукой.

— Простите, я просто очень давно в этом деле и неплохо разбираюсь во внутренней кухне издательского дела.

В чем-то он был прав, но его смех меня напрягал, заставлял настороженно относиться к любому его слову.

— Позвольте, — он протянул руку и хотел, чтобы я передал ему свою книгу. Секунда…потом вторая. Время почему-то тянулось слишком долго, а я все никак не мог определиться что же сделать. И в момент, когда все должно было решиться двери купе внезапно открылись и к нам шагнула проводница.

Приятной наружности женщина внесла два стакана чая и улыбнувшись вышла обратно.

Всего каких-то десять секунд времени, но именно они фактически спасли меня от разгрома. Я знал, что книга была не ахти, знал, что поторопился издать ее на бумаге за свой счет, выплатив большую для меня сумму, пустив по ветру все мои накопления и заначки, сохранившиеся за полгода усиленной экономии. Теперь всем этим книгам была лишь одна дорога — на свалку. Макулатура принималась за копейки, но даже в таком объеме, эта масса книжных стопок могла лишь на четверть покрыть расходы на верстку и печать.

— Так значит писатель, — его протянутой руки уже давно не было возле меня, а сам он смотрел в черное окно и пролетавшие мимо его глаз полумертвые дома. — Я как-то думал сам попытать счастья на этой стезе. Каково это сейчас?

— Сложно.

— Хм. — он поднял кружку с чаем и немного отхлебнул. — Возьмите, это ваш напиток.

Он указал свободной рукой, даже не повернувшись ко мне лицом. Теперь я понял, что интерес к моим книгам у этого странного человека окончательно иссяк. Наверное, это было к лучшему — еще одной разгромной критики я бы не выдержал и выбросился из окна.

— Не знаю успокою вас или нет, но так было всегда. Даже в мою бытность это было сродни покорению Эвереста. Каждый шаг — преодоление. Превозмогание. Препятствие за препятствием. Сначала мнение близких, потом первая критика, потом цензура, потом общественное мнение. Странно все это. Ничего по сути не изменилось, кроме трудностей — их стало больше, хотя всем кажется, что путь едва ли не стал плоским, если не накатанным.

— К чему вы это? — не сдержался и спросил я.

На этот раз он повернулся ко мне лицом. Отставил полупустой стакан и заговорил.

— Ну я же вижу: тираж книг, небольшой, но тираж. Явно напечатан за свой счет. Вас отклонили и не раз и, наконец, ведомый злобой на весь мир и на все издательства во вселенной, вы решились потратить последние писательские гроши, чтобы вскоре увидеть плоды своей работы на бумаге. Долго ждали, нервничали. Наверняка у вас тряслись руки, когда они впервые обхватили пальцами первый экземпляр. И вот вы уже несетесь с талмутами, держа в огромных сумках десятки копий своей нетленки, стремясь как можно быстрее попасть на свой поезд, чтобы на следующий день встать у своего прилавка на книжном форуме. — он на несколько секунд замолчал. Наступила тишина, изредка прерываемая ритмичными ударами поезда. — Вы провалились, ведь так? Не продали ничего из того, что было с вами, и вот теперь едете несолоно хлебавши, проклиная все на свете.

— Вам не редактором работать, а астрологом натальные карты составлять. — нехотя пробормотал я.

— Астрология — чушь собачья. Звезды светят нам не для того, чтобы умники в амулетах и с черепами на столе пытались предсказывать будущее или читать прошлое. Они маяки. Они призваны зажигать огонь внутри нас, именно поэтому на них нужно смотреть как можно чаще. А в остальном — это просто опыт. Я слишком много лет видел таких как ты, отчаявшихся писателей, с красными от бессонницы глазами и иссохшими лицами, пытающихся любыми силами напечатать свой рассказ. Увы, их участь всегда была одной. И тебя ждет тоже самое.

На этом все и закончилось. Память вернулась в свою пещеру, закрывшись от всех и превратившись в один сплошной монолит, непробиваемый и неприступный. Голова продолжала болеть. Ни таблетки, ни тишина, ни ласковые прикосновения женщины не могли сбить тот гул, те удары гонга, что сейчас звучали и грохотали у меня внутри черепной коробки. Такое жалкое состояние в такой ценный момент. Я бы мог прыгнуть на нее, схватить обеими руками, прижав к себе и впившись губами в отвердевшие соски, погружаясь все глубже в омут удовольствия и похоти, но… сил не было даже на то, чтобы просто повернуться к ней лицом.

— Что стало с твоими книгами?

Она протянула рукой по плечу.

— Я сжег то немногое, что не смог сбавить в макулатуру.

— Как?

Кровать слегка заскрипела — она видимо приподнялась.

— Очень просто. Взял и сжег. У меня в общежитии есть котельная — местный книжный крематорий. Там сгорело столько творческих сил и желаний, что одному богу известно, как эти бесчувственные железяки не ожили и не начали блевать.

— Зачем ты так говоришь?

— Это все в прошлом. Забудь. Теперь этих книг нет. Точнее одна осталась, но я не открывал ее с того самого момента, как все это случилось.

— Покажешь мне?

Она вдруг перевалилась через меня, стараясь не отлипать от меня своим голым телом, и взглянула широко открытыми глазами. Они горели так ярко и заинтересованно, будто два ограненных алмаза, затем вспыхнули и в туже секунду губы ее соприкоснулись с моими.

— Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…

— Ну хорошо, — капитулируя, произнес я, — правда не пойму зачем тебе это?

— Мне интересно. Ты писатель. Никогда не общалась с писателями, — потом стыдливо опустила глаза, добавила — тем более никогда не спала с ними.

— Думаешь, тебе понравится?

— Ну если ты пишешь так же классно, как и занимаешься любовью — определенно.

Любовь? Разве она у нас была? Быть может это просто интрижка. Секс на вечер и разбежались. Я думал над этим, пока она, выпорхнув из-под одеяла, совершенно голая продефилировала в полупустой комнате к своему шкафу и не начала одеваться. Размышлял на долго ли у нас это? Я ведь ее совершенно не знал. Тот раз в банке мне даже в голову не пришло, что все может произойти именно так. Бар, незнакомка, книги, пьяный угар и утро в объятиях прекрасной кассирши. Какой-то парадокс, перемешанный с мистикой, но мне хотелось вновь вернуться туда. В этот запыленный, шумный бар, в распахнутые руки барной стойки, прямо к ним, к разноцветным бутылям с алкоголем. Погрузиться в туман, увидеть ее, услышать голос, поговорить о книгах, о творчестве. Спросить, что мне сделать, чтобы наконец стать тем, кем я мечтал быть уже очень давно.

Но как это часто бывает ничто и никогда не случается именно так как хочется тебе. День тянется слишком долго, вечер подозрительно оттягивает свое появление на горизонте, а ведь только начало десятого утра!

Я встал следом за ней, когда все ее прекрасное тело спряталось в привычной одежде, укуталось словно мотылек в свой маленький кокон и стал безличным, чтобы ночью опять превратиться в бабочку.

Мы пили чай как муж и жена. Обсуждали новости, читали газеты, планировали день, словно меня и ее уже связывает нечто большее, чем просто секс по пьяне, где имена и фамилии всегда обретают ложный оттенок и возраст уже не играет никакой роли.

— Я иду в магазин, — начала она, — поможешь мне?

— Конечно, но разве тебе не на работу?

Она улыбнулась.

— Сегодня выходной.

На улице по дороге в ближайший супермаркет, я увидел что нахожусь почти в другом конце города. На самом его отшибе, в спальном районе. Если бы можно было провести черту от общежития и до этого места, то все бы уместилось как раз в противоположных концах. Наши миры, где жил каждый из нас, были полными антиподами. Здесь практически отсутствовала суета, люди не бегали толпами от одного здания к другому, не оккупировали остановки рано утром, не кричали уступить дорогу и не сигналили клаксонами, требуя привилегированной полосы. Здесь будто вымерла тревога, уступив место буддийскому спокойствию и рассудительности. Такая же обстановка встретила меня и в супермаркете. Толпы людей, словно сделанных из воска, стояли у касс и мирно ожидали своей очереди. Тихо пищал детектор на столе у женщин-кассиров, охранник внимательно осматривал посетителей. Мы прошли вдоль длинных рядов, подхватив с собой тележку и уже через несколько минут наполнили ее до самого верха. Хлеб, молоко, алкоголь на похмелье, десятки различного товара о которых я и не мог догадаться, сейчас лежали у меня перед глазами, пролетая через руки толстенькой кассирши, увеличивая размер оплаты небывалыми темпами.

— Оплачивать карточкой?

— Нет, — вклинилась моя «жена». — Наличными. — потом повернулась ко мне и легонько поцеловала в щечку.

Внутри взыграло мужское самолюбие. «Наверное эта толстуха подумала, что я подкаблучник? Что у меня нет денег и я вообще нищий. Да как она посмела!» Внутри меня бурлил вулкан, готовый взорваться в любую секунду. У меня есть деньги! Я могу оплатить все сам! Клянусь, если бы мы не вышли вовремя из зала и двери за нами не захлопнулись в миг моего максимального возмущения, меня вряд ли что смогло остановить. Но…

— Я не мог их потерять.

— Что ты сказал? — она повернулась ко мне. — Прослушала.

— Деньги! — вдруг вскрикнул я. — Они были здесь! В кармане! Я точно помню.

Но дело обстояло иначе. Карманы оказались пусты — не было даже одной маленькой монетки. Все, что Евгений передал мне в знак помощи испарилось самым непостижимым образом, оставив меня в очередной раз на мели.

— Я уже все оплатила. Чего ты?

— Мои деньги! Черт! Я посеял последние сбережения!

Разочарованию не было предела. Вывернув наизнанку пыльные карманы и убедившись в последний раз, что они пусты и от денег остались лишь воспоминания, мои глаза тут же наполнились слезами. Как у маленького ребенка, у которого только что отобрали мечту, заставили забыть о большой и мягкой игрушке, обещанной купить ему на день рождения, я рыдал внутри себя навзрыд, глотая слезы и упрекая себя в невнимательности и рассеянности.

Последние несколько сот метров до дома прошли в полном молчании. «Жена» старалась не тревожить меня и мысли накинулись как озверевшие дикари. Уже в лифте, поднявшись на нужный этаж, я спросил ее о том, не говорил ли ничего о них, когда я попал к ней домой?

— Так ты все-таки ничего не помнишь, — ее взгляд стал враждебным.

— Не то чтобы…

— Я так и знала. — она быстрым шагом направилась к двери и вставила ключ в скважину. — Сразу подозревала, но ты на время убедил меня в обратном.

Теперь скрывать это было затруднительно. Войдя на кухню, я сел напротив нее и принялся помогать раскладывать продукты, но она отмахнулась от помощи, бросив что-то вроде «без тебя разберусь». Наверное, ее коробило даже не то, что мы переспали друг с другом, а те слова, которые были сказаны мною в ту ночь и о которых я даже понятия не имел, ибо действительно не помнил ничего, что произошло после посиделок в баре.

— Ты говорил, что любишь меня, — вдруг вырвалось из ее груди. — Пел как соловей, только пьяный вдрызг, а я дура поверила тебе.

Пожал плечами и молча продолжил слушать.

— Какая же дура!

Она схватила пакет с молоком и швырнула его в сторону холодильника. Содержимое выплеснулось и вся поверхность металлически-серого дверца окрасилась в белоснежный молочный цвет. Капли струйками стекали до самого пола, где вскоре образовали солидную лужу. Вместе с плачем она продолжала выдавливать из себя те остатки слов, что еще находились в ее памяти с того вечера.

— Немного, — ответил я.

— А что из тебя еще можно было выжать, — ее покрасневшие глаза посмотрели на меня, — ты был пьян и едва мог говорить, правда к твоему счастью на эрекции это никак не сказалось, что очень удивительно.

Это был упрек и комплимент одновременно, но радоваться этому я мог недолго. Она быстро встала со стула, подошла ко мне и, вытянув свою тоненькую руку, указала на дверь.

— Видеть тебя не хочу. Проваливай!

Я не стал перечить и быстро покинул квартиру. Уже на улице я с сожалением констатировал для себя, что бездарно потерял хорошую девушку с которой после расставания с бывшей мог да что-нибудь создать. Семью или нечто похожее на это. Конечно, все это могло иметь место, если бы не одно НО… я до сих пор думал о ней. О той незнакомке, что так неожиданно возникла возле меня в тот самый вечер в том самом баре.

Я возвращался в бар с чувством нарастающего напряжения, ожидая найти там нечто сокровенное и давно дожидавшееся моего появления. Но когда открылись двери и слегка подвыпивший посетитель пролез возле меня, грубо оттолкнув в сторону и бросив напоследок что-то похожее на «чмо», мои глаза уставились на ту самую барную стойку, где совсем недавно мне пришлось встретиться с незнакомкой лицом к лицу.

Макс был рядом. Занимался своим привычным делом, надраивая хрустальные фужеры и граненные стаканы до «хрустящего» блеска. Завидев мое помятое и все еще дрожащее с бодуна тело, он наклонился вперед, сбросил короткое белое полотенчико перед собой и с издевкой обратился ко мне.

— Поверить не могу, что ты так быстро оклемался после вчерашнего.

Мое тело упало на ближайший стул, повернулось, изнывая от боли и дрожи, отчего каждая мышца возблагодарила меня за столь быструю посадку.

— Я пришел по делу. — коротко заявил.

— На вексель не наливаю, ты это прекрасно знаешь.

— Ты меня не понял. Мне нужна информация. Ты тут всех знаешь, кто и чем дышит и как кого можно найти.

Макс покачал головой из стороны в сторону изображая скромность, но и не отрицая сказанного.

— Девушка, — начал я, потирая горло и причмокивая, желая выдавить в горле хотя бы капельку слюны, — Мне нужно знать кто она, где живет и как я могу с ней связаться.

— Ты о ком?

— Ну вчера же.

— Я помню, но кого ты имеешь ввиду? Было много людей, я ведь не машина, всех не упомню. Опиши ее хотя бы.

— Да она была тут! — вскрикнул я, указывая на соседнее место. Уборщики, суетившиеся неподалеку, резко повернулись к нам, но Макс махнул рукой, дав понять, что ничего страшного не происходит. — Прямо здесь, черт бы тебя побрал! Мы говорили с ней у тебя под носом, а ты не помнишь ее.

— Послушай, — рассудительным тоном ответил бармен, — ты тогда много с кем разговаривал. Кутил как в последний раз перед свадьбой на мальчишнике. Не знаю сколько у тебя было денег, но кажется ты пропил все, что у тебя было.

— Откуда тебе известно сколько у меня было?

Он пожал плечами и вновь взялся натирать хрустальные грани толстых стаканов.

— Ты много раз заказывал не самые дешевые напитки и все время расплачивался «наликом». Я пытался тебя остановить, но ты был неуправляем. Приставал к девушкам, шлепал по ягодицам, пока кто-то из ухажеров не дал тебе пару раз в живот.

— Почему не в лицо?

— Я так понимаю, чтобы ты потом не смог снять побои в полиции. Затем, когда тебя подняли с пола, стал угрожать одному из них и в ту же секунду набрал чей-то номер. Черт, дружище, ты распугал половину посетителей, но как потом оказалось, за тобой приехала какая-то женщина. Ты кричал на весь бар, что она твоя будущая жена и ты готов на все ради нее.