— Она в приюте.
— Что?!
— То. Оказалось, ее мать в психушке, а отец умер — он вроде как болел долго, а от дочки скрывал. Симион Стан же был начальником полиции, у него хорошая квартирка — только девочка еще малая, отдали ее тетке, так тетка в квартиру заселилась, а Санду упекла в приют! Теперь ей только ждать, пока восемнадцать лет стукнет, чтобы вернуть себе дом. Если сможет. Тетка уже на все руки наложила. А приют этот… — Шныряла хмыкнула и поскребла шею. — Лучше туда не попадать.
Вот почему Тео не заставал Санду, хотя ходил к ее дому который вечер!
— Черт возьми… — Тео сжал кулаки. — Чем ей помочь?
— Ничем. Мы — нежители, Тео. У нас нет прав. И голосов тоже нет.
Тео уставился на железную кружку.
— Ты пей. А то, глядишь, и сопли на кулак начнешь наматывать!
— Я ухожу, Дик.
— За мамой? Веришь этому Йонве?
Тео покачал головой. Не верил. Но вдруг все-таки? За пару дней Тео очухался, собрался в дорогу и сегодня должен уйти.
— Не ходи, Тео.
— Я не могу.
— Тогда возьми с собой кого-нибудь. Того же Вика.
— Я думал, он…
— Тео. — Голос Шнырялы дрогнул. — Господарь Горы мертв.
Тео выплеснул на пол добрую половину чая.
— Чего-о?!
Шныряла обернулась. Щеки ее горели.
— Теперь Виктор — новый Господарь!
Тео почувствовал, как челюсть медленно отвисает. Шныряла кратко пересказала события, но он чуял, что девушка многое недоговаривает. Не зря же время от времени ее рассказ неловко прерывался, а щеки вспыхивали.
— Санда в приюте… Вик — новый Господарь… А где Ворона?
— Исчез.
Все это Теодору отчаянно не нравилось. Он попрощался со Шнырялой и вышел, хлопнув дверью. За то время, что Тео просидел в лачужке, закат уже отгорел, и лишь тонкая полоска багрянца напоминала об ушедшем за горизонт солнце. Теодор отправился к речке — там наверняка можно было найти змей, и потратил битых полчаса, чтобы отыскать хоть одну.
Наконец ему попался старый, неповоротливый уж, и Тео почувствовал себя полным идиотом, когда схватил бедолагу и, подняв его перед собой, принялся махать кулоном Змеевика у морды ужика и орать:
— Мне нужен Мертвый Господарь! Слышал? Мертвый Господарь! Эй, ты оглох или как?
Уж не подавал признаков ума — хотя, быть может, именно бешеные вопли Теодора лишили его последних капель рассудка, — и Тео махнул на него рукой и отпустил. Он уже возвращался к проклятому дому, чтобы забрать вещи и пуститься в опасный путь, как вдруг увидел знакомую фигуру.
Вик сидел, прислонившись к стене, и смотрел на звезды.
— Хотел меня видеть?
Вик встал и отряхнул черные одежды. Казалось, за пару ночей он повзрослел на несколько лет — скулы заострились, складка на лбу стала глубже.
— Я хочу отыскать маму… — Тео взглянул на Вика. — Но не верю Йонве. Знаю, что это ловушка, и все-таки хочу проверить. Вдруг…
— Я понимаю.
— Я не стану тебя просить. Тем более сейчас. Дика рассказала… Но если ты можешь… Если хочешь, — поправился Теодор.
— Тео, — Вик чуть заметно улыбнулся, — ты же помнишь, что я тебе сказал? Ты — мой друг. И Глашатай Смерти все-таки прав. Друг — тот, кто отдает, ничего не взяв взамен. Я пойду с тобой хоть на край света, и если тебе понадобится моя жизнь — я отдам ее. Ты нас спас.
От этих слов будто рассветные лучи пролились в душе Теодора. На какой-то миг он почувствовал, что годы, разделившие его с безоблачным прошлым — годы долгие и темные, — вовсе не существовали. И Шныряла, и Змеевик — его друзья. Друзья!
От этой мысли Тео вздохнул легче. Он быстро забрался на чердак, схватил походный мешок. Они зашагали по тропинке к зеленым склонам Карпат, а через несколько минут позади послышался звонкий цокот. Тео оглянулся: по гаснущему небу, перескакивая с воздушного потока на другой, к ним опускался черный конь. Едва копыта чудесного животного коснулись травы, Вик протянул руку — и конь, склонив огромную голову, радостно ткнулся мордой в ладонь хозяина. Тео залюбовался: таких больших и статных коней, пожалуй, не было даже в конюшнях мэра города.
— Мы полетим на Темногоре, — сказал Вик. — Так гораздо быстрее.
Ветер раздувал волосы Тео, и он подумал, что зря не заплел косу. Порывы норовили стащить с седла, но Тео упорно цеплялся за коня, стараясь не глядеть, как внизу проносятся сначала ветви деревьев, затем верхушки, а после — горы. Ветер холодный. Приставучий. Злой. Совсем не по-апрельски кусал за щеки, хватал ледяными пальцами за одежду. Но даже в доводящих до дрожи порывах ощущалось новое чувство. Природа нынче дышала иначе.
Так, как дышится лишь весной.
Внутри Тео все замерло, когда он решился взглянуть вниз: далеко по левую руку мерцали огоньки Китилы. Городок, ставший ему почти родным — все же столько улочек он облазил в поисках игральных костей! — уплывал далеко-далеко к горизонту, а впереди распахивалось темное море леса и вершины трансильванских Карпат.
С высоты птичьего полета мир казался необъятным, и Тео подумал, каково Вику быть Господарем этих самых гор? Что известно ему о тех чудесах и, быть может, ужасных тайнах, скрываемых корнями древних Карпат?
Он заметил мелькающие тени сов и вспомнил своего погибшего друга. Сердце екнуло — и вовсе не оттого, что конь сделал вираж. Ему почудилось, будто на тропинке мелькнуло маленькое рыжее пятно — быть может, перекидыш-лис?
Не его отец.
Тео сжал пальцы. Больно. Пусть так. Пусть больно будет пальцам, щекам и волосам, которые нещадно трепал ветер, но только не сердцу.
«Мама, — мысленно обратился Теодор. — Где же ты? Если я тебя увижу…»
Он представил ее лицо. Вдруг до жути захотелось обнять ее, пожаловаться на то, что случилось, — совсем как в детстве.
«
Тео не знал, что скажет, но сердцу было известно больше. Спереди, заглушая ветер, донесся крик Змеевика:
— Яломица!
Тео разглядел в долине между двух хребтов светящиеся квадратики. Окна. Они пошли на снижение, ели словно подпрыгнули к ногам Теодора, и через несколько стремительных мгновений, когда звезды и взошедшая луна замельтешили в глазах искрами, копыта коня коснулись земли, и Теодора встряхнуло в седле. Темногор немного проскакал по тропинке за поселком и остановился.
— Вот она, тропа, ведущая на восток. — Вик указал на хребет.
Тропа уползала в лес. Узкая. Кривая. Но почему-то светлая — точно с небес бросили веревку и она упала между деревьями извилистыми петлями. Из лесу веяло тишиной. Сыростью. Лес дышал туманом и ночью — и звуки раздавались уже не вечерние, а именно ночные: тот самый неясный шелест, шорох, от которого мороз по коже.
Дальше двинулись пешком. Змеевик вел Темногора за луку, и единственное, что нарушало траурную тишину на тропинке-петле, обвившей гору, словно шею висельника, — негромкий цокот копыт, когда Темногор наступал на камни, крики сов и собственное дыхание Теодора. Частое, сбивчивое.
«
Когда-то отец собирался в долгое путешествие на Сычий перевал — там, на дне долинки, располагалось село Яломица. Лазар обещал взять Теодора с собой. Но что-то услышал и передумал. Как он только новости узнавал? Теодор знал, что, когда его не оказывалось дома, к отцу приходили посетители. Отец, бывало, отсылал мальчика по делам в деревню или в лес, а когда Тео возвращался, понимал, что в доме кто-то был. Незнакомый запах в комнате. Грязная посуда. Странные разговоры родителей.
Тео понял лишь сейчас. У отца бывали нежители.
После того как отец не взял Тео в поход из-за чьего-то ночного визита — так и оставшегося неузнанным, Лазар долго ходил нахмуренный, перешептывался с матерью, — так, чтобы он, Теодор, не слышал. А Тео бесился.
Отец обещал!
Затем Тео нашел окровавленные полоски ткани в костровой куче. Отец кому-то помогал. Не из деревни. Лечил — а кого, Тео так и не дознался. И кто-то рассказал отцу нечто, из-за чего Лазар передумал брать Тео на Сычий перевал. И сам не пошел.
Почему?
Теперь Теодор идет сюда без отца. Сам.
Вот как.
Ночь наплывала — звездная, сырая, тревожная. Земля чавкала под сапогами, и Теодор то и дело оступался на извилистой тропке. Змеевик замирал, отводил от уха косицы и прислушивался. Они забрались уже высоко, но Тео все оглядывался, высматривая далеко в долине мерцающие огоньки Яломицы.
Вдруг из низины поднялся туман. Наползло большое облако — стремительно, точно вырвавшийся из-под крышки чайника пар, только сырой и холодный. Облако протянуло щупальца к обрыву, помедлило и двинулось прямо на путников.
Змеевик поежился.
— Тео, держись рядом. Скверное дело.
Еще в Полуночи Тео знал, что Вик питал страх перед туманами, но только после Баговых Топей понял почему. В тумане не видно. Ни тебя самого. Ни того, что может скрываться в пелене. Есть ли что-либо более пугающее?
Темногор всхрапывал, и оба парня прижались к коню, двигаясь вместе с ним сквозь плотную серую завесу.
— Ничего не видно. Хоть бы скорее проползло это облако!
Лес пошел иной — деревья изгибались, расступались перед большими валунами. Ближе к вершине гора вспучилась, пошла трещинами, ощетинилась в небо частоколом узких скальных выступов. Между впадинами сгустилась темнота. Тео уж думал предложить подождать, пока туман рассеется, и тут Вик остановился.
— Следы.
На влажной земле темнели углубления.
Вдохнув сырой туман, Тео нагнулся и осмотрел вмятины на земле.
Сомнений быть не могло.
Человеческие следы.
Тео глядел на маленькие выемки, оставленные пальцами, округлую вмятину от пятки. Здесь, на вершине горы, человек ходил босиком. Почему?
Быть может, кто-то решил, что достаточно тепло, чтобы побродить в лесу без обуви? Теодор всмотрелся в обступившие их сумрачные стволы. Этот лес не походит на тот, где можно нежиться на лужайке.
По коже поползли мурашки — медленно, противно.
Вик прошел вперед, осматривая землю. Нагибался, водил пальцами по грязи, что-то бормотал под нос. Жилка на виске Теодора билась точно обезумевшая. «
Тео привел с собой Вика, и если ошибся… Он подведет друга! Змеевик оглянулся.
— Где Темногор?
Тео тоже оглянулся. Коня не было.
Вик свистнул, и жутко исказившийся звук проглотил туман. Парень сжал рукоять меча и вытянул длинный клинок из ножен. Если прежде Тео не решался высказать мысль об опасности, то этот жест буквально отрезал от них спокойствие.
— Стой здесь.
Вик с мечом наперевес зашагал назад, и через какое-то время до Тео вновь донесся свист, и в тот же миг…
Тео круто развернулся. Глаза расширились, впились в крутой поворот, за которым сгустился туман.
Он не ослышался.
«Нет», — сказал себе.
Впустую. Сердце решило за него.
«Стой!»
Ноги сами понесли вперед. Утопая в грязи, вытаскивая сапоги и увязая вновь, Теодор ринулся вперед по тропе — и глаза шарили меж деревьев, пытались отыскать источник звука в клочьях тумана. Он расставил руки, растопырив пальцы, словно хотел поймать снова то, что услышал.
Крик.
Откуда-то кричали. Может, ослышался?
«Топи! — закричал голос в голове. — Топи! Ты ошибся, Теодор. Вспомни Топи!!!»
На этот раз не ошибся.
Он слышал.
Голос.
Ее, черт возьми!