«Закопали живым? – в изумлении думала я. – Вот это номер! Нет, дело тут явно не в уходе от налогов. Тут, несомненно, что-то личное. Избить, закопать, да еще закопать недобитым, чтобы подольше мучился, чтобы пойти на такое, нужно ненавидеть лично. С кем же Хикметов так жестко что-то не поделил?»
Вопрос оставался открытым.
В полном молчании мы прошли в холодильник, и Эдик открыл одну из секций, предоставив для осмотра труп.
Упитанное волосатое тело, представшее нашим взорам, действительно было сплошь покрыто синяками и ссадинами. Но по характерным пятнам на лице и шее даже я, не являясь судмедэкспертом, могла бы сделать предположение, что смерть наступила не от ударов.
– Сломаны ребра, переносица, – будничным тоном перечислял Эдик. – Множественные гематомы на лице и теле. Смерть наступила от асфиксии.
– Н-да-а, – обескураженно тянул Беляев. – Поработали с парнем конкретно. А может быть, они, когда закапывали, просто не знали, что он еще жив?
– Все может быть, – философски заметил Эдик. – Но по ранениям несовместимого с жизнью ничего нет. В принципе, можно было догадаться.
– А что-то еще достойное внимания в этом случае имеется? – на правах «практикантки» скромно поинтересовалась я. – Какие-то особенности, что-то необычное?
– А то, что его похоронили живым, это обычно? – саркастически усмехнулся Эдик.
– Нет. Но я, собственно, спрашивала о деталях, а не о случае в целом. Понятно, что эпизод из ряда вон выходящий, но ведь для расследования гораздо важнее, кто это сделал, а не как. Нам нужно найти преступника, труп – это ваша епархия. Поэтому я и спрашиваю, не было ли обнаружено при осмотре чего-нибудь такого, что могло бы дать некую наводку. Какие-то характерные детали, специфический «почерк»?
– Почерк? – слегка задумался Эдик. – Нет, кажется, специфического ничего не было. Правда вот… Переносица у него сломана довольно своеобразно. Перегородку почти сплющило, но все-таки можно предположить, что удар был нанесен справа.
– То есть бил левша?
– Вполне возможно. Ребра тоже сломаны с обеих сторон. Хотя здесь могли бить и ногами, в этом случае понятно, что удары могут попасть куда угодно. Если его повалили на землю и мутузили со всех сторон…
– Да уж, тут прицеливались вряд ли, – согласилась я.
– Так значит, левша? – деловито включился в разговор Беляев.
– Возможно, – вновь не стал конкретизировать Эдик.
– Ну а кроме этого есть какие-то особенности, характерные детали? – с глубокомысленным видом повторял мои слова следователь, не придумавший ничего лучшего, чем за чужой счет проявить свою «компетентность».
– Больше ничего, – со скучающим видом ответил Эдик, в третий раз выслушивавший один и тот же вопрос.
– Ладно, хорошо. Значит, когда оформишь заключение, сразу пришлешь мне, – распорядился Беляев и, повернувшись в мою сторону, совсем другим тоном добавил: – Идемте, Татьяна.
Очередную саркастическую усмешку на лице Эдика и едва слышное: «Слушаюсь», сказанное вслед Беляеву, заметила только я.
Оказавшись на улице, следователь дал волю чувствам.
– Ну и дельце! – отдуваясь, будто пробежал стометровку, говорил он. – А как невинно все начиналось! Муж ушел на работу и третий день не появляется. Классический «левак». А в результате – зверское убийство. Это ж надо – живым мужика закопали!
Не акцентируя то, что «леваком» это «дельце» представлялось лишь в его собственном больном воображении, я постаралась направить разговор в более продуктивное русло.
– Примета довольно характерная, – многозначительно заметила я. – В таком стиле обычно разбираются между собой криминальные группировки. Хикметов начинал в те времена, когда «эхо девяностых» было еще хорошо слышно. Может быть, причина всего произошедшего в том, что он не поделил что-то со старыми друзьями?
– Хм, – с умным видом наморщил лоб Беляев. – А что, вполне возможно.
– Вот именно. Ведь нам не известно, что стояло у истоков его бизнеса. Может быть, кто-то из тогдашних «авторитетов» ссудил ему некую сумму на раскрутку, а сейчас захотел получить причитающееся.
– А Хикметов не захотел отдавать?
– Да. Ведь такое вполне могло случиться.
– Могло, не спорю.
– Осталось только выяснить, случилось ли это в действительности. А у вас как раз имеются для этого все возможности. Тут мне с вами конкурировать даже не приходится. Сразу обставите. Ведь у меня, в отличие от вас, нет официальных полномочий. А перед вами, можно сказать, все двери открыты. Можете затребовать любую информацию, навести любые справки. Выяснить, как начинал Хикметов, для вас пара пустяков.
– Ну, Татьяна, это вы преувеличиваете, – зардевшись от этих дифирамбов, проговорил Беляев. – Я простой следователь…
– Не скромничайте. Во всем, что касается официальной части расследования, мне до вас далеко. Остается лишь надеяться, что, когда все выяснится, вы не откажетесь поделиться со мной хотя бы частью полученной информации.
– Да что вы! Да я… Я с превеликим удовольствием. Сразу же, как только удастся что-то выяснить, я вам обязательно… Кстати, что это мы все на «вы» да на «вы»? Уже, можно сказать, старые друзья, а общаемся будто на официальном собрании. Не пора ли нам выпить на брудершафт?
– Прямо здесь, под кустиком?
– Зачем же? Можно сходить в ресторан, например. Или…
– Давайте сначала закончим наше расследование, а потом уж будем праздновать, – остановила я чересчур бойкого где не надо следователя. – Отмечать в ресторанах будем, когда поймаем преступников.
– Но хотя бы на «ты» мы можем перейти? – с некоторой даже обидой проговорил Беляев. – Что же, так и будем «выкать»?
Меня не особенно привлекала перспектива подобного «сближения», но я понимала, что в данном случае полумеры не пройдут. Если уж взялась изображать из себя «прелестницу», нужно идти до конца. Поэтому пришлось согласиться.
Получив возможность общаться со мной более фамильярно, Беляев расцвел и, кажется, совершенно забыл, по поводу чего мы, собственно, собрались здесь. Однако, я поспешила вернуть разговор в деловое русло.
– Думаю, нам обоим нужно поторопиться, – убрав с лица легкомысленную улыбку, сказала я. – О том, что тело Хикметова нашли, наверняка скоро все узнают, и тогда преступники могут предпринять какие-то контрмеры. Они могут лечь на дно, уехать или просто сочинить себе какое-то дополнительное прикрытие, за которым их уже невозможно будет вычислить. Нужно ковать железо, пока горячо.
– Это точно, – солидно подтвердил Беляев, как будто всю жизнь именно так и делал.
– Рада, что мы понимаем друг друга. Так значит, ты сейчас займешься выяснением предыстории компании Хикметова?
– Да… наверное. – По выражению лица следователя без труда можно было понять, что с гораздо большим удовольствием он сейчас занялся бы совсем другим.
– Отлично! Только не забывай – чем дольше сотрудники фирмы не узнают о том, что труп их босса найден, тем проще будет тебе собрать информацию. Не зная, в чем подоплека, никто не будет мешать и ставить препоны. Подумают, что ты просто собираешь статистику в связи с загадочным исчезновением бизнесмена.
– Да я и не собирался никому сообщать, – ответил Беляев. – Я даже жене еще не звонил. Точнее, вдове.
– Вот и хорошо, – поддержала его я, решив не сообщать, что вдова, собственно уже в курсе. – И не нужно никому звонить. Сначала попытаемся все выяснить. А уж сообщить… сообщить такое известие никогда не поздно.
– Даже, наверное, чем позже, тем лучше.
– Вот именно.
– А сама ты чем собираешься заниматься? – с робкой надеждой поинтересовался Беляев. – Может – со мной? Продолжишь свою деятельность в качестве практикантки?
– Не получится, – без малейшего разочарования ответила я. – У меня тоже есть определенные планы. И как раз в связи с этим делом. Думаю, расследование пойдет гораздо эффективнее, если каждый из нас будет трудиться на своем фронте. Ты узнаешь что-то одно, я что-то другое. А когда мы объединим наши знания, вполне возможно, разгадка сама собой выплывет на поверхность.
– Думаешь? – как-то не очень бодро спросил Беляев.
– Уверена!
– Ладно. На своем фронте так на своем. Куда тебя подвезти?
– Забыл? Я же на машине.
– Ах да! Совсем из головы вылетело. Жаль. Эмансипация все-таки имеет свои минусы. Мало того, что первое свидание девушке приходится назначать в морге, так еще и уезжать с него приходится порознь. То ли дело в прежние времена. Тогда дамы без сопровождения и из дома-то не выходили.
– Да, и ездили исключительно на извозчиках. Но это было давно. И неправда. Времена изменились, и теперь дамы не только сами не нуждаются в сопровождении, но иногда и сами сопровождают мужчин. Слышал про женщин-бодигардов? Ладно, мне пора. Успехов. С нетерпением буду ждать новостей.
Скороговоркой произнеся эти несколько заключительных фраз, я поспешила к машине. С одной стороны, я и правда торопилась, а с другой – была уверена, что стоит мне еще немного задержаться – и я наговорю уважаемому следователю такого, что после этого наше сотрудничество станет невозможным в принципе.
«Свидание он, видите ли, назначил, – в крайней степени раздражения думала я. – Какое еще тебе свидание? Придурок. Вместо того чтобы проснуться и заняться делом, ходит, как в летаргии, и только и делает, что глазами косит по сторонам. Неудивительно, что ему всюду „левак“ мерещится».
Нет, следователь Беляев был точно не в моем вкусе. Поэтому, чтобы не зацикливаться на испорченном настроении, я постаралась как можно скорее забыть об этом «свидании в морге» и переключиться на расследование.
С этим как раз все было в полном порядке. Фактически я выполнила запланированное и добилась намеченных результатов.
Мне удалось осмотреть труп и даже получить некую весьма полезную дополнительную информацию. А кроме того, я сумела правильно сориентировать Беляева, что позволяло мне убить сразу двух зайцев. Во-первых, мотивированный «тайной следствия», он не припрется раньше времени в «Доминанту», чтобы сообщить трагическую новость о гибели босса. Следовательно, я буду иметь возможность воспользоваться своим информационным преимуществом и использовать в игре этот важный козырь. А во-вторых, несмотря на гипертрофированную лень и сонную неповоротливость следователя, он все равно что-нибудь да накопает из предыстории бизнеса Хикметова, и, вполне возможно, эта дополнительная информация тоже окажется для меня весьма полезной.
В общем, положительных результатов было больше, чем отрицательных, и, подъезжая к офису «Доминанты», я чувствовала готовность свернуть горы.
Добры молодцы, дежурившие в вестибюле, уже знали меня в лицо, так что для того, чтобы попасть внутрь здания, мне достаточно было лишь очаровательно улыбнуться и сказать, что я нечаянно забыла задать еще пару вопросов.
Начать я решила с Леры. В ходе предыдущего посещения офиса у меня сложилось ощущение, что девушка лучше всех осведомлена о делах босса. И в то же время именно беседа с ней оказалась самой непродуктивной. Я испытывала большое желание устранить это досадное несоответствие и сейчас твердо намеревалась сделать это.
– Здравствуйте! – светло улыбаясь, проговорила я, войдя в приемную.
– Добрый день.
Удивление на лице Леры можно было истолковать безошибочно. «Какого черта тебе здесь снова нужно?» – так и говорил ее приветливый взгляд.
– Вадим Владленович так и не появился? – делая вид, что совершенно не замечаю этого неприкрытого отторжения, спросила я.
– Нет. Мы надеялись, что вы найдете его, – довольно язвительно произнесла Лера. – Так радовались, что за дело наконец-то взялся настоящий профессионал, думали, что…
– А я нашла, – прервала я этот поток сарказма.
– В самом деле?
Пристально наблюдая за лицом Леры, я ясно видела, что удар попал в цель. Пренебрежительное и насмешливое, но все же вполне живое, эмоциональное выражение вдруг сменилось непроницаемой маской, и казалось, что передо мной теперь лицо не живого человека, а гипсовой статуи.
Так не реагирует тот, кто услышал неожиданную новость. Так реагирует только тот, кто боится, что могут раскрыть его тайну. Лера, несомненно, знала об исчезновении босса немного больше, чем хотела показать, и теперь этот факт стал абсолютно очевидным.
Требовалось лишь немного поднажать, чтобы извлечь на поверхность эти знания, и я стала ковать железо, пока горячо.
– Да, я нашла его. Хотя те, кто спланировал все это, по-видимому, были уверены, что найти его не удастся никому и никогда.
– Правда? И где же он был спрятан?
– Вы имеете в виду труп?
– Что? Как?.. Какой труп? Где? О чем… что вы такое говорите?
Смятение, в котором пребывала Лера, не поддавалось описанию. Она ерзала на стуле, каждую секунду перекладывала с места на место разные мелочи, лежащие на столе, и взгляд ее, растерянный и испуганный, ни на миг не мог задержаться на каком-либо предмете.
Блуждая глазами по комнате, будто в поисках какой-то очень важной, но утерянной вещи, Лера, видимо, пыталась сосредоточиться и сообразить, как сейчас должна себя вести, но ей это катастрофически не удавалось.
– За что вы так поступили с ним? – проникновенно спросила я.
– Что? С кем? О чем вы? Что вы такое говорите? Я… я… я ничего не знаю!
Эмоции вышли из-под контроля, и Лера разрыдалась.
Довольная произведенным эффектом, я подошла к стоящему на отдельном столике чайнику и плеснула в чашку воды.
Однако мое средство, похоже, оказалось более сильнодействующим, чем я ожидала. Леру трясло, как в лихорадке, чашка с водой, которую я протянула ей, ходуном ходила в руках, и вместо того, чтобы выпить эту воду и успокоиться, секретарша расплескала ее и еще сильнее залилась слезами.
Предположив вначале, что истерика эта наигранна, я начала склоняться к мысли, что переживания Леры неподдельны.
«Что так расстроило ее? – недоумевала я. – Смерть любимого босса? Занятно. Думаю, даже если бы это была просто смерть любимого, и то девушка не испытала бы такого горя. В чем же здесь дело? Она причастна к преступлению и поняла, что ее могут раскрыть? Тоже сомнительно. Такие, как Лера, за десять ходов вперед просчитывают любую ситуацию, а если уж попадают в ловушку, истерик не устраивают. Зацепил, как говорится, поволок, а сорвалось, не спрашивай».
Загадка не разгадывалась, и я видела, что сама Лера сейчас тоже неспособна внятно ответить на какой бы то ни было вопрос.
Оставив секретаршу рыдать в предбаннике, я отправилась к Маркелову.
Здесь тоже не были мне особенно рады.
– Еще какие-то вопросы? – явно показывая, что не имеет ни малейшего желания на них отвечать, спросил Маркелов.
– Да, остались невыясненными некоторые детали, – давая понять, что просто так не уйду, решительно произнесла я. – Имеются некоторые расхождения в показаниях, я хотела бы выяснить, с чем это связано. Супруга Вадима Владленовича утверждает, что незадолго перед исчезновением он опасался чего-то. Даже вспомнил о своем намерении оформить разрешение на оружие. Тем временем сотрудники офиса и ближайшие коллеги, как вы, ничего такого не отмечают. Вам не кажется это странным?
– Мы, как вы очень верно заметили, всего лишь сотрудники офиса, – немного подумав, ответил Маркелов. – Мы не можем знать всех тонкостей настроения босса так, как знает это его супруга. Вполне возможно, что какие-то нюансы ускользнули от нашего внимания, не вижу здесь ничего необычного.
– Тем не менее кое-что необычное здесь все-таки есть. Тамара Давидовна упоминала, что на мысль об опасениях мужа ее навели отрывки деловых переговоров, которые Вадим Владленович вел дома. В частности, она говорила, что он весьма дотошно выяснял, кто будет присутствовать на встречах, и если человек был ему незнаком, мог даже отменить визит. Вы как сотрудники офиса наверняка имели возможность гораздо чаще слышать переговоры босса, но подобных выводов не сделали. Вот это мне и кажется необычным.
– Боюсь, я не совсем понимаю, о чем вы говорите. – Маркелов почти не скрывал раздражения. – Если не ошибаюсь, в нашем предыдущем разговоре мы уже затрагивали эту тему, и тогда я сказал вам все, что думаю по этому поводу. Вадим в последнее время был раздражен, и раздражение это было вполне объяснимо. Относительно того, получал ли он от кого-то угрозы или имел ли поводы чего-то опасаться, я не имею никакой информации. Мы не дружим домами, и он не делился со мной сокровенным. У нас чисто деловые взаимоотношения.
Отповедь была совершенно недвусмысленной и не очень-то вежливой. Но, внимательно наблюдая за мимикой Маркелова и вслушиваясь в его интонации, я понимала, что резкий тон и раздражение – это всего лишь ширма, за которой опытный делец и переговорщик пытается скрыть нечто по-настоящему важное. Вполне возможно, он обладал информацией, которая могла бы пролить свет на исчезновение его босса, но по каким-то причинам хотел эту информацию утаить.
«Почему? – пыталась угадать я. – Он причастен к этому преступлению? Может быть, дело здесь действительно в любовном треугольнике, и Маркелов и есть заказчик? Или все совсем наоборот? Первый зам отлично знает, чего или кого именно опасался его босс, и сам испытывает те же страхи? Да уж, оказаться на месте Хикметова не пожелаешь никому».
Но так или иначе, чтобы мой план сработал, необходимо было исходить из того, что Маркелов причастен. В каком-то смысле это именно так и было. Независимо от причин, заставлявших его скрывать информацию, он препятствовал установлению истины, а значит, вольно или невольно являлся пособником преступников.
– Что ж, если у вас были чисто деловые отношения, давайте поговорим о делах, – продолжила я. – Насколько мне известно, деловые контакты у Вадима Владленовича были не только в Тарасове. Периодически он решал какие-то вопросы в столице, вы не могли бы вкратце обрисовать, чего они касались?
Этот совершенно незатейливый и вполне «деловой» вопрос вызвал у Маркелова практически такую же реакцию, какую у Леры вызвало сообщение о смерти Хикметова. Лицо его потеряло всякое выражение, стало похоже на мертвое лицо гипсовой статуи.